Михаил Зощенко. Сатира и юмор 20-х 30-х годов
| Вид материала | Книга |
- Михаил Зощенко великий юморист, рассказы которого поражают сочным, народным языком, 15.85kb.
- Михаил Зощенко. Опальные рассказы, 1531.18kb.
- Cет Муратовна сатира и юмор в устном народном творчестве адыгов, 755.75kb.
- Михаил Михайлович Зощенко родился в 1895 году (по другим источникам в 1894 году), 51kb.
- Тематическое планирование учебного материала (экстернатная форма обучения) 2011 2012, 24.67kb.
- Урок литературы в 11 классе по теме «Традиции русской сатиры», 84.27kb.
- Марк Твен (1835–1910) Рекомендательный список литературы, 78.97kb.
- Марк Твен Марк Твен, 53.13kb.
- Третья школьная научно-практическая конференция Юмор, 203.15kb.
- Урока по литературе в 7 классе. Тема урока: Жизнь и творчество М. Зощенко. Рассказ, 24.84kb.
ХАМСТВО
Я-то сам не был за границей, так что не могу вам объяснить, что там
такое происходит.
Но вот недавно мой друг и приятель из--за границы прибыл, так он много
чего оригинального рассказывает.
Главное, говорит, там капитализм заедает. Там без денег прямо, можно
сказать, дыхнуть не дадут. Там деньги у них на первом месте. Сморкнулся -- и
то гони пфенниг.
У нас деньги тоже сейчас довольно-таки часто требуются. Можно сказать:
куда ни плюнь -- за все вытаскивай портмоне. Но все-таки у нас гораздо как
будто бы легче.
У нас, например, можно на чай не дать. Ничего такого не произойдет. Ну
скривит официант морду или стулом двинет -- дескать, сидел тоже, рыжий
пес... И все.
А некоторые, наиболее сознательные, так и стульями двигать не станут. А
только вздохнут -- дескать, тоже публика.
А там у них, за границей, ежели, для примеру, на чай не дать -- крупные
неприятности могут произойти. Я, конечно, не был за границей -- не знаю. А
вот с этим моим приятелем случилось. Он в Италии был. Хотел на Максима
Горького посмотреть. Но не доехал до него. Расстроился. И назад вернулся.
А все дело произошло из--за чаевых.
Или у моего приятеля денег было мало, или у него убеждения хромали и не
дозволяли, но только он никому на чай не давал. Ни в ресторанах, ни в
гостиницах -- никому.
А то, думает, начнешь давать -- с голым носом домой вернешься.
Там ведь служащего народу дьявольски много. Это у нас, скажем, сидит
один швейцар у дверей и никого не беспокоит. Его даже не видно за газетой. А
там, может, одну дверь тридцать человек открывают. Нуте, попробуй всех
одели!
Так что мой приятель никому не давал.
А приехал он в первую гостиницу. Приняли его там довольно аккуратно.
Вежливо. Шапки сымали, когда он проходил. Прожил он в таком почете четыре
дня и уехал в другой город. И на чай, конечно, никому не дал. Из принципа.
Приехал в другой город. Остановился в гостинице. Смотрит -- не тот
коленкор. Шапок не сымают. Говорят сухо.
Нелюбезно. Лакеи морды воротят. И ничего быстро не подают.
Мой приятель думает: хамская гостиница. Возьму, думает, и перееду.
Взял и переехал он в другую гостиницу. Смотрит -- совсем плохо. Только
что по роже не бьют. Чемоданы роняют. Подают плохо. На звонки никто не
является. Грубят.
Больше двух дней не мог прожить мой приятель и в страшном огорчении
поехал в другой город.
В этом городе, в гостинице, швейцар чуть не прищемил моего приятеля
дверью -- до того быстро ее закрыл. Номер же ему отвели у помойки, рядом с
кухней. Причем коридорные до того громко гремели ногами около его двери, что
мой приятель прямо-таки захворал нервным расстройством. И, не доехав до
Максима Горького, вернулся на родину.
И только перед самым отъездом случайно встретил своего школьного
товарища, которому и рассказал о своих неприятностях.
Школьный товарищ говорит:
-- Очень, говорит, понятно. Ты небось чаевые давал плохо. За это они
тебе, наверное, минусы на чемоданы ставили. Они завсегда отметки делают.
Которые дают -- плюс, которые хамят -- минус.
Прибежал мой приятель домой. Действительно, на левом углу чемодана --
четыре черточки.
Стер эти черточки мой приятель и поехал на родину.
1928
ИНОСТРАНЦЫ
Иностранца я всегда сумею отличить от наших советских граждан. У них, у
буржуазных иностранцев, в морде что-то заложено другое. У них морда, как бы
сказать, более неподвижно и презрительно держится, чем у нас. Как, скажем,
взято у них одно выражение лица, так и смотрится этим выражением лица на все
остальные предметы.
Некоторые иностранцы для полной выдержки монокль в глазах носят.
Дескать, это стеклышко не уроним и не сморгнем, чего бы ни случилось.
Это, надо отдать справедливость, здорово.
А только иностранцам иначе и нельзя. У них там буржуазная жизнь
довольно беспокойная. Им там буржуазная мораль не дозволяет проживать
естественным образом. Без такой выдержки они могут ужасно осрамиться.
Как, например, один иностранец костью подавился. Курятину, знаете,
кушал и заглотал лишнее. А дело происходило на званом обеде. Мне про этот
случай один знакомый человек из торгпредства рассказывал.
Так дело, я говорю, происходило на званом банкете. Кругом, может,
миллионеры пришли. Форд сидит на стуле. И еще разные другие.
А тут, знаете, наряду с этим человек кость заглотал.
Конечно, с нашей свободной точки зрения в этом факте ничего такого
оскорбительного нету. Ну проглотил и проглотил. У нас на этот счет довольно
быстро. Скорая помощь. Мариинская больница. Смоленское кладбище.
А там этого нельзя. Там уж очень исключительно избранное общество.
Кругом миллионеры расположились. Форд на стуле сидит. Опять же фраки. Дамы.
Одного электричества горит, может, больше как на двести свечей.
А тут человек кость проглотил. Сейчас сморкаться начнет. Харкать. За
горло хвататься. Ах, боже мой! Моветон и черт его знает что.
А выйти из--за стола и побежать в ударном порядке в уборную -- там тоже
нехорошо, неприлично. "Ага, скажут, побежал до ветру". А там этого абсолютно
нельзя.
Так вот этот француз, который кость заглотал, в первую минуту, конечно,
смертельно испугался. Начал было в горле копаться. После ужасно побледнел.
Замотался на своем стуле. Но сразу взял себя в руки. И через минуту
заулыбался. Начал дамам посылать разные воздушные поцелуи. Начал, может,
хозяйскую собачку под столом трепать.
Хозяин до него обращается по--французски.
-- Извиняюсь, говорит, может, вы чего-нибудь действительно заглотали
несъедобное? Вы, говорит, в крайнем случае скажите.
Француз отвечает:
-- Коман? В чем дело? Об чем речь? Извиняюсь, говорит, не знаю, как у
вас в горле, а у меня в горле все в порядке.
И начал опять воздушные улыбки посылать. После на бламанже налег.
Скушал порцию.
Одним словом, досидел до конца обеда и никому виду не показал.
Только когда встали из--за стола, он слегка покачнулся и за брюхо рукой
взялся -- наверное, кольнуло. А потом опять ничего.
Посидел в гостиной минуты три для мелкобуржуазного приличия и пошел в
переднюю.
Да и в передней не особо торопился, с хозяйкой побеседовал, за ручку
подержался, за калошами под стол нырял вместе со своей костью. И отбыл.
Ну, на лестнице, конечно, поднажал.
Бросился в свой экипаж.
-- Вези, кричит, куриная морда, в приемный покой.
Подох ли этот француз или он выжил -- я не могу вам этого сказать, не
знаю. Наверное, выжил. Нация довольно живучая.
1928