Geum.ru

Михаил Зощенко. Сатира и юмор 20-х 30-х годов

Вид материалаКнига

Содержание


Социальная грусть
Кошка и люди
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   29

СОЦИАЛЬНАЯ ГРУСТЬ



Давно я, братцы мои, собирался рассказать про комсомольца Гришу

Степанчикова, да все как-то позабывал. А время, конечно, шло.

Может, полгода пробежало с тех пор, когда с Гришей произошла эта

собачья неприятность.

Конечно, уличен был парнишка во вредных обстоятельствах -- мещанские

настроения и вообще подрыв социализма. Но только дозвольте всесторонне

осветить эту многоуважаемую историю.

Произошло это, кажется что, в Москве. А может, и не в Москве. Но

сдается нам, что в Москве. По размаху видим. Однако точно не утверждаем.

"Красная газета" в подробности не вдавалась. Только мелким полупетитом

отметила--дескать, в Семеновской ячейке.

А было это так. В Семеновской, то есть, ячейке состоял этот самый

многострадальный Гриша Степанчиков. И выбили как-то раз этому Грише три

зуба. По какому делу выбили -- опять же нам неизвестно.

Может, излишки физкультуры. А может, об дерево ударился. Или, может

быть, в младенческие годы сладкого употреблял много. Только знаем, что не по

пьяной лавочке вынули ему зубы. Не может этого быть.

Так вот, живет этот Гриша без трех зубов. Остальные все стоят на месте.

А этих,

как на грех, нету.

А парень молодой. Всесторонний. Неинтересно ему, знаете, бывать без

трех зубов. Какая же жизнь с таким отсутствием? Свистеть нельзя. Жрать худо.

И папироску держать нечем. Опять же шипит при разговоре. И чай выливается.

Парень уж так и сяк -- и воском заляпывал, и ситником дырку покрывал --

никак.

Сколотил Гриша деньжонок. Пошел к врачу.

-- Становьте,-- говорит,-- если на то пошло, три искусственных зуба.

А врач попался молодой, неосторожный. Не вошел он в психологию

Семеновской ячейки. Врач этот взял и поставил Грише три золотых зуба.

Действительно, слов нет, вышло богато. Рот откроет-- картинка.

Загляденье. Ноктюрн.

Стали в ячейке на Гришу коситься. То есть, как рот откроет человек,--

говорит или шамает,-- так все глядят. Дескать, в чем дело! Почему такое

парень обрастает?

Мелкие разговорчики пошли вокруг события. Откуда, дескать, такие

нэпмановские замашки? Почему такое мещанское настроение? Неужели же нельзя

простому комсомольцу дыркой жевать и кушать?

И на очередном собрании подняли вопрос --допустимо ли это самое

подобное. И вообще постановили:

Признать имение золотых зубов явлением, ведущим к отказу от социализма

и его идей, и мы, члены ВЛКСМ Семеновской ячейки, объявляем против ихних

носителей борьбу, как с явлением, разрушающим комсомольские идеи. Зубы --

отдать в фонд безработных. В противном случае вопрос будет стоять об

исключении из рядов союза.

("Красная газета")

Тут председатель от себя еще подбавил жару. Мужчина, конечно, горячий,

невыдержанный. Наговорил много горьких слов.

-- Я,-- говорит,-- даром, что председатель, и то,-- говорит,-- не

замахиваюсь на золотые безделушки. А у меня,-- говорит,-- давно заместо

задних зубов одни корешки торчат. И ничего -- жую. А как жую -- один бог

знает. Пальцами, может, помогаю, жевать, то есть. Но не замахиваюсь.

Всплакнул, конечно, Гриша Степанчиков. Грустно ему отдавать такие зубы

в фонд безработных. Начал объяснять: дескать, припаяны, выбивать трудно.

Так и не отдал.

А поперли его из союза или нет -- мы не знаем. Сведений по этому делу

больше не имели. Но, наверное, поперли.

1927

КОШКА И ЛЮДИ



Печка у меня очень плохая. Вся моя семья завсегда угорает через нее. А

чертов жакт починку производить отказывается. Экономит. Для очередной

растраты.

Давеча осматривали эту мою печку. Вьюшки глядели. Ныряли туда вовнутрь

головой.

-- Нету, говорят. Жить можно.

-- Товарищи, говорю, довольно стыдно такие слова произносить: жить

можно. Мы завсегда угораем через вашу печку. Давеча кошка даже угорела. Ее

тошнило давеча у ведра. А вы говорите -- жить можно.

Председатель жакта говорит:

-- Тогда, говорит, устроим сейчас опыт и посмотрим, угорает ли ваша

печка. Ежли мы сейчас после топки угорим -- ваше счастье -- переложим. Ежли

не угорим -- извиняемся за отопление.

Затопили мы печку. Расположились вокруг ее. Сидим. Нюхаем.

Так, у вьюшки, сел председатель, так -- секретарь Грибоедов, а так, на

моей кровати, -- казначей.

Вскоре стал, конечно, угар по комнате проноситься. Председатель понюхал

и говорит:

-- Нету. Не ощущается. Идет теплый дух, и только. Казначей, жаба,

говорит:

-- Вполне отличная атмосфера. И нюхать ее можно. Голова через это не

ослабевает. У меня, говорит, в квартире атмосфера хуже воняет, и я, говорит,

не скулю понапрасну. А тут совершенно дух ровный.

Я говорю:

-- Да как же, помилуйте, -- ровный. Эвон как газ струится.

Председатель говорит:

-- Позовите кошку. Ежели кошка будет смирно сидеть, значит, ни хрена

нету. Животное завсегда в этом бескорыстно. Это не человек. На нее можно

положиться.

Приходит кошка. Садится на кровать. Сидит тихо. И, ясное дело, тихо --

она несколько привыкшая.

-- Нету, -- говорит председатель, -- извиняемся.

Вдруг казначей покачнулся на кровати и говорит:

-- Мне надо, знаете, спешно идти по делу. И сам подходит до окна и в

щелку дышит.

И сам стоит зеленый и прямо на ногах качается.

Председатель говорит:

-- Сейчас все пойдем.

Я оттянул его от окна.

-- Так, говорю, нельзя экспертизу строить.

Он говорит:

-- Пожалуйста. Могу отойти. Мне ваш воздух вполне полезный. Натуральный

воздух, годный для здоровья. Ремонта я вам не могу делать. Печка нормальная.

А через полчаса, когда этого самого председателя ложили на носилки и

затем задвигали носилки в карету скорой помощи, я опять с ним разговорился.

Я говорю:

-- Ну как?

-- Да нет, говорит, не будет ремонта. Жить можно.

Так и не починили.

Ну что ж делать? Привыкаю. Человек не блоха -- ко всему может

привыкнуть.

1927