В. М. Лурье спб. 1995 содержание стр. Свт. Григорий Нисский. Об устроении человека, стр. 46-64, 127-132 1 Прп. Максим Исповедник. Творения, книга

Вид материалаКнига

Содержание


Прп. максим исповедник. творения
Максима монаха к фалассию, благочестивейшому пресвитеру и игумену о различных затруднительных местах священного писания
Прп. иоанн кассиан римлянин
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
ГЛАВА XIX

К утверждающим, что вкушение чаемых благ

вновь будет в еде и питье, потому что написано,

что изначально в Раю этим жил человек.


Но возможно, кто-нибудь скажет, что человек не возведется вновь в тот же вид жизни, так как первоначально мы должны были есть, а после сложим с себя эту обязанность. Но я, слушая священное Писание, разумею не только телесную еду и радость по плоти, но я знаю и иную некую пищу, имеющую некоторую аналогию с телесной, вкушение которой достается только душе. Ядите мой хлеб, повелевает алчущим Премудрость <Притч. 9, 9>, и Господь ублажает алчущих такой еды <Мф. 5, 6>. Аще кто жаждет, говорит, да приидет ко мне и да пиет <Ин. 7, 37>. И великий Исайя Пийте радость повелевает тем, кто способен понять высоту его мысли <Ис. 25, 1>. Есть и одна пророческая угроза достойным наказания, что наказаны будут гладом, глад же будет не в лишении хлеба и воды, а в недостатке слова. Ибо не глад хлеба, говорит, не жажду воды, н глад слышания слова Господня (Амос. 8, 11). Следовательно, нужно под плодом разумевать нечто достойное Божиеиго наслаждения в Едеме ( а Едем толкуется “услаждение” (τρνψή)) и не сомневаться, что питался им человек; и совершенно незачем здешнюю преходящую и скоротечную пищу относить к райскому пребыванию. От всякого древа, говорится, еже в Рай, снедию снеси <Быт. 2, 16>. Кто дает здорово проголодавшемуся это древо, которое в Раю, вобравшее всякое благо и которому имя Всякое*, причастием которому человеку даруется логос (слово)? Ведь всякая идея благого имеет соприродным себе родовой и превосходящий логос и всякое отдельное [благо] есть целое41. Но кто отвратит меня от примесного и двойственного вкуса другого древа? Ведь, несомненно, более проницательным понятно, что такое- то Всякое, плод чего - жизнь, - и что такое – примесное это, конец чего – смерть. Ибо щедро предложивший вкушение от Всякого известным своим словом и предусмотрительностью решительно запретил человеку причащение смешанного (τόν έπίκοινον). И мне кажется, что для истолкования этого слова нужно взять в учители великого Давида и премудрого Соломона. Ведь оба они единственным дозволенным услаждением называют Само истинное Благо, которое и есть все благое. Давид - говоря: насладися Господем <Пс. 36, 4>42, а Соломон – именуя саму Премудрость, которая есть Господь, Древом жизни <Притч. 3, 18>. Следовательно, одно и то же есть Древо жизни и Всякое древо, еду от которого Слово дает созданному по Богу. Противопоставляется же этому древу другое древо, еда от которого есть ведение и добра и зла и которое не плодоносит отдельно от каждой из названных противоположностей, но из смешанных противоположных качеств производит слитный и смешанный плод, вкушать от которого запрещает Начальник жизни, а советует змий, чтобы устроить вход смерти, приятно окрасив плод, чтоб и на вид был он приятен и желание отведать возбуждал.


Примечания


30 Примечательно, что современник св. Григория, осужденный V вселенским собором еретик Феодор Мопсуетский (учитель Нестория, у которого вполне уже оформилось богословие несторианской ереси в период ее становления) прилагает это же понятие соприкосновения (σμνάψεια) к двум естествам во Христе. Аналогия между соединением души и тела в человеке и соединением Божества и человечества во Христе так или иначе присутствовала во всех христианских концепциях. Но, хотя антропология св. Григория благоприятна именно для несторианского применения “антропологической модели” к христологии, отметим, что сам он был чужд подобных выводов.

31 В главе 6.

32 “Гνώμη” предпочитаем переводить как “решение”, а не “воля”. Русское “воля” ближе к патриотическому термину “Θέλήμα“, а к термину “γνώμη” ближе русское “выбор” ( В начале XXв. переводили также “гномическая воля”). Уже у св. Григория мы находим разграничение терминов : Θέλήμα - воля, или энергия природы, а γνώμη принадлежит к личности, ипостаси. Расграничение этих терминов стало жизненно важным в VII в. В спорах с монофелитами ( по православному учению, во Христе две “фелимы”, но одна “гноми”- Бога- Сына; в обоженных людях те же две “фелимы”, но одна “гноми” их личная, а не Бога).

33 Об этой фразе см. специальный раздел Послесловия (“Проблема произвольности добродетелей”).

34 Отметим отождествление “образа” и “подобия” . Ср. у св. Василия Великого по этому же поводу: “…сотворим человека по образу Нашему. А где образ один, там может ли быть неподобие?” (Творения…., с. 93). Учению св. Григория Нисского о образе и подобии Божьем в человеке в той или иной степени посвящена едва ли не вся литература, касающаяся его антропологии и богословия. Укажем в частности: R. Leys. La theologie spirituelle de Gregorie de Nysse. – SP 2 (1957) 495 – 511; J. Gaith; La conception de la liberte ches Gregorie de Nysse. Paris, 1953. В эпоху св. Григория – до обострения орегинистских споров в V – VI вв. – подобное отождествление “образа” и “подобия” было типичным. В основном, если не исключительно, внимание привлекала та сторона учения об образе Божием, которая позволяла излагать церковное учение об очищении от греха и о восстановлении первозданной чистоты человеческой, как мы находим это у св. Григория; противоречий с ересью оригенистов на этой почве не возникало. Однако, оригенисты принуждены были жестко ограничивать этим весь смысл спасения, дарованного во Христе; ведь, по их учению, не было отдельной природы ни у человека, ни у какого бы то ни было творения, а была лишь единая природа “умов” в божественной Энаде (Единице), все же творения образовались в результате распада Энады вследствие грехопадения; все различия в тварном мире, от ангелов до бесов, включая людей и неразумную тварь, обусловлены различием степеней отпадения. После восстановления (апокатастасиса) природы “умов” во Христе (единственном неотпадшем “уме”) все различия исчезнут в воссозданном единстве Энады. Следовательно, спасение есть восстановление безгрешного состояния и ничего больше. В антропологии и аскетике важнейшим представителем этого учения был младший современник Велиих Капподакийцев, одно время к ним близкий, осужденный V вседенским собором еретик Евагрий Понтийский (подробно см.: A. Guillaumont. Les “Kephalaia Gnostica” d’Eevagre le Pontique et l`histoire de l`origenisme monasticque chez les Grecs et les Syrens. Paris, 1962; N. Gendle. Cappodocian elements in the mystical theory of Evagrius Ponticus. – SP 16 (1985) 373- 384). Ничего подобного не могло быть у св. Григория, который в своей полемике против Евномия учил о непричаствуемости для твари божественной природы и доступности Бога только через энергии Божьи (см. прим. 17), - хотя и различия между “началом” и “концом/целью” творения он еще не формулирует. Позднее полемика с оригенизмом позволила подчеркнуть важность православного догмата о превосходстве “конца” над “началом”: во Христе мы обретаем не только восстановление естества, но и полноту обожения, когда человек делается Богом настолько же совершенно, насколько совершенно Сын Божий сделался человеком и грех становится невозможен вовеки; к этому был призван уже “ветхий Адам”, но исполнил только Новый. Поэтому уже V Вселенский собор (553 г.), осуждая оригенистов, анафематствует того, кто “…говорит, что начало тождественно концу, а конец есть мера начала – да будет анафема!” (Антиоригенистский анафематизм XV; цит. По критическому изданию Ф. Дикампа (см. Послесловие), с. 96). В VII в. св. Максим Исповедник разрабатывает изложенное выше положительное учение, причем св. Григорий Нисский был для него одним из главных учителей (См.: P. Sherwood OSB. The Earlier Ambigua of st. Maxim the Confessor and his refulation of origenism. Roma, 1955 (Studia Anselmiana, 36)). Параллельно в аскетическом и антропологичесом учении святые Отцы начинают для выражения той же мысли о превосходстве “конца” над “началом” использовать различение понятий “образа” и “подобия” Божия в человеке: образ – это то, что было дано Адаму и восстанавливается Крещением; “подобие” – это то совершенство обожения во Христе, которое составляет цель подвижничества (см., например, у св. Диадоха Фотикийского (Vв.), на которого в особенности ориентировался св. Максим: подвижническое слово (сотница), 89. – Добротолюбие, Т. 3. (М., 1900, с. 62 – 64). Для более позднего времени именно такое понимание терминов становится обычным.

35 Очевидно, что св. Григорий не знал, что имя “Адам” переводится с еврейского “человек”, т.е. что первый человек получил в качестве имени общее название нашей природы. Как переводил имя “Адам” св. Григорий, видно из гл. 22; см. также примечание к ней.

36 О своеобразии понимания св. Григорием термина “апокатастасис” см. Послесловие. Это слово и его производные всегда будут переводиться словом “восстановление” и соответствующими русскими производными.

37 Выше мы переводили это же слово (μεγαλoφυτα) как “благородство”, что соответствует обычному греческому словоупотреблению. Но в данном случае у св. Григория явно звучало и этимологическое значение этого слова, которое еще точнее было бы перевести как “великое рождение”.

38 Изложенный в главах 16 – 17 (и 22) взгляд на разделение полов к на устроенное Создателем в предвидении грехопадения принадлежит к числу важнейших положений святоотеческой антропологии. (см., например: В. Н. Лосский. Догматическое богословие. –Вкн.: Он же. Очерк мистического богословия Восточной церкви Догматическое богословие. М., 1991. с. 244 – 248). Важность этого утверждения делается особенно заметной в контексте догматики, как оно излагается у св. Максима Исповедника. Различие мужского и женского внутри человеческой природы св. Максим называет первым из тех различий, которые человеку предстоит преодолеть на пути обожения (Ambigua, 41. – PG 91, 1340D – 1380C); Христос, родившись от Девы, восстановил истинный способ размножения человеческого рода (там же, 31. – PG 91, 12176 BC); В этом учении св. Максим опирался непосредственно на учение св. Григория Нисского (P. Sherwood. op. cit., p. 51.) У св. Максима Исповедника и других Отцов в их богословском “оправдании” аскетики получила развитие и высказанная св. Григорием мысль о передаче через скотский способ рождения склонности ко греху (см. также гл. 18) “…Рождение начинается с тления и заканчивается тлением. Страстных свойств этого рождения… не имеет Христос, то есть Христовы и по Христу жизнь и разум. Ибо истинно говорит [апостол]: во Христе бо Иисусе несть мужеский пол ни женский <Гал. 3, 28>”, - вот одно из характерных высказываний св. Максима (Толкование молитвы Господней. – Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. I. Пер., вступ. Статья и комм. А.И. Сидорова, М,, 1993, с. 193. Однако было бы ошибкой отождествлять передачу склонностей ко греху с передачей собственно греха, который вообще не может быть передан по наследству (ср. примеч. 5). Учение о наследственном “первородном грехе” распространилось на Западе, будучи органично связанным с представлениями Блаж. Августина о свободе воли, - и то, и другое было полемической крайностью в борьбе с пеллагианством, которой почти не знал православный Восток (ср. J. Meyendorf. New life in Christ: Salvation of the Orthodox Theology. – Theological Studies 50 (1989) 481 – 489); Seraphim Rose, hieromonk. The place of Blessed Augustine in the Orthodox Church. Platina, CA, 1983 (Orthodox Theological TextsNo. 3). Русский перевод вышел под названием “вкус истинного православия”, М., 1995). Сходная с пеллагианством в понимании двух природ (имевшая общий с ним источник в одних и тех же сирийских кругах и осужденная вместе с ним на III Вселенском соборе 431 г.) ересь Нестория спровоцировала аналогичную реакцию и на православном Востоке, но за пределами православной среды – у монофизитов, где Юлиан Галикарнасский (начало VI в.) стал учить о нетленности тела Христа (По Юлиану, в смерти Христа не было следования естественной необходимости по человечеству, но только акт произволения Бога), обосновывая это именно тем, что “возмездие за грех – смерть” (Рим. 6, 23), а Христос чист от греха абсолютно именно благодаря иному способу рождения (R. Draguet. Jullien d`Halicarnasse et sa consoverse avec Severe d`Abtioche sur l`incorruptibilite du Corps du Christ. Louvain, 1924). Учение Юлиана имело много сторонников и едва не до XVIII сохранялось армянами, однако его антропологическая основа была настолько чужда всему христианскому Востоку, что исчезла почти сразу же – уже у египетских “актистистов” рубежа XVI и XVII вв. Неприятие концепции наследуемого греха тесно связано с вопросом о “начале” и “конце” творения (см. примеч. 34), что исторически проявлялось в том, что Отцы V в. подробно изъясняют смысл крещения младенцев (не оставление грехов, которых еще нет, но введение в божественную жизнь со Христом; еще в IV в. крещение младенцев не было обычным делом – св. Василий Великий крестился в 27 лет, да и его брат св. Григорий, вероятно, крестился взрослым. Ср. J. Meyendorf. `Eφ ώ (Rom. 5, 12) chez Cyrille de Alexandrie et Theodoret. – SP 4 (1961) 157- 161), а также истолковывают подвижничество как достижение полноты действия благодати, полученной в Крещении (впервые в V в. св. Марк Подвижник, за ним св. Диадох и другие Отцы. Ср.: Mgr. Calistos Ware. The sacament of baptism and the Ascetic Life in the teaching of Mark the Monk. – SP 10 (1970)).

39 В этом рассуждении о происхождении страстей от извращения черт божественного образа мы встречаемся с одной из первых формулировок основания христианской аскетики: отсечение страстей есть исправление действий души, а не отсечение самих душевных способностей.

40 Место, важное для понимания терминологии св. Григория. Образ Божий – “подражание” человека Богу, изначально дарованное человеку и обновленное в праведниках. В другом трактате – “О детстве” – св. Григорий высказывает похожие мысли о “подобии”: ‘Не наше дело и не в силе человеческой - достижение подобия Божественному. Но только Божественная щедрость в момент первого рождения даровала нашей природе подобие Ему” (Ed. J. P. Cavarnos. GNO VIII, 1. Opera ascetica, p. 300). Ср. прим. 34 и 52.

41 Здесь отражено святоотеческое учение о божественных нетварных энергиях – логосах а твари, или “идеях”. Свои логосы имеют и отдельные предметы, и роды (универсалии), и Сам Бог – Логос. Но во множестве этих логосов- идей- энергий разделяется единый Бог – Слово, остающийся нераздельным и в разделении. Поэтому в каждом отдельном логосе Бог – “целый”.

42 Кατατρύφησον τοΰ Кυρίου: это единственный известный вариант текста (LXX, II p. 36), так что принятый славянский перевод “насладися Господеви” неточен. В русском синодальном – “Утешайся Господом”, что соответствует еврейскому.


ПРП. МАКСИМ ИСПОВЕДНИК. ТВОРЕНИЯ


книга 2


ВОПРОСООТВЕТЫ К ФАЛАССИЮ


Перевод и прим. С. Л. Епифановича, А. И. Сидорова


М. 1993





МАКСИМА МОНАХА К ФАЛАССИЮ, БЛАГОЧЕСТИВЕЙШОМУ ПРЕСВИТЕРУ И ИГУМЕНУ О РАЗЛИЧНЫХ ЗАТРУДНИТЕЛЬНЫХ МЕСТАХ СВЯЩЕННОГО ПИСАНИЯ


Преподобнейшему рабу Божию Фалассию, пресвитеру и игумену, Максим, смиренный монах, желает здравствовать.

Отделив разумно1 душу от привязанности к плоти2 и духом совершенно отвлеши3 ум4 от чувства, ты, Божий человек, сделал плоть плодовитой матерью добродетелей, чувство же явил вечнотекущим источником божественного ведения, сопряжение души с плотью употребляя только на устроение лучшего и чувством пользуясь как орудием к постижению величественного устройства видимого бытия. Плоть5 [ты сделал] приемлющей практически и являющей славу души в добродетели, видимо отпечатлевая ее посредством [благого] нрава, дабы имели мы как образ добродетели выставленное [всем] на подражание Ваше житие. А чувство8 [ты явил] символически начертывающим в образах9 видимого бытия логосы10 бытия умопостигаемого и возводящим в них через ум при полном отрешении его от всякого разнообразия и ложности видимого бытия, к простоте мысленных созерцаний, дабы Ваше непогрешимое ведение12 было бы для нас путем истины для перехода к умопостигаемому бытию.

Поэтому ты, по совершенном отложении пристрастного расположения к чувству и плоти, радостно пускаясь в плавание искусным умом в беспредельном море словес Духа, духом испытуешь глубины Духа. И, восприняв от него уяснение13 сокровенных тайн, по великому, как видно, смиренномудрию, наполнив хартию многими недоуменными вопросами из Священного Писания, ты послал [ее мне], прося у меня лишенного всякой добродетели и ведения, письменного ответа на каждый вопрос в соответствии с мысленным созерцанием14.

Получив и прочитав эту хартию, я был поражен и умом, и слухом, и мыслью и с мольбою просил у Вас прощения за уклонения от этого поручения, говоря, что такие вопросы едва доступны для исследования даже и в высшей степени преуспевавшим в созерцании и почти достигшим предела высочайшего и доступного иным ведения – не то чтобы мне, приверженному к земле и, подобно змию по древнему проклятию (Быт. 3:14), не имеющему иной пищи, кроме земли страстей, и, подобно червю, пресмыкающемуся в тлении удовольствий. Я просил Вас об этом часто и долго, но, найдя Вас не принимающим моего ходатайства, убоялся, что потерпит ущерб дело любви, соединенные которой друг с другом, мы имеем одну душу, хотя и носим два тела, если Вами (что возможно) это уклонение будет принято за проявление неповиновения. Поэтому я и решился, хотя и против воли, на превышающее [мою] силу дело, предпочитая лучше быть обвиненным в дерзости и осмеянным желающими, чем допустить какое – либо колебание или умаление в любви, драгоценнее которой нет ничего из того, что после Бога для обладающих умом. Лучше сказать: нет ничего [любезнее Богу], чем любовь, ибо она разделенных сводит воедино15 и может соделать единое и невозмутимое торжество по духу16 во многих или во всех [людях].

И ты сам, честный отче, первый прости меня за предприятие такого дела, и других проси простить мою опрометчивость, и молитвами соделай милостивым ко мне Бога, чтобы Он стал также и Помощником в речах [моих], или лучше – Подателем полного и правого ответа на каждый вопрос, ибо от Него как Источника и Отца всяких просвещающих ведений и сил, соответственно подаваемых достойным, всякое деяние доброе и всяк дар совершенный (Иак. 1:17). Ибо на Вас уповая, принял я Ваше повеление, ожидая получить через Вас в награду за повиновение божественное благоволение.

Поставив каждый из вопросов в той связи и порядке, как они написаны Вами, я дал относящийся к делу ответ, по возможности короче и ограниченнее, - насколько только буду в состоянии и получу от Бога благодать и силу мыслить и говорить благочестиво, - чтобы не отяготить обилием слов слуха читателей, особенно потому, что предлагаю [свою] речь вам, подлинно умозрителям17 и точным созерцателям [вещей] божественных, уже прошедшими через смятение страстей и оставившими позади всю привязанность к естеству18. Ибо Вы, стяжав разум к должному и праведнейшего судьи, а ум через некое лучшее безмыслие19 приведя во внутреннее место Божественного Безмолвия, где неведомым образом он [удостаивается] воспринимать божественную радость, имеющую учителем своего величия один лишь только опыт достойных ее, - поэтому Вы относительно исследуемых вопросов нуждаетесь только в малом пояснении, могущем дать намек на всесветлую красоту заключающихся в божественных словесах таинственных созерцаний и присущей им духовной возвышенности мыслей, если, конечно, мне позволительно сказать это вам, ставшим уже, вследствие богатства добродетели и обильного излияния ведения. Солью земли и светом мира (Мф. 5:13-14), по слову Господню и очищающим в других подвигами20 добродетели гнойники страстей и светом ведения, просвещающим неведение, эту слепоту души.

Прошу вас, святейших и всех, кто будет читать это сочинение, не делать говоримое мной пределом духовного толкования [данных] вопросов, ибо я слишком далек от разумения божественных словес и нуждаюсь для того в научении других. Но если вам самим при помощи других удастся домыслить или узнать что-то, то по справедливости считайте это за лучшее и держитесь высшего разумения, плодом которого является полнота убеждения в сердце тех, кто ищет духовного постижения трудных для понимания вопросов.

Ведь Божественное Слово подобно воде21. Как [вода] для растений и побегов и животных всякого рода и различных животных, так и Оно для пьющих Его - разумею Слово – людей, соразмерно восприимчивости их, то проявляется умозрительно, то действенно обнаруживается как плод в добродетелях22, сообразно с качеством добродетели и через одних становится явным других. Ибо Оно никогда не описуется [в чем – либо] одном и в силу естественной беспредельности [Своей] не может быть заключено в пределах [одной только] мысли.

Вы повелели сперва сказать о донимающих нас страстях – сколько и каковы они, из какого начала23, из какого начала24, какого они достигнут конца через собственное умерение25 и как каждая из них, произрастая из той или иной силы души или части тела26, невидимо образует по себе ум, а тело через греховные помыслы делает [орудием], очерняющим, подобно краске, всю несчастную душу. [Повелели Вы также описать] силу и действенность прибижения27 каждой [страсти], времена28 и внешние проявления29 их, а также производимые через них козни нечистых бесов30 и незримые сплетения и лицемерные улови [их], и как они через одно предлагают другое31 и к одному вкрадчиво увлекают через другое32. [Вы повелели еще описать] их тонкости и малости, великости и громоздкости33, их [лживую] уступчивость и стремительные нападения и выпады, быстрые или медленные отступления и сокращения34, упорство в осаде [души человека] и, например, как бы [предпринимаемые] на суде тяжбы с душой и выносимые в мысли якобы приговоры, видимые поражения и победы – и каково расположение у каждой [из них]35 и по какой причине попускается им наводить многие страсти на одну душу, и притом либо отдельно, либо вместе с другими; по какой причине они вневременным образом приносят с собой и собственные вещества36, через которые сокровенно и заводят с нами жестокую брань, так что мы усиленно трудимся, а над чем- то действительным37, над совсем несуществующим, и, например, стремимся к вещам или избегаем их, подвергаясь первому ради удовольствия, а второму – ради страдания38.[Просили Вы также описать] образ существования их в нас, и многосложного и различного мечтания, [производимого ими] во сне при сновидениях, - прикрепляются ли они к какой – либо части души или тела, или ко всей душе или ко всему телу, и, находясь ли внутри, естественными страстями побуждают душу привлекать к себе посредством тела то, что вне ее, и вводят ее в заблуждение, заставляя ее быть принадлежащей целиком одному чувству и оставить то, что свойственно [ей] по естеству; или же, находясь вовне, посредством внешнего прикосновения к телу формируют невидимую душу по образу материальных [вещей], налагая на нее сложный облик и прилепляя к ней вид воспринятой в представлении материи; и есть ли в них порядок и чин39, коварно измышленный для того, чтобы сперва через искушение ввести в заблуждение душу, а затем последовательно вести с ней брань через другие; и кто кому предшествует и наоборот, кто за кем следует или сопутствувет40, или же они беспорядочно и смешанно, как попало, различным страстям возмущают душу41; и помимо ли Промысла [Божиего] попускается душе терпеть от них подобное или по промыслу, и какая цель Промысла при оставлении души в каждой страсти. Какой также способ уничтожения каждой из перечисленных страстей, и какими делами, словами или помышениями42 душа освобождается от них и свергает скверну со своей совести? Какой страсти противопоставив какую добродетель, достигнет она победы, так, чтобы прогнать лукавого беса, совершенно изничтожив вместе с ним и само движение страсти? И как после освобождения от страсти сумеет душа рассмотреть свойственное себе43? Посредством каких рассуждений и способов [осуществления добродетелей]44, она, усвоив благодаря разуму, соответствующему естеству, бесстрастные отношения чувственного бытия к чувствам45, преобразует их для добродетелей подобно тому, как прежде сама была страстями преобразована для греху? Каким образом душа соделывает это благое изменение, пользуясь тем, в чем раньше согрешала, для рождения и утверждения добродетелей? Как также, освободившись от этих отношений46, душа станет искусно собирать47, через естественное созерцание в духе логосы тварного бытия, свободные уже от уз чувственных символов? И опять – таки после этих [логосов] обратившись к умопостигаемым [сущностям] душа воспримет умом, чистым от чувственной мысли, простые умозрения48 и постигнет простое ведение, связующее все друг с другом в первоначальном Слове Премудрости49, после которого, как прошедшая все сущие с соответствующими им умозрениями, она, совершенно отрешившись уже от самой способности мышления, испытывает премысленное соединение с Самим Богом, и в силу этого соединения50 принимая невыразимо от Него, наподобие семени51, научение сущей истины, не обратится уже больше ко греху, поскольку не будет более места диаволу лукаво увлекать ее ко злу вследствие неведения Того, Кто есть Благо по естеству и кто украшает все, способное сопричаствовать Ему.

Так как вы пожелали, чтобы смыслы, способы и причины [всего] этого были изложены вам особо52, то по вашему повелению пусть подождет пока немного слово об этом. Оно, если даст Бог, будет более благовременно исследовано и с большей тщательностью изучено в других [сочинениях], если только вообще я почувствую в уме силу, которая позволит мне смело пуститься в плавание по столь великому и глубокому морю. Ибо я не стыжусь говорить, что не познал еще неразрушимых ухищрений и измышлений нечистых бесов, так как пыльное облако материи еще омрачает очи [моей] души и не позволяет чисто созерцать естество [всего] происшедшего и отличать разумом от [истинно] сущего то, что лишь кажется существующим53, а вводит в заблуждение неразумное чувство. Потому что поистине исследовать и говорить о подобном свойственно только [людям] в высшей степени созерцательным и высоким мыслью, посредством богатого [духовного] опыта получившим познание того, что прекрасно и что не таково, - лучше и драгоценнее всего – получившим от Бога благодать и силу к совершенному пониманию и ясному изложению понятого. Впрочем, дабы в настоящем сочинении рассуждение об этом не осталось совершенно в небрежении, я, сказав немного о происхождении страстей, и притом настолько, насколько это нужно, чтобы показать подобным вам умозрителям конец из начала, по порядку предложу и изъяснение следующих затем вопросов.

Зло54 не было, не есть и не будет самостоятельно существующим по собственной природе, ибо оно не имеет [для себя] в сущих ровно никакой сущности, природы, ипостаси, силы или деятельности; оно вовсе не существует во всём; оно не есть ни качество, ни количество, ни отношение, ни место, ни время, ни положение, ни действование, ни движение, ни страдание, ни обладание, так чтобы по природе созерцалось в каком – либо из сущих55; оно вовсе не существует во всём этом по естественному усвоению56; оно не есть ни начало, ни середина, ни конец57, но – обнимая всё [единым] определением, - зло есть недостаток деятельности присущих естеству сил в отношении к [их] цели и решительно не есть что – либо другое.

Или еще: зло есть неразумное движение естественных сил, руководимых ошибочным суждением, к [чему – либо] иному помимо цели. Целью же я называю Причину сущих, к которой естественно устремляется всё, хотя лукавый, тщательно прикрыв зависть личной благожелательности и обманом склонив человека, [успел] направить влечение к чему – либо иному из сущего помимо Причины и произвести неведение Ее58.

Пренебрегши движением естественных сил к Цели, первый человек захворал неведением собственной Причины, признав по совету змия богом то, что слово божественной заповеди повелело считать запретным. И став, таким образом, преступником и не ведая Бога, он накрепко связал всю [свою] мыслящую силу со всем чувством и ввел сложное59 и пагубное, возбуждающее страсти, ведение чувственных [вещей] и приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13), всячески действуя, желая и изыскивая то же самое, что они, и даже превосходя их в неразумии, ибо он обменял соответствующий естеству разум на то, что вопреки естеству.

Насколько человек радел о познании видимых [вещей] одним только чувством, настолько он укрепил в себе неведение Бога. Поскольку затягивал он узы этого неведения, постольку утверждался в чувственном наслаждении познанными материальными [вещами]; пресыщаясь этим [наслаждением], возжигал в себе любовную страсть рождающегося из него самолюбия60, а заботливо соблюдая духовную страсть самолюбия, он измышлял многие способы к поддержанию наслаждения – этого настоящего порождения и цели самолюбия. А так как всякому злу присуще уничтожаться вместе с образующими его способами, то [человек]; убеждаясь на своем опыте, что за всяким наслаждением следует страдание61, к удовольствию имел всецелое устремление, а страдания всячески избегал, из всей своей силы борясь за первое и усердно побеждая второе. При этом он считал – что неисполнимо, - что посредством таких ухищрений их можно отделить друг от друга и обладать самолюбием, соединенным с одним только наслаждением и совершенно недоступным страданию, не ведая под влиянием страсти того, что наслаждению невозможно быть без страдания. Ведь тягота страдания уже примешана к наслаждению, хотя она кажется и сокрытой у имеющих [это наслаждение] в силу преобладания удовольствия в страсти, поскольку преобладающему присуще быть более заметным и затмевать ощущение сосуществующего с ним.

Отсюда – то многое и бесчисленное сборище страстей растлило собой житие человеческое. Отсюда многоплачевной стала жизнь наша, почитающая причины своего уничтожения и изыскивающая и приобретающая себе основания для тления. Отсюда единая природа разделилась на тысячи частей, и мы, хотя и принадлежим к одному естеству, сами, подобно пресмыкающимся и зверям, стали добычей друг для друга. Ибо, соперничая [друг с другом] из самолюбия за наслаждения и стараясь по той же причине избежать страдания, мы измышляем бесчисленные роды пагубных страстей. Так, если мы ради наслаждения печемся о самолюбии, то порождаем чревоугодие, гордость чванливость, сребролюбие, жадность, насильничество, кичливость, хвастовство, безрассудство, безумие, самомнение, спесь, презрение, наглость, пошлость, плутоватость, распущенность, разнузданность, легкомысленность, превозношение, тупость, притворство, насмешливость, многоглаголание, невовремяглаголание, стыдоглаголание и всё другое подобного рода. Если же, наоборот, самолюбивый нрав наш притесняется страданием, то мы рождаем гнев, зависть, ненависть, вражду, памятозлобие, поношение, злословие, клевету, печаль, отчаяние, безнадежность, отвращение от Промысла [Божиего], беспечность, нерадение, уныние, подавленность, малодушие, безвременное стенание, плач, сетование, жалобный вопль, ревность, зависть и [всякие] другие [страсти], которые свойственны [нашему] душевному состоянию, когда мы лишаемся оснований для наслаждения. Из происходящего же по каким – либо иным причинам смешения наслаждения и страдания, то есть из подлости62 – ибо так называют некоторое составление зла из противоположных частей63, - мы рождаем лицемерие, притворство, обман, двуличие, лесть, человекоугодничество и всякие другие ухищрения [этого] смешанного зловредства. Однако перечислять все [эти страсти] и говорить о них вместе с их признаками, способами [проявления], причинами и временами невыносимо, тем более что исследование их, если Бог дарует силу, будет произведено в особом сочинении.

Итак64, зло, как я сказал, есть неведение благой Причины сущих. Это неведение, калеча ум человеческий и явственно отверзая чувство, сделало его65 совершенно чуждым божественного ведения и, [напротив], наполнило страстным познанием чувственных [вещей]. Обильно вкушая это познание66 для одного только чувства, наподобие неразумных скотов, и находя на опыте, что это вкушение67 чувственного бытия может служить к поддержанию его видимой и телесной природы, человек, конечно, как уже погрешивший [в познании] умопостигаемой красоты божественного велелепия, принял ошибочно за бога видимую тварь, боготворил ее, поскольку она была полезна для поддержания тела, и, разумеется, возлюбил и тело свое, по природе родственное м признанной за бога тварью, со всяким тщанием поклоняясь твари вместо Творца (Рим. 1:25) через заботу и попечение об одном только теле. Ибо служить твари можно не иначе, как заботясь о [своем] теле, а служить Богу нельзя иначе, как очищая душу добродетелями. Совершая этому телу тлетворное служение и соделавшись в отношении к нему самолюбивым, человек беспрерывно имел в себе двойственными наслаждение и страдание, так что всегда вкушал от древа непослушания68, заключавшего в себе, согласно чувственному опыту, смешанное знание добра и зла.

А если69, быть может, кто скажет, что древом познания добра и зла является видимое творение, то не погрешит против истины, ибо это творение естественным образом принимает наслаждения и страдания70.

И еще71. Так как видимое творение72 обладает духовными логосами, питающими ум и природной силой, услаждающей чувство а ум извращающей, то она и названа древом познания добра и зла, то есть как обладающая ведением добра и зла, когда созерцается духовно, и ведением зла, когда воспринимается телесно. Ибо она становится учительницей страстей для воспринимающих ее телесно, навлекая на них забвение [вещей] божественных. Потому – то, вероятно, Бог и запретил человеку вкушение ее, отлагая это на время, дабы человек прежде – что было весьма справедливо – познал через благодатное причастие73 Причину свою и через такое вкушение укрепил данное [ему] по благодати бессмертие в бесстрастии и непреложности, а потом уже, став как бы богом в силу обожения, безвредно и в безопасности созерцал творения Божии и получил ведения о них как бог, а не как человек, имея по благодати одно и то же с Богом премудрое познание сущих, благодаря претворению чувства и ума к обожению.

Так нужно понимать древо [познания] в соответствии с доступным для всех духовным толкованием74, представляя более таинственный и лучший смысл людям с тайнозрительной мыслью, от себя же почитая его молчанием. Ныне я упомянул о древе непослушания мимоходом, желая показать, как неведение Бога привело к обожению твари, явным служением которой является телесное самолюбие рода человеческого. Именно окрест этого самолюбия и существует, как некое смешанное познание, опыт наслаждения и страдания, посредством которых и проникла в жизнь человеческую вся тина зол. Она, как трудно даже изложить это словом75, образовывается различно, разновиднои многообразно, поскольку каждый из сопричаствующих человеческому естеству имеет в себе количественно и качественно живущую и действующую привязанность к видимой своей части, то есть тело, заставляющую его раболепно, из желания наслаждения или из страха перед страданием, измышлять многие виды страстей, смотря по стечению времен и обстоятельств и в зависимости от способа [проявления] таковых. И это для того, чтобы суметь завлечь в постоянное сожительство наслаждение и остаться совершенно недоступным страданию. [Но привязанность эта] научает домогаться невозможного и неосуществимого в пределах намеченной цели. Ибо, поскольку всё естество тел тленно и подвержено разложению, то какими бы способами кто – либо ни старался поддерживать его, он только усиливает его тление; всегда, хотя и невольно, страшась любимого76, он незаметно и против воли лелеял бы нелюбимое ради любимого, как зависящее от того, что по природе [своей] не может быть устойчивым77, а потому изменял бы свое душевное расположение вместе с разлагающимся веществом, подчиняясь его неустойчивому течению, и не замечал бы собственной погибели вследствие полной слепоты души в отношении к истине.

Избавление же от всех этих зол и краткий путь ко спасению есть истинная и сообразная с [духовным] познанием любовь к Богу78 и всецелое отречение от душевной любви к телу и к миру сему. Благодаря этому отречению мы, отвергая похотливое желание наслаждения и страх перед страданием, освобождаемся и от злого самолюбия; восшедши же к ведению Творца и получивши вместо лукавого самолюбия благое, духовное и отделенное от телесной любви самолюбие, мы непрестанно служим Богу этим прекрасным самолюбием, всегда от Бога взыскуя устроения души. Таково истинное и действительно угодное Богу служение – строгое попечение о душе путем добродетелей.

Стало быть, кто стремится к телесному наслаждению и совершенно не боится страдания, тот стал бесстрастным в отношении их; вместе с рождающим их самолюбием он убил все [происходящие] через них и от них страсти совокупно с неведением – изначальнейшим из зол – и весь предался устойчивому, пребывающему всегда и тождественному Благу, по естеству все время пребывая с Ним, неподвижным, открытым лицом, как в зеркале, взирая на славу (2 Кор. 3:18) Божию и созерцая из световидного сияния в себе божественную и неприступную славу.

Итак, после того, как над Словом79 указан прямой и легкий путь спасаемых, будем, сколько есть силы, отказываться от наслаждения и страдания настоящей жизни и со многим увещеванием наставлять в том же и руководимых нами – и тогда совершенно освободимся и освободим [других] от всякого плотского помышления и бесовской злокозненности. Будем домогаться одной только божественной любви, и никто не сможет отлучить нас от Бога: ни скорбь, ни теснота, ни голод, ни опасность, ни меч (Рим. 8:35) и ничто другое из перечисленного святым апостолом в [указанном] месте, ибо через действенное ведение80, при непоколебимом пребывании в нас любви, мы получим от Него вечную и неизреченную радость и утверждение души. Удостоившись этого, мы будем иметь в отношении к миру спасительное ведение и не [позволим себе] уже, как прежде, “открытым лицем” чувства, без благоразумного рассуждения, взирать, словно на славу [Господню], на явленность чувственных [вещей], окрест которой и возникают страсти, но наоборот, “закрытым лицем” мысли, лишенным всякого чувственного покрова, будем взирать “как в зеркале” на [просиявшую] в добродетелях и духовном ведении славу Божию, благодаря которой и происходит [наше] cоединение по благодати с Богом, пробуждающее ум от всякого неведения и падения. Ибо, как не ведая Бога, мы соделали богом сладостно познанную чувством тварь ради [сообщаемого] ею устроения тела, так и получая доступное для мысли действенное ведение Бога, мы, ради устроения души для бытия, благобытия81 и вечнобытия82, не будем знать83 никакого опыта всякого чувства.

Так как Бог благоволил внушить тебе [мысль] повелеть мне обнародовать имеющиеся у меня заметки по вызывающим затруднение вопросам, то я предпослал им введение, показавшееся мне наиболее необходимым.


ПРП. ИОАНН КАССИАН РИМЛЯНИН

ТВОРЕНИЯ


СОБЕСЕДОВАНИЯ


Перевод еп. Петра