"Рассказывай."
| Вид материала | Рассказ |
- Пап! Ну, расскажи, наконец, как ты с нашим Домовым познакомился Пап Ну, паа-аа-ап!, 197.21kb.
- Моу «сош №6» «Рассказывай, память, былое…», 61.7kb.
- привычка драться посохом заставила забыть о лезвии. Он поплевал в
ладонь, вытер кровь с руки и усмехнулся про себя.
Герой...
Он спрятал меч обратно в ножны и крепче завязал мешок.
Снова вспомнился подвал и странный разговор.
И маг.
И тело на столе.
* * *
Они тогда долго стояли молча. Чадили свечи.
- Ты знаешь горы, ты там вырос, - сказал негромко маг. - Останови
весы. Иначе смерти будут продолжаться.
Жуга вглянул на мага исподлобья. Отвел глаза.
- Чего ты хочешь от меня?
- Отнеси им меч обратно.
- И только? - криво усмехнулся травник. - Чего ж ты сам-то?
Дождись, пока они придут, да и отдай им. Вот, мол, ножичек случайно
завалялся, не ваш ли, дескать...
Золтан Хагг молчал.
- Ну? Что ж ты, а?
- Не получается, - сказал он наконец. - Они не просят и не
требуют. Просто убивают. И я не знаю, почему.
Они стояли так довольно долго, глядя на мёртвое тело, и Жуга
первым нарушил молчание.
- Не так-то просто убить дварага, - глухо сказал он.
Колдун кивнул:
- Кинкашу это удалось. Труп обнаружили в подземном ходе. Похоже,
там обвалилась кровля, его присыпало. А парень ранил его, видишь?
Вот... Скорее всего, он задохнулся. Распоряжением градоправителя тело
доставили ко мне. Никто об этом не знает.
- Не понимаю, - Жуга нахмурился. - Двараги уже века три безвылазно
сидят в своих горах. О них уж все забыли... И потом, почему он был
один?
Монах не выдержал.
- Да нет же, двое их было, подкопщиков тех. Помнишь, Жуга, я
говорил?! - воскликнул он и шмыгнул носом. - Да и вообще, скажите
наконец, что здесь творится? Имею же я право знать! Кто это - двараги?
Жуга помрачнел.
- Двараги? Маленький народ... - проговорил он неохотно. - На
западе их называют дварфами. На севере - гномами. Сами они зовут себя
тонгорами или хаздами. Больше я ничего о них не знаю.
- Я тоже, - поддакнул волшебник. - Я провел вскрытие, но всё без
толку. У них огромная печенка и желудок, два сердца и просто железные
мускулы. В носу полно волос, наверное, чтоб пыль рудничная не
попадала. А уж связки... Бьюсь об заклад, что голоса у них - как у
простуженных собак. В остальном они похожи на людей, вот только ростом
не вышли.
- Пошли обратно в комнату, - сказал Жуга.
* * *
Они проснулись за полдень. Милан, кряхтя и охая, запряг волов,
затеплил трубку, и вся троица, забравшись на телегу, двинулась вперед,
рассчитывая до темноты сметать остатнюю копну и повернуть обратно.
Впрочем, это Милан рассчитывал. Жуга и Шварц идти назад отнюдь не
собирались.
Опять встретились беженцы, на сей раз целых три семьи с детьми и
скарбом на телегах. Милан остановился поболтать, спросить, не слышно
ли чего о турках.
- Да за рекой, за Яломицей уже их конников видали, - угрюмо
буркнул в ответ отец семейства.
- И что, значит, говорят?
- Да ничего. Вот, правда, войско на подходе. В Тыргу-Муреше,
слышал, ополчение собрали? Бояре выступили многие. Бог даст,
отобьемся.
- А воеводой кто? - спросил Жуга.
Крестьянин поднял взгляд.
- Граф Цепеш.
Травник промолчал.
* * *
Когда они вернулись в комнату с камином, за окном уже стемнело.
Влана не спросила их ни о чём, по лицам разглядев, что там, внизу они
увидели такое, о чём болтать не стоит.
- Ну? - спросил, расположившись в кресле, маг. - Ты не решился?
- Нет, - сказал Жуга.
Волшебник помолчал. Поскрёб ладонью подбородок, подбросил дров в
камин и повернулся к травнику.
- Не мог бы ты мне рассказать об остальных своих продёлках?
- Например?
- Крысы и каша в Гаммельне.
- Каша? - Жуга вскинул голову. - Какая каша?
- Гречневая, - ехидно усмехнулся Хагг. - С мясом. Твоя любимая,
между прочим. Ею завалило два квартала по самые окна вторых этажей.
Городских мусорщиков едва удар не хватил: три дня окрестные бродяги
валом лезли в город, чтоб пожрать на дармовщинку, а потом, когда вся
эта прорва каши закисла, пришёл черёд собак. О крысах я и вовсе уж
молчу.
По мере того, как волшебник говорил, лицо Жуги вытягивалось всё
больше и больше, пока наконец челюсть его не отвисла совсем. Лишь
после этого травник опомнился и взял себя в руки.
- Надо же, - пробормотал ошеломлённо он. Бестолково подвигал
руками, не зная, куда их деть. Пригладил рыжие вихры. - Неужто Яцек...
Гм! Навряд ли... а...
- Значит, всё таки, это был ты? - спросил маг. Жуга вздохнул и
молча кивнул, подтверждая. - Может, ты ещё чего натворил ещё в
последние два месяца?
- Нет, - ответил тот. - Вот разве только этот... Цепеш, граф
который.
- Ах вот оно что... - пробормотал Золтан. - То-то я заметил, что в
последнее время Влад приобрел довольно странные привычки! Можно было
догадаться: не так уж много здесь, в стране, рыжих волос... Что ты с
ним сделал?
- Не хочется рассказывать, - Жуга мотнул вихрастой головой.
- Ага... И всё же мне хотелось бы узнать, как тебе удалось
проделать такое. Если то, что говорят о нем, правда... Ну что ж, по
правде говоря, я даже рад, что кто-то смог ему припомнить Амлас.
Жуга вскинул голову. Под кожей на его лице заходили желваки.
- Так там был... он?!
- Он, он. А ты не знал?
Травник не ответил. Амлас, где тридцать тысяч непокорных горожан
остались умирать на кольях...
- Не знал, - сказал он наконец. - А знал бы, так наверное прибил
бы, как гадюку.
- Сейчас он в Бухаресте, собирает ополчение.
- Что?!
Золтан Хагг откинулся на спинку кресла. Покачал рукой вино в
бокале.
- Кто мы такие, чтоб об этом рассуждать? - задумчиво сказал он. -
Владислав Цепеш дважды был у власти, и каждый раз у него находилось
множество новых сторонников. Кто поручится, что третьего раза не
будет? Даже в те времена, когда турки оставляли Валахию в покое,
обязательно находились какие-то новые враги, и требовалась сильная
рука. Равно, как и теперь. На господаря надежды мало, Ватикан слаб,
монашеские ордена хиреют, распадаются. Почти что десять лет мира, и
вдруг... Ума не приложу, что подвигло султана развязать войну. - Он
поднял взгляд на травника. - Так ты забираешь меч?
- Не знаю, - Жуга потупился. - Я не воин. Мне никогда не быть
средь тех, чей образ жизни - смерть. И в городах я не живу. Почему я
должен вам помогать?
Колдун вздохнул. Глотнул вина.
- Ты прав. В горы турки не полезут. В горах земли - на полвершка,
ни вспахать, ни засеять. Вы там только овцами и живы. Предгорья и
долины - вот что их сейчас влечёт. Города потом сами сдадутся, когда
придет голод. Озимые уже взошли - там же поля, сады. Лучшие в стране
виноградники. Каэр белое, ваго, сэмулаш, флоричика... тебе это ничего
не говорит? Я мог бы долго перечислять. А деревни пустуют, многие
сгорели.
Бертольд почувствовал, как рот его наполняется слюной только от
одних лишь перечисленных магом названий. Вина были более чем
известные. Он потянулся за своей кружкой и обнаружил, что она пуста.
Влана, досадливо сморщившись, толкнула монаха локтем. Маг, углядев его
движение, великодушно кивнул на графин. Бертольд долил себе вина и
приготовился слушать дальше.
Жуга молчал.
- Ты забираешь меч?
- Ну, даже если заберу, ты всё равно мне не поверишь. А ну, как
выброшу его в ближайшую канаву?
- Не выбросишь, - маг поднял руку с зажатым в кулаке браслетом.
Жуга схватился за запястье.
- Яд и пламя! Как...
- Вот так, - маг усмехнулся, повертел браслет в руках. - Редкая
вещица, не правда ли? - Он тронул пальцами подвески. - Интересно, что
будет, если оборвать вот эту? Или... эту?
Жуга заворожённо наблюдал за блеском камня. Облизал пересохшие
губы. Потупился.
- Отдай, - сказал он глухо. - Прошу тебя. Я заберу этот чертов
меч, только отдай.
- Конечно, заберёшь, - кивнул волшебник. Пальцы его сжали одну из
подвесок. - А чтоб ты не забыл, я малость помогу.
И маг сорвал подвеску. Помедлил, глядя на Жугу. Разжал кулак.
Зеленоватый порошок рассыпался в ладони мягкой горкой.
- Пыль, - сказал негромко Золтан и вздохнул. - Прах, пепел - вот
цена любому колдовству... Ты знаешь старые стихи?
Война в лесах и городах,
Пожар её горяч и светел.
Кого она растопчет в прах?
Чей по ветру развеет пепел?
Он дунул на ладонь, и пыль, взметнувшись вверх, растаяла в
каминном дымоходе.
* * *
Отправиться задумали под вечер. Жуга сидел под деревом, бездумно
теребя подвески на браслете, когда Бертольд с берестяным ведром в
руках вынырнул из чащи вечереющего леса и направился к нему.
- Эгей, чего ты там засел? - окликнул он Жугу. Махнул ведром. - А
я тут вон, гляди - грибков набрал. Нажарим!
Жуга лишь кивнул, думая о своем. Отросшие рыжие волосы травник
зачесал на затылок и связал ремешком в пучок.
- На мага хочешь быть похожим? - Шварц уселся, вывалил грибы и
вынул нож. - Ну-ну. Напрасно, брат, стараешься, скажу я тебе. Думаешь,
это конский хвост? Ха! Это у тебя лисий хвост! - он рассмеялся и
потряс головой. Очистки так и сыпались с ножа. - Люблю грибы. Бывало в
детстве поутру как сбегаешь в окрестный лес, к полудню наберёшь, то-то
славно! Вообще люблю поесть. Меня, помнится, и настоятель постоянно за
это ругал. Смотри, говорил, Бертольд, чревоугодие есть грех, и
смертный при том. А всё равно пожрать люблю.
... Под белое вино грибы сметали в два счета, хоть и нажарили их
перед тем большую сковородку - хоть сытная на вид была грибная снедь,
а всё ж таки пустая. Жуга опять устроился под деревом вздремнуть,
монах же с Миланом завели ленивый разговор.
Вдали от города Бертольд заметно повеселел - вино, простор и
свежий воздух сделали свое дело, к тому же "бесы", напугавшие его до
полусмерти, оказались на поверку всего лишь навсего подгорной мелкой
нежитью, подвластной, как и люди, времени, железу и молитве.
Жуга молчал, рассматривая браслет, и болтовня монаха проходила
мимо слуха, пустая, словно плеск воды.
С браслета Золтан Хагг сорвал спираль. Зачем - Жуга не знал. Какой
был в этом смысл, какую цель преследовал волшебник? Жуга вздохнул и
вновь надел браслет на левое запястье. Пошевелил рукой. Пальцы
двигались как-то неловко. В голове слегка шумело. Так или иначе, но
теперь уже подвеску не вернешь, и оставалось лишь гадать, когда и как
даст знать о себе какая-нибудь новая напасть. "Восток нас дурачит..."
- донесся до слуха обрывок фразы. Жуга насторожился и прислушался к
беседе.
- Что бы басурманы ни говорили, - лениво рассуждал Милан, - а
только я скажу, что вино - это вещь.
- Во-во, - поддакивал Бертольд. - А я что говорю! Надо, надо было
нам этому твоёму Тибору на хвост подсесть!
- Пиво, кстати, тоже ничего, - бубнил из-под шляпы крестьянин. -
Ежели, конечно, хорошее пиво.
- Да по нынешним временам простую воду-то и вовсе пить опасно! Я,
признаться, тоже пиво пить люблю - пьянеешь от него как-то
незаметно... - Шварц вздохнул, - как-то незаметно... как-то
незаметно...
- Да... А ежели трубочку ещё... А ты не куришь?
- Нет.
- Это ты зря. Когда вода холодная, без башмаков никуда...
- Сапоги... всмятку, с колесной мазью...
- ... тот, кто есть, но нет кого...
- ... круглая книга от корки до корки...
- ... ымз - он и есть ымз, чего уж тут...
- ... пере... тьфу...
Языки у обоих заплетались, всё больше сбиваясь на детский лепет.
Жуга, встревоженный, рванулся было встать и, охнув, повалился обратно
на траву.
- Что за чёрт... - он сел и привалился к дереву.
В спине похолодело. Слюна ушла, язык ворочался во рту, сухой,
шершавый словно вата. Перед глазами замаячил, закрывая взор, широкий
серый круг - должно быть, красный ("Во всяком случае, уж точно не
зелёный,"- почему-то вдруг подумалось травнику) - кровь прилила к
глазам. Вдруг дико захотелось пить. Жуга поднялся на четвереньки и
ощупью пополз вперед, пока его растопыренные ищущие пальцы не
коснулись котёлка. Ни Шварца, ни Милана он уже не слышал.
Вода ещё не успела остыть, и после первого же глотка голова
закружилась так, что накатила дурнота. Круг перед глазами медленно
вращался, постепенно завиваясь дымчатой спиралью. Круженье захватило
без остатка. Мир исчез, и чёрная воронка уводила в бездну времени, где
не было начала и конца, и каждое мгновение было лишь звеном в
бесконечной цепи других таких же.
Время.
Не было прошедшего и будущего. Просто ВРЕМЯ. Травник ощущал его
всё сразу, целиком. Человека попросту могло нести с одного витка
спирали на другой, но сама спираль просто БЫЛА. Она менялась тоже -
менялась постоянно, странным, непонятным образом, иногда не без
участия людей, но чаще - просто так, без всяческой причины, и
невозможно было распознать, что именно являлось точкой перемены.
Спираль кружилась всё быстрее, и угодивший в плен отравных грез
Жуга никак не мог оттуда вырваться, пока не углядел во мраке яркий
путеводный огонек мерцающего камня и не направился к нему.
Но добраться до него травнику было не суждено. Он ещё успел
почувствовать, как чья-то грубая рука, в кровь обдирая кожу, сорвала у
него с руки браслет, и с криком провалился в темноту.
Чёрный водокрут сомкнулся.
... и исчез.
* * *
Удар. Наотмашь, по щеке. Ещё один, ещё... Голова мотнулась,
безвольная, как тряпка. Жуга лежал, не чувствуя ни боли, ни обиды,
одно лишь неудобство позы, и лишь удар под рёбра, сильный и
безжалостный, пробил барьер дурного сна, заставив травника негромко
застонать.
Глаза упорно не желали открываться. Взор застилала пелена. В
вечернем сумерке скользили тени по поляне. Он попробовал пошевелиться
и не смог - ступни и локти схватывал ремень. Жуга мотнул тяжелой
головой, скривился от боли и огляделся в поисках причины своего, столь
странного сегодня пробуждения.
Искать почти что не пришлось - какой-то человек, совершенно Жуге
незнакомый, стоял над ним, пихая в бок ногой, обутой в кованый сапог.
То и дело по поляне туда-обратно проходили люди. Доносился негромкий
чужой разговор. "Неужто турки?"- вдруг подумалось Жуге. Чуть в стороне
щипали свежую траву семь взнузданных коней - для армии, конечно,
маловато, но то наверняка была разведка, летучий небольшой отряд
османской легкой кавалерии. Жуга ругнулся про себя, недобрым словом
помянув монаха и его дурацкие грибы. Угораздило же так нарваться...
Ладно, что хоть богу душу не отдали. Скосив глаза, он разглядел
Бертольда и Милана - связанные спина к спине, они валялись на траве
под дубом и признаков жизни не подавали.
Турок между тем, завидев, что пленник пришёл в себя, нагнулся к
нему, и Жуга смог разглядеть его подробнее. Был он в широких
шароварах, при сабле, заткнутой в кушак, в зелёно-серой долгополой
куртке, худой и смуглый, будто бы обжаренный на жгучем южном солнце.
Скуластое, с заметной желтизной в глазах лицо предводителя отряда
украшала тонкая холёная бородка. Бегучая кольчужная броня облегала
грудь и спину, оплечь вились ремни от сабли и колчана. Тугая полоса
зелёной ткани в несколько слоёв охватывала поверху округлый
шлем-шишак.
- Норок, гяур, - недобро усмехнулся он, оскалив ряд ровных и белых
зубов. - Думнявоастрэ ворбиць?
Жуга не сразу сообразил, что турок, по какой-то непонятной причине
выбрал для общения с ним загорский диалект, который, хоть и правильно
звучал в его устах, был в здешнем краю совершенно неуместен. Или
другого не знает? Хотя, постой. Рубашку-то он купил в тех местах
пошитую. А турок-то - гляди, заметил...
Жуга хотел было ответить, но пересохшее горло отказалось
повиноваться, и травник лишь облизнул растресканные губы.
- Пофтиць... дэ апэ... - прохрипел он и смолк.
Осман, однако, понял, кивнул и снял с пояса флягу. Жуга пил долго,
жадно, проливая воду на рубаху; горло тут же заболело, вода холодным
комом собралась в животе. Пробрал озноб, и почему-то вдруг опять
изрядно зашумело в голове, хотя пора бы яду было давно уж выйти вон.
"Да что ж это со мной?"- со страхом подумал Жуга.
- Вэ мулцумеск, - пробормотал он.
Турок вытряс из фляги остатки воды и вновь повернулся к травнику.
- Спунець кум пот сэ трек Копша-Микэ?
Жуга покачал головой:
- Ку пэрере, де рэу еу ну ворбеск молдовэ...
- Э? - не понял тот.
- Валах.
- Шайтан! - ругнулся тот и, коверкая слова, попробовал иное, на
сей раз - местное наречие.
- На Копшу-Микэ знаешь путь? - Он тронул саблю. - Если не скажешь
- умрёшь.
Выбор был - веселее некуда.
- Дорогу я знаю, - помолчав, сказал Жуга. - Только идти сейчас не
смогу.
Турок сжал кулаки.
- Напился вина, неверная свинья! Лежи, а завтра, Аллахом клянусь -
сдохнешь, а пойдёшь. - Он подтянул к себе трофейную сумку. Ткнул Жуге
под нос рукоятку меча. - Твой?
- Мой.
- Где взял?
- Не твоё дело, - буркнул травник.
Осман обнажил клинок, махнул им раз, другой, полюбовался
гравировкой и спрятал меч обратно в ножны.
- Что будет с ними? - Жуга кивнул на Шварца и Милана. Предводитель
красноречивым жестом провел ладонью по горлу:
- Нам ни к чему батрак, да и имам неверных тоже.
- Тогда я никуда вас не поведу.
Турок осклабился.
- Подохнешь с ними вместе.
Жуга пожал плечами. Мотнул головой:
- Пойди и поищи другого проводника.
На миг сердце травника замерло - он знал, что играет со смертью.
Но как ни крути, а весь местный люд перебрался в города. Кого тут
найдёшь? Поколебавшись, турок махнул рукой.
- Ладно, будь по-твоему, - сказал он и отвернулся.
- Эй!
- Чего ещё?
Жуга пошевелил руками.
- Ты забрал мой оберёг. Отдай обратно.
- Зачем он тебе? Молиться своим богам?
- Я же не спрашиваю, чьим именем ты клянёшься.
Лицо османа исказила злобная гримаса. В следующий миг он уже
очутился возле травника, и остриё его кинжала кольнуло пленника под
горло.
- Ты обнаглел, поганый кяфир! - процедил он сквозь зубы. - Я --
Насратулла ибн Хаким аль Хазри, и служу я в лучшей конной тысяче
султана Мохаммеда; и скорее червь будет сосать мою утробу, чем
какой-то неверный - ставить мне условия!
Жуга смерил сотника пристальным взглядом и усмехнулся.
- А он тебя и так сосёт.
На краткий миг турок замер, растерявшись, затем ударил пленника в
бессильной злобе кулаком в лицо и направился к своим.
* * *
Лес погрузился в темноту. Костров османы разводить не стали.
Прищурив битый глаз, Жуга угрюмо наблюдал, как всадники покончили с
холодным ужином и принялись молиться, повернувшись на восход и
опустившись на колени. Молились молча, не крестясь, но то и дело
гладили ладонями лицо, как будто умывались, а после, выставив дозор,
устролись ко сну. Пленников кормить не стали.
Очнулся Шварц, а вслед за ним Милан. Опухшие с дурного сна, долго
не могли понять, что происходит. Крестьянин принялся было ругаться,
схлопотал от стражи по зубам и замолчал.
- Эй, Лис! - вполголоса окликнул странника монах. - Чего тут
было-то? Мы где?
- В лесу, коль сам не видишь, - буркнул тот.
- А это кто? Неужто басурмане?