Geum.ru

Ать свою книгу воспоминаний или точнее сказать, изложить свою жизнь на бумаге, у меня появлялись давно, я даже не могу сейчас точно сказать в какой год или день

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   37

Мы подъехали к нашему дому, который стоял фасадом прямо на улицу, а не так как это было в Усть-Каменогорске, где наш дом стоял в глубине двора. Вокруг ещё лежал строительный мусор, во дворе был виден свежий асфальт, ещё имевший свой чёрный цвет, во дворе были посажены свежие прутики деревьев, на которых ещё не было многих веток и листьев. Но подъезды дома выходили в тихий дворик, окружённый с трёх сторон новыми домами, а с другой стороны был школьный забор и тыльная часть здания, в котором были школьные мастерские и буфет. Наша квартира была на втором этаже и оказалась намного лучше предыдущей. Сразу на входе была огромная прихожая и из неё входы во все три комнаты, на кухню и ванну с туалетом. Большая кухня была с газовой плитой и удивительным для нас изобретением – газовой колонкой, для создания автономной горячей воды. «Заведовал» колонкой всегда отец, потому что в ней были какие-то свои особые тонкости включения. Она была на протяжении всей жизни очень капризной, часто забивалась. Раз в год её надо было промывать, и во всех этих премудростях у нас разбирался только отец. Со временем, мы все к ней приспособились, но относились к ней с особой внимательностью и аккуратностью.

А из кухни и зала был выход в огромную и широкую лоджию с большим стенным шкафом на одной из стен. Такой же вместительный шкаф, с верхней полкой – антресолью, был сделан и в прихожей. Квартира сразу нам понравилась – очень удобная, все комнаты раздельные, а из моей комнаты еще и настоящий балкон, который выходил на улицу. Лоджия же выходила во двор и из-за того, что она была широкая – солнце редко светило прямо в комнату, то есть она была ещё как солнечный козырёк. О лучшем можно было только мечтать! Хорошо помню то времена, когда мы уже в ней обжились, отец ушёл на пенсию, я женился, и родились наши дети, то мы все, собравшись вместе, строили планы. Мечтали о дальнейшей жизни, связывая их с этой квартирой и Чимкентом, думая о том, что ещё в ней улучшить, переделать, так как она была очень удачной в плане планировки и расположения в городе. Но кто же знал, что за события ожидали нас в дальнейшем?

Ладно, это я отвлёкся, забегая вперёд, от той радостной минуты, когда мы все с интересом зашли в квартиру. Так вот, зайдя в неё, мы опять поразились этому гулкому эху в пустых и ещё необжитых комнатах, а в зале нас опять ждал радостный сюрприз: отец купил огромный цветной телевизор и новый ковёр! Новые сослуживцы отца, несколько человек, которые нас встречали и мои родители «накрыли небольшой стол» в честь нашего приезда и за начало новой жизни. Столом служила одна из сплошных дверей, снятая с петель (опять я поразился «военной находчивости» в любой обстановке) и положенная на табуретки. На ней были разложены на простой газете несколько тарелок и нехитрая закуска.

Город Чимкент был самым южным областным центром в Казахстане и сразу поразил нас своим южным укладом. Здесь всё было не так, как мы знали раньше. Город Усть-Каменогорск был северный, по своему укладу и основному русскому населению напоминал большинство европейских или сибирских городов. Все дома там были капитальными и каменными. Сары-Озек был просто пыльным и грязным захолустным райцентром с безжизненной землёй и горами. Здесь же был юг, город состоял из огромного обилия «коренного» населения, а ещё узбеки, греки, немцы и украинцы. Всё это вместе взятое накладывало свой неповторимый отпечаток, приобретало национальный колорит, смешивалось, переплеталось между собой, принимая какие-то причудливые формы, вызывая удивление. Практическое отсутствие зимы добавляло ко всему тоже радостного настроения. Все воспоминания о Чимкенте почему-то связаны с яркими солнечными днями (как-то даже пасмурные дни вообще не вспоминаются – разве что иногда зимой). Солнце светило всегда и выражение – «солнечный юг», приобретало здесь свой истинный смысл. К такому же выражению, как «Ташкент – город хлебный», тоже привыкаешь, ведь расстояние от Чимкента до Ташкента было всего 120 километров. И эти оба города были похожи друг на друга, как два брата-близнеца, своей лёгкой жизнью, обилием круглый год фруктов и овощей, которые в сезон складывались на базаре в настоящие горы высотой больше роста человека.

Всё повторилось, так же как и в прошлый раз. Опять нам пришлось, в ожидании прибытия нашего контейнера некоторое время жить по-походному. Снова мы спали на ковре, который позже достался мне «по наследству», смотрели телевизор, обходясь малым и минимальным набором посуды. А уроки я делал лёжа или на подоконнике у окна.

Наконец-то через пару недель такой жизни пришёл наш контейнер. Но эти времена, дни ожидания, когда комнаты пусты, на стенах нет ничего, а окна завешены газетной бумагой, очень хорошо запомнились. Вечерами лёжа на ковре, мы рассуждали и планировали, куда и что поставим, как повесим ковры, куда и какие шторы подойдут, куда повесим какую люстру и что нужно ещё купить. Времени для этих планов было предостаточно и поэтому, когда пришёл наш контейнер, мы уже «обогащённые» мебелью знали, куда и что ставить. Комнаты опять представляли собой огромные склады, состоящие из ящиков, коробок и упаковок с деталями от гарнитура, свёрнутых и упакованных ковров, мешков с обувью. Затем, через несколько дней коробки, ящики исчезают, и комнаты начинают принимать обычный и привычный вид, который уже потом не меняется годами.

В этот раз сборка шкафов от гарнитура «лежала» на мне. Довольно быстро я их собрал, конечно, по вечерам мне помогал отец. Вместе с ним мы вешали ковры под «общим руководством» мамы – она выступала в роли заказчика и главного эксперта, а так же, как выражался отец, в роли «госприёмки». Мама в этот раз быстро разобрала вещи из ящиков и заполнила ими шкафы. Так что в этот раз мы очень быстро наладили нормальную жизнь, перейдя из «походного» состояния. Ящики опять заняли своё законное место вдоль стены в лоджии – внутрь мама сложила банки и всякую не очень нужную мелочь. Сверху на них постелили старые дорожки и ещё что-то так, что на них можно было спокойно лежать, как на лежаке. Мама называла это место «летней резиденцией», потому что летом на них можно было хорошо и спокойно отдохнуть на свежем воздухе после работы или просто прилечь в обед на несколько минут.

Город Чимкент, как и все города, имел свои названия районов, по которым легко было сориентироваться. Наш район назывался «Электрон», потому что рядом был знаменитый на весь город магазин электротехники (он был тогда чуть ли не единственным в городе). Там было всё: телевизоры, пылесосы, холодильники, магнитофоны и радиоприёмники. Кроме этого и ещё много всякой мелочи: настольные лампы, батарейки, лампочки, бра, торшеры. Рядом с нашим районом были такие как: седьмой квартал, старый город, химфармзавод, ЧСЗ (Чимкентский свинцовый завод), автовокзал. Возле нашего дома, прямо у нас под окнами была остановка автобусов. Очень хорошо помню их номера: №23 – он ходил очень часто и №29 – очень редкий.

Рядом с нами, прямо через дорогу был так называемый район – «старый город». Он представлял собой настоящее, как показывают в кино азиатское нагромождение маленьких домов из глины, обнесённых такими же глухими заборами выше человеческого роста, за которыми было ничего не видно. Окна всех домов выходили во внутренний двор, а с улицы были глухими. Улочки были узкими, кривыми и кроме местных жителей, чужие люди редко бродили по нему. Но через него шла одна более-менее широкая улица, которая делила его пополам, и все кому было очень нужно шли и ехали только по ней. И она шла мимо местной достопримечательности – настоящей мечети, куда по пятницам собирались старики со всего города, как по очень меткому и точному выражению отца, на «политзанятия». Несколько раз я, проходя мимо неё, заглядывал в открытые ворота с интересом, потому что ещё никогда в жизни не видел мечеть так близко. Каким-то непостижимым образом этот район оказался в центре города, и его со всех сторон окружали современные кирпичные и панельные дома. Почему-то я всегда очень любил не спеша проходить по этому району, наблюдая экзотическую жизнь этих людей, которые жили здесь, ощущая себя туристом где-то на далеком Востоке или путешественником во времени.

«Старый город» потихоньку, со всех сторон согласно строительному плану теснили, сносили, а на расчищенном месте взводили новые, современные дома. Вот и наш дом, и все другие рядом с ним были построены на таком же месте. Школа, которая была рядом с нами, раньше была казахской и несколько лет назад была капитально отремонтирована, обновлена и переведена на русское обучение. Были назначены новые директор, заучи и набран штат новых преподавателей. Поэтому к моему приезду она уже работала несколько лет, сколько точно я не знаю, но в моём классе ученики, точно не учились вместе с первого класса, а были объединены где-то в середине школьных лет. Поэтому все они жили рядом, в соседних домах, и только несколько человек ходили из «старого города», они хотя и были русскими, но жили там, а некоторые ездили с других районов города, так как их переселили в новые дома и микрорайоны, чтобы не менять школу.

Так вот самый короткий путь в стрелковый тир вел через «старый город». Я сразу же по приезду его нашёл и с запиской от моего Усть-Каменогорского тренера по стрельбе пришёл туда. Тот, кому я передал записку, очень обрадовался далёкому привету, принял меня хорошо, сразу дал мне пострелять и сразу записал меня к себе на тренировки. Но обстановка в этом тире была совсем другая, чем в Усть-Каменогорске. Сам тир был небольшим, намного меньшим, оружия было мало, какой-то дружбы между ребятами не было, все держались здесь как-то особняком, не было как там весёлых спортсменов-пистолетчиков. Занимались здесь только стрелки из винтовок. Везде чувствовалось какое-то запустение, обветшалость – это резко контрастировало с тем, что я видел раньше. Сам тренер не обладал каким-то чувством заинтересованности, целеустремлённости и увлечённостью своим делом, всё это передавалось и нам. Я не могу сказать, что он был плохим или сильно нас ругал, но что-то непонятное и необъяснимое «ело» меня изнутри. Зрел какой-то конфликт с реальностью, появлялось чувство какой-то неудовлетворённости, что это не мое, и я только теряю время и вообще – зачем всё это мне надо? Но я честно, «по инерции» отходил всю весну и лето, и где-то в начале 10 класса решительно забросил всё это дело, решив, что необходимо сосредоточиться на учёбе, так как это важнее и уже пора начинать думать о продолжении образования после школы. И поэтому видимо знания мне будут нужнее, чем соревнования по стрельбе. Ну что случиться или изменится в моей жизни, если я получу разряд по стрелковому спорту? Тем более что соревнования в Чимкенте были редки, а поездки куда-то при мне, вообще отсутствовали. Видимо дела у тира шли совсем неважно, в отличие от бурно кипящей и постоянно крутящейся жизненной чехарде в Усть-Каменогорске. Да и что скрывать, многое там держалось, и было построено на дружбе, коллективизме, личном обаянии нашего тренера, его умении работать с нами, если нужно – жёстко и серьёзно, а иногда – весело, с шутками и прибаутками.

Но, как всегда бывает в жизни, ничего зря не происходит. То, что я занимался стрельбой, сыграло свою решающую роль в том, что меня включили в сборную нашей школы на спартакиаду города. И уже в мае я выступал за школу. Необходимо было собрать команду из трёх мальчиков и двух девочек. И я был в ней единственный девятиклассник, а все остальные учились в десятом. По условиям соревнований необходимо было стрелять в тире, потом проплыть в бассейне, а в заключение – бег один километр. Стреляли в «моём» тире и я как самый опытный, собрав всех, привёл нашу команду туда. На этих соревнованиях наша сборная хоть и не заняла призовых мест, но выступила довольно успешно и директор нашей школы была очень рада этому событию, поздравив всех нас.

Именно во время этих соревнований на стадионе у меня произошла удивительная встреча в моей жизни, заставившая меня надолго задуматься. Она хорошо запомнилась мне, потому что это была первая такая. За всю жизнь таких чудесных и необычных встреч было много, потому что жизнь военных, и детей военных связана с переездами из города в город и из гарнизона в гарнизон. Так вот, нас команды из разных школ города впервые собрали вместе в выходной день на стадионе для проведения последнего вида соревнований. Всё, что было раньше, проводили раздельно для разных районов города. Самих спортсменов, их друзей и болельщиков, просто зрителей и родителей собралось в тот день очень много.

Все мы сидели на трибунах, в ожидании забегов, старты забегам давали по списку районов и номерам школ, пришлось немного подождать, разминаться, просто бродить по стадиону в ожидании своего старта. В это время я, кружась по стадиону, обратил внимание на одного пацана моих лет. Что-то неуловимо знакомое в нём показалось мне необычным, да и он как-то странно, с интересом, долго смотрел на меня. Где же я мог его видеть, ведь я только приехал в незнакомый ещё мне город? Глядя на него, что-то смутное зашевелилось у меня в мозгах, стали всплывать какие-то отрывочные воспоминания о жизни в Сары-Озеке.

- Слушай парень, а ты случайно не жил в Сары-Озеке? – набравшись смелости, напрямую я спросил, подойдя к нему и решив сразу покончить с этой непонятной для меня загадкой.

- Да! – неожиданно для меня ответил он. Оказалось точно, он с родителями некоторое время жил там, но приехал уже позже нас, когда мы ходили в поселковую школу №270. Конечно, за прошедшие годы мы оба выросли, изменились, но в каждом осталось что-то особое: блеск глаз, походка, манера разговора. Жил он на «Жигулёвке» и учился в параллельном классе, так что какой-то особой дружбы у нас там не было. Но теперь совсем другое дело – мы встретились как старые и добрые друзья! Оказывается, его отца перевели в Чимкент, а мы за это время успели сделать зигзаг через Усть-Каменогорск. Пробежав свои забеги в соревнованиях, мы ещё долго сидели с ним на опустевшем стадионе. Да, нам было о чём поговорить, ведь он уехал через год после меня и поэтому я сначала подробно выслушал все рассказы и новости о школе, ведь он остался учиться последним классом с городка, как учился я, в окружении местного «колорита». Вместе с ним мы вспоминали совместную жизнь в Сары-Озеке, общих знакомых, местного бандита по кличке «Жучка», он рассказывал подробно все последние новости в городке. Постепенно разговор зашёл просто о жизни и проблемах, оказалось, у него здесь, в Чимкенте было то же самое как у меня в Усть-Каменогорске. Нам обоим не хватало того гарнизонного общения, и всех тех друзей, которые тебя понимают, потому что они такие же, как и ты – дети офицеров. Нам нужно было и хотелось просто «выговориться», это понятно только тому, кто жил хоть немного в маленьких городках и посёлках.

Вообще Серёга Степанов оказался хорошим парнем и наша дружба, несмотря на то, что мы учились весь десятый класс в разных школах не прерываясь. Дома я рассказал родителям об этой удивительной встрече на стадионе. Оказалось, что мой отец и мама хорошо их помнили и были очень рады тому, что судьба сразу по приезду в Чимкент вновь свела со старыми знакомыми. Несколько раз в тот год мы ездили к ним в гости, и они к нам – и мои родители всегда были этому рады. Чаще потом звонили друг другу. Вместе с Серёгой мы твёрдо решили дальше идти по жизни вместе: поступать в военное училище, вместе проходили медицинскую комиссию в военкомате, оформляли документы и вместе с ним поехали в Алма-Ату. Но жизнь-злодейка, как всегда завернула свой сюжет: после сдачи двух экзаменов мы вместе пошли на медкомиссию училища и его врачи забраковали по сердцу. Поэтому он был вынужден прекратить сдавать экзамены и уехать. Но у него был «запасной вариант» (как и у меня), и он сразу же поехал в Москву и там поступил в Московский институт картографии и геодезии на новый факультет космической фотосъёмки. Там он довольно успешно учился, окончил, женился на девочке из своего института, но на два курса младше и там же остался работать. Так мы больше с ним и не виделись, но это всё мне регулярно рассказывала моя мама, когда я приезжал в отпуск, так как она постоянно перезванивалась с его мамой. Но со временем это общение как-то заглохло и сошло на нет. Просто жизни наверно нужно было нас неожиданно свести и вновь направить каждого по своим дорогам. Мы стали взрослее, у каждого началась своя жизнь и всё как-то отпуска не совпадали, когда мы приезжали в Чимкент к своим родителям. Примерно такое же общение было у нас с ещё одними сослуживцами по Сары-Озеку, которые нашлись немного позже – семьёй Карташовых.

Так я на сегодняшний день и не знаю, что с ним и где он. Но эта встреча мне очень запомнилась, заставила задуматься о жизни, и о том, как тесен мир людей. Какой же маленькой оказалась наша огромная страна, раз даже в каком-то отдельно взятом городе можно встретить людей, с которыми уже раньше виделся и знал. Вот тогда я осознал для себя глубинный смысл известной пословицы: «Гора с горой никогда не сходится, а человек с человеком всегда!» Ведь нас свёл удивительный случай судьбы, или цепочка удивительных совпадений – мы могли с ним не войти в сборные своих школ и продолжить жить в Чимкенте даже не зная, о существовании друг друга. Но всё сложилось, так как получилось – видимо так было нужно моей судьбе! Ведь встреча с Серёгой бесстрашно двинула меня по направлению к военному училищу. И я считаю, что идея поступать в училище «выкристаллизовалась» именно с этого места – мая 1976 года, после встречи с ним.

В нашем доме, среди гражданских людей мы жили не одна семья военных, насколько офицеров, которые служили с отцом, тоже получили квартиры в соседних подъездах и в доме напротив. Поэтому, когда отец утром выходил на работу, в ждущем его УАЗике уже сидели его несколько сослуживцев. Помню, что отец чётко определял время отъезда и никого не ждал. Те, кто хотели ехать с ним, должны быть на месте к его выходу. Такой же порядок был и после обеда. Он так и говорил: «Кто не успел – тот опоздал!» Сами офицеры были моложе и младше в воинских званиях, поэтому и дети у них были младше меня, и я с ними не общался. Вновь у отца в Чимкенте началась беспокойная работа. Он был начальником политотдела строительной бригады. Сама бригада состояла их огромных строительных батальонов по всему Казахстану и Средней Азии. Каждый батальон был отдельным и делал своё дело, причём управление ей (главный штаб) было в Чимкенте, причём подчинялись они гражданскому ведомству – Управлению мелиорации в Москве, а территориально – командующему САВО. Очень удачно один батальон стоял в Алма-Ате, поэтому у отца всегда была возможность попутно заехать ко мне в училище во время моего обучения там, узнать как у меня дела. Помимо этих деловых и плановых поездок, его часто вызывали в Алма-Ату на разные совещания, сборы в штабе округа. Батальоны ещё стояли в Гурьеве, Кзыл-Орде, Чардаре, Караганде, под Чимкентом – в Бадаме и ещё где-то, но вот эти названия я часто слышал от отца. Такая особенность службы накладывала свой отпечаток на его жизнь, поэтому бывало, отец по полмесяца проводил в разъездах, мотаясь с проверками и по разным ЧП от батальона к батальону на всех видах транспорта – самолётами, поездами и на машине. Редко правда, но было, так что с вечера мы ложимся спать, спланировав что-нибудь на утро, а утром я, проснувшись, удивляюсь тому, что мама поясняла – ночью позвонили, где-то случилось ЧП, пришла машина, и отец куда-то улетел в полном смысле этого слова. Как, где и что случилось, уже потом отец кратко пояснял. Часто он рассказывал, что приходилось летать на почтовых самолётах, поездах, если не было другого выхода. В Чимкенте, по его словам они могли решить любой вопрос с билетами на самолёт или поезд. В его блокноте были расписания полётов из любого нужного города и туда, а так же расписание движения поездов – таковой была необходимость службы. В самом Чимкенте штаб стоял на тихой улочке в центре, и при нём было для службы несколько солдат, да плюс водители УАЗиков, всего человек 10, вот и всё.

Но если отец никуда не уезжал, то жизнь у него была размеренной – рабочий день с приездом на обед. В субботу мы с родителями ездили на базар все вместе на УАЗе. Хорошо помню осенью, когда созревали арбузы и дыни – весь базар был ими завален и из них складывали огромные горы, выше человеческого роста, родители шли покупать «серьёзные» вещи, а мы с солдатом-водителем шли за арбузами и дынями. Он просил у продавцов-узбеков арбуз или дыню и ему всегда давали, а моя задача была всё это складывать в сумку и носить в машину. Таким образом, мы буквально за полчаса набирали до десяти арбузов и 2-3 дыни – их давали менее охотно, так как они стоили дороже. Домой мы всегда брали 1-2 арбуза и одну дыню, остальное боец вёз к себе в штаб – где его уже ждали остальные солдаты. Поэтому водитель отца всегда был очень рад этим поездкам и уже в пятницу на вопрос отца:

- Ты на завтра на базар готов?

- Так точно, товарищ полковник! Всегда готов! – бодро отвечал водитель.

Сколько я себя помню по вечерам отец всегда, сидя в кресле что-нибудь читал. У нас дома всегда была масса газет, да и отец из командировок всегда привозил много книг. В то время хорошие книги были дефицитом, а в глухих казахских кишлаках иногда книги на русском языке никто годами не покупал и отец даже несколько раз так и не смог вывезти все, которые хотел и откладывал их там до следующего раза. Именно тогда я «открыл» для себя классику мирового юмора, до которой раньше всё никак не доходили руки. Отец как-то привёз романы «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок». Я её проглотил за несколько дней, прочитав сразу очень быстро. Затем уже медленно, вдумчиво, легко запоминая целые страницы. Многие цитаты из неё помнятся до сих пор, отец, кстати, тоже знал очень многие высказывания оттуда и с ним даже соревновались – кто точнее помнит. Она сразу же стала моей любимой книгой.

После этого отец достал «Швейка» Гашека и «Трое в лодке, не считая собаки». Я их прочитал, но они не произвели на меня такого яркого впечатления как романы Ильфа и Петрова. Так я более весёлой книги в своей жизни и не встретил, хотя и прочитал их немало. Единственная, которая может близко с ней сравниться, это сказка Л.Филатова «Про Федота-стрельца молодого удальца». Поэтому дома библиотека росла не по дням, а по часам. По весне десятого класса, я уже как-то вспоминал, что мы с мамой сдали в комиссионку кинокамеры, потому что отец забросил это дело, а ещё я был исполнителем одного нашего «тёмного» дела.