Жидко максим Евгеньевич психотерапия в особых состояниях сознания

Вид материала

Документы

Содержание Явное прямое внушение. Закамуфлированное прямое внушение. Постгипнотическое внушение. Последовательность принятия. Негативное парадоксальное внушение. Контекстуальное внушение. Составное внушение. Внушение отсутствием упоминания. Внушение, связанное со временем. Мобилизующее внушение. Ограниченное открытое внушение. Внушение, охватывающее все возможности данного класса. Оральный сегмент Грудной сегмент Показатели особых состояний сознания Эти признаки близки к тем, которые отмечаются при релак­сации Чаще других при особых состояниях сознания наблюдаются 2. «Депотеициализация» сознательных процессов — Запуск бессознательного поиска — Бессознательный процесс и ответ ... Полное содержание

Подобный материал:

• Леонид Фокич Бурлачук, Александр Суренович Кочарян, Максим Евгеньевич Жидко Психотерапия, 9469.82kb.
• Леонид Фокич Бурлачук, Александр Суренович Кочарян, Максим Евгеньевич Жидко Психотерапия, 9469.52kb.
• Леонид Фокич Бурлачук, Александр Суренович Кочарян, Максим Евгеньевич Жидко Психотерапия, 9474.4kb.
• Трансакционный анализ (Э. Берн), 739.79kb.
• П. Д. Успенский содержание посвящение предисловие психология возможной эволюции человека, 883.85kb.
• Литература по курсу "основы психотерапии", 100.53kb.
• Журнал "Психотерапия", 2010 г. №5 (89), стр. 24-33, 350.55kb.
• М. В. Ломоносова Проблема сознания как философская проблема Статья, 140.31kb.
• Экзаменационные билеты по курсу " психотерапия, 24.39kb.
• Обзор современных интегративных дыхательных психотехник, 86.69kb.

и образов (хотя возможности правого полушария в отношении экспрессивной речи минималь­ны), но эти процессы протекают в них по-разному. «Левополу-шарное» мышление является дискретным и аналитическим, по­скольку с его помощью осуществляется ряд последовательных операций, обеспечивающих логический, непротиворечивый ана­лиз объектов и явлений по определенному числу признаков. Благодаря этому формируется внутренне непротиворечивая мо­дель мира, которую можно закрепить и однозначно выразить в словах или условных знаках². «Правополушарное» (пространст-

¹ Экспрессивный (от лат. expressio — выражение) — выразительный, спо­собный отразить эмоциональное состояние.

² Известный специалист в области математической логики С. Ю. Маслов в конце жизни в одной из своих работ высказал мысль, что доминирование правою или левого полушария различно в разные исторические эпохи. Как изменчивая мода постоянно возвращается «на круги своя», так и наши оценки

венно-образное) мышление — интуитивное и синтетическое, по­скольку создает возможность «одномоментного» схватывания многочисленных свойств объекта в их взаимосвязи друг с другом и во взаимодействии со свойствами других объектов, что обеспе­чивает целостность восприятия. Благодаря такому взаимодейст­вию образов в нескольких плоскостях они приобретают свойство многозначности. Эта многозначность, с одной стороны, лежит в основе творчества, а с другой — затрудняет выражение связей между предметами и явлениями в логически упорядоченной фор­ме и даже может препятствовать их осознанию. Именно это свойство правого полушария использует милтон-модель¹.

Использование милтон-модели попросту перегружает домини­рующее полушарие, чем автоматически вводит человека в особое состояние сознания (состояние свободной работы правого полу­шария). Для этого обычно используется логическая или сенсорная перегрузка (так, чтобы все семь — плюс-минус два — элемента внимания были заняты) либо аппеляция к многозначности.

Так, то, что говорит психотерапевт, всегда может звучать многозначно. Во фразе «Я не знаю, хотите ли вы и теперь закры­вать глаза на огромное значение особого состояния сознания, в котором находитесь» — «закрывать глаза» несет два значения и, выделенное интонационно, может служить скрытым приказом. В необычайно богатом русском языке существует достаточно мно­го слов, имеющих различные смыслы в зависимости от контекста (например, утка, липа, запор и т. п.). Кроме того, существуют слова, которые, имея различное значение, звучат приблизительно одинаково (например, назад — на зад, погода — по году, опер­уполномоченный — опер упал намоченный).

Другой формой многозначности может выступать синтакси­ческая множественность значений, например: «Гипнотизирова­ние гипнотизеров может быть обманом». Такое высказывание в равной степени может означать и то, что гипнотизеры, зани­мающиеся гипнозом, могут быть жуликами, и то, что погруже­ние в особое состояние сознания одного гипнотизера другим также может оказаться обманом.

окружающего мира то пронизываются «жаром холодных чисел», то «витают в облаках». В частности, он иллюстрировал это положение сменой архитектур­ных стилей в Европе: строгие логические каноны классицизма связывались с «левогюлушарным» мышлепнсм„а буйство форм барокко — с «правополушар-ным». То же самое доказывает и развитие математической мысли. Таким образом он предположил, что линейное движение от преобладания правосто­ронних механизмов мышления у наших предков к доминированию левосто­ронних все время нарушается регрессиями. Не этим ли объясняются ставящие в тупик загадки древних цивилизаций или хотя бы смена великолепных на­скальных рисунков периода палеолита схематичными рисунками неолита?

¹ В известном смысле можно сказать, что милтон-модель — метамодель наоборот со всеми вытекающими последствиям и.

Возможна также пунктуационная неоднозначность. В этом случае два предложения соединяются между собой с помощью слова, которое служит одновременно и концом первого пред­ложения, и началом второго. Классический пример — всем нам известное со времен школы: «Казнить нельзя помиловать».

Понятно, что суггестивное воздействие всегда правополу-шарно. Поэтому упомянем о еще нескольких важных особен­ностях, которыми характеризуется правое полушарие.

1. Оно отражает мир как участник происходящего, выявляя индивидуальные особенности объектов и событий. Нарушение его функций приводит к изменению восприятия в сторону снижения актуальности событий для человека (иногда до дереа­лизации или деперсонализации).

2. Оно тесно связано с чувственной информацией, которая воздействует «здесь и сейчас». Перерабатывает сигналы, полу­чаемые человеком непосредственно от своего тела (в подавля­ющем большинстве неосознаваемые).

3. При коммуникации правое полушарие чувствительнее к то­ну голоса, громкости и направленности звука — всем тем аспектам речи, которые составляют контекст сообщения, а не его вербаль­ное содержание.

4. С правым полушарием теснее связано непроизвольное запоминание.

5. Тесная связь отрицательных эмоций с правым полушарием объясняется тем, что неприятные ситуации связаны с опаснос­тью, а последняя требует быстрого и точного реагирования. Таким образом, способствуя обострению внимания, отрица­тельные эмоции повышают скорость реакций и тем самым улучшают оперативный прогноз.

6. Правое полушарие теснее связано с порождением целей, а цель предполагает личную эмоциональную значимость некое­го события для человека. Особо тесно правое полушарие связа­но с неосознаваемыми эмоциональными процессами.

7. Правое полушарие более «искренне» и на левой половине лица выражается в большей мере «истинное чувство», тогда как на правой мимика в большей степени произвольно корректи­руется.

8. «Правостороннее» мышление не чувствительно к проти­воречиям. Действительность как таковая сама по себе не знает логических противоречий, они возникают лишь как результат взаимодействия с ней человека.

9. «Правосторонний» язык адекватен особым формам чело­веческой практики, где он обладает большей выразительностью, чем левосторонний. Образный язык, свойственный переработке правого полушария, в большей степени общий для всех народов (Р. М. Грановская, 1991).

В связи с этим остановимся на ряде существенных моментов непосредственно связанных с языком психотерапевта.

Во-первых, в особых состояниях сознания слова восприни­маются бессознательным «буквально», помимо обычной реф­лексии. Подобный факт должен всегда оставаться в фокусе внимания психотерапевта для соблюдения соответствующих мер предосторожности¹.

Во-вторых, психотерапевту следует остерегаться употребле­ния слов с двойным смыслом, один из которых негативный. В частности, можно рекомендовать следующие слова, способ­ные выполнять мобилизующую функцию: вести, строить, про­двигаться, производить, учиться, экспериментировать и т. д. При этом предлагается пользоваться словами, вызывающими прият­ные ассоциации (такие слова очень часто употребляют в кон-текстуальных внушениях): удобно, разрядка, приятно, гармонично и т. д. И наоборот, психотерапевту следует избегать некоторых слов, вызывающих ощущение пассивности, неприятные пере­живания или даже сопротивление², а также слов, ассоциирую­щихся с чем-то негативным или уничижительным: покидать, оставлять, спать, тонуть, погибать, дно, неприятно, ничтож­ный, последний, дурацкий и т. д., .за исключением тех случаев, когда употребление подобных слов продиктовано необходимос­тью возникшей терапевтической ситуации или они являются неотъемлемой частью используемой методики.

В-третьих, следует учитывать, что при нахождении в особом состоянии сознания снижается критичность, так как домини­рующее правое полушарие не слышит отрицания. Эта особен­ность часто используется в негативном парадоксальном вну­шении. В других случаях ее следует применять с большой осторожностью. Особенно остерегайтесь употреблять литоту³. Хотя в художественной литературе она встречается довольно часто, в терапевтической сессии ее воздействие совершенно иное.

А теперь перейдем непосредственно к этапу наведения осо­бых состояний сознания.

¹ Не стоит забывать и о том, что употребление «идентификационных» глаголов (является, есть) приводит к тому, что объекту приписывается некая статическая сущность, исключающая, согласно «здравому смыслу», существо­вание каких-либо других сущностей.

Предложенный Д. Борландом-младшим «язык-прим» {в котором отсутст­вует любая «идентификационность») позволяет делать операционалистские и экзистенциальные формулировки, описывая объект как динамическую систему взаимодействий (чаше всего творческих) и развитие как процесс.

² Сопротивление — в психотерапии все те слова и поступки пациента, которые мешают ему проникнуть в собственное бессознательное.

³ Литота — стилистическая фигура, заключающаяся в преуменьшении.

ВНУШЕНИЯ

Под внушением мы понимаем элемент коммуникации меж­ду психотерапевтом и пациентом, позволяющий получить непроизвольный ответ на стимул, адресованный бессознатель­ной части пациента. А. Вайтценхоффер характеризует внушение следующим образом: «Это прямое воздействие, оказывающее влияние на мыслительные процессы или поведение индивида, материалом для которого служат чаще всего вербальные стиму­лы... и эффективность которого зависит от субъекта, от содер­жания воздействия и от совокупной ситуации, в которой оно произведено».

Внушения делятся на вербальные и невербальные.

Вербальные внушения

Вербальные внушения можно разделить на три большие кате­гории:

1) прямые внушения;

2) косвенные внушения;

3) открытые внушения. Разберем их подробнее.

1. Прямое внушение. Недвусмысленно указывает на намере­ния психотерапевта. Различают несколько видов прямого вну­шения.

Явное прямое внушение. Психотерапевт точно и ясно указыва­ет, чего он хочет добиться или что должно появиться. У пациента в этом случае нет выбора. Внушение может либо реализоваться, либо не удасться. Чаще всего используется в следующих случаях: при анестезии части тела и при модификации телесного ощуще­ния, при некоторых видах болей.

Закамуфлированное прямое внушение. Психотерапевт ясно предлагает нечто замаскированное в силу того, что это будет частично исходить от самого пациента. Что именно должно произойти, открыто не указывается. Например: «Эти приятные ощущения, о которых вы вспоминаете, заменят другие...»

Постгипнотическое внушение. Заключается в том, чтобы запечатлеть в разуме пациента во время особого состояния сознания виды поведения, которые реализуются в период после терапевтической сессии. Чаще всего используется для того, чтобы вызвать амнезию, в практике самогипноза и чтобы гар­монизировать возвращение в последней части сеанса.

2. Косвенное внушение. Преследует определенную цель и указывает на намерения психотерапевта, выраженные в неяв­ном виде, даже если пациент обычно их не распознает. У него

есть выбор и возможность не принимать того, что ему внуша­ется. Таким образом, психотерапевт не провоцирует сопротив­ление и избегает неудач. Само по себе косвенное внушение очень близко к манипуляции, поэтому оно широко использует­ся в фазе наведения или для того, чтобы сориентировать па­циента в том направлении, которого он сам спонтанно избегает. Как и прямое, так и косвенное внушение бывает нескольких видов.

Последовательность принятия. Состоит в том, чтобы пере­числить ряд истинных утверждений, с которыми пациент не может не согласиться. Их следует связывать между собой соеди­нительными союзами. Данная последовательность заканчивает­ся тем утверждением, которое должен принять пациент.

Импликация, Смысл этого приема заключается в следующем: необходимо внушить то, что может произойти. Так, например, М. Эриксон обращался к большинству пациентов, входящих в его кабинет следующим образом: «Я прошу вас не входить в транс, пока не усядетесь удобно в этом кресле» или вопроси­тельно: «Вы войдете в легкий или в глубокий транс?»

Вопросы. Это искусный способ задавать вопросы при наве­дении транса. Достаточно легкий, он очень эффективен и в то же время весьма элегантен. Например: «Какое время вам необ­ходимо для того, чтобы войти в транс?», «В какое время ваше дыхание может стать более спокойным?»

Негативное парадоксальное внушение. Заключается в называ­нии действия с одновременным указанием не совершать его. Так как отрицания существуют только в языке, но не в инди­видуальном опыте, бессознательное не обрабатывает лингвис­тические отрицания (или просто не обращает на них внимание) и негативные команды действуют как позитивные¹. Например: " «Не думайте о розовом слоне», «Вам нет необходимости рас­слабляться еще больше», «Я не знаю, станет ли ваше дыхание более спокойным».

«Двойная связка». Это иллюзорный выбор: предлагается два варианта, решение которых на самом деле одинаково. Напри­мер: «Я не знаю, появится ли чувство легкости в правой или в левой руке», «Вы хотите испытать легкий транс или не такой легкий?»

Контекстуальное внушение. Оно состоит в том, что выделя­ются определенные слова, которые произносятся различными

¹ Хорошей иллюстрацией этого парадокса служит пример Герострата: в наказание за поджог Александрийской библиотеки он был приговорен граж­данами к насильственному забвению. Но до сих пор все помнят его имя, которое превратилось в нарицательное. Еще один пример подсказывает житей­ский опыт, когда родители или учителя велят ребенку чего-то не делать, тем самым провоцируя era совершить проступок.

способами (при этом после каждого выделенного слова необ­ходимо соблюдать паузу). Но вполне уместны и случаи, когда послание заключают в весьма банальную фразу. Чаще всего для выделения слов психотерапевт измененяет голос или произно­сит слова, меняя положение головы.

Составное внушение. Заключается в связывании предложе­ний союзами. Благодаря этому предложения взаимно усилива­ют друг друга, даже если между ними нет логической связи. Например: «В то время, как вы меня слушаете и ваше дыхание становится более спокойным» или «...Вы легко можете дать своему дыханию успокоиться, поскольку... может возникнуть комфорт, так как... вы сидите здесь...»

Трюизм. Это высказывание очевидной банальности. Много­численные пословицы и поговорки основаны именно на этом принципе. Например: «Часто во время расслабления люди испытывают потребность закрыть глаза», «Когда удобно си­дишь, можно расслабиться», «Каждый человек входит в транс по-своему», «Опыт всегда обогащает» и т. п.

Внушение отсутствием упоминания. Если при перечислении забывают упомянуть какой-либо важный элемент, это позволя­ет выделить его, обозначив тем самым его наличие, а не отсут­ствие.

Внушение, связанное со временем. При таком внушении де­лается предположение и указывается, что оно может быть принято позже (когда именно, не уточняется). В подобной форме, естественно, внушение не может быть отвергнуто паци­ентом и в конечном итоге принимается. Например: «Я не знаю, успокоится ли ваше дыхание через несколько мгновений или позже...», «Ваши глаза могут закрыться сейчас или через не­сколько мгновений».

Намек. В этом случае психотерапевт как бы намекает, на что именно необходимо сориентировать пациента. Поскольку такое внушение не адресовано пациенту прямо, оно не вызовет про­тиводействия, оставляя бессознательному полную свободу вы­бора: принять его или не принимать. При этом в любом случае реакция будет непроизвольной.

3. Открытые внушения. Эта категория внушений также под­разделяется на несколько видов.

Мобилизующее внушение. Пациенту предлагается нечто неоп­ределенное — расплывчатые мобилизующие рамки, которые он заполнит в зависимости от своей готовности и внутренних ресур­сов. Например: «Ваше бессознательное разместит по местам... Все, что необходимо», «Использование ваших бессознательных ресурсов позволит... осуществить... эту работу». В техническом аспекте очень удобно использовать паузы после мобилизующих глаголов и существительных.

Ограниченное открытое внушение. Этот тип внушений пред­лагает целый ряд возможных ответов, подтверждаемых реак­цией. Выбор ответов может носить неограниченный характер (без конкретного уточнения). Например: «Бы можете учиться разными способами», «Некоторые позы могут оказаться весьма комфортными», «Существует много способов работать».

Внушение, охватывающее все возможности данного класса. В этом случае рассматриваются все категории, принадлежащие к одному классу. Это позволяет бессознательному пациента осуществлять реальный выбор. И что бы ни было выбрано, ответ непременно будет хорошим — именно тем ответом, который наиболее подходит пациенту. Например: «Я не знаю, станет ли легче одна ваша рука, обе руки или одна за другой; или одна или обе руки нальются тяжестью; или вы почувствуете покалы­вание либо какое-то иное ощущение, или же вы вообще ничего не почувствуете».

Очень часто в рамках вербальных внушений рассматривается

и терапевтическая метафора.

В языкознании метафорой называют оборот речи, при котором

один объект называют именем другого объекта или феномена.

При этом в метафорическом выражении сравнение и отрицание

существуют одновременно (А как В, но не В).

Метафоры широко используются всеми нами в обыденной

речи. Это обусловленно самой природой человеческого мышле,-ния и мировосприятия'. Во все времена метафоры в той или иной форме использовались людьми как средство передачи важнейшей социокультурной и этической информации от предыдущих поко­лений к последующим. Фридрих Нищие полагал, что вообще человеческое познание основывается на эстетическом принципе (то есть насквозь метафорично), поэтому его результаты (продук­ты художественного творчества), неверифицируемы (не поддают­ся проверке). Другой выдающийся мыслитель, Эрнст Кассирер, считал, что мышление бывает как метафорическим (мифо-доэти-ческим), так и дискурсивно-логическим. Целью дискурсивно-ло-гического является «превратить рапсодию ощущений в свод зако­нов», оно ориентировано на поиск различий между феноменами реальности и классами объектов, в то время как метафорическое постижение мира сводит все его многообразие в единный фокус, в некую точку. Таким образом, «...метафора отвечает способности человека улавливать и создавать сходство между самыми различ­ными вещами и событиями. Ощущение подобия, единообразия и

¹ Хотя, как мы знаем, информация поступает в психику в различной форме (обусловленной пашей физиологией), в процессе использования, переработки и хранения она приобретает единую природу. Метафора же есть то, что лучше всего соединяет несопоставимые и невыразимые аспекты внутренней и внеш­ней реальностей.

детва _ это фундаментальная интенция человеческого созна­ния при этом мышление и язык не столько улавливают сходство, ;колъко создают его. Иными словами, метафора есть универсаль­ное средство познания и обобщения мира» (Н. Ф. Калина, 1997).

В связи с этим во многих видах и направлениях психотера­пии метафора выполняет роль методологической основы, фор­мируя систему основных понятий (например, либидо и катекенс в психоанализе, Самость, анима, анимус, тень и персона в аналитической психологии, «мышечный панцирь» (броня) в те­лесно-ориентированной психотерапии и т. п.), и это во многом сближает психотерапию с искусством. И там, и здесь метафо­ра— одно из основных средств структурирования опыта; вместе с тем она может утверждать реальность того уровня человека, который представлен пока только потенциально.

Н. Д. Арутюнова перечисляет следующие свойства метафоры:

слияние в ней образа и смысла;

контраст с обыденным называнием или обозначением сущ­ности предмета;

категориальный сдвиг;

актуализация случайных связей (ассоциаций, коннотатив-ных значений и смыслов);

несводимость к буквальному перефразированию;

синтетичность и размытость, диффузность значения; ' допущение различных интерпретаций;

отсутствие или необязательность мотивации;

апелляция к воображению или интуиции, а не к знанию и логике;

выбор кратчайшего пути к сущности объекта.

Метафора может быть в виде эпифоры (то есть аппелировать к воображению) или диафоры (обращающейся к интуиции). Кроме того, если в основе переноса значения лежат знания или представления, метафора называется когнитивной (от лат. cog-nitio — знание, познание), если имена или названия — номи­нативной, если образы — образной.

Использование метафор в психотерапи базируется на интер-акционистских¹ разработках, принадлежащих американскому лингвистическому философу и логику Максу Блэку. Он прово­дит различие между метафорами субстантивными (метафорами

Интеракциопизм (от англ. interaction — взаимодействие) — одно из направлений в современной социальной психологии, базирующееся на пони­мании социального взаимодействия как непосредственной межличностной коммуникации («обмене символами»), важнейшей особенностью которой вы­ступает способность человека «принимать роль другого», представлять, как его представляет партнер по общению или группа («генерализованный Другой»), и соответственно интерпретировать ситуацию и конструировать собственные Действия. Основной поедставитель — Дж. Г. Мид.

сравнения) и интерактивными (метафорами взаимодействия). Блэк рассматривает метафору как межсубъектный феномен, указывая, что метафорическое суждение имеет двух различных субъектов — гласного и вспомогательного. Механизм метафоры заключается в том, что к главному субъекту прилагается систе­ма «ассоциированных импликаций»¹, связанных со вспомога­тельным субъектом. Эти импликации есть не что иное, как общепринятые ассоциации, коннотативные смыслы, задавае-, мые социокультурным контекстом. Благодаря этому метафора выделяет и организует вполне определенные характеристики главного субъекта (фигуру), делая второстепенными и малоза­метными другие его свойства (фон). Таким образом, замечает М. Блэк, происходит сдвиг в значении «слов и формируется метафорический перенос. В этом случае метафора уже не может быть заменена буквальным переводом (парафразой) без потери когнитивного содержания.

Необходимо всегда помнить, что терапевтическая метафо­ра — это послание на нескольких уровнях. История, сказка, байка, притча, идея, фраза, жест всегда могут иметь два значе­ния. Первое, явное, обращается к сознанию пациента. Второе, скрытое, является предложением, адресованным его бессозна­тельному. При использовании метафоры пациенту предостав­ляется реальный выбор, так как второй смысл может быть принят или не принят. Метафор.а имеет более или менее точную цель, очень «активизирующую», если она проходит на уровне бессознательного. Самая лучшая метафора — та, которую нам подсказывает сам пациент и которую терапевт конструирует в ходе терапевтической сессии.

Естественно, что здесь не может быть четкой техники. Од­нако существуют некоторые правила и определенная последо­вательность создания и изложения метафоры (Д. Гордон, 1992).

Правила создания и изложения метафоры

1. История должна быть в чем-то идентичной проблеме пациента, но ни в коем случае не иметь с ней прямого сходства. Она должна соприкасаться с проблемой пациента как бы по касательной.

2. Метафора должна предлагать замещающий опыт, услышав который и проведя его сквозь фильтры своих проблем, пациент смог бы «увидеть» возможности нового выбора.

¹ Импликация — механизм организации значения из двух суждений, со-ециненньгх по принципу «если... то». Первое суждение (или условие), которому предпослано слово «если», называется антецендентом, второе, следующее за словом «то», — консеквентом.

3. Если пациент не в состоянии сделать выбор самостоятель­но психотерапевт предлагает ему свои варианты решения сход­ных проблем. Однако нельзя делать это, как говорится, в лоб.

Последовательность создания и изложения метафоры

1. Определяют проблему.

2. Устанавливают структурные составляющие проблемы (раз­бивают ее на части, намечают основные действующие лица).

3. Находят параллельные ситуации.

4. Определяют логическое разрешение этой ситуации (типа «Мораль сей басни такова...»).

5. Облекают эту структуру в историю, которая должна быть занимательной и скрывать истинные намерения психотерапев­та. Иначе неизбежно сопротивление.

Психологическая эффективность, преобразующая сила ме­тафоры зависит от многих факторов. Выделяют следующие специфические характеристики эффективной метафоры,в пси­хотерапии:

достаточность (добавление «модальных тонкостей», увели­чивающих ее значение; использование различных систем реп­резентации);

расширение и гиперболизация персонажей и действий;

законченность (то есть презентация проблемы на различных уровнях — вовлеченные лица, динамика ситуации, лингвисти­ческие особенности, модели коммуникации, системы репрезен­тации).

Кроме того, общеупотребительные языковые метафоры («си­ла воли», «светлое будущее», «ясность мысли»), равно как и клишированные художественные и научные метафоры, редко порождают новые смыслы в индивидуальном сознании. В этом отношении в психотерапии «жизненность» смысловых измене­ний зависит либо от употребления устойчивых метафор, отно­сящихся к специфике определенного направления (их еще называют естественными метафорами), либо от создания но­вых, творческих средств метафорической образности сконстру­ированных метафор.

В первом случае психотерапевт, знакомя пациента с основ­ными научными метафорами того направления, которого он придерживается (психоанализа, роджерианства, холотропной терапии), объясняет, какое конкретно содержание стоит за каждым из понятий. После этого пациент пытается соотнести :вой опыт с полученным знанием, то есть переосмыслить (пере­структурировать) его. В этом случае понимание обеспечивается через связи соответствия, причинности и т. п., устанавливаемые лежду метафорой и содержанием опыта, а личностные измене-

ния зависят от степени произвольности регулирования таких связей.

Во втором случае в рамках психотерапии происходит твор­ческое смыслопорождение как метафорическая коммуникация. Такая «удачная» метафора, рождаясь в творческом психотера­певтическом акте, позволяет «схватить» опыт пациента во всей полноте его индивидуальных особенностей, не прибегая к три­виальностям или, наоборот, придавая им новую жизнь.

Одним из приемов такого рода творчества может служить методическая процедура анализа парасемантики — игра «китай­ская рулетка» (В. П. Руднев, 1996). Суть ее состоит в учете про­извольных ассоциаций, который предлагает сам пациент, отве­чая на следующие вопросы: «Если бы вы были (автомобилем, растением, писателем, природным явлением, частью одежды, животным, музыкальным инструментом, напитком, зданием, страной, видом спорта), то это был бы?..» Простой подсчет наиболее часто встречающихся ассоциаций позволяет составить развернутое представление об индивидуальных особенностях пациента, которое может быть использовано для метафоричес­кого обобщения. При этом игровая природа приема делает его удобным для использования в особых состояниях сознания.

Невербальные внушения

Неверб&чьные внушения чрезвычайно многочисленны и от­четливо воздействуют на бессознательном уровне. Они различным образом могут использоваться действующими лицами психотера­певтического театра — сознательно или бессознательно. Жесты, поведение, установки, интонации голоса — все это активные средства общения. Работа с особыми состояниями сознания — это взаимодействие, и действующие лица в нем не нейтральны.

Так, например, положение психотерапевта по отношению к пациенту имеет очень важное значение. Некоторые психотера­певты предлагают своим.пациентам лечь, сами оставаясь стоять или сидеть; тем самым они могут способствовать возникнове­нию чувства подчиненности. Вероятно, это справедливо для некоторых пациентов, но в большинстве случаев не требуется. Мы считаем, что предпочтительнее, чтобы пациент и психоте­рапевт занимали равную по уровню позицию.

Рассмотрим лишь основные формы невербального внушения.

Каталепсия. Это один из специфических феноменов особых состояний сознания, характеризующийся сохранением положе­ния всего тела или какой-то его части в том виде, который психотерапевт придал пациенту. Наиболее классическая и эф­фективная форма — каталепсия руки.

Как вид невербального внушения, каталепсия представляет интерес во многих отношениях: во-первых, она сама по себе действует как внушение, во-вторых, стабилизирует транс, в-тре­тьих, может стать для пациента ратификацией, и, в-четвертых, она благоприятна для психотерапевта. Однако следует указать, что каталепсию не рекомендуется применять систематически¹.

Левитация. Представляет собой наиболее очевидное практи­ческое использование идеомоторного феномена. Идеомоторный процесс, в свою очередь, это естественное явление, осуществляе­мое в большинстве наших действий, когда мы бодрствуем: пока­чивание головой, вздох, улыбка, слюноотделение и т. д. Так мысль вызывает движение, а особое состояние сознания усиливает это явление.

Использование транса в форме левитации руки представляет в особых состояниях сознания интерес во многих отношениях: во-первых, во время левитации работает только воображение пациента, без физического воздействия психотерапевта, во-вто­рых, пациент сам определяет момент начала левитации, в-тре­тьих, он сам позволяет реализоваться этому движению, в-чет­вертых, пациент, испытавший левитацию, легко воспроизводит ее, и это облегчает работу по самогипнозу, в-пятых, левитация сопровождается у пациента ощущением комфорта, и, наконец, в-шестых, левитация стабилизирует транс.

Паузы. Они довольно часто употребляются в повседневной практике, их легко использовать, при этом паузы могут изме­нять смысл двояким образом:

формировать открытое внушение — пациент, застигнутый зву­ковой пустотой врасплох, «заполнит» ее своими собственными решениями (например: «Я не знаю, найдет ли... часть вас самих... что-то, что позволит... осуществить... изменение...»);

придавать фразе другой смысл — бессознательное пациента будет вынуждено устранить одну из частей возникающей неоп­ределенности (например: «...Иногда бывает очень полезно... ничего не делать... или наоборот...»).

Помимо этого, пауза позволяет выделить необходимое мо­билизующее слово (например: «В ходе этого сеанса вы обучае­тесь... на многих уровнях»).

Часто паузу делают после контекстуального внушения, на­пример: «Я не знаю, станет ли ваше дыхание более спокой­ным... вскоре или сейчас» (слово «спокойным» произносится с легким поворотом головы, что делает его контекстуальным внушением.

Молчание. Отличается от паузы большей продолжительнос­тью, но основано на том же принципе. Э. Л. Росси (1969) выявил Мобилизующее влияние молчания: использованное после мо­билизующего слова, оно становится для пациента очень мощ-

ным источником переструктурирования. Однак©, в отличие от паузы, пациента следует предупредить, когда будет решено использовать молчание. И употреблять его следует без колеба­ния, так как молчание позволяет пациенту освободить свое воображение без помех со стороны психотерапевта. При этом последнему имеет смысл периодически ненавязчиво обозначать свое присутствие (например, с помощью различных вариантов «угу»), чтобы пациент не чувствовал себя покинутым. Иногда молчание может длитьс#*долго.

Говоря о невербальном воздействии, нам хотелось бы еще осветить вопрос о так называемом «мышечном панцире». Впер­вые это понятие в практику психотерапии ввел В. Райх (1997), считавший, что психические процессы и характерные черты личности имеют свои физические эквиваленты, проявляющие­ся в походке, жестах, мимике, позе и т. п. Универс&1ьным эквивалентом подавления эмоций является мышечная ригид­ность, или «мышечный панцирь». Расслабление (распускание) «мышечного панциря» освобождает блокированную энергию и помогает процессу психотерапии. Позже В. Райх пришел к выводу, что определенные мышечные зажимы тесно связаны с вполне конкретными эмоциями. При снятии «зажимов» осво­бождаются эмоции, а при удовлетворении эмоций исчезают «зажимы». Хронический «мышечный панцирь» в первую оче­редь «зажимает» такие состояния, как тревожность, гнев и сек­суальное возбуждение.

Для того, чтобы распустить «мышечный панцирь», В. Райх рекомендовал разминать мышцы пациента руками и даже раз­работал целый комплекс специальных физических упражнений. На их основе возник ряд направлений телесно-ориентирован­ной психотерапии (например, рольфинг, биоэнергетический анализ А. Лоуэна и пр.), которые сегодня очень активно исполь­зуются многими психотерапевтами при работе в особых состо­яниях сознания.

В. Райх утверждал, что «мышечный панцирь» организуется в семь основных защитных сегментов, которые образуют ряд из семи почти горизонтальных колец, расположенных под прямым углом к позвоночнику. Основные кольца панциря находятся в области глаз, рта, шеи, груди, диафрагмы, поясницы и таза (что вызывает прямые ассоциации с семью чакрами, о которых мы будем говорить далее).

«Мышечный панцирь» в глвзнш сегменте проявляется малой подвижностью лба, «пустым» выражением глаз, своеобразной «маскообразностью» лица. Распускание кольца осуществляется с помощью физических упражнений для глаз и мышц лба — путем максимального раскрытия век и свободного выразитель ного движения глазных яблок.

Оральный сегмент включает мышцы подбородка, горла и

затылка. В особых состояниях сознания это способно прояв­ляться в том, что челюсти пациента могут быть чрезмерно сжатыми или неестественно расслабленными. Это кольцо по­давляет такие проявления эмоций, как крик, плач, гнев, гри­масничание и т. д. «Мышечный панцирь» сегмента может быть распущен посредством имитации плача, произношения звуков, мобилизующих губы, рвотных движений и прямого разминания соответствующих групп мышц.

Следующий сегмент — мышцы шеи и языка. «Панцирь» этого сегмента удерживает гнев, крик, плач. Прямое воздействие на глубокие мышцы шеи практически невозможно, поэтому ос­новными приемами распускания этого кольца являются на­сильственный крик, вопли, рвотные движения.

Грудной сегмент включает широкие мышцы груди, мышцы плеч, лопаток, всю грудную клетку и руки. Сегмент блокирует смех, гнев, печаль, страсть. Кстати заметим, что задержка дыхания является универсальным средством подавления любой эмоции. «Панцирь» может быть распущен специальными дыхательными упражнениями (например, если сделать полный глубокий вдох), а также разминанием мышц плеч, предплечий и кистей.

Следующий сегмент — это диафрагма, солнечное сплетение, мышцы спины. Чем выраженнее «панцирь» данного сегмента, тем больше выгнутость позвоночника вперед. В основном он удерживает сильный гнев. Распускается посредством дыхатель­ных упражнений, рвотных движений и разминанием соответст­вующих групп мышц.

Напряжение сегмента мышц поясницы и живота связано со страхом нападения, с подавлением злости и чувства неприязни. Распускание этого сегмента сравнительно нетрудно при усло­вии, что предыдущие сегменты уже «открыты».

Последний сегмент включает все мышцы таза и нижних конечностей. Тазовый «панцирь» ответствен за подавление сек­суального возбуждения, гнева и удовольствия. «Панцирь» рас­пускается разминанием мышц и специальными физическими упражнениями.

ПОКАЗАТЕЛИ ОСОБЫХ СОСТОЯНИЙ СОЗНАНИЯ

Сразу отметим, что ни один из наблюдаемых признаков не является специфическим для особых состояний сознания. На самом деле все они могут встречаться и в других ситуациях, как патологических, так и нормальных.

Эти признаки близки к тем, которые отмечаются при релак­сации:

• снижение мышечного тонуса,

• уменьшение подвижности или неподвижности тела,

• увеличение латентного периода,

• экономия движений,

- замедление дыхания и пульса,

• изменение голоса,

•* • уплощение черт лица,

• замедление или утрата рефлексов мигания и сглатывания,

• изменение зрачков (расширение или сужение), . ощущение комфорта, расслабления,

• телесная реориентация в ходе сессии.

Чаще других при особых состояниях сознания наблюдаются:

• амнезия,

• анестезия,

• телесные иллюзии,

• мышечные подергивания,

• небольшие движения головой, . регрессия,

• искажение времени,

• буквализм,

• психосоматические реакции,

• каталепсия,

• идеомоторные реакции (левитация, сигналинг),

- диссоциация.

К этому списку следует добавлять любой феномен, который, по мнению пациента, является непроизвольным.

Внимательное наблюдение за пациентом всегда позволяет увидеть проявление определенных минимальных признаков, которые будут вести психотерапевта в процессе работы. Неко­торые из них будут подсказывать, что можно переходить к терапевтической работе, другие покажут, что нужно несколько отсрочить этот переход. В этом отношении психотерапевт дол­жен вести себя как классный пилот, приборной доской которого является вербальное, и особенно невербальное, поведение па­циента.

Надо всегда помнить, что работа с особыми состояниями созна­ния — это прежде всего взаимодействие психотерапевта и пациента. Последний отправляет психотерапевту послания посредством ми­нимальных признаков, а тот должен ратифицировать их — дать понять пациенту, что послание получено и нечто происходит или произошло. В большинстве случаев достаточно простого поощря­ющего слова, кивка головы, изменения интонации голоса. Ратифи­кация и лоошрение признаков, свидетельствующих о том, что сессия протекает успешно, успокаивают как пациента, так и пси-

хотерапевта, позволяя углублять и поддерживать транс. Поэтому чрезвычайно важно осуществлять ее именно в ходе сессии.

Ф. Пуцелик выделяет несколько принципов эффективной психотерапевтической коммуникации.

1. Каждый пациент имеет ресурсы, которые могут ему по­мочь; дело психотерапевта — способствовать их реализации."

2. Индивидуально-субъективное восприятие пациентом ре­альности — основа психотерапии.

3. Психотерапевтическая коммуникация равна эффективной манипуляции, при которой выигрывают оба партнера взаимо­действия.

4. Темп психотерапевтического процесса задается пациен­том. При регрессе пациентом на пройденную ранее ступень психотерапевт должен вернуться на эту ступень, успокоить человека, поздравить его с хорошей самозащитой от неверного шага и составить с ним новый план действий.

5. Сопротивление следует расценивать как знак неправиль­ного использования энергии пациента.

6. Предлагаемые приемы должны удовлетворять таким тре­бованиям, как готовность пациента, конкретность и достижи­мость в недалеком будущем определенных целей, низкий риск и ориентация на успех.

7. Самый важный пациент — сам психотерапевт: половина успеха зависит не от методик, а от модели жизни самого психотерапевта, ее соответствия его поступкам.

8. Нужно доверять своей Интуиции, своему бессознательно­му, предоставлять себе право на эксперимент с новыми приема­ми и право на ошибку в работе с пациентами.

Опираясь на это, рассмотрим микр*динамику особых состо­яний сознания.

Э. Л. Росси и М. Эриксон использовали термин «микроди­намика транса» для описания последовательных стадий транса.

1. Фиксация внимания — психотерапевт стремится зафиксиро­вать сознательное внимание пациента, причем важно использо­вать особенности лексики пациента, изученные во время сбора анамнеза.

Можно попросить его зафиксировать свой взгляд на каком-либо предмете (классический метод традиционной гипнотера­пии) или прислушаться к окружающим звукам, или почувство­вать что-то, или вспомнить вкус какой-либо пищи и т. д.

М. Эриксон для фиксации внимания рассказывал истории, но при этом умел также использовать и невербальный язык, приковывая внимание пациента. Избавляя пациента от боли, М. Эриксон фиксировал на ней внимание пациента: детально расспрашивал о ее качестве, интенсивности, иррадиации, час­тоте приступов. Работа, фиксировавшая внимание пациента на

основной проблеме, влекла за собой быструю «депотенциали-зацию» сознательных процессов.

2. «Депотеициализация» сознательных процессов — обычный тип психического функционирования изменяется в сторону функционирования в особом состоянии сознания. Этот следую­щий за фиксацией внимания феномен может быть достигнут благодаря использованию нескольких способов:

замешательства, которое захватывает пациента врасплох в результате введения в рассуждения алогичной фразы. Обычно достигается разными путями: неадекватным соединением жеста и фразы (психотерапевт просит человека сесть справа, указывая на стул слева); появлением левитации или постановкой каталепсии; использованием игры слов или парадокса; либо просто в ходе наведения особого состояния сознания психотерапевт говорит: «Вы можете слушать, что я вам говорю, или не слушать, это неважно»;

пресыщения, которое приносит пациенту столько сенсорной или вербальной информации, что это превосходит возможности его восприятия. Оно вовлекает пациента в умственную деятель­ность, которую тяжело поддерживать, и приводит к пресыщению его обычной сознательной активности. В качестве пресыщения могут выступать: счет наоборот; беспорядочное перечисление дней недели и месяцев года; детальное и неясное описание неинтересного физиологического процесса; рассказ повторяю­щейся истории или истории без конца;

психологического шока, удивления, близкого к замешательству. Удивление переживается пациентом как нечто более приятное, в нем присутствуют юмор и игра слов. Употребление самого слова «удивление» («сюрприз»)*гмеет свой особый смысл: оно считается словом, вызывающим позитивные ассоциации, которые облегча­ют возникновение воспоминаний, связанных с детством, подар­ками, со счастливыми моментами жизни. Например: «...Во время этого упражнения... вы меня научите (удивление)... вашему спо­собу достигать отстраненности...» Надо сразу оговориться, что такой прием нельзя применить ко всем, так как у некоторых людей чувство юмора ограничено и мы должны относиться к этому с пониманием.

3. Запуск бессознательного поиска — самая важная часть работы психотерапевта. Она требует использования особых средств, которые благоприятствовали бы возникновению новых ассоциаций. Чаще всего для этого применяются следующие способы: открытые внушения, воспоминания и использование диссоциативного языка (в одной и той же фразе происходит обращение к сознательным процессам пациента и к его бессо­знательному, при этом обе части фразы соединяются сложными союзами). Например: «Ваш сознательный разум слушает мой

голос и слышит мои слова, в то время как ваше бессознательное занято другим...»

4. Бессознательный процесс и ответ — бессознательное всегда представляет собой резервуар ресурсов. В особых состо­яниях сознания их мобилизация влечет за собой реорганизацию и переструктурирование психики пациента.

Это заставляет кратко коснуться принципов научения или переучивания. Традиционно считается, что любое обучение включает в себя четыре стадии.

Первая стадия — неосознанное незнание. Человек не только не знает, как что-то сделать, но также не знает и того, что он этого не знает.

На стадии осознанного незнания (некомпетентности) человек обнаруживает свое незнание и начинает учиться, полностью отдавая этому свое внимание. Именно в это время он усваивает большую часть необходимого.

На стадии осознанного знания (компетентности) человек полностью осваивает отдельные умения, но еще не овладевает мастерством (то есть целостным применением навыка без учас­тия сознания).

И, наконец, на стадии неосознанного знания все отдельные умения сливаются в единный бессознательный паттерн, давая возможность сознанию поставить задачу и дать подсознанию выполнять ее, освободив внимание для других целей.

При этом обычно обучение происходит путем последова­тельных приближений: человек делает то, что он может на данном этапе (настоящее состояние), и сравнивает это с тем, чего он желает (желаемое состояние). Если между этими двумя полюсами существует расхождение, он начинает действовать, чтобы его уменьшить. Естественно, что успех зависит от гиб­кости поведения (или разнообразия инструментов в терминах кибернетики). Таким образом человек движется по этому циклу ДО тех пор, пока полученный результат его не удовлетворит.

Если представлять это метафорически, то путешествие от настоящего к желаемому состоянию представляет собой петлю, внутри которой могут существовать еще малые петли — более мелкие результаты, которые необходимы, чтобы достичь более крупной цели.

Для понимания продукции, появляющейся во время терапев­тических особых состояний сознания, существует множество схем в самых разных подходах (регрессия к определенным стадиям психосексуального развития, условнорефлекторные паттерны и пр.), но наиболее оправданной клинически нам кажется модель, предложенная С. Грофом (1994).

Модель включает в себя четыре типичные матрицы пережи­ваний, несущие собственное эмоциональное и психосоматичес-

кое содержание и выступающие как принципы организации материала на других уровнях бессознательного. Они имеют отношение к реальным событиям биографического уровня, ка­сающимся процесса рождения, психического насилия и физи­ческих травм, они связаны со специфическими психоанали­тическими эрогенными зонами, могут объяснять актуальную психопатологию и находят свое отражение на архетипическом уровне. По мнению С. Грофа, эти матрицы первоначально фор­мируются на перинатальном уровне.

Первая перинатальная матрица (БПМ-1). Биологическая ос­нова этой матрицы — опыт исходного симбиотического един­ства плода с материнским организмом во время внутриматоч-ного существования. В периоды безмятежной жизни в матке условия для ребенка могут быть почти идеальными. Однако некоторые физические, химические, биологические и психоло­гические факторы способны серьезно их осложнить. При этом на поздних стадиях беременности ситуация скорее всего будет менее благоприятной — из-за крупных размеров плода, усиле­ния механического сдавливания или сравнительной функцио­нальной недостаточности плаценты.

В особых состояниях сознания приятные и неприятные воспоминания о пребывании внутри матки могут проявляться в конкретной биологической форме. Люди, настроенные на первую матрицу, во время психотерапевтической сессии спо­собны переживать в полном объеме все связанные с нею видения и чувства по логике глубинного опыта. Безмятежное внутри маточное состояние может сопровождаться другими пе­реживаниями, также не знающими границ и препятствий, — например, океанического сознания, водных форм жизни (кита, рыбы, медузы, анемона или водорослей) или пребывания в межзвездном пространстве. И картины природы в ее лучших проявлениях (Мать-природа), прекрасные, мирные и безуслов­но изобильные, вполне логичным образом сопутствуют блажен­ному состоянию ребенка в утробе. Из архетип ических образов коллективного бессознательного нужно выделить видение Цар­ства Небесного, или рая, в представлении различных мировых культур. Опыт первой матрицы включает также элементы кос­мического единства или мистического союза.

Нарушения внутриматочной жизни ассоциируются с обра­зами и переживаниями подводных опасностей, загрязненных потоков, зараженной или враждебной природной среды, под­стерегающих всюду демонов. На смену мистическому растворе­нию границ приходит их психотическое искажение с паранои­дальными оттенками. При психопатологических состояниях

проявления, характерные для этой матрицы, проявляются, на­пример, в том, что в содержании бреда (чаще всего шизофре­нического генеза) возникают идеи мистического союза, столк­новения с высшими силами добра и зла. В качестве родственных психопатологических синдромов могут выступать ипохондри­ческие и истерические галлюцинации.

Что касается фрейдовских эрогенных зон, позитивные аспекты БПМ-1 совпадают с таким биологическим и психологическим состоянием, когда в этих областях нет напряжений и все частные влечения удовлетворены (например, счастливые дни безмятеж­ного детства, опыт семейного благополучия, счастливой любви и просто приятных ощущений). Негативные аспекты БПМ-1 име­ют, по-видимому, специфическую связь с тошнотой и дисфунк­цией кишечника, сопровождающихся поносом.

Вторая перинатальная матрица (БПМ-2). Этот эмпиричес­кий паттерн относится к самому началу биологического рожде­ния, к его первой клинической стадии. Здесь исходное равно­весие внутриматочного существования нарушается — вначале тревожными химическими сигналами, а затем мышечными сокращениями. При полном развертывании этой стадии плод периодически сжимается маточными спазмами; шейка матки закрыта и выхода еще нет.

В особом состоянии сознания эту биологическую ситуацию можно пережить снова довольно конкретным и реалистичным образом. Символическим спутником начала родов служит пере­живание космического поглощения. Оно состоит в непреодолимых ощущениях возрастающей тревога и в осознании надвигающейся смертельной опасности. Источник опасности ясно определить невозможно, и индивид склонен интерпретировать окружающий мир параноидальных представлений. Для этой стадии очень ха­рактерны переживания трехмерной спирали, воронки или во­доворота, неумолимо затягивающих человека в центр. Эквивален­том такого сокрушительного вихря являются переживания, когда человек чувствует, как его пожирает страшное чудовище, напри­мер гигантский дракон, левиафан, питон, крокодил, кит, или переживания, связанные с нападением ужасного спрута или та­рантула. В менее драматическом варианте то же испытание про­является как спуск в опасное подземелье, систему гротов или таинственный лабиринт. По-видимому, в мифологии этому соот­ветствует начало путешествия героя; родственные религиозные темы — падение ангелов и изгнание из рая.

Архетип ическим выражением проявившейся полностью первой клинической стадии родов становится опыт отсутствия выхода, или ада. Он включает чувство увязания, заточения или пойманности в кошмарном мире и переживания невероятных

душевных и телесных мучений. Ситуация абсолютно невыно­сима, кажется бесконечной и безнадежной. Человек теряет ощу­щение линейного времени и не видит ни конца этой пытки, ни какого-либо способа избежать ее. Это может привести к эмпи­рической идентификации себя с заключенными в темнице или концентрационном лагере, с обитателями сумасшедшего дома, с грешниками в аду или с архетипическими фигурами, симво­лизирующими вечное проклятие: с Вечным Жидом, Агасфе­ром, Летучим Голландцем, Сизифом, Танталом или Прометеем. Находясь под влиянием этой матрицы, индивид в своем существовании избирательно слеп ко всему положительному в мире. Среди стандартных компонентов этой матрицы — мучи­тельные ощущения метафизического одиночества, беспомощ­ности, безнадежности, неполноценности, экзистенциального отчаяния и вины. Психопатологические проявления, связанные с этой матрицей, часто выражаются в различных формах деп­рессии, ипохондрических вариантах бреда с телесными ощуще­ниями, алкоголизме, наркоманиях. В психосоматических син­дромах это могут быть псориаз и язва желудка.

В отношении фрейдовских эрогенных зон эта матрица свя­зана с состояниями неприятного напряжения и боли. На ораль­ном уровне это голод, жажда, тошнота и болезненные раздра­жения рта; на анальном — боль в прямой кишке и задержка кала; на уретральном уровне — боль в мочевом пузыре и задержка мочи. Соответствующими ощущениями генитального уровня будут сексуальная фрустрация и чрезмерное напряже­ние, спазмы матки и влагалища, боль в яичниках и болезненные сокращения, которые сопровождают у женщин первую клини­ческую стадию родов.

Третья перинатальная матрица (БПМ-3). Смысл этой сложной матрицы переживаний можно понять при соотнесении ее ко второй клинической стадии биологических родов. На этой стадии сокращения матки продолжаются, но в отличие от предыдущей стадии шейка матки теперь раскрыта, что позволяет плоду посте­пенно продвигаться по родовому каналу. Это сопровождается отчаянной борьбой за выживание, сильнейшим механическим сдавливанием, часто высокой степенью гипоксии и удушья. На конечной стадий родов плод может испытывать непосредствен­ный контакт с такими биологическими материалами, как кровь, слизь, околоплодная жидкость, моча и даже кал.

В особых состояниях сознания этот паттерн неким обра­зом разветвляется и усложняется. Помимо истинных, реальных ощущений борьбы за выживание, происходящей в родовом канале, он несет в себе большой набор явлений, возникающих в типичной тематической последовательности. Самыми важ-

ными из них будут элементы титанической битвы, садома­зохистские переживания, сильное сексуальное возбуждение, демонические эпизоды, скатологическая¹ вовлеченность и столк­новение с огнем. Все это происходит в контексте неуклонной борьбы смерти-возрождения.

Характерные архетипические мотивы: неистовые силы при­роды (вулканы, электромагнитные бури, землетрясения, волны прилива или ураганы), яростные сцены войн и революций, технологические объекты высокой мощности (термоядерные реакторы, ядерные бомбы и ракеты). В более мягкой форме этот паттерн переживаний включает участие в опасных приключе­ниях — в охоте или схватке с дикими животными, в увлекатель­ных исследованиях, освоении новых земель. Соответствующие темы — картины Страшного Суда, необыкновенные подвиги великих героев, мифологические битвы космического размаха с участием демонов и ангелов или богов и титанов.

Элементы демонизма на этой стадии представляют особую трудность для психотерапевтов и пациентов. Жуткие свойства такого материала могут вызвать полное нежелание иметь с ним дело. Общим для опыта рождения на этой стадии и ведьмин-ского шабаша или Черной мессы является причудливое сочета­ние переживаний смерти, извращенной сексуальности, страха, агрессии, скатологии и искаженного духовного порыва.

Присутствующий элемент огня проявляется либо в своей обычной форме — как идентификация с жертвой, отданной на заклание, либо в архетипической форме очищающего огня (гшрокатарсиса), который разрушает все гнилое и отвратитель­ное в человеке, готовя его к духовному возрождению. Это самый трудный для постижения элемент символизма рождения.

Религиозный и мифологический символизм этой матрицы особенно тяготеет к тем системам, которые прославляют жер-* твоприношение и жертвенность (к сценам ритуалов из доколум-бовой Америки, видениям распятия и отождествлению себя с Христом, к поклонению богиням Кали, Коатликуэ и Рангде, к поклонению сатане, а также к сценам Вальпургиевой ночи). Другая группа образов связана с религиозными обрядами и Церемониями, в которых секс сочетается с исступленным рит­мическим танцем. Это фаллические культы, ритуалы, посвя-Щенные богине плодородия, ритуальные церемонии первобыт­ных племен.

1 Скагологический аспект — характерный спутник войн во все времена. Типичный признак войны — уничтожение гармонии, порядка и красоты, развалины, хаос и запустение. Разруха, груды камней, мусор, антисанитария, высочайший уровень загрязнения всех видов, изуродованные, искалеченные Тела, панорама разлагающихся трупов, горы костей — непременные последст­вия войн на протяжении всей истории человечества.

Родственными психопатологаческими симптомами являются:

тревожная депрессия, аутоагрсссия, мужской гомосексуачизм,

садомазохизм, уролагния и копрофашя, импотенция (фригид-

. ность), неврастения, невроз навязчивых состояний, истерия, эну-

, рез и энкопрез, тики и заикание. Психосоматически эта матрица

может проявляться в виде психогенной астмы.

Что касается фрейдовских эрогенных зон, то эта матрица связана с теми физиологическими механизмами, которые при­носят внезапное облегчение и релаксацию после длительного напряжения. На оральном уровне это жевание и глотание пищи или, наоборот, рвота; на анальном и уретральном уровнях — дефекация и мочеиспускание; на генитальном уровне — вос­хождение к сексуальному оргазму и ощущения роженицы на второй стадии родов.

Четвертая перинатальная матрица (БПМ-4). Эта матрица по смыслу связана с третьей клинической стадией родов, с непо­средственным рождением ребенка. На этой последней стадии мучительный процесс борьбы за рождение подходит к концу; продвижение по родовому каналу достигает кульминации, и за пиком боли, напряжения и сексуального возбуждения следуют внезапное облегчение и релаксация. Ребенок родился и после долгого периода темноты впервые сталкивается с ярким светом дня (или операционной). После отсечения пуповины прекра­щается тесная связь с матерью, и ребенок вступает в новое существование как анатомически независимый индивид.

Архетипическим выражением последней стадии родов явля­ется опыт смерти-возрождения; в нем представлены оконча­ние и разрешение борьбы смерти-возрождения. Парадоксаль­но, что, находясь буквально на пороге освобождения, индивид ощущает приближение катастрофы огромного размаха. За опы­том полной аннигиляции и «прямого попадания на самое дно космоса» немедленно следует видение ослепительного белого или золотого света сверхъестественной яркости и красоты. Его можно сопоставить с изумительными явлениями архетипичес-ких божественных существ, с радугой или с замысловатым узором павлиньего хвоста. В этом случае также могут возникать видения пробуждения природы весной, освежающего действия грозы или бури. Человек испытывает глубокое чувство духов­ного освобождения, спасе-ния и искупления грехов. Он, как правило, чувствует себя свободным от тревоги, депрессии и вины, испытывает очищение и необремененность. Это сопро­вождается потоком положительных эмоций в отношении само­го себя, других или существования вообще. Мир кажется пре­красным и безопасным местом, а интерес к жизни отчетливо возрастает.

Символизм опыта смерти-возрождения может быть извлечен из многих областей коллективного бессознательного, так как любая крупная культура обладает соответствующими мифологи­ческими формами для подобного явления. Смерть Эго будет испытываться в связи с самыми разными божествами-разрушите-_лями __ Молохом, Шивой, Уицилопочтли, Кали или Коатликуэ; либо при полном отождествлении пациента с Христом, Озирисом, Адонисом, Дионисом или с другими жертвенными мифологичес­кими существами. Богоявлением может стать совершенно аб­страктный образ Бога в виде лучезарного источника света или более-менее персонифицированное представление разных рели­гий. Так же обычен опыт встречи или единения с великими богинями-матерями — Девой Марией, Изидой, Лакшми, Парва-ти, Герой или Кибелой.

Среди соответствующих биографических элементов — вос­поминания о личных успехах и окончании опасных ситуаций, о завершении войн и революций, о выживании после несчаст­ного случая или выздоровлении после тяжелой болезни.

Родственными психопатологическими синдромами являют­ся маниакальная симптоматика, мессианский бред, женский гомосексуализм и эксгибиционизм.

Если говорить о фрейдовских эрогенных зонах, то БПМ-4 на всех уровнях развертывания либидо связана с состоянием удовлетворения, которое наступает сразу же после активности, облегчающей неприятное напряжение, — после утоления голо­да, рвоты, дефекации, мочеиспускания, оргазма и деторождения.