"Рассказывай."
| Вид материала | Рассказ |
- Пап! Ну, расскажи, наконец, как ты с нашим Домовым познакомился Пап Ну, паа-аа-ап!, 197.21kb.
- Моу «сош №6» «Рассказывай, память, былое…», 61.7kb.
Некоторое время они молчали. Забытый за беседой котелок напомнил о
себе сердитым бульканьем. Вода, шипя, закапала в огонь. Брат Леонард
поспешно встал, сдвинул дрова в сторонку и отсыпал в котелок овсянки
из мешка. Задумался вдруг, что-то вспоминая, и снова повернулся к
травнику.
- Тот крест... Позволь-ка мне взглянуть на него.
Он наклонился над столом, рассматривая с неподдельным интересом
маленький Т-образный крестик прозрачного желтого камня.
- Солнечный Крест... - пробормотал брат Леонард. - Хм...
- Что он означает? - спросил травник.
- Пока слуги святой церкви не пришли на эти земли, здесь
поклонялись многим богам, но все эти люди почитали Солнце. Кто-то,
сразу ли, после, но - принял новую веру. Кто-то так и умер в старой.
Но были и такие, кто не смог решить, за кем идти, из дня или ночи
выбирая утро, из чёрного или белого - серое... Церковь этого не
одобряет, хотя раньше относилась спокойно. Да... многое меняется, - он
задумался. - Сила, богатство... Мне кажется, в последнее время церковь
тоже обрела немеряную силу, и кто знает, чем всё это обернется...
- А что вы сами на это скажете?
Тот пожал плечами:
- Нелепо отрицать, что бог есть свет, и остановимся на этом.
- А янтарь? Почему - янтарь?
- Хм, янтарь... В этом я тоже вижу некий символ. Янтарь - ни
камень, ни смола. Если бросить его в огонь, он потечёт и сгорит, но
останется камнем в любом другом месте. Не могу объяснить, но наверное,
в этом всё дело.
- Грань... - пробормотал странник. - Опять грань. Лезвие ножа...
Он замолчал, и брат Леонард не стал его тревожить.
Снаружи незаметно начало темнеть. Поспела каша. Залив дымящую
овсянку молоком, брат Леонард и рыжий странник сели за обед.
- Что за деревни здесь поблизости? - спросил травник, отодвинув
пустую миску.
- Ближе всех Надэш. Зарад и Хунендар подальше, а та, что ещё
дальше на север - Местякэн.
- Там где-то есть кузнец?
- У Хунендара кузница недавно задымила... А зачем тебе?
Не ответив, странник встал и натянул кафтан. Взял посох.
- Пойду я, пожалуй, - сказал он. - Спасибо вам за все.
Брат Леонард молча смотрел на него.
- Пропадёшь, - сказал он наконец. - Дважды из графских подземелий
не сбегают.
Глаза травника блеснули в свете костра.
- И всё таки, мне надо туда, - упрямо сказал он. - Теперь я должен
разобраться во всем этом сам.
- Ну что ж... - монах вздохнул. - Всё повторяется. Не допусти зла
к себе в сердце, Лис. А теперь - иди с богом.
- Прощайте, брат Леонард.
Откинув козью шкуру, странник шагнул в темноту и растворился в
ночи.
* * *
Все раны зажили к утру. Мозоли на ногах, следы от оков, кровавые
царапины расчесов - всё затянулось, оставив чуть заметные следы. Будто
некий тайный знак, и травнику вдруг подумалось, что Сила, брошенная им
на каменной поляне, напомнила о себе. Отчасти он был рад такому
повороту дела, отчасти же, наоборот - обеспокоен старыми сомнениями.
Уходя от брата Леонарда, он выпросил у него кус груботканого полотна,
соорудил себе пару обмоток и теперь сапоги были если и не впору, то во
всяком случае не велики. Ногам, вдобавок, стало не только удобнее, но
и теплее.
Оставив в стороне Зарад и Надэш, он выбрал Хунендар и шёл всю
ночь, сперва через поля, проваливаясь в снег почти по колено, затем
набрел на санную дорогу и дальше шёл уже по ней. Лишь раз, заметив в
отдаленьи с полдесятка верховых, углубился в лес и сделал крюк, пока
их топот, злые голоса и звяканье сбруи не замерли вдали.
К рассвету травник вышел к Хунендару.
Село дорога обходила стороной. Приметив кузницу на косогоре,
травник отыскал ведущую туда тропку и двинулся вверх по ней. Похоже, в
кузнице только-только начали работу - дымок вился из трубы струйкой
неуверенной и тонкой. Слышался легкий перезвон молотка - видно, что-то
чинили или налаживали инструмент. Травник потоптался у порога, обивая
снег с сапог, и потянул за ручку. Дверь заскрипела, открываясь. "Все
повторяется, - подумалось ему. - Вот так же, два месяца назад, я
подходил к одной очень похожей кузнице..."
Заслышав скрип, кузнец обернулся, и странник замер на пороге,
будто вкопанный.
- Збых! - ошарашенно выдохнул он.
Тот чуть не уронил молоток себе на ногу.
- Не может быть... - пробормотал он. Шагнул навстречу. - Ты?
- Я...
- Откуда? как? Какими судьбами? Да впрочем, что это я... - Он
вдруг засуетился, стянул передник и повесил его на гвоздь. - Пошли в
дом.
- Ты погоди, - остановил его тот. - Может, не надо...
Кузнец насторожился:
- Ты что, опять куда-то влез? - спросил он.
- Есть такое дело, - признался тот. - Ружена что, дома?
- Замуж вышла сестрёнка моя, - усмехнулся Збых. - С того дня, как
мы сюда переехали, как будто и впрямь проклятие какое с нас сошло.
Помнится, Юхас уж давно на нее заглядывался - всякий раз, когда мы к
тетке наезжали, а тут, вишь, посватался... Да что мы всё обо мне!
Ты-то как? Где пропадал всё это время?
- Где только я ни пропадал, - усмехнулся тот. - Долго
рассказывать.
- Тогда тем более - пошли ко мне. Работа подождет.
Странник поколебался.
- А ты что, по-прежнему один?
- Да всё как-то не завяжется, - усмехнулся тот невесело. - Да и
девки нынче хрупкие... трещат... Ну что, идем?
Через час, потягивая чай с мёдом, он выслушал травников рассказ и
долго молчал после. Поставил чашку на стол, поскрёб в затылке.
- Ну и дела... - сказал он наконец. - И что ты вечно лезешь черту
в зубы? Граф, он, конечно, мироед, да ведь и его понять можно. Люди
поговаривают, что пока жена его не померла, так он не шибко и лютовал.
Это уж потом началось. Вот прихвостень его, Кришан этот, тот - да-а...
Была б моя воля, я бы сам его здесь придушил. Ну, и что ж ты теперь
делать надумал? Или опять за киркою пришёл?
- Нет, - травник усмехнулся, - не за киркой я. За верёвкой.
- Иисус Мария! Верёвка-то зачем?!
- Надо, - уклончиво ответил тот. - И вот ещё что... - Он потянул
из-под лавки свой посох. - Надо бы вот эту штуку малость переделать -
тут и тут. - Он показал, где. - И ещё вот этак...
Збых взял посох, с уважением взвесил его на ладони.
- Сделать-то можно, - кивнул он. - И верёвку искать не надо - вон,
в сенях лежит. Да только зря ты за это взялся. Уходить тебе надо, вот
что я скажу. Не ровен час нарвешься на графских холуев, а там - пиши
пропало: не на кол посадят, так плетьми засекут, а то и ещё чего
похуже.
- Куда уж хуже-то, - хмыкнул тот.
- У Кришана выдумки хватит, он догадистый... Ты вот что - поживи с
денек у меня, а завтра уходи на юг, в Лидуш или лучше - сразу в
Копшу-Микэ.
- Нет уж, - травник покачал головой. - Я у тебя не задержусь. Если
меня схватят - это ладно. Но если и тебя в чем обвинят...
- Да я скажу - откуда ж мне было знать... - Он вдруг осёкся и
посмотрел на странника. - О господи... Жуга, ты только не подумай, что
я...
- Да я и не думаю, - хмуро буркнул тот. - А только вижу, что и ты,
как собака, уже приучился хозяйскую плетку любить. Уйду я, не бойся.
Скажи только - сделаешь посох? Успеешь до вечера?
- Конечно! Конечно успею! - Кузнец встал и шагнул к двери, да
замешкался на пороге. Обернулся. - Слышь, Жуга... - Он помедлил. - А
ведь парень-то вернулся тогда...
- Я знаю, - кивнул тот.
- Так значит, те волки...
- А вот это тебе знать ни к чему, - сказал тот, как отрезал. - И
не зови меня Жугой.
- Почему?
- Потому что я и сам себя так не зову.
* * *
К исходу дня рыжий странник добрался до замка. Он долго
рассматривал издали внушительную серую громаду, вспоминая и прикидывая
так и этак, где могут находиться графские покои, пока наконец не
остановил свой выбор на одной из двух западных башен.
Стемнело. Спрятав под кустами посох и мешок, он скинул кафтан,
отрезал изрядный кусок верёвки, обмотал его вокруг пояса и двинулся
вперед.
Башня была велика. Круглая, сложенная из дикого камня, она почти
отвесно уходила вверх локтей на двести, и два самых нижних её окна,
ведущих, как помнилось страннику, на лестницу, находились чуть ли не
посередине. К тому времени, когда он достиг подножия, стемнело уже
совсем. Сверху вряд ли что теперь можно было разглядеть. Странник же,
похоже, видел в темноте не хуже совы, а может, даже лучше. Он пересек
застывший ров по просевшему, в темных трещинах льду, с минуту постоял,
разглядывая грубую кладку стен и прикидывая, что и как, сунул за пояс
рукавицы, взял в зубы нож и полез наверх.
Торопиться не стоило. Он вырос в горах и по опыту знал, что такое
отвесные стены. Спешка сейчас означала бы смерть. Мир для него сузился
до серого куска стены перед глазами. Цепкие сильные пальцы горца,
казалось, сами отыскивали в ней трещины, выступы, разломы - любой
изъян, за который можно было ухватиться, глаза привычно запоминали,
куда поставить ногу и куда потом ставить вторую. Раз или два он
останавливался, не найдя зацепки, брал нож и ковырял в стене, кроша
неровными кусками ставший от времени рыхлым раствор между камнями.
Тёмный провал высокого окна медленно приближался. Страник знал, что
теперь он долезет.
Он не спешил.
* * *
Кришан шёл до графа, раздосадованный неудачной погоней, усталостью
и потерянным днём. Всадники целые сутки носились взад и вперед, но
выискать травника оказалось не так-то просто. То же и в лесу. Следов
там было немного, и все их быстро заметало поздним снегом -
февральские метели давно уже вошли в поговорку. Собаки оказались
бесполезны. Кришан в ярости вытянул ловчего плетью и с небольшим
отрядом всадников до темноты обследовал звериные тропы, никуда, как
правило, не ведущие. Не оказалось странника и на реке. Что и говорить,
велики были графские владения. Здесь было где спрятаться.
Он двинулся вверх по лестнице и тут вдруг обнаружил, что браслет
на его запястье ведет себя как-то странно. Колотье под ним усилилось,
а камень так и полыхал неистово-красным. Кришан остановился в
недоумении, соображая, что бы это значило, и в этот миг сверху на него
обрушилось что-то большое, живое и яростное. Мощный удар сбил
оруженосца с ног, и два сплетенных тела покатились вниз по ступенькам.
Кришан был опытным бойцом, но внезапность сделала свое дело, и
лишь на лестничной площадке ему удалось вырваться из цепкого захвата и
отпрыгнуть к стене.
Трепещущее пламя факела высветило нескладную фигуру ведуна.
- А, ты! - вскричал в ярости Кришан, быстрым движением выхватив
стилет. - Вот славно-то. Ты сбережешь мне кучу времени. Ну, давай, иди
сюда!
- Отдай браслет, - глухо сказал тот. Глаза его блеснули.
- А если не отдам?
- Отдашь. Или умрёшь.
Кришан вскинул руку и бросился вперед.
На полпути его стилет со скрежетом столкнулся со сталью - в руках
у травника был нож. Они сцепились, яростно дыша, отпрянули и закружили
по площадке, нацелив клинки друг на друга. Факел освещал лицо ведуна
неверным багровым светом, и Кришану стало не по себе.
Откуда он тут взялся?
Мелькнуло лезвие ножа. Рука оруженосца отработанным движением
отбила удар, хоть несколько и запоздала. Он метнулся в сторону
обманным шагом и ударил сам, перехватывая его руку с оружием. Лезвие
стилета крутилось перед ним, как заведенное, отбрасывая тонкие блики.
Казалось, что оно уже в крови. Удар - ответ. Удар, ещё удар... Кришан
поймал ладонь противника в захват и принялся выкручивать ее, уже
торжествуя победу, как вдруг ведун извернулся и ударил ногой, хотя
казалось, что и рукой тут не очень-то размахнешься. Окажись Кришан
чуть менее проворен, этот удар наверняка сломал бы ему челюсть, а так
- всего лишь навсего разбил губу. Он прянул назад и снова оказался у
стены.
На лестнице послышался топот ног и перезвон железа - стража
спешила на помощь, заслышав шум. Кришан осклабился в усмешке.
- Бросай нож, смерд! - процедил он сквозь зубы. - Брось, и может,
граф простит тебя.
- Не нужно мне прощенья, - угрюмо сказал тот, тяжело дыша. - Отдай
браслет. Ты сам не знаешь, какие силы вы спустили с цепи.
- Не смей мне указывать, падаль!
Лицо травника исказилось яростью.
- Ну и сволочь же ты! - сказал он в сердцах. - Кровопийца
поганый... Сдохни вместе со своим графом!
Он плюнул и коротко выкрикнул что-то, как будто ругаясь.
Кришан взревел и ударил.
Клинок ушёл в пустоту и звякнул, стукнувшись о камень - травник
бросился в сторону и помчался вниз, прыгая через три ступеньки.
Оруженосец издал торжествующий клич и бросился вдогон.
Двор был ловушкой, прочной и надежной; травник это знал. Ещё днём
он приметил, что ворота теперь постоянно закрыты, а мост поднят. Он
бежал к окну, на ходу надевая рукавицы. Протиснулся наружу, нащупал в
темноте верёвку и скользнул вниз по ней, ударяясь о стену. Рукавицы
его задымились.
- Ко мне! - кричал Кришан кому-то наверху. - Держите его, не дайте
ему уйти!
Кто-то высунулся в окно, ругаясь в темноту. Блеснул сабельный
клинок, перерубая верёвку, и травник рухнул с высоты, по уши зарывшись
в сугроб.
- Ублюдки! - взревел оруженосец, - что вы натворили! Теперь нам
его не достать! Скорее за ним! Опускайте мост! Скорее!
К тому времени, когда конный отряд бросился в погоню, травник был
уже далеко.
* * *
- Не верю!!!
Граф метался в комнате, будто зверь в загоне. Все, что попадалось
ему под горячую руку, летело на пол, звеня и разбиваясь.
- Не верю, не могу поверить! - рявкнул он, в который уже раз
останавливаясь перед Кришаном. - Чтобы какой-то сопляк, смерд,
паршивый букашник, колдунишка водил вас за нос двое суток! Как он
здесь оказался?! Он что, теперь ещё и невидимка? Кто сбросил ему
верёвку? Почему вы упустили его?
Кришан угрюмо тронул вспухшую губу.
- Шёл снег, мой граф, - сказал он. - Собаки не смогли взять след.
Я думаю, он вскорости объявится в какой-нибудь деревне - должен же он
что-то есть! Мои люди узнают, не видел ли кто его. С такой приметной
волосней ему не удастся скрываться долго.
- У тебя, я смотрю, на всё найдется объяснение! - прорычал граф и
уселся в кресло. Посмотрел в камин, потёр живот и поморщился. - Подай
вина, - велел он. Кришан кивнул и, взявши с полки кувшин, наполнил
графский кубок.
Граф покосился на браслет, мерцавший на запястье оруженосца, и
хмыкнул:
- Чего ты нацепил эту хреновину?
Кришан поднял руку.
- Не так всё просто, - ответил он. - Всё никак не могу понять,
зачем и как он мигает. Есть у меня одна мысль, и если это сработает,
то...
- То - что? Ну, договаривай!
- Не стоит пока об этом говорить, - уклончиво ответил тот. - Вдруг
я не прав? Уверен я пока в одном - сюда эта рыжая тварь полезла именно
за ним.
- Неужто?
- Он сам так сказал, мой граф. - Кришан поднял голову. - Я прочешу
весь лес. Я сам убью его. - Он облизал разбитые губы. - Он дорого
заплатит мне за это.
- Ну, ладно, - граф кивнул. - Возьми два десятка солдат - больше,
я думаю, не понадобится. Не найдете в лесу - ищите в деревнях. Собак
не кормите - пускай будут злее. А сейчас иди и кликни кого-нибудь...
Пусть принесут нам чего-нибудь перекусить.
Он глотнул из кубка и с проклятием выплюнул вино на пол.
- Дьявольщина! Что это такое?!
- Что случилось, мой граф? - Кришан обернулся на пороге.
- Попробуй! - Граф протянул ему кубок. Кришан пригубил напиток и
содрогнулся, почувствовав солёный привкус на губах.
В бокале была кровь.
* * *
Все повторялось.
Он шёл сквозь лес, как уже было много раз за эти дни и ночи, шёл в
никуда, петляя, сдваивая след, пока погоня не отстала, и пока в лесу
не воцарилась прежняя тишина. Усталость брала свое - травника шатало.
Он брел всё медленней, едва не засыпая на ходу, и наконец настал миг,
когда он почувствовал, что не в силах больше сделать ни шагу.
Остановившись, сбросил с плеч котомку и огляделся окрест.
Поспешное бегство завело его в самую глубь лесной чащобы. Сквозь
голые ветви светила луна. Вокруг было тихо, и травник, поколебавшись,
решил заночевать прямо здесь - в конце концов, это место было не хуже
любого другого.
Он отыскал большую старую ель и влез под её широкие лапы, где не
было снега, лишь палая хвоя и шишки с корой. Достал из мешка кресало и
трут, запалил маленький костерок из сухих веток и, перекусив гобушкой
хлеба, улёгся отдохнуть.
В холодном сне он продремал остаток ночи, то и дело просыпаясь в
тревоге; но нет - всё было тихо и спокойно, и встав на следующее утро,
он двинулся дальше.
И здесь, посреди глухого леса, вдруг повстречал людей.
* * *
Их было трое. Травник замер, стиснув крепче посох. На графских
слуг они явно не тянули: три мужика, по виду - самые обыкновенные
крестьяне из местных, может, разве что несколько более оборванные и
заросшие, чем другие. Двое были с топорами, один - с рогатиной.
- Ты, парень, здесь откуда? - хмуро, с подозрением спросил тот,
что с рогатиной, - высокий и плечистый бородач. Шагнул вперед. - Чего
тебе надо в лесу?
- А вы сами-то кто будете? - вопросом на вопрос ответил тот.
- Ты, рыжий, брось мне тут хитрить. Тоже мне, лис выискался... Я
первый спросил. Кто ты?
Драться не хотелось. Травник уже понял, что негаданно набрел если
и не на лихих людей, то уж точно - на беглых крестьян, и решил не
перечить.
- Странник я.
- Гм! Странник... Что ж ты тут делаешь тогда?
- Бежал я. Из графской темницы.
- Будет заливать-то! - усмехнулся тот. - Чем докажешь?
Тот молча показал запястья. Троица переглянулась.
- Цепи не только у графа есть, - хрипло сказал второй и поправил
за поясом топор. - Да и шапка на тебе уж больно знакомая - как раз вот
в таких и расхаживают графские приспешники.
- Шапку я украл, - признался рыжий, - и это все, что я могу
сказать о ней. Не хотите - не верьте. Я устал спорить. Хотите драться,
так давайте, а нет, так пропустите.
- Ишь ты, прыткий! - предводитель усмехнулся в бороду. - Куда
идешь?
- Куда глаза глядят... - буркнул тот. - А как дойду, там видно
будет.
- Ну-ну... Как зовёшься-то хоть?
Странник поколебался.
- Лисом назвал, Лисом зови и дальше, - сказал он.
- Ну что ж... пошли... Лис. Расскажешь, что и как, а там уж мы
решим, что с тобою делать.
- Ладно, - кивнул тот, опуская посох. - Будь по-вашему. Пойду.
Дорогою разговорились. Старший из троих - высокий кареглазый мужик
с рогатиной, звался Шандор. Два других были братья-близнецы - Габор и
Тамаш. Их легко было различить - левое ухо у Тамаша было разодрано
надвое плетью, он носил, прикрывая шрам, длинные волосы и всё время
молчал. Габор нехотя рассказал, как однажды с их сестрой решили
поразвлечься графские молодчики. Тамаш выскочил на двор, заслышав
сестрин крик, расшвырял двоих-троих, одного бухнул в колодец - тот так
и не выплыл, да остальные навалились скопом и чуть не забили парня
плетьми. Досталось и Габору тоже. Сестру всё равно снасильничали,
парней же повязали и бросили в сарай, намереваясь увезти назавтра в
замок. А ночью те распутали верёвки и ушли в леса.
- Вот и молчит он с тех пор, - вздохнул Габор. - Всё понимает, а
сказать ничего не может... А ты, говоришь, значит из темницы удрал?
Расскажи.
- Расскажу, как придем.
- Промышляешь-то чем? - спросил Шандор.
- Травник я.
- Ишь ты! А не врёшь?
- Чего мне врать-то? - пожал плечами тот.
- А вот, к примеру взять, у Дюлы вчера живот скрутило. Съел видать
чего-то не того. Кишки расклеились. Смог бы помочь?
- Попробую...
Помянули брата Леонарда.
- Как же, знаю, - кивнул Шандор. - Добрый человек, хоть малость и
чудной. Шёл летом куда-то по делам своим монашьим, да прихворнул. Всё
лето пролежал, а когда на поправку пошел, зима-то и нагрянула. Он и
решил пока тут пожить. Благо, местные не забывают старика, помогают,
чем могут...
- А ты сам откуда будешь?
- Я из Местякэна, а вон они, - он кивнул на братьев, - из
Верешмарта. Остальные - кто откуда. Много нас тут таких, без дома, без
земли... Многих этот Цепеш по миру пустил.
- А чем живете? Грабите что ль кого?
- Всякое бывает.
За деревьями замерцал костерок, и вскоре все четверо вышли на
поляну. На взгорке, у развесистой березы темнел провал землянки.
Человек семь или восемь сидели вкруг костра, где жарился на вертеле,
роняя капли жира, большой кабаний бок. Слышались голоса.
- ... Вот я и говорю, - продолжал кто-то свой рассказ. - Были мы с
братом богатыри, каких поискать. Пошли мы как-то в лес. Глядь - а
навстречу медведь. Бурый такой, с зубами. Как заревет! Ну, брат шапку
наземь и - ну бороться. С медведем, значит. А во мне как будто два
сердца. Одно говорит: "Силу покажи!", другое кричит: "Беги!". Ну,
думаю, послушаю того, что "беги"кричит. А через день, значит, дай
думаю, посмотрю, чем там дело кончилось, в лесу.
- Ну и что?
- От брата одни царвули остались.
- А от медведя? - ахнул кто-то.
- Ни волоска!
Дружный хохот сотряс поляну и смолк при появлении Шандора и двоих
близнецов. Половина сидевших вскочила, схватившись за оружие, но все
тут же уселись обратно. Кто-то повернул жаркое над костром и ругнулся,
обжегшись.
- Эй, это кто там с тобой, Шандор? - окликнул кто-то.
- Да так, один лис забежал, - усмехнулся тот. - А вы опять
сторожей не выставили?
- Да ладно тебе, - махнул рукою говоривший - высокий чернявый
парнишка лет восемнадцати, который, похоже, и рассказывал потешную
басню. - Садись вон лучше. Лайош с Иштваном сегодня, вишь, какого
кабанчика на рогатину взяли.
- Уж не у Дароша ли на дворе взяли-то?
Все рассмеялись. Парнишка залился багрянцем:
- Ну, что ты... Ты малость этого... того... Хватил!
- Ладно, мы тоже не с пустыми руками вернулись, - сказал Габор,
полез в мешок и вынул большой пузатый мех с вином, появление которого
было встречено шумным одобрением. Травнику тоже освободили место у
костра, он сел, глотнул терпкого кисловатого вина и передал мех дальше
по кругу.
- Ну, рассказывай, - потребовал Шандор.
- Погоди, - тот поднял руку. - Где там этот ваш... Дюла?
- Лежит, где ж ему ещё быть! - развел руками паренёк-насмешник. -
Ежли не в кустах, то стало быть, в землянке...
Все снова засмеялись, один лишь Шандор остался серьезен.
- Помолчи, Тодораш, - сказал он и кивнул Габору. - Принеси воды. -
Повернулся к страннику. - А ты не так-то прост, Лисенок... Ладно.
Выкладывай, за что в темницу угодил.
"Все повторяется..." - опять подумалось страннику. Он вздохнул и в
который уже раз начал свой рассказ.
* * *
Прошло два дня. Жизнь в этом странном разбойничьем убежище
тянулась размеренно и неторопливо. Кто-то охотился, кто-то промышлял в
других местах, больше воровством, чем грабежом. В котелке бывало
пусто, но бывало и густо. Странник как-то незаметно для себя
расслабился, подрастеряв за эти дни свою всегдашнюю настороженность, и
расплата не замедлила прийти.
Они ехали молча - четырнадцать всадников, скользили в мягких
сумерках между дерев, как будто тени. Не ржали лошади, не звякала
сбруя. Здесь, в глухом лесу, никто их не ждал.
Вдалеке послышались голоса, и предводитель поднял руку. Повинуясь
молчаливому сигналу, все остановились. Всадник покосился на браслет у
себя на запястье, где мерными красными сполохами вспыхивал и гас
плоский камень, и удовлетворенно кивнул.
- Так я и знал, - пробормотал он и показал браслет всаднику, что
ехал рядом. - Взгляните, мой граф - я был прав. Этот пёс где-то рядом.
Эй, вы! - тихо окликнул он остальных. - Не отставать. Скоро
позабавимся. Помнится, где-то тут водилась шайка Шандора-косого... Уж
не с ними ли он снюхался?
- Тем лучше, - отозвался граф. - Давно пора было ими заняться.
Накроем всех разом.
Они двинулись дальше, и вскоре впереди замаячил огонь.
- Ну, так и есть, - кивнул Кришан. - За мной, ребята!
Отточенная сталь зашелестела, покидая ножны.
Всадники налетели внезапно, как вихрь, разметали костёр. Небольшая
поляна наполнилась свистом, гиканьем и разноголосыми криками. Мелькали
тени в круге света от костра, блестели клинки. Кто-то яростно рубился
посреди поляны. Другой - большой, высокий, схватил рогатину наперевес
и с криком бросился вперёд, выбив всадника из седла, но тут же сам
упал с разбитой головой. Кто успел - скрылся в лесу. Через пять минут
всё было кончено. На истоптанной поляне осталось лежать семь
неподвижных тел.
Травника средь них не оказалось.
- Чёрт! - выругался Кришан, перевернув кверху лицом последний
труп. - Опять удрал... - Он покосился на браслет и покрутился вкруг
себя. - Ну, ничего. Теперь он от нас не уйдет. Эй, вы! По коням!
- Йожефа и Хубера убили, господин Кришан! - крикнул кто-то.
- Чёрт с ними.
- И Фалош ранен... Как бы кровью не истёк...
Кришан обернулся. Глаза его холодно блеснули в свете луны.
- Добей, - коротко приказал он и двинулся вперед.
* * *
Два дня, два пеших перехода травник потратил на то, чтоб добраться
до пещеры брата Леонарда - единственного места, где он мог бы получить
совет и хоть какую-то помощь. Погоня шла по пятам, и не было никакого
смысла идти в деревню к Збыху - он лишь навлек бы на кузнеца графский
гнев. Верёвка, посох - вот и все, что он успел спасти. Мешок остался в
разбойничьем лагере.
Он вышел к холмам и тут вдруг остановился, почуяв неладное. Здесь
снова пахло дымом, но то был дым какой-то злобный - кислый и тревожный
запах разоренного жилья. Травник поднялся вверх по крутой тропе и
замер.
Козья шкура была содрана и валялась на земле, засыпанная снегом.
Очаг, стол, кровать - всё было изрублено в щепки. В потухшем очаге
чернели жженые страницы книг. Горшки, корчаги - всё перебито.
Травник почувствовал, как в сердце что-то обрывается, и слезы боли
и гнева невольно навернулись на глаза.
- Брат Леонард... - окликнул он и, не получив ответа, крикнул
громче: - Брат Леонард!
- Не шуми, приятель!
Травник обернулся, вскидывая посох, и отступил вглубь пещеры.
Два стражника стояли, загораживая выход.
- А прав был Кришан-то, - ухмыльнулся один и сплюнул. - Припёрся
таки, голубок... Ну что, сам бросишь дубину, или силком отнять?
- А ты попробуй, - процедил травник сквозь зубы.
Стражник снова плюнул и потянул из ножен саблю.
- Кончаем его, - сказал он своему приятелю и шагнул вперед.
Посох в руках травника негромко щёлкнул и ощетинился двумя
лезвиями на концах. Сжатые губы тронула злая усмешка.
- Ну, - сказал он, - кто первый?
И швырнул в лицо стражнику бухту верёвки.
* * *
- Вот он!
Травник бросил обшаривать карманы убитых стражников и поднял
голову.
У входа в пещеру стояли Габор, Тодораш и Шандор. Голова последнего
была обвязана тряпицей, по которой расплылось бурое пятно высохшей
крови.
- А, это вы... - странник вытер руки и кивнул, вставая. Поднял
посох. - Что же раньше не объявились. Или... следом шли?
- Я ж говорил! - Тодораш злобно ощерился и схватился за нож. - Он!
Он навел на нас облаву! У, графский прихвостень...
- Не кипятись, - Шандор поднял руку. - Я видел, как он дрался, да
и ты, кстати, тоже видел... Кто ты, Лис?
- Нет времени рассказывать, - угрюмо буркнул тот.
- Зачем они тебя преследуют?
- Я дважды убегал - такого не прощают.
- Вот как? Понятно...
- Ну, что же вы стоите? Бегите, прячьтесь... - Травник усмехнулся.
- Сегодня даже граф, и тот выбрался из замка.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю... Уходите.
Шандор помолчал.
- Мы можем чем-то помочь?
- Опомнись, Шандор! - вскричал Тодораш. - Нас осталось-то семь
человек, а ты ...
- Заткнись, - Габор сказал это негромко, но Тодораш умолк
мгновенно. - Твой брат сидит в тюрьме за то, что ты сбежал в леса, а
ты... Как байки травить, так первый.
- Что Тамаш? - спросил травник.
- Нет больше Тамаша.
- Вот как... - Травник нахмурился. Смерил взглядом всех троих. -
Что, вы и впрямь хотите мне помочь?
- Нам тоже некуда бежать. Что ты задумал?
С минуту травник молча размышлял.
- Вас семеро, - сказал он наконец. - Навряд ли в замке осталось
больше десятка человек. Сможете туда попасть?
- Не знаю, - Габор пожал плечами. - А зачем?
- Пролезем, - уверенно сказал Шандор. - Я когда-то пролезал.
- Через окно? - улыбнулся травник.
- Через окно.
- Собирайте всех своих, - продолжал странник. - Да пошлите вон
хотя бы его, - он кивнул на Тодороша, - в Хунендар. Пусть разыщет там
кузнеца Збыха. Возьми у него молоток и самое лучшее зубило. А лучше -
два молотка и два зубила.
- Так может, уж сразу - три? - предложил Тодораш.
- Нет, три, пожалуй, будет хуже, - усмехнулся травник. - Если
спросит, кто мол просит и зачем, скажи, чтоб вспомнил Тёплый Стан.
- Тёплый Стан?
- Да. Беги прямо сейчас. Освободите пленников и уходите.
- А как же... погоня? - спросил тот. - Ты-то как?
Губы травника сжались, словно от боли.
- С ними я как-нибудь сам разберусь.
Шандор покачал головой. Посмотрел травнику в глаза.
- Ох Лис, темнишь ты что-то... - сказал он. - Видано ли дело, чтоб
один, да против двух десятков. Что толку в замок лезть, коль они потом
вернутся?
- Я справлюсь, - упрямо повторил тот.
- Да ты даже уследить не сможешь за ними! Тут не то что двух, тут
сорока глаз не хватит!
- Сорока? Гм... - Травник усмехнулся с хитрецой и покосился
куда-то наверх. - Что ж, это идея... Спасибо, Шандор. А теперь -
идите. Идите, а то будет поздно.
Шандор молча кивнул и первым отправился вниз по тропе. Остальные
поспешили за ним вослед. Травник остался один. Он огляделся, выволок
убитых стражников, затем вошёл в пещеру и принялся собирать
рассыпанные травы. Замер вдруг.
- Всё повторяется, - пробормотал он и облизал пересохшие губы. -
Как будто время вспять пошло... Как будто снова деда Вазаха убили...
Он подобрал два стебля белены, сухой корень адамовой головы,
растеребил головку чеснока. Пошарил по углам, набрал ещё штук пять
каких-то листьев и, уже спускаясь вниз по склону, заслышал вдалеке
знакомый хриплый рев трубы.
Шла дикая охота.
* * *
Уже темнело, когда на поляну с камнями снова вышли двое.
С севера к поляне вышел человек.
С юга - волк.
Они стояли молча, не сближаясь. Наконец, травник шагнул вперед.
"Ты снова звал меня, - возник в его голове знакомый голос вожака.
- Чего ты хочешь, Одиночка?"
Странник поднял взгляд.
- Мне нужна помощь, - сказал он. - Я приготовил все, но чувствую,
что одному мне не справиться.
"Мое время на исходе, - был ответ. - Сегодня последняя ночь. Чем я
могу помочь?"
- Убей, - сказал травник. - Хотя б двоих. Хоть одного.
Вожак долго молчал.
- Так ты поможешь мне?
"Хорошо, - последовал ответ. - Я буду там."
И он исчез.
Странник поднял взор и замер так.
Остатков колдовского зрения хватило, чтоб увидеть - его силы были
здесь, зависли в воздухе над каменным столом тяжелым дымным облаком,
крест-накрест скованные болью. Ни подступа к ним, ни ключа к заклятию
у травника не было, да и быть не могло - доверенные камню в вечное
хранение, они были недосягаемы, и требовалась недюжиная сила, чтоб
сломать Печать.
Утратив дар владения словом, поэт становится калекой - слепым
глухим созданием, безразличным к миру и к себе...
А кем тогда становится колдун?
Травник дважды глубоко вздохнул, собираясь с силами, и шагнул
вперед. Взор его замер. По вискам заструился пот.
Иногда совсем не обязательно разбивать цепи для того, чтоб стать
свободным...
Тихонько, словно нитку из клубка, он вытягивал обратно тонкий жгут
колдовского огня. Тугая спутанная мощь противилась разрыву, корчилась,
ходила ходуном. Снег плавился с шипением и треском. Парень закусил
губу от боли. Всё повторяется... Как в графской темнице хрустели
суставы, срывая с руки ненавистное телу железо, так и сейчас корчилась
в муках душа - плененное пламя живого костра средь кирпичной печи.
Только не было для нее спасительного яда. Да и не помог бы он тут
ничем.
Травник не знал, сколько всё это длилось, лишь почувствовал
внезапно, как темные лепестки старого заклятия свернулись вдруг сами в
себя, и каменный алтарь пред ним погас, опустошенный.
Странник утер пот со лба и долго молчал, слушая, как потрескивает
остывающий камень, затем сунул руку в карман, нашарил там два гладких,
отполированных ветром орешка и пробежал глазами по макушкам деревьев.
Сорока сидела на суку, любопытная, как всегда, смотрела вниз на
человека, ожидая, чем всё кончится. Травник с хрустом раздавил в руке
орехи и цокнул языком. Сорока встрепенулась. Травник улыбнулся.
- Ну, иди сюда, - негромко сказал он. - Иди, не бойся...
Сорока слетела и уселась на камень. Наклонила недоверчиво
иссиня-чёрную голову, покосилась на орех. Медленно, прыжками
подобравшись ближе, схватила с ладони белое лущеное ядрышко и
проглотила в один момент.
- Вот и славно... - кивнул травник, разжевал и проглотил второе. -
А теперь - лети.
Птица вспорхнула и пропала меж деревьев.
Травник постоял некоторое время, молча глядя на старые камни.
- Прости, брат Леонард, - прошептал он. - Не получилось из меня
раба.
Он повернулся и скрылся в лесу.
* * *
- Не отставать! - прикрикнул на своих солдат граф Цепеш. - Где он,
Кришан?
- Где-то здесь, мой граф. Эй вы, смотреть в оба!
- Вон он! - крикнул кто-то, указывая рукой.
За кустами мелькнула рыжая голова, и вся кавалькада с топотом и
свистом бросилась в погоню.
- Вперед, вперед! - погонял их оруженосец. - Ищите лучше! Первый,
кто его найдет, получит сто талеров, слышите?
Всадники рассеялись, прочесывая кусты и всё больше отдаляясь друг
от друга. Один из них - Михай, вдруг заприметил чью-то тень,
скользнувшую за деревьями, и тут же ринулся в погоню. Рыжая шевелюра
мелькала впереди то справа, то слева, и Михай уже уверился, что
награда у него в кармане, как вдруг его конь споткнулся обо что-то, и
тяжелая колода на верёвке, описав дугу, страшным ударом выбила
всадника из седла.
Роняя снег с ветвей, сорока взлетела и исчезла меж деревьев.
* * *
Имре сразу увидел его. Всё, как описывал господин граф - рыжий, в
полушубке и хромает. Он пустил коня рысью, на ходу выхватывая саблю, и
в этот миг его шею захлестнула петля. Высокая лесина разогнулась,
словно спущенный лук, и, вырвав всадника из седла, вознесла его в
темнеющее небо. Перед глазами промелькнул белый сорочий бок - это было
последнее, что он увидел перед тем, как навсегда погрузился во тьму.
* * *
Ференц был не очень-то силен в рукопашной, но как наездник мог
потягаться с кем угодно, и потому слегка опешил, когда его лошадь
встала, как вкопанная и попятилась назад, храпя и роняя клочья пены с
трясущихся губ.
- Ты что, Гвеждинка? - он похлопал её по шее, успокаивая. - Ну,
ну... Что там?
Он поднял взор и осёкся, заметив впереди пронзительный блеск
волчьих глаз. Матерый белый зверь появился будто ниоткуда. Ференц
отшатнулся и зашарил рукой в поисках оружия.
Волк подобрался и прыгнул, бесшумно, словно призрак.
Клыки его сомкнулись.
И повсюду в лесу, подгоняемые жаждой наживы, гнались за призрачной
тенью графские холуи. Гнались и гибли, натыкаясь на отравленные колья,
попадая в смертельные петли ловушек, сгорая заживо в страшном,
неведомо откуда льющемся огне...
Никто их больше не видел.
* * *
Кришан и два его приспешника, увлекшись погоней, не заметили, как
старый граф остался далеко позади. К тому времени, когда след привел
их на поляну - ту самую, где несколько недель тому назад началась вся
эта кутерьма, уже взошла луна.
Посреди поляны, в самом центре каменного круга стоял рыжеволосый
ведун. Стоял, сжимая посох, и смотрел на них, молча, неподвижный.
Ветер подхватывал и трепал его длинные, схваченные тесемкой волосы.
- Вот он! - крикнул один из солдат.
- Сам вижу! - огрызнулся Кришан и спешился. Вынул из ножен саблю.
- Вы двое - заходите с той стороны, - он указал, откуда именно. - Не
дайте ему уйти!
И двинулся вперед.
Травник стоял, не шевелясь, лишь челюсти его ритмично двигались,
что-то пережевывая. Почему-то эти мерные, какие-то коровьи движения
ещё больше взбесили Кришана.
- Ну что ж, смерд, - хрипло сказал он, - вот мы и встретились.
Пришла пора платить.
Травник не ответил, и Кришан вдруг почувствовал непередаваемое
отвращение к этому паршивому и грязному бродяге. Он сделал знак рукой:
- Возьми его, Дьёрдь!
Солдат шагнул вперед.
И в этот момент травник плюнул.
Мокрый ком зеленоватой жвачки шлепнул стражника в глаза. Тот
взревел от ярости, а в следующий миг вдруг выронил клинок и схватился
за лицо. Опустился на колени, грабастая пальцами снег, поспешно
приложил его к глазам. Как видно, стало ещё хуже - стражник взвыл,
теперь уже от боли, упал ничком и закатался как безумный.
Второй стражник, хоть и опешил на мгновенье, тут же спохватился и
ринулся в атаку. Посох странника взметнулся со щелчком, отводя удар,
два лезвия замкнули круг, и стражник рухнул с рассеченным горлом,
орошая кровью снег.
Странник медленно повернул голову к оруженосцу. Глаза его
блеснули.
- Ты прав, Кришан, - сказал он и шагнул навстречу. - Настало время
платить.
Сабля свистнула, нацелясь травнику в ноги, и ударилась о посох -
странник прыгнул, оказавшись вдруг на вершине камня, затем с
молниеносной быстротой метнулся вниз, и прежде чем Кришан успел
повторить свой удар, посох с гулом рассек воздух, и оруженосец вскинул
саблю, защищаясь.
Он не припоминал, чтоб посох у странника окован был железом, но
сейчас всё именно так и было. Он отступал под бешеным натиском рыжего
ведуна, и постепенно в его сердце впервые в жизни закрался страх. Он
чуть не потерял саблю, когда травник каким-то хитрым способом отбил
очередной его удар.
Такого с ним ещё не случалось.
Он понял, что погибает, и в яростной надежде убыстряя темп, с
криком бросился вперед.
Посох в руках странника завертелся смертоносной мельницей, вырывая
саблю из руки, и через миг его клинок до основания вошёл Кришану в
сердце. Оруженосец вскинул руки и раскрыл рот, как будто собираясь
что-то сказать, но лишь вдохнул с тяжелым хрипом и бесформенной грудой
осел на снег.
Воцарилась тишина, лишь ослепленный хрипел и корчился у камня на
снегу.
Травник склонился над убитым и снял с его руки браслет. Перебрал
по одной все подвески.
Крест в круге - громовое колесо... Его не было. Так вот что
оборвал граф Цепеш! Травник хмыкнул. Ну конечно!
Все повторяется, всё сковано в кольцо и движется по кругу, и можно
было сразу догадаться, чувствуя, как возвращаются к началу друг за
другом все события прошедших дней...
Все просто. Если ты - враг самому себе, то ты же и враг своего
врага. Круг замыкается, и что такое ненависть, как не другая сторона
любви? Две стороны одной монеты.
А он? Чему он служит? Грани между чем и чем?
Он покосился на стражника, уткнувшегося в снег и тихо подвывавшего
от боли - глаза его сейчас горели огнем. Травник поднял посох -
отточенные лезвия блеснули - и направился к нему.
"Не допусти зла в свое сердце," - вспомнились ему слова брата
Леонарда. Он вздохнул.
Посох в его руках поднялся...
... и опустился.
* * *
Граф ехал через лес.
Один.
Все охотники исчезли, словно унесенные невидимым вихрем. Лошадь
его еле плелась, глубоко проваливаясь в тяжёлый липкий снег.
Что-то шевельнулось впереди. Граф остановил коня и прищурился,
всматриваясь в темноту.
- Кришан? - спросил он неуверенно.
- Кришан мертв, - послышалось в ответ. Кусты раздвинулись, и
травник вышел на поляну.
- Ты... - ошарашенно пролепетал граф.
- Твоя охота закончилась.
Граф спешился и обнажил саблю. Травник не двинулся.
- А ты и сейчас истекаешь злобой... - сказал он, помедлив. - Прав
был брат Леонард: убийца не тот, кто убивает, а тот, кому нравится
убивать. Ты променял свое честное право любить и защищать на жалкую
радость причинять боль другому.
- Кончай болтать, - сказал угрюмо Цепеш. - Бери клинок и бейся,
как мужчина, если утверждаешь, что чего-то стоишь.
Странник покачал головой:
- Я не стану тебя убивать. Ты сам выбрал себе судьбу хуже смерти.
Одно твоё имя забудут ещё при жизни, а другое проклянут, и страх будет
сопровождать тебя везде... У многих совесть надо подгонять, а страх -
овчарка совести. Прощай. Возвращайся в свой замок. Твоя свора уже
бежит за тобой по пятам. Слышишь?
Граф против воли напряг слух и где-то далеко-далеко различил вдруг
заливистый и жестокий лай идущих по следу собак; и был этот лай так
страшен, что клинок сам выпал из ослабевших старческих пальцев.
Травник прислушался и кивнул.
- Круг замкнулся, - сказал он. - Рвите тишину. Я не воин.
Он перевел взор на графа.
- А теперь - беги.
И граф побежал.
* * *
Трое стояли на вершине холма, глядя на далекий замок. Дым ещё
курился над ним. Стаей вились, каркая, вороны.
- Все разбежались, - сказал один из троих, высокий, широкоплечий
бородач с обвязанной тряпицей головой. - Уже сейчас замок пуст. С ним
остался только Игорь - он служил ещё его отцу...
- По крайней мере, он будет не один, - его собеседник кивнул рыжей
головой. - Иначе это было бы слишком уж страшное наказание.
- А если новый хозяин...
- Здесь никогда не будет нового хозяина. Скажи, Шандор... вы
нашли, где похоронили брата Леонарда?
- Да, - кивнул бородач. - Он ничего им не сказал.
Странник потупил голову.
- Почему не я, а он? - прошептал он. - К чему такая жертва?
Шандор пожал плечами.
- Кто знает, Лис... Кто знает? Каждый получает свое.
Странник долго молчал, глядя на замок. На миг ему послышался
далекий, еле различимый лай, как будто свора призрачных гончих всё ещё
шла по следу графской души. Он помотал головой, и наваждение сгинуло.
- А что же ты? - подал голос третий. - Что выпало тебе?
- Мне? - обернулся тот. - Мне - дорога.
- Опять уходишь?
Странник кивнул:
- Так заведено, Збых... Всё повторяется. Мне много чего ещё надо
узнать и понять.
- Ну что ж... тогда - прощай.
- Прощай. Передавай поклон Ружене. И знаешь, что... - Он помолчал.
- Зови меня Жуга.
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ
7
Медведь потёр лапой морду каким-то странным, почти человеческим
жестом. Посмотрел на рыжего странника.
"Ты научился вселять страх в других. На эти камни и сейчас никто
не рискует ходить. Ты об этом мне хотел сказать?"
- Ты не понял, - Жуга подобрал ноги под себя. - Брат Леонард сумел
сделать другое. Он принял меня, не прогнал. А я... научился прощать.
"Вот ты и ответил на свой вопрос. Нет, ты не похож на лиса."
- Не был похож, - уточнил Жуга и поднял взгляд на зверя. - Скажи,
почему между вами такая вражда?
"Между кем?"
- Ну, между лисами, собаками, волками... и тобой?
"Не знаю. Волки и лисицы не враждуют меж собой, да и со мной у них
мир. Волков, правда, я не люблю. Лисы, те вообще ни с кем не враждуют
- слишком хитрые. А псы... Они сами по себе. Ты что, встречал их?"
- Приходилось.
"Когда? Ты не рассказывал."
- Это было нынешней весной, - помедлив, ответил рыжий странник. -
Я шёл тогда в город...
"И чем всё кончилось? Ты тоже их возненавидел?"
- Вначале - да.
"А теперь?"
- Теперь - не знаю.
ЗИМОРОДОК
А! Луна!
Хорошо.
Луна, это всегда хорошо, особенно, если - полная. Хватает за душу,
и где-то в глубине так сладко замирает сердце - зверь! я зверь! - как
древний зов в глухой ночи.
Когтистые лапы взрыли чёрный снег, скользя на повороте, сырые
комья глины брызнули во все стороны. Матерый чёрный пёс бежал по
следу. Но был он не один: из леса в степь и снова в лес, вдоль
слякотных дорог, разбрызгивая лужи, через луга и пашни мчалась стая.
Все чувства - голод, ненависть, желание и страх слились в одно -
догнать! Пришла весна, пора собачьих свадеб, время мести и вражды.
Весной собаки предали людей, как и всегда из года в год умчавшись
прочь, в леса, играя ночи напролет в волков, играя злобно, жадно,
неумело, но - всерьез, до крови и до смерти.
Стая гнала чужака.
Пёс на бегу пригнулся к снегу, сыскивая след. Солёный запах свежей
крови щекотнул в ноздрях. Сами собой ощерились клыки. Беги, беги! -
подумал он и усмехнулся злобно. Лунный свет отразился в зеленых
зрачках и пропал в темноте. Хриплое дыханье за спиной - загривки
вздыблены, хвосты, как палки - наотлет, горячие лоскутья языков...
Собаки вслед за вожаком нырнули в небольшой распадок, взлетели
вверх по склону, до конца и взорвались безумным пустобрехом, завидев
впереди бегущего.
Вот он, изгой! Гони его! гони! Он - зимородок, он - отрава! Куси
поганого щенка! Клыками глотку разорвать, пусть кровь течёт на снег!
Ату, ату его! Ату!
Впереди была деревня. Вожак остановился, радостно оскалясь. Грудь
его ходила ходуном. Сил сдерживаться больше не было - забыв про все,
он вскинул морду вверх, окровавленные губы вытянулись, и гулкий,
распирающий душу вой вдруг вырвался, взлетел навстречу звездам и луне.
Погоня рассыпалась, собаки заметались по равнине, захлебываясь лаем,
словно хохотом: беги! беги! Ты здесь чужой, и там чужой!
Вернешься, никуда не денешься!
И вот тогда повеселимся.
Вожак, умолкнув, опустил мохнатую лобастую голову и неторопливо
затрусил к темнеющему лесу. Вся стая двинулась за ним.
Чужак бежал сквозь ночь.
Деревенские огни медленно приближались.
* * *
Год пришёл к повороту - снова настала весна. Забылось в буднях
рождество, растаял в памяти прощальный мясоед, и вот уж подходил к
концу Великий Пост. Снег повсюду оплыл и почернел, и там и сям
темнели, ширились проталины, и хоть порой ночами были холода, дни
становились всё теплей. Дуреха Марта, ошалев, сама не знала, что
творила - дождь вдруг сменялся снегом, снег - почти что летним
солнцем, жарким и слепящим, а солнце в один миг могло исчезнуть в
пелене колючей ветренной поземки.
В оттаявшей грязи близ небольшого перелеска засела насмерть в яме
двухколесная арба, груженая дровами. Засела крепко, глубоко - по самую
ось, и тощая мышастая лошадка не могла не то что сдвинуть её с места,
но даже - пошевелить.
Хозяин арбы был под стать своей кобыле - невысокий, лысоватый, с
реденькой и рыжей бороденкой, он больше мешал, чем помогал, когда,
ругаясь и пыхтя, толкал увязшую телегу. Кафтан его валялся в стороне,
рубаха вымокла от пота, на ногах пудовыми лаптями налипла чёрная
густая глина. От всех его усилий старая арба лишь глубже уходила в
грязь. Без толку проторчав у леса чуть ли не полдня, он торопился,
чувствуя, что если не успеет - ночевать ему в лесу, и потому заметил
двоих путников, когда ходьбы им оставалось до него от силы полверсты.
Теперь возчик забеспокоился уже не на шутку и для верности пошарил
на телеге под кафтаном, отыскивая топор. Как знать, с кем встретишься
на большаке? Весна - пора тревожная, голодная пора. Того гляди и
самого нужда погонит со двора, а там лишь две дороги - либо сума, либо
тюрьма. А эти двое хоть и не таятся, а всё ж как-то странно идут -
гуськом и вроде друг за дружку держатся. К тому ж, один с дубинкой, а
у другого и вовсе сабля у пояса болтается...
Мужик вздохнул и покосился на телегу. Что лихоимцам взять с него?
Разве что лошадь... Бежать бы в лес, так ведь всё равно выпрягать
времени нет. Так и так получается - не убежишь. А, пропадай всё
пропадом!
Он сплюнул под ноги и спрятал топор подальше.
Авось пронесёт.
И всё таки, чего они друг в дружку так вцепились?
Шаг за шагом незнакомцы приближались, и вскоре их уже можно было
разглядеть получше.
Тот, что шёл впереди, был скуластый и худой рыжеволосый паренёк в
овчинном драном полушубке и с котомкой за плечами. Он шёл, слегка
хромая, нес в руке добротный крепкий посох. Крестьянин невольно
поёжился - не приведи господь, огреет таким - полбашки снесет...
Второй шёл следом, положивши руку парню на плечо. Шагал уверенно,
но как-то осторожно, словно был готов в любой момент остановиться иль
свернуть. Он был высок, широк в плечах, и был на нем зелёный
долгополый кафтан, добротные сапоги и шапка, а у широкого и прочного
ремня и впрямь покачивалась сабля - недорогой работы польская кривая
карабелла: похвастать на пирушке нечем, а в бою так в самый раз.
Округлое лицо его заросло густой и чёрной бородой. Крестьянин поднял
взгляд и вздрогнул: глаза у мечника укрыты были под холщовой
перевязкой.
Идущий по следам за рыжим пареньком был слеп.
Не без опаски возчик смотрел, как рыжий обернулся на ходу и что-то
сказал своему спутнику - тот лишь кивнул в ответ и усмехнулся. Минута,
две, и вот они уже остановились у арбы.
Крестьянин не рискнул заговорить первым. Молчал и рыжий поводырь,
давно и навсегда уж вроде вышедший из возраста, когда берутся за
подобную работу. Холодный ветер, налетая резкими порывами, трепал его
отросшие, тесемкой схваченные волосы, приоткрывая раз от разу рваный
шрам на правом виске. Молчание затягивалось, и возчик невольно
вздрогнул, когда рыжий странник наконец заговорил.
- Бог в помощь, - молвил он.
- Благодарствую... - Rрестьянин покосился на телегу. Лошадь,
обернувшись, с дружелюбным любопытством разглядывала обоих.
- Далеко ли до деревни?
- Версты четыре... может, пять.
Парень в свой черёд глянул на телегу.
- Давно сидишь?
Мужик замялся.
- Часа уж три, как ни взад, ни вперед, - наконец, признался он.
Рыжий призадумался.
- Стемнеет скоро, - сказал он. - И нам с дороги не поспеть, и ты
всю ночь тут просидишь. Давай-ка так: услуга за услугу. Подсобим мы
тебе телегу вытащить, а ты нас до деревни довезешь.
- А что в деревне вам? - насторожился возчик.
- Да вроде, как и ничего, - пожал плечами тот. - Мы в город
пробираемся. По делу. Идем вот, от села к селу... Ну, так что? По
рукам?
- По рукам.
- Вот и славно. - Парень сбросил наземь поклажу, отложил посох и
засучил рукава. - Дьёрдь! - окликнул он своего спутника. - Заходи с
той стороны - там неглубоко.
Слепой кивнул в ответ, уверенно шагнул вперед, нащупал край
телеги. Ухватился за ступицу колеса. "Давай! Взяли!"- Крестьянин
тронул вожжи, погоняя лошаденку. Арба чуть шевельнулась. "Еще!
Взяли!"- Грязь чавкнула, с неохотой выпуская добычу; шаг, другой, и
арба выкатилась на твердую почву.
- Уф! Слава богу! - крестьянин вытер пот и обернулся. -
Забирайтесь.
Дважды просить не пришлось. Дьёрдь обошёл арбу, уселся сзади.
Пристроил поудобней саблю на коленях. Рыжий забрался следом.
- Трогай, - он кивнул и, помолчав, спросил. - Как звать тебя,
селянин?
- Атанасом, - ответил тот. - А вас?
- Меня - Дьёрдь, - глухо сказал слепой.
- А меня - Жуга, - добавил рыжий и умолк.
* * *
Солнце уже скрылось за лесом, и сумерки заполнили округу, когда
показалась деревня: шесть больших домов с подворьем и с десяток хат
поменьше.
- Сэрмаш? - спросил Жуга, разглядывая глинобитные, крытые соломой
дома.
- Ага, - кивнул крестьянин. - Тут я и живу. Вон моя хата, третья с
краю.
- Один живёшь или семьей?
- Семьей, а как же без семьи? - ответил Атанас. - Жена, да
ребятишек трое.
- Сыновья? - подал вдруг голос Дьёрдь.
- Младшенький. А старшие - две дочки.
- Слышь, Атанас, - сказал Жуга. - Заночевать бы нам. Пустишь на
постой? Заплатим.
- Хм... - Тот призадумался. - Пустить-то можно, отчего же не
пустить, особливо если не задаром. Да только тесновато вам будет у
меня.
- Это ничего, - Жуга порылся в кошельке и вынул пару медяков. -
Хватит?
- Ну...
Третья монетка легла сверху.
- А теперь?
- Сгодится, - кивнул тот.
Изба у Атанаса оказалась не ахти, но выбирать не приходилось. Жена
было выбежала встречать, ахнула, завидев чужаков и умчалась собирать
на стол. Дрова скидали под навес. Атанас закрыл ворота, отвел лошадь в
стойло и бросил ей охапку сена. Повернулся к странникам.
- Ну что, пошли в дом, что ли...
Изба встретила гостей уютным запахом ржаного хлеба, постных щей и
пареной репы. Теплилась лучина. Мерцала лампада в красном углу. Дьёрдь
молча отстегнул саблю, снял кафтан, нащупал гвоздь. Повесил. Пригладил
волосы, повел туда-сюда незрячей головой, выслушивая что-то. Ребятишки
за столом в два счета приутихли, завороженно глядя на него. Жуга с
вопросом глянул на хозяина. Атанас кивнул гостям на скамью:
- Садитесь, вон, у печки, грейтесь. Закусим, чем бог послал.
Стол был нехитрый - щи, каша, хлеб да рыжики в рассоле. Атанас
слазал в погреб, вернулся с миской моченых яблок.
- Вот... Как говорится, чем богаты.
Жуга в свой черёд развязал котомку, выложил на стол две соленые
рыбины и, вынув нож, порезал их ломтями. На левом его запястье блеснул
зеленоватый кованый браслет с овальным чёрным камнем и какими-то
фигурками. Мелькнул и пропал в рукаве. Атанас не осмелился сразу
спросить, зачем, дескать (да и кто ж говорит за едой!), а когда стол
опустел, и пришёл черёд расспросов, как-то про него забыл.
- С Зарада мы идем, от замка тамошнего, графского, - ответил
коротко Жуга, когда Атанас спросил.
- А пробираетесь вы в Марген, стало быть?
- Не знаю, может быть, и в Марген, - пожал плечами тот. - Ты вот
что, Атанас. Попроси свою хозяйку нам воды горячей принести.
- Зачем?
- Надо.
Он развязал мешок и вывалил на стол целую кучу каких-то корешков.