"Рассказывай."
| Вид материала | Рассказ |
СодержаниеЧто он сорвал? |
- Пап! Ну, расскажи, наконец, как ты с нашим Домовым познакомился Пап Ну, паа-аа-ап!, 197.21kb.
- Моу «сош №6» «Рассказывай, память, былое…», 61.7kb.
- Ну так решайся тогда, не тяни... А эта штука и в самом деле
может ему помочь?
- Наверно, может. Вот только не знаю, чем. Хотя, есть у меня одна
мысль... Что будет, если он навсегда останется кем-то одним?
- Чушь! - отмахнулся тот. - Чепуха. Ну как это возможно? Даже если
и возможно, ни волки, ни собаки всё равно его не примут, ты же сам
говорил.
Жуга долго молчал, прежде чем ответить.
- Но у него же есть и третья ипостась, - сказал он наконец.
Подбросил дров в костёр. - Будь рядом, если что, только не тормоши
меня попусту. Я, может статься, долго молчать буду и не двигаться.
- Вот как? Хм... Дышать-то хоть будешь?
- Буду... - буркнул тот, допил отвар, плотнее запахнул тулуп, и
улёгся на одеяло рядом со спящим Зимородком. Протянул к Дьёрдю руку с
браслетом. Тот дёрнулся сперва непонимающе, почуяв незнакомый колкий
холодок, потом на ощупь перебрал подвески.
- Не эту, следующую, - поправил его Жуга. - Нащупал?
- Ну...
- Срывай.
И Дьёрдь рванул.
* * *
Провал полета, замершее сердце. Сквозь кровь и темноту туда, где
блещет белый свет. Ни ветра, ни дыхания, ни звука. И тело будто уж и
не тело вовсе, а просто что-то тёплое, без цвета и без формы...
А это что, там, впереди?!
Они столкнулись - двое посреди ничто, столкнулись больно и
внезапно, лбами, спинами, ногами - всем сразу, столкнулись и слились в
одно.
Это ты, Зимородок?
И тут же из ниоткуда пришло настоящее имя: Снежок.
Снежок, ну конечно Снежок! Как иначе назвать можно белого зимнего
пса?
Какая-то мысль не давала травнику покоя, зудела, билась, словно
муха о стекло. Голова плыла куда-то тихо, незаметно, сама по себе -
так бывает, если браги перепил...
Что он сорвал?
Как сунуть на место изъятую душу? Как выправить то, что перепутали
Творец и, может быть, Любовь?
Что он сорвал?
Попробуй, пойми, где тут гвоздь, где подкова... Легко сказать, а
вот как сделать так, чтоб больше не был Зимородок пленником Луны?
Чтобы остался человеком навсегда, и ничем не отличался от других?
ЧТО ОН СОРВАЛ?
Жуга напрягся, силясь вспомнить. Рыбка...
Рыбка?
Нет.
Совсем не рыбку означал тот древний знак, и та рука, что несколько
веков назад впервые вывела его царапиной на камне, изображала чрево,
плодородие и мать... Как можно было не понять, что всё на свете ходит
парой? И если на браслете есть... была фигурка человека, мужчины, то
разве может быть она одна, без женщины, без пары?
Нет. Конечно, нет.
Уроки прошлого могли вернуть мальчишке жизнь.
И тут Жуга растерялся. Он знал бы, что делать, будь он женщиной, а
так... Так травник вряд ли мог подарить Зимородку второе рождение.
Хотя, если поразмыслить, тело-то ведь никуда не делось, а душа - вот
она, рядом, мягкая, будто тесто непеченое. Всего-то и делов...
Кружение, кружение... как тает меж горячих пальцев тёплая податливая
плоть... Ты помнишь викинга? Я помню, - согласился он, - но всё равно
я не могу. Там был цвет. Какой-то цвет там был... Зелёный или красный?
Я видел серый, ты же знаешь, я не вижу тех цветов, я с каждым разом
различаю их всё хуже, хуже... мне помогали там, а здесь... пушинка на
ладони, дунешь, пальцем тронешь - улетит на мах... Нельзя тянуть,
нельзя! Начнем с начала: вот есть душа, а где-то там, снаружи дышит
тело. Казалось бы, пусти её обратно, как кораблик по ручью, и все...
А доплывёт?
Господитыбожемой, ну как тут разобраться?!
Все глубже, глубже... Кажется, вот здесь... идет от глаз... Свет
полной луны, он не такой, другой какой-то, что ли, а дальше - мелочь,
вроде, а смотри-ка - действует какая-то хреновина, как будто бы
заранее записано, кем должен быть. По двум дорожкам сразу не пойдёшь,
а тут чего-то западает, как качели - потяжелел один конец - ты волк,
потяжелел другой, и - бац! - ты человек... Что перевешивает? Лунный
свет? Нет, нет, всё это не то, и всё не так. Не может быть, не знаю,
не получится, всё - чушь собачья... Чушь собачья?! Ч-чёрт, собаки, -
он совсем про них забыл.
Ну времени же нет! Смелей!
Стоп! Время...
Ведь если это время сдвинуть лишь на миг туда, на миг обратно, он
будет псом и волком завтра и вчера - всегда, и человеком - сегодня...
Ты знаешь, как это сделать?
Уж лучше думать, будто знаю...
* * *
За те полмесяца, что Дьёрдь прожил, ослепнув, его оставшиеся
чувства обострились до предела. Невероятно чуткими вдруг стали слух и
осязанье, обострился нюх - всё словно бы стремилось возместить
утраченное зрение, конечно, без особого успеха, но всё таки... И
потому солдат не очень удивился, когда услышал где-то далеко, за
гранью тишины, негромкий голос - он говорил о чем-то, спрашивал,
просил и отвечал, сплетая ломкий наговор стихов; Дьёрдь вслушался - не
ухом, нет, но как-то по-другому - он и сам не смог бы толком
объяснить, как, и через миг внезапно осознал, что голосов тех два.
Один голос задавал вопрос. Другой отвечал.
Снежок-Зимородок, когда ты родился?
Кто первые были враги и друзья?
Когда ты любить, ненавидеть учился?
Кто первый сказал тебе слово "нельзя"?
В зеленом распадке, у старой осины,
Где долго потом снег растаять не мог,
От белого волка у матери-псины
Холодной зимой появился щенок.
Снежок-Зимородок, как к людям попал ты?
Кто первым ошейник на шею надел?
Чего для себя в этой жизни искал ты?
Куда ты бежал и чего ты хотел?
Я вырос на привязи в старом подворье,
Людей повидать я немало успел.
Но сердцем я знал: мое место на воле,
И в лес убежал я, как только сумел.
Снежок-Зимородок, мы вместе до срока,
Из трех выбирать можно только одно.
Природа с тобой поступила жестоко:
Ни волком, ни псом тебе быть не дано...
Ты хочешь сказать, что мне нету спасенья?
Ну что ж, значит мне и не нужно его!
Я сам принимал в этой жизни решенья,
И я не бежал от врага своего.
Враги для тебя в этой жизни найдутся,
Не стоит на голову их призывать.
Пусть двое гонимых одним обернутся:
Попробуй людское обличье принять.
Мне плохо известны привычки людские
И мне никогда не вернуться домой:
Пусть волки и псы для меня не родные,
Средь вас я тем более буду чужой...
Сбежать от себя никуда невозможно,
Хоть ты и решил покориться судьбе.
Но быть человеком хоть сложно, но можно,
И я помогу. Обещаю тебе.
Я знаю, ты прав, но мне трудно решиться,
В крови человечьей таится ответ.
Пускай совершится, что должно свершиться.
И я понимаю, что времени нет.
Все смолкло, и дыханье Зимородка вдруг замедлилось. Был миг, когда
он вовсе перестал дышать, и Дьёрдь, обеспокоенный, рванулся было на
помощь, но тут Жуга, лежавший головой у Дьёрдя на коленях, вдруг
вскрикнул страшно и протяжно, долгим стонущим надрывом. Дьёрдь
впопыхах содрал повязку с глаз и застонал от бессилия - он всё ещё был
слеп. Теперь ему на самом деле стало страшно - псы могли появиться в
любую минуту. Он подтянул к себе оружие и замер, вслушиваясь в ночь.
Крик смолк, и хриплое дыханье Зимородка разорвало тишину.
* * *
Почему собаки не пришли?
Никто не знает.
* * *
К утру у Зимородка затянулись раны. Он встал и даже смог идти.
Жуга пришёл в себя лишь к середине дня, потребовал воды и долго жадно
пил, приникнув к краю котёлка. Откинулся на одеяло.
- Он... жив? - едва шевеля языком, спросил травник.
- Кто? Зимородок? Вроде, даже поправился...
- Ты всё ещё не видишь?
- Нет.
Дьёрдь снова кое-как перемотал глаза тряпицей. Мокрая ткань
холодным обручем охватила голову.
Они подъели старые запасы, и пополудни снова вышли в дорогу. Путь
предстоял к реке. Носилки пригодились снова - теперь уже на них несли
травника. Его мешок взял Дьёрдь. Зимородок шёл впереди. Молчал. Жуга
лежал, дыша прерывисто и редко, без чувств, а может, просто - крепко
спал, не откликаясь на зов, и лишь когда ступили на тугой, звенящий
барабаном лед раздувшейся реки, открыл глаза и вдруг сказал негромко:
- Я сам...
Дьёрдь от неожиданности чуть не выронил носилки.
- Ты как, Жуга? - спросил он. - Идти-то сможешь?
- Смогу. Носилки бросьте, так идите... только осторожно - лед
плохой... трухлявый лед...
- А ты?
- Я потом, - ответил он и повернулся к лесу.
Зимородок хотел было что-то сказать, но промолчал и первым ступил
на лед. Дьёрдь двинулся следом. Лед проседал, потрескивал, но вроде бы
пока ещё держал. И тут, и там сквозь трещины сочилась вода, ноги у
обоих мгновенно промокли. Они миновали уже середину реки, когда Дьёрдь
услышал за спиной лай собак и замер, не зная, что теперь делать.
- Не останавливайся, - глухо сказал Зимородок, почувствовав, как
натянулась меж ними верёвка.
- Где они?
- Не останавливайся, может, успеем...
- А как же... - начал было Дьёрдь.
- Он знает, что делает, - ответил тот, и добавил еле слышно: -
Надеюсь...
Шаг, другой, ещё и ещё... Дьёрдь давно уже сбился со счета, когда
вдруг понял, что под ногами земля.
Лай приближался, дикий, заливистый, торжествующе-злобный. И тут
раздался треск. Что-то с шумом и плеском ухнуло в воду. Закричали.
- Да беги же, беги! - отчаянно взвился крик Зимородка.
Терпеть неведенье больше не было сил - ломая ногти, Дьёрдь рывком
сорвал повязку и тоже закричал.
Он видел!
В сумерках уходящего дня бурлила, пенилась река. Трещины на льду
стремительно росли и ширились, а сверху по течению неслась, ломая лед,
широкая - от берега до берега - волна. Лед дыбился, скрипел и
скрежетал, седые льдины наползали друг на дружку, словно жернова, и в
самом сердце этой круговерти был Жуга; без посоха, весь вымокший до
нитки, бежал к ним, прыгая неловко, скользя и оступаясь на ломающемся
льду. Упал, поднялся, вновь упал - свалился в воду, вынырнул и поплыл,
хватая воздух синим ртом, отталкивая льдины - здесь, похоже, было
глубоко. Мелькнули в кровь изрезанные руки. Дьёрдь ринулся к нему на
помощь и чуть не рухнул сам - так закружилась с непривычки голова.
Вновь обретенные глаза утратили способность подавать команды телу.
Зимородок, тем временем, уже бежал к воде.
А на том берегу бесновались собаки. Иные псы рванули вскачь вверх
по течению, но лед уж тронулся по всей большой реке, с низовьев до
истока. Он шёл поверх воды, сверкая синевато ломкой гранью в солнечных
лучах, крушил, царапал берега, и талая вода, звеня ручьем, со всех
сторон спешила напоить иссохшееся русло.
Брод скрылся под водой.
Моста здесь не было.
Вожак выбрался обратно, мокрый, злой, и тоже - весь в крови,
стряхнул на снег искрящиеся капли и завыл. И слышался в собачьем лае
исступленный и бессильный крик: "Враги! Враги навек! Найдем тебя!
Найдем!!!"
Жуга уже брел по пояс в воде, вяло отталкивая проплывающие льдины.
Шатаясь, выбрался на берег. Обернулся.
- Сочтемся, - хрипло сказал он и тихо повторил: - Сочтемся...
И медленно осел на снег.
* * *
Ночь миновала, и рассвет впервые в эти мартовские дни принес с
собой тепло и тишину. Проснулись птицы. Дым-туман, что выдохом земли
родился вместе с солнцем, медовой патокой стекал теперь к реке, тонул
в её высоких мутных водах и пропадал без всякого следа. Лес словно бы
умылся, засверкал зелёной хвоей, и даже жухлая трава, казалось,
золотилась в солнечных лучах. А сверху были небеса, чистейшие,
бездонно-синие, какие видел только в раннем детстве, да и то потом
забыл.
Похоже было, что и впрямь пришла весна.
Дьёрдь опустил глаза. Вздохнул. Так благостно, спокойно было на
душе, что не хотелось шевелиться, не хотелось нарушать то хрупкое
мгновенье бытия, когда чувствуешь, что мир вокруг и ты - одно целое.
Дьёрдь помотал головой. Неужели для того, чтобы это понять, надо было
лишиться зрения? Ведь вроде ничего особенного - река, трава, небо...
Почему же он раньше этого не замечал?
Дьёрдь поднял саблю, вынул её из ножен. С придирчивым вниманием
осмотрел клинок, царапнул ногтем ржавое пятно и покачал головой.
Запустил, забросил, что и говорить... Сталь какая-никакая, а всё же
смазку любит. Огляделся в поисках тряпицы.
Тряпки были у Жуги в мешке. Будить травника не хотелось. Жуга и
Зимородок спали рядом, укрывшись старым атанасовым кафтаном, оба
бледные, с лица худые и растрепанные, как два брата, только что
волосом не схожие - клокастые рыжие у ведуна, и белые до седины у
мальчишки. Всё наоборот. Вчера Дьёрдь насилу уговорил обоих оставить
его на страже - шутка ли, столько не спать! Глаза его ещё пока
слезились, и Жуга, как ни был слаб, распотрошил свой мешок и запарил
отвар. Наказал почаще промывать глаза, и только после рухнул и уснул.
Зимородок же, ни слова не сказав, устроился у травника под боком,
согревая, и тоже вскоре задремал.
- Дьёрдь?
Тот повернулся на голос. Жуга уже проснулся и теперь сидел,
настороженно склонив вихрастую рыжую голову - прислушивался.
- Собак не видно?
- Да спокойно все.
- Чего не разбудил? Поди уж, третьи петухи пропели. Разнежились...
Он встал, прошёл к реке, зачерпнул горстью воды и долго пил.
Умылся, вытер руки о рубаху. Пригладил волосы.
Заслышав плеск воды, проснулся Зимородок. Дьёрдь вздохнул и молча
принялся раздувать костёр.
- Куда пойдём-то, Лис? - спросил он травника, когда с их скудным
завтраком было покончено. - Как собирались, в город?
Жуга смел крошки с расстеленной тряпицы и отправил их в рот.
Задумался.
- Как ни крути, а в город идти придется, - признал он наконец. -
Тебе туда прямая дорога, Зимородку тоже вот помочь надо, пристроить
его покамест на первое время. Да и у меня там дела. Только вот,
думается мне, неплохо отдохнуть бы нам чуток.
- Здесь постоялый двор недалеко, - сказал вдруг Зимородок. - Вот
только дорого, наверно...
- Да не дороже денег... А откуда ты знаешь?
- Так, - он потупился. - Просто - знаю.
Некоторое время они молча собирались в дорогу, чистили котелок,
заливали костёр.
- Жуга! - позвал вдруг Зимородок.
- Что? - обернулся тот.
- Я... я с тобой хочу.
- Ну, так пошли.
Тот долго не отвечал, сосредоточенно о чем-то размышляя.
- Я города боюсь, - сказал он, наконец. - Уж лучше я тут останусь.
Там, на дворе кузнец живет, может, возьмет в ученики.
- Толковый мастер-то?
- Да, вроде бы.
- Ну ладно. - Жуга вскинул котомку. - Был бы только человек
хороший, а остальное... Будь по-твоему.
Парнишка придвинулся поближе.
- Жуга...
- Ну?
Тот помолчал, кусая губы.
- Если тебе не трудно... Погладь меня ещё разок, а?
Жуга помедлил и вдруг влепил мальчишке такую затрещину, что тот
лишь чудом не свалился в воду. Мгновенье Зимородок ошарашенно смотрел
травнику в глаза, затем набросился, вцепился пальцами в рубаху. Два
тела, рухнув, покатились по песку. Парнишка оказался сверху, зарычал,
оскалился. Жуга вдруг рассмеялся, вывернулся ловко и взъерошил
пятернёй его белые волосы.
- Ну вот, совсем другое дело! - усмехнулся он. Зимородок медленно
приходил в себя, с недоуменьем глядя на Жугу. Здесь не было ни злобы,
ни насмешки, здесь было что-то новое, сродни всем тем щенячьим дракам
и забавам, которые давно уж стёрлись в памяти, и только изредка вдруг
вспоминались с тянущей тоской. И всё же...
Жуга уселся, подбирая ноги под себя, и долго молчал, глядя на своё
отраженье в холодном зеркале реки.
- Смотри - река, - сказал он Зимородку. - Вчера мы были там, но
сегодня там другая вода. Нельзя два раза окунуться в ту же воду. Вчера
я гладил пса, теперь ты человек, так не ищи пути назад. Назад дороги
нет, ты понимаешь?
Зимородок молчал.
- Мир человека темен и жесток. Учись бороться, Снежок, - говорил
меж тем Жуга. - Делай, что хочешь, только другим не мешай. А ласка...
Друзья, любимая - всё само придет. Псы тоже вон тебя не очень-то
ласкали.
- Я понял, - медленно ответил тот. - Но ты... Ты ведь тоже мой
друг?
Жуга вздохнул.
- Надеюсь, что - да, - ответил он.
Зимородок прищурился в хитрой усмешке:
- И ты больше не ударишь меня?
Жуга пожал плечами:
- Кто знает!
- Ну, тогда - держись!
Снежок вскочил, и Жуга кувырком полетел на песок.
* * *
Никогда не угадаешь, кого сегодня занесет на постоялый двор!
Позавчера прошёл большой торговый обоз, вчера - лишь пара верховых, а
вот сегодня - трое странников остановились погостить. Один чернявый и
с клинком у пояса, а два других - те малость потощее будут, и похожи
меж собой, может, братья, а может, ещё какие родичи. Да кто их
разберет. Да всё равно кто, лишь бы платили, да столы не ломали.
Хозяин вбил пробку обратно в бочку, подхватил наполненные кружки и
двинулся к столу, не переставая говорить.
- Вот пиво, как заказывали! А попозже и ужин приспеет. Откуда
идете? Издалека? Торопитесь, небось? Ну-ну... А то, так оставайтесь на
ночлег, сеновал вам постелю. Дороги нынче опасные, да и ночи холодные.
Ну, вам с саблей бояться нечего... А вот говорят ещё, - придвинулся он
ближе, - что будто бы собаки нынешней весной уж больно озоруют.
- Дело говорят, - кивнул чернявый. Потёр рукой глаза, поправил
саблю. - Видели мы их. Что правда, то правда - совсем озверели.
- Вот и я о том же! - взмахнул рукой кабатчик. - Ночами из дому не
выйдёшь - боязно... Вот у меня, к примеру взять, недавно пёс в
хозяйстве был! Ох и пёс был, доложу я вам! Умный - страсть, не
поверите! Да молодой ещё, горячий, вот и сбежал к таким вот, в стаю...
Даст бог, не пропадет, вернётся к лету. Вы, может, видели его - такой
весь белый, словно снег? Тут где-то должен бегать.
Парнишка, что был младше всех, глотнул из кружки, сморщился и
опустил её на стол. Кабатчик усмехнулся понимающе. Пацан ещё.
Известное дело - пиво по первому разу никому не нравится. Чернявый
покосился на хозяина и тоже усмехнулся за компанию.
- А как же, видели! - ответил он.
А рыжий странник вдруг добавил:
- Он не вернётся.
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ
8
В маленьких глазах медведя явственно читалось удивление.
"Я думал, ты убил его."
- Кого? Дьёрдя?
"Да. Это выглядит так, будто ты дал ему жизнь взаймы."
- Он с лихвой вернул мне долг, - ответил Жуга, вновь развязывая
свой мешок. - Спас жизнь и мне, и Зимородку. А ещё учил меня сражаться
на саблях. Я расстался с ним в Маргене - он собирался там наняться к
кому-нибудь в охрану. Больше я о нём не слыхал.
Медведь сосредоточенно обнюхал протянутый травником берестяной
короб, запустил в него лапу, выволок сочившийся мёдом кусок и принялся
его жевать вместе с сотами. Проглотил и вытащил из короба ещё один.
Довольно урча, облизал широченную липкую лапу.
"Ах-р... Удружил. Славный медок."
Травник усмехнулся.
- Как-то раз из-за этого самого мёда я попал в такую переделку!
"Твой меч... Откуда он взялся? Ты не рассказывал, откуда он у
тебя."
- Это было в городе, перед войной. Я не думал... не хотел, -
сказал Жуга и опустил глаза. - Так получилось.