Geum.ru

Конспект лекций

Вид материалаКонспект

Содержание


Лекция 8. Методология научно-познавательной деятельности. Проблема развития научного знания
3. Структура эмпирического знания. Особенности наблюдения и эксперимента, роль измерения и прибора в научном познании
5. Особенности языка науки. Математизация и формализация научных текстов. Происхождение и природа абстракций
Понятие методологии
Уровни методологических исследований и научной методологии
3. Структура эмпирического знания. Особенности наблюдения и эксперимента, роль измерения и прибора в научном познании
Научное наблюдение
4. Научная теория как форма упорядочения знаний. Структура научной теории. Предметное, операциональное и ценностное знание
Научная теория
5. Особенности языка науки. Математизация и формализация научных текстов. Происхождение и природа абстракций
Язык – это знаковая система, посредством которой осуществляется человеческое общение на самых различных уровнях, включая мышлени
Можно сделать вывод
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13

Лекция 8. Методология научно-познавательной деятельности. Проблема развития научного знания


1. Понятие методологии

2. Уровни методологических исследований и научной методологии

3. Структура эмпирического знания. Особенности наблюдения и эксперимента, роль измерения и прибора в научном познании

4. Научная теория как форма упорядочения знаний. Структура научной теории. Предметное, операциональное и ценностное знание

5. Особенности языка науки. Математизация и формализация научных текстов. Происхождение и природа абстракций

Ключевые слова: методология, концептуализация оснований, познавательная деятельность, язык науки, теория, эмпирия, предметное, операциональное и ценностное знание, научная абстракция, научное понятие, общенаучная категория, научный принцип, метод познания,
  1. Понятие методологии

В справочной литературе термин «методология», как правило, соотносится с двумя основными значениями. Это, во-первых, система методов, эпистемологических принципов и основополагающих теоретических представлений, определяющих подход исследователя, видение им изучаемого предмета, конкретные способы его постижения. И, во-вторых, это учение о способах постижения мира (шире – о методах осуществления деятельности). С точки зрения этимологии второе из этих значений является основополагающим. Именно в связи с появлением и целенаправленной разработкой «учения о методах» данный термин закрепляется в структуре научной и философской коммуникации.

Одним из первых опытов построения такого «учения» считается логическая система Аристотеля. Тем не менее, вплоть до Нового времени методология как «учение о методах» не имеет самостоятельного места в системе знания. Поэтому родоначальником методологии в собственном смысле слова считают Ф. Бэкона, чья громадная заслуга состояла в том, что он показал решающую роль метода в успехе познания.

Вслед за Ф. Бэконом проблемам методологии уделяют внимание многие выдающиеся исследователи. Однако основополагающие черты «учение о методах постижения мира» приобретает в связи с творчеством Р. Декарта и И. Канта. Если Ф. Бэкон предпринимает попытку вооружить науку системой методов, которая позволяет кратчайшим путем достигнуть истины, то Р. Декарт придает методологическому исследованию отчетливую форму размышления об условиях и предпосылках познавательной деятельности40. Здесь методология как учение приобретает ярко выраженный рефлективный характер, что является предпосылкой появления дополнительного смыслового горизонта значения названного понятия. В лоне учения о методах начинают складываться черты нового стиля мышления. Однако на данном этапе речь идет о формировании тенденции, которая вплоть до И. Канта сохраняет имплицитные формы, не находит концептуального выражения. Проблемы методологии переплетаются здесь с гносеологической проблематикой и не выделяются функционально и стилистически из структуры теоретических знаний. В этом смысле обоснование Кантом особого статуса методологического знания является принципиальным с точки зрения развития методологической мысли и в первую очередь представлений о методологии как форме познания. Кант проводит различие между конститутивными и регулятивными принципами познания, между объективным содержанием знания и формами, при помощи которых оно организуется в систему. Таким образом впервые ставится вопрос о функциональных и стилистических особенностях методологического исследования как вида познавательной деятельности41.

В то же время вплоть до ХХ в. «понятие методологии было фактически тождественно философской методологии»42. И только во второй половине названного столетия функции методологического знания начинают распределяться по всей инфраструктуре познавательной деятельности. Многие вопросы методологии научного познания оказываются неразрешимыми в контексте философского методологического анализа, требуя конкретно-научного рассмотрения, в результате чего происходит, во-первых, преобразование методологии как разновидности познавательной деятельности, во-вторых, изменение семантики термина «методология».

Следствием соответствующих процессов становится обострение интереса исследователей к проблеме определения статуса методологических «знаний» и соответственно обострение дискуссий, связанных с разработкой идеального объекта «методология». В отечественной исследовательской практике одним из ярких примеров подобных дискуссий является столкновение позиций Г.П. Щедровицкого как главы ММК («московский методологический кружок») и представителей Института философии АН СССР в ходе активного обсуждения названного вопроса в начале 1970-х гг. «В 1972 г. мы с Швыревым, – рассказывает В.А. Лекторский, – напечатали статью об уровнях методологического знания. Если раньше было принято считать, что философская теория познания и методология науки совпадают, то к началу 1970-х гг. стало ясно, что дело обстоит сложнее. Ибо интенсивно начали разрабатываться методологические проблемы в рамках таких общих, но не философских дисциплин, как системно-структурный подход, семиотика и др. Возникла необходимость развести философскую и специально-научную методологию, что мы и сделали»43. Судя по всему, это была одна из первых попыток построения многоуровневой модели методологической деятельности. При этом ее основанием послужило весьма распространенное представление, согласно которому «методология, трактуемая в широком смысле этого слова, есть учение о структуре, логической организации, методах и средствах деятельности… Основной функцией методологического знания является внутренняя организация и регулирование процесса познания или практического преобразования того или иного объекта». Соответственно, методология научного познания есть «учение о принципах построения, формах и способах научно-познавательной деятельности»44. Принципиально важно, что методология рассматривается здесь как учение. Отталкиваясь от этого понимания В.А. Лекторский и В.С. Швырев пытаются построить многоуровневую модель методологической деятельности, пытаются соединить представление о методологии как самостоятельной дисциплине (и методологическом знании как системе) с тем очевидным для них фактом, что «особенностью современного состояния методологического анализа науки является его многоплановость, разнообразие уровней и типов анализа, способов и подходов»45. Именно на это указывает Г.П. Щедровицкий в одном из своих выступлений, посвященных теме соотношения философии и науки. Его слова звучат следующим образом: «Наверное, В.С. Швырев уже догадывается, против чего я возражаю. Я считаю, что представления, развитые в его с В.А. Лекторским последней статье «Методологический анализ науки (типы и уровни)».., достаточно точно отражает уровень наших идей, сложившихся примерно к 1957–1959 гг. Методология в этот период рассматривалась нами как особая научная дисциплина, а более конкретно – как авторефлексия науки, или как самосознание науки»46. И далее: «…методология … – это не знание, полученное объективными методами, а определенное осознание наших способов работы и наших установок»47.

Необходимо отметить, что у авторов статьи (В.А. Лекторский, В.С. Швырев) нет жесткой привязки методологии к какой-то конкретной дисциплине или даже их совокупности. Скорее, они отталкиваются и более того стараются уйти от этого понимания. Но вместе с тем у них сохраняется склонность трактовать данную форму познания как нацеленную на получение определенного типа знания. Функции «методологического знания» оказываются основанием для определения свойств методологической деятельности на различных уровнях ее проявления. Г.П. Щедровицкий же отстаивает идею, согласно которой методология – это прежде всего стиль мышления. В этом заключается сильная сторона его позиции. Однако он «отрывает» методологию от науки, в то же время сохраняя за нею институциональные свойства самостоятельной дисциплины. «Методология должна рассматриваться не как совокупность или система знаний, оцениваемых по отношению к некоторому объекту, а как особая сфера деятельности», – утверждает исследователь48. «Цели и задачи методологической работы – это то, что создается самими методологами, что соответствует внутренним процессам и механизмам жизни организма методологии, это то, что возникает, если можно так выразиться, по внутренней логике самой методологической работы». Как следствие, труды Г.П. Щедровицкого и его школы, с одной стороны, вносят неоценимый вклад в развитие представлений о методологическом мышлении как надпредметной познавательной деятельности, особенности которой очень чутко улавливаются в следующем высказывании: «Нельзя спрашивать является ли метаметодологическая работа методологической или метаработой в отношении методологии. Исчезновение оппозиции внешнего и внутреннего для методологической работы обусловлено тем, что вся она строится в первую очередь на рефлексии и особым образом организует эту рефлексию – так, что снимает различие внешнего и внутреннего»49. С другой же стороны, труды ММК содержат в себе тенденцию постепенного дистанцирования от познавательной проблематики и превращения методологии в технологию. Очень показательной в этом отношении является эволюция проблематики ММК. Г.П. Щедровицкий определяет ее основные этапы следующим образом: от разработки понятия и теории мышления (1954–1963), через исследование теории деятельности (1963–1971) и разработку мыследеятельностной концепции, проблематики «мысль-коммуникация» (1971–1979) к теории и практике «организационно-деятельностных игр» (1979–1999). Соответственно, в начале 1990-х гг. глава ММК констатирует: «Мы стоим на пороге нового периода, для которого надо вырабатывать свою особую программу. Это очень большой поворот и принципиальный, поскольку практика ОДИ как бы отодвинула разработку методологии на задний план и вообще оттеснила. И теперь надо начинать все по-новой»50. По-сути, Георгий Петрович констатирует факт утраты его школой тех когнитивных ресурсов, которые делали данное исследовательское сообщество собственно методологическим кружком.

Итак, попытки вывести методологию за пределы познавательного процесса не являются перспективными. Понять это помогают как исторические примеры (опыт ММК), так и сопоставление позиций современных исследователей. В этом отношении имеет смысл сравнить две современные трактовки методологии, одна из которых предполагает акцентирование организационно-деятельностных принципов, тогда как другая делает акцент на параметрах познавательной установки.

«Методология – это учение об организации деятельности», – пишут авторы книги «Методология» А.М. и Д.А. Новиковы51. «Такое определение однозначно детерминирует… предмет методологии – организация деятельности… Организовать деятельность означает упорядочить ее в целостную систему с четко определенными характеристиками, логической структурой и процессом ее осуществления… Такое понимание и построение методологии позволяет с единых позиций и в единой логике обобщить различные имеющиеся в литературе подходы и трактования понятия «методология» и его использование в самых разнообразных видах деятельности… Такой подход позволяет: во-первых, отсечь от методологии традиционно приписываемые ей излишние наслоения; во-вторых, найти общую логику таких широко обсуждаемых в современной литературе вопросов, как инновационная деятельность, проектирование систем, технологии, рефлексия и др.; в-третьих, рассматривать с единых позиций организацию основных видов человеческой деятельности: научно-исследовательской, практической, художественной, учебной и игровой… Традиционно принято методологию относить к философии или, по крайней мере, располагать ее как бы рядом с философией… Действительно, философия является основанием методологии, так же как и другие науки, изучающие деятельность: психология, системный анализ и т.д. Но в то же время, очевидно, методология – это самостоятельная наука… Если исходить из классификации наук, предложенной В. С. Ледневым.., то методологию следует отнести к практическим наукам. Она тесно связана с технологическими науками, системным анализом, организацией труда и производства, с управлением проектами и т.д.»52.

Приведенная в этой цитате трактовка методологии наглядна, обладает логической стройностью, исчерпывающе определяет границы и особенности данного объекта рассмотрения. Ее можно использовать как руководство к действию, хорошо отлаженный алгоритм решения организационных задач. Однако с точки зрения развития познавательного процесса, расширения горизонтов познания, данная схема ровным счетом ничего не дает. Это описание процедур, без которых познание невозможно, но которые в то же время имеют к научному, интеллектуальному творчеству весьма опосредованное отношение.

Методологическая составляющая познания, безусловно, связана с его организацией, но не сводится к алгоритмам организации деятельности. «Мои наблюдения и размышления показывают.., что сегодня для методолога важны и актуальны три плана влияния на мышление, – пишет В.М. Розин. – Традиционно он отвечает за интеллектуальную (мыслительную) культуру, а также обеспечение предметно-дисциплинарного мышления в аспекте его развития... Не менее важно влияние методолога на всех участников современной мыслительной коммуникации… в плане ее обустройства (например, формулирования правил «мыслительной игры», принципов общения участников мыслительного процесса…). Наконец, методолог может способствовать современным живым тенденциям развития мышления, работая в областях гуманитарного научного познания»53. Розин также, как и Новиковы, говорит об «организующем» характере методологической деятельности. Но насколько иначе звучат его слова! У него акцент делается на стиле мышления: «Гуманитарий не просто публично высказывает свою точку зрения, – отмечает исследователь, – а создает условия для нужной ему коммуникации: он строит такую реальность, в которой основные интересующие его коммуниканты и, естественно, он сам вынуждены занимать определенные позиции и далее активно действовать (опровергать, защищать, создавать новые школы, формулировать исследовательские программы, стараться реализовать их и т.д.)»54.

И если философ стремится уловить особенности методологического мышления, он вынужден примириться с тем, что методология оказывается куда более сложным и многогранным объектом рассмотрения, нежели представляется А.М. и Д.А. Новиковым. Это требует признания того обстоятельства, что в современном теоретическом дискурсе методологию невозможно идентифицировать в качестве «учения о методах», то есть в виде системы знания или самостоятельной дисциплины. Она проявляется в виде составляющей познавательного процесса, идентификация которой требует ее функционального (а не предметного) определения.

Параметры методологической составляющей познавательного процесса связаны с функцией концептуализации его оснований и наиболее отчетливо проявляются в ходе трансляции познавательного ресурса (теоретических конструктов, методов, принципов осуществления познавательного процесса) с одного уровня познания на другой. Эти процессы, с одной стороны, сопутствуют научному, философскому поиску, а с другой – определенным образом координируются в рамках исследований, специализированных на вопросах концептуализации оснований познания (множество методологических исследований).

В самом общем виде методологические параметры познавательного процесса проявляются в виде перманентного процесса формирования и применения теоретико-методологических инструментов, которые разрабатываются в разных дисциплинарных областях, на различных уровнях научного поиска и являются ресурсом концептуализации оснований познавательного процесса с необходимой для уровня его осуществления (философия, фундаментальная, прикладная наука и их подуровни) глубиной.

  1. Уровни методологических исследований и научной методологии

Обращаясь к специализированным видам исследовательской деятельности, в структуре которых методологическая функция познания доминирует, стоит прежде всего коснуться вопроса об уровнях проявления методологического исследования в современном познании. «Не вдаваясь в детали, можно предложить следующую общую схему уровней методологии», – пишет Э.Г. Юдин55. «Высший уровень образует философская методология. Ее содержание составляют общие принципы познания и категориальный строй науки в целом. Очевидно, что эта сфера методологии представляет собой философское знание и, следовательно, разрабатывается специфическими для философии методами. Вместе с тем она не существует в виде какого-то особого раздела философии – методологические функции выполняет вся система философского знания.

Философский уровень методологии реально функционирует не в форме жесткой системы норм и «рецептов» или технических приемов – такая его трактовка неизбежно вела бы к догматизации научного познания, а в качестве системы предпосылок и ориентиров познавательной деятельности»56.

Очевидно, что в данном случае речь идет о методологической функции философского знания, а не о подклассе методологических исследований, осуществляемых в формате философского дискурса. В этом плане размышления Э.Г. Юдина по поводу философской методологии требуют конкретизации. «Второй уровень методологии, – продолжает он, – можно обозначить как уровень общенаучных принципов и форм исследования. Эта сфера методологии получила особенно широкое развитие в ХХ в., что и явилось главным фактором превращения методологических исследований в относительно самостоятельную область современного научного знания. Сюда входят как содержательные общенаучные концепции, выполняющие методологические функции и воздействующие на все или по крайней мере на некоторую совокупность фундаментальных научных дисциплин одновременно, хотя и необязательно в одинаковой степени, так и формальные разработки и теории, связанные с решением достаточно широкого круга методологических задач»57.

«Следующий уровень – это конкретно-научная методология, то есть совокупность методов, принципов исследования и процедур, применяемых в той или иной специальной научной дисциплине… Важно подчеркнуть, что привлечение методологических средств с вышележащих уровней не может носить характера механического переноса: чтобы дать действительный, а не мнимый эффект, эти средства непременно должны получить соответствующую предметную интерпретацию и разработку…

Наконец, последний уровень методологии образуют методика и техника исследования, то есть набор процедур, обеспечивающих получение единообразного и достоверного эмпирического материала и его первичную обработку, после которой он только и может включаться в массив наличного знания. На этом уровне мы имеем дело с высокоспециализированным методологическим знанием, которое в силу присущих ему функций непосредственной регламентации научной деятельности всегда носит четко выраженный нормативный характер»58.

Э.Г. Юдин исходит из того, что «каждый из выделенных уровней методологического знания… выполняет свои особые функции в научном познании. Благодаря этой своеобразной специализации все уровни методологии образуют сложную систему, в рамках которой между ними существует вполне определенное соподчинение»59. В этом с ним следует согласиться. Вместе с тем «необходимо учитывать, что в настоящее время различные уровни методологического знания пока еще не образуют единой научной дисциплины»60. И в этом он также прав, только нужно отметить, что едва ли стоит ожидать появления подобной дисциплины. Рассредоточенность методологии по всей инфраструктуре познавательной деятельности характеризует не столько низкий уровень развития данной формы познания, сколько институциональные особенности теоретического познания на современном этапе его развития. И связанные с этим эпистемологические сложности необходимо решать не путем реформирования методологической деятельности, а посредством развития методологической культуры современного субъекта познания. Однако это вопрос, который рассматривается в другом месте. Здесь же необходимо завершить мысль Э.Г. Юдина, основное содержание которой заключается не в оговорке по поводу «вре́менного» отсутствия единой методологической дисциплины, а в том, что охарактеризованные им уровни методологии объединяются в единое целое за счет направленности методологической деятельности на исследование способов получения нового знания.

Итак, методология в самом общем виде – знание о методах, рефлексия познавательной деятельности с целью подчинения ее определенным правилам, принципам выстраивания и применения наиболее эффективных стратегий исследования. Метод – движние по пути, ведущему к цели. В науке методом познания чаще всего служит «теория в процессе ее использования» для получения нового знания. Это средство познания, способ использования теории в действии.

Методы бывают: философские, общенаучные и частнонаучные. Последние две категории делятся также на теоретические и эмпирические (наблюдение, эксперимент, измерение). Рассмотрим их подробнее.


3. Структура эмпирического знания. Особенности наблюдения и эксперимента, роль измерения и прибора в научном познании

Рассмотрение методов научного познания имеет смысл начать с обращения к структуре эмпирического знания. К эмпирическим методам познания обычно относят наблюдение, эксперимент, измерение. Они же рассматриваются в качестве методов эмпирического исследования. Кроме того, в эту структуру включают анализ и сравнение фактов, первичную систематизацию опытного материала.

Научное наблюдение – целенаправленное и организованное восприятие, основанное на получении, переработке и синтезе чувственных впечатлений исследователя. Наблюдение применяется в случаях, когда:
  1. объект или процесс недоступен (ввиду удаленности, как в астрономии, либо агрессивности среды, не позволяющей использовать экспериментально-измерительную базу);
  2. экспериментальное вмешательство в исследуемый процесс изменяет его естественный ход (напр., в социальных процессах, когда бывает предпочтителен метод т.н. «включенного наблюдения», или в ряде наблюдений квантово-механических эффектов и т.п.).

Наблюдение активно, что означает сознательный поиск фактов, в котором ученый руководствуется некоторой гипотезой или прежним опытом. Следовательно, уже в наблюдении факты, с одной стороны, «упрямая вещь», но с другой – являются теоретически нагруженными, избирательными, работающими на подтверждение или опровержение теоретических гипотез. В этом смысле утопией является поиск т.н. «чистых» или «окончательных» фактов как данных опыта. Действительным результатом научного наблюдения оказываются не факты, а то, что Рудольф Карнап называл «протокольными суждениями», некие зарегистрированнные описания наблюдаемого. Отметим, что факт по значению этого понятия – это либо знание о единичном событии (например, факт, что некто в такой-то момент, такого-то числа в таком-то месте, читает конспект лекций), либо совокупность высказываний, фиксирующих результаты наблюдения, измерения, эксперимента (факт, что доска, на которой пишет профессор, твердая и плоская, зеленого цвета, ее длина составляет около трех метров). Науку интересуют факты во втором значении, именно они в определенных условиях становятся научными фактами. Факты такого рода всегда содержат долю истолкования. Они становятся «упрямой вещью» только в рамках определенных интерпретаций.

К основным функциям наблюдения относятся: получение информации, проверка гипотез, сопоставление теоретических результатов по данным наблюдения с целью установления истинности как соответствия теории фактам наблюдения. Наблюдения в науке интерсубъективны, что является условием достижения их объективности. Они могут носить непосредственный или косвенный характер. Особенность последних в том, что об исследуемых объектах здесь заключают через восприятие результатов взаимодействия ненаблюдаемых объектов с наблюдаемыми. В этом случае теоретическая нагруженность фактов становится вполне очевидной, ибо необходимо допустить существование закономерной связи между непосредственно ненаблюдаемым и теми эффектами, которые оно вызывает в наблюдаемом.

Эксперимент отличается от наблюдения тем, что в нем достигается прямое взаимодействие с изучаемым объектом или процессом, непосредственный доступ к исследуемой реальности. Здесь уже возможно измерение по шкалам интервалов или отношений, введение строгих математических методов обработки данных. Считается, что первым экспериментальный метод начал применять Г. Галилей в физике. Научный эксперимент предполагает следующие возможности:

- выделить изучаемое явление по ограниченному числу параметров, относимых либо к самому явлению, либо к условиям его протекания;

- изолировать его по всем другим параметрам, принимаемым за несущественные;

- варьировать существенные параметры;

- многократно воспроизводить эксперимент вместе с его условиями.

Ранее экспериментом считали только воздействие на изучаемый объект с помощью материальных средств (экспериментальных установок и приборов). С 90-х гг ХХ в некоторые ученые используют понятие вычислительного, или математического эксперимента (Н.Н. Моисеев и др.). Более строго было бы называть это модельным экспериментом с идеальной логико-математической моделью.

«Качественным» эксперимент называют, если он не включает процедуру измерения. Скажем, когда речь идет о сравнительном анализе по типу «больше» или «меньше». Пример – шкала Мооса для определения твердости материалов. «Количественный» эксперимент предполагает точное измерение всех существенных параметров. Для этого используется измерительная и регистрирующая аппаратура, а также методы математической обработки результатов.

Функции эксперимента те же что и у наблюдения, хотя отличаются по интенсивности, возможностям обоснования соответствия, истинности.

Наконец, измерение – это процедура приведения в соответствие с некоторым заранее заданным эталоном для количественного сравнения. Установление количества достигается введением единицы измерения. Относящимися к собственно измерениям принято считать шкалы интервалов и отношений (фиксируют отношение, меру), что реализуется в измерительных приборах (усилители, анализаторы, преобразователи, включая регистраторы; собственно измерители, ИИС).

Роль эмпирического знания в науке исключительна. Рациональность продуктивна, когда она опирается на серьезный эмпирический базис. Но при этом следует помнить об основной слабости индуктивного вывода: он дает вероятное, а не достоверное обоснование знания. Это средство «проверки воображения», а уже во вторую очередь – получения знаний путем наблюдения.

4. Научная теория как форма упорядочения знаний. Структура научной теории. Предметное, операциональное и ценностное знание

Рассмотрим теперь структуру научной теории.

Научная теория – это логически упорядоченная система знаний, имеющая в своем составе по меньшей мере три структурных элемента. Первый – ядро теории, состоящее из выраженных в математической форме одного или нескольких основополагающих законов, исходных фундаментальных понятий, принципов, аксиоматических допущений. Законы формулируются в виде суждений, имеющих необходимый и общий характер. Закон – это устойчиво повторяющееся, существенное отношение между вещами или процессами. Закон выражает отношения зависимости, взаимосвязи, корреляции между ними. Различают законы функциональные, с горизонтальными связями, и эволюционные, с вертикальными, асинхронными, несимметричными во времени связями, типа причинных, – законы новообразования, развития. К ядру теории относят также ее идеализированный объект, предельную абстракцию или модель наиболее значимых для данной теории свойств и связей типа материальной точки или центра масс в механике, идеального газа в кинетике газов, абсолютно черного тела в оптике, идеального цикла Карно в теплотехнике и т.п. Второй структурный элемент теории – периферия, включающая методы, математико-логический аппарат, который составляет совокупность правил обработки знаний и способов аргументации. К периферии относят обычно философские нормы и принципы, ценностные установки ученого, если они принимаются в расчет (а это имеет место не во всех концепциях философии науки). Сюда же отнесем наглядные образы теории, посредством которых достигается чувственно-сверхчувственный характер интерпретации ее утверждений. Благодаря предлагаемым авторами теории научному сообществу наглядным моделям типа атома или химических соединений мир теории предстает как более близкий, понятный как для самих исследователей, так и для тех, кто впоследствии обучается по этим моделям. Но эти образы не могут быть отнесены к эмпирическому базису, так как носят посттеоретический характер. К периферии стоит отнести, с учетом возможных возражений, проблемы и гипотезы. Это важные формы развития знания, которые не входят в ядро теории, но очень часто инициируют изменение последнего. Проблема в науке – это своеобразное «знание о незнании», она открывает направление возможной дальнейшей разработки теории. Попытки решить проблему оформляются первоначально в гипотезы – суждения предположительного характера с неопределенным значением истинности. Наука начинается с постановки проблем и формулирования гипотез, одни из которых отмирают в процессе фальсификации (как гипотезы флогистона или теплорода, а в ХХ веке – эфира), другие же становятся теориями (как квантовая гипотеза). Интересно, что до ХХ в считалось обязательным соответствие выдвигаемых гипотез правилам формальной логики. Сегодня это требование значительно смягчено: уже Луи де Бройль, выдвинув гипотезу о наличии у микрообъектов корпускулярных и волновых свойств одновременно, продемонстрировал его невыполнимость в полном объеме. По-видимому, правильнее говорить о соответствии гипотезы какой-либо принятой логике, включая трех- или многозначные, размытые и другие признанные в научном сообществе. Наконец, третий структурный элемент теории – эмпирический базис, совокупность высказываний, описывающих результаты опытов, наблюдений, экспериментов, измерений количественных параметров. Иногда их называют протокольными высказываниями о фактах. Факт в науке понимается либо как доказанное знание о событии (например, факт, что «я пишу эти строки в такой-то день и час 2001 года»), либо как предложение, фиксирующее результат наблюдения, измерения, эксперимента («стол, за которым я сижу, твердый и плоский, его длина составляет примерно два с половиной локтя»). Науку интересуют прежде всего факты во втором значении, и факт такого рода всегда содержит долю истолкования. Факты становятся «упрямыми» в рамках определенных интерпретаций.

С учетом этих трех структурных элементов наука предстает как мышление в понятиях, проверяемое опытом.

Основные свойства научной теории рассмотрим через требования к ней. Первое требование: теория должна удовлетворять критерию, который
А. Эйнштейн называл «логической единственностью». Этот критерий он разъяснял как требование полноты описания при условии минимизации логически взаимосвязанных понятий и «произвольно установленных соотношений между ними (основных законов и аксиом)». Следует отметить, что с точки зрения следующего, второго требования, а именно – непротиворечивости, требование полноты никогда не может быть выполнено целиком. Это вытекает из теоремы Геделя о неполноте. Скорее речь идет о необходимости и достаточности описания для достижения понимания изучаемых явлений, входящих в сферу теории. Третье требование к научной теории – целостность (системность) и внутренняя самосогласованность (когерентность) ее высказываний, включая процедуры связывания, введения и выведения терминов, о чем речь пойдет при анализе языка науки. Четвертое требование – обоснованность, доказательность входящих в нее положений, включая максимум эмпирически проверяемых и подтверждающих теорию следствий. Пятое – максимальная, в сравнении с конкурирующими теориями, объяснительная сила теории. Этим требованиям соответствуют основные функции теории: системная, объяснительная, предсказательная, методологическая и практическая, притом последняя – в ряде модификаций (прикладная, просветительская, социально-бытовая и другие). Все эти функции созвучны общим социокультурным функциям науки в современном обществе.


5. Особенности языка науки. Математизация и формализация научных текстов. Происхождение и природа абстракций

Теперь мы можем перейти к наиболее интригующей проблеме не только философии науки, но и всей современной культуры – проблеме языка. Это одна из самых острых дискуссионных тем ушедшего века. В его первой половине основоположник популярной в западных научных кругах англо-американской аналитической философии Людвиг Витгенштейн эффективность науки связал с успешностью ее языка. По его мнению, ученый – это архитектор, философ – чистильщик, а задача философии науки – описывать и разграничивать различные языковые игры, осуществлять аналитическую деятельность по прояснению логической структуры языка и устранять из научного оборота бессмысленные выражения типа «мир есть объективная реальность» или «в основе бытия следует предположить существование безусловной сущности, или бога». Согласно этой программе, научные высказывания должны быть предельно рациональны и очищены от внешнего балласта, сведены к прояснению опытных данных. В конце ХХ века деконструктивизм, постмодерн в лице Ж. Деррида и множества других весьма популярных сегодня философов провозгласили всю культуру – и научную, и вненаучную, – игрой означающих, т.е. знаково-символической языковой системой, в которой посредством манипуляций со знаками, например, путем математического моделирования, можно доказать что угодно и что угодно опровергнуть. Почему? Потому что, согласно этой точке зрения, степень опосредования нашего отношения к умопостигаемому миру культурными символами столь велика, что мы не в состоянии отличить означаемое от означающего, живем в чисто символическом, языковом мире неочевидной, ненаглядной, сверхчувственной реальности. Если воспользоваться новейшей терминологией, то постмодернистский мир скорее виртуален, чем реален.

Попытаемся разобраться. Язык – это знаковая система, посредством которой осуществляется человеческое общение на самых различных уровнях, включая мышление и научное мышление. Мышление – это особые способы преобразования предметов, не затрагивающие их материального существования. Можно сказать, что это способность рассматривать предмет опосредованно, т.е. в связях, которые не даны в непосредственном восприятии или практически. Они представляют собой реконструкцию, проектирование, конструирование предмета в идеальном плане. Рассмотрим взаимодействие двух положительных электрических зарядов (уточнение «двух положительно заряженных тел» существа дела не меняет).

Рисунок наглядно моделирует теоретическое представление. Такая модель сверхчувственна, умопостигаема. В бытийном смысле чувственно воспринимаема двунаправленная стрелка, а не реальная связь. Мышление здесь, таким образом – это реконструкция элемента электростатической теории, проектирование в идеальном плане действительности, выраженной на языке электростатики посредством посттеоретического образа.

Рассмотрим теперь уровни языка, отталкиваясь от уже упоминавшейся схемы преобразующей деятельности человека: опредмечивания – распредмечивания. Мысль опредмечивается на трех уровнях. Первый – уровень мимики, жестов, поз, элементарных запрещающих (например, запугивающих) или разрешающих (скажем, побуждающих к какому-либо действию) звуков и знаков, типа знаков дорожного движения. Они могут быть весьма сложными, но отличаются непосредственной наглядностью и присущи всему животному миру, закрепляясь условно либо в виде инстинктов. Второй уровень – живая и письменная речь с учетом того различия, что живая речь – это индивидуальное воплощение мысли в языке, а письменность – интерсубъективное, коммуникативное. Но существует и третий, решающий для культурного развития человечества уровень – предметный, включающий и орудия человеческой деятельности, технику и технологии. Сознание, мышление стало на этом уровне реальностью воплощенных абстракций разума – от «второй природы» до институтов гражданского общества. Разум получил воплощение в идеально-знаковых и в вещественных, предметных моделях. И все эти культурные воплощения мысли есть язык в широком смысле. Поэтому столь обширны по охвату социальные функции языка, из которых в качестве основных выделим четыре: мышления; памяти, в том числе социальной; коммуникативная; управленческая.

Обратимся теперь к специфике языка науки и научной теории. Хотя мы убеждены, что мышление человека есть синтез разума, воли и чувств, научная мысль устроена иначе. Поскольку научное отношение к миру носит рационально-теоретический характер, оно «снимает» волю и чувства в разуме, т.е. стремится элиминировать их в научном познании. Это – плата за стремление к объективности и объективной истинности. Ученый – живой человек со своим честолюбием, характером и ценностными предпочтениями, смыслами, но в формулировке теории он устраняет свою субъективность как помеху всеми возможными способами. Даже процесс получения знания должен быть элиминирован в его изложении. Десубъективация, депсихологизация научного знания входит в число обязательных требований. Отсюда распространенные убеждения в научной среде, будто не имеет значения для теории, кто является ее создателем; или будто за пределами научного сообщества этика чужда теоретическому познанию, ибо даже в случае отказа от какой-либо содержащей в себе непредсказуемые или угрожающие возможные последствия программы исследования «все, что может быть открыто или сделано в науке, все равно будет открыто или сделано». Изменения в этом вопросе, произошедшие в философии науки конца прошлого века (мы их рассмотрим в последующем изложении), научного сообщества пока что практически не коснулись.

В научных исследованиях, как и в обыденном языке, присутствуют следующие три типа понятий: предметные, операциональные и ценностные. Первые относятся к именам предметов, описывают вещи, их свойства и отношения, вторые – действия и операции исследователя, процессы получения знаний (например, комплексные и мнимые величины, комплексные переменные). Третьи, ценностные понятия, характеризуют исходные установки проблематизации научного поиска (например, наше убеждение в возможности открытия необходимых, существенных и общих, в пределе всеобщих отношений, т.е. законов науки, или в том, что в основе происходящих событий лежат причинные факторы). Однако научный язык существенно отличается от обыденного. Вышеобозначенное стремление к объективности теории и построению эффективной научной коммуникации приводит к традиции максимального упразднения из языка теории ценностных понятий. Научный язык стремится вывести ценностное знание за рамки науки, строго определив область значений для предметного знания и переведя ценностные суждения, если от них невозможно избавиться, в операциональную форму логико-математического знания. Например, переопределить в формальной логике «сущность» как инвариант знаковой модели; «закон» – как универсальную форму этой модели; «истину» – как правильную связь элементов мысли; «значение» – как правило соответствия между предметом и знаком посредством остенсивно-указательного определения, или установления изоморфного отношения и т.п., как это делают представители аналитической философии науки. Разделение научных понятий на предметные и операциональные позволяет также более четко разграничить познавательные и коммуникативные функции полученного знания.

Рассмотрим, как все это происходит при реальном построении теории. В соответствии с приведенным выше структурированием теории на ядро, периферию и эмпирический базис выделим три уровня языка теории: эмпирический, общетеоретический (теоретический первого уровня) и математизированный (теоретический второго уровня). В качестве примера проведем анализ научного текста, описывающего свойство сверхпроводимости. Известный популяризатор науки П.Л. Капица так разъясняет это свойство: «Некоторые металлы, например, свинец, ртуть, олово и другие, при температуре жидкого гелия внезапно прекращают сопротивление электрическому току…. В сверхпроводящем свинце сопротивление тока во всяком случае в сто тысяч миллионов раз меньше, чем в лучшей меди при комнатной температуре. Сопротивление в сверхпроводящем состоянии так мало, что ток, пущенный по замкнутому кольцу, циркулирует без заметного ослабления в течение многих дней…. Это явление движения без трения электричества в проводах, как показывает существующая теория, противоречит нашим обычным взглядам на движение электронов (носителей электричества в металле) через кристаллическую решетку, так как это движение нормально должно происходить с потерей энергии» (Капица П. Л. Эксперимент, теория, практика. М., 1977. С.26-27). Это описание близко к эмпирическому уровню языка науки; здесь текст близок к естественному по гибкости и лексике, хотя отличается большей строгостью терминов. В нем констатируется и популярно описывается экспериментальный результат – факт возникновения электрической сверхпроводимости металлов при определенных условиях. Широко используются понятия естественного (обыденного) языка, в методологии науки именуемого нетерминологической лексикой: некоторые, явление, сопротивление, во всяком случае, лучший – худший, комнатная температура. Назначение нетерминологической лексики в тексте эмпирического уровня – дать истолкование вводимых научных терминов опыта через уже известные и также приобретшие почти обыденный общеупотребительный смысл – металлы, электрический ток, трение, электрон, энергия. Новые теоретические термины не вводятся: термин «сверхпроводимость металлов» обозначает здесь новый эмпирический факт. Замечу также, что на уровне эмпирических описаний наряду с предметными и операциональными широко используются ценностные понятия.

А вот описание того же свойства, но на общетеоретическом уровне: «Явление сверхпроводимости представляет…пример квантовых эффектов в макроскопическом масштабе. В сверхпроводящем веществе конечная доля электронов сконцентрирована в «макромолекулу» («сверхтекучую жидкость). При нулевой температуре конденсация является полной, и все электроны участвуют в формировании этой сверхтекучей жидкости, хотя конденсация существенно влияет на движение электронов, близких к поверхности Ферми. При увеличении температуры часть электронов «испаряется» из конденсата и образует слабо взаимодействующий газ возбуждений (или «нормальную жидкость»), который также распространяется на весь объем системы; нормальная и сверхтекучая компоненты при этом проникают друг в друга. Когда температура приближается к критическому значению Тс, доля электронов, остающихся в сверхтекучей жидкости, стремится к нулю, и ситема претерпевает фазовый переход второго рода из сверхпроводящего состояния в нормальное» (Шриффер Дж. Теория сверхпроводимости. М., 1970. С. 9). Здесь от естественного языка остается лишь форма изложения. Нетерминологическая лексика почти устранена, к эмпирическим и общенаучным терминам добавляется обобщение результатов специально-научного исследования, малопонятного для неспециалистов. Новые теоретические термины (квантовый эффект, сверхтекучая жидкость, поверхность Ферми, газ возбуждения, фазовый переход) выражены пока в вербальной форме, что делает их понятными в рамках научного сообщества, а «остатки» естественного языка выглядят избыточными с логической точки зрения, выполняя лишь функцию «оживления» текста, придания ему общезначимо- понятийной формы. Общетеоретический уровень включает систему исходных понятий, принципов и гипотез данной теории, элиминируя даже посттеоретические образы вроде электрона или трения в предыдущем тексте: чувственная данность элиминируется либо опосредуется.

Третий, логико-математический (математизированный) уровень я лишь обозначу ввиду его полной «бессмысленности» (непонятности) для неспециалистов. «В нормальной фазе вероятность того, что два одночастотных состояния i и j одновременно заняты, есть плавно меняющаяся функция квантовых чисел» (далее несколько строк математических формул) «есть гладкая функция k и k* (до тех пор, пока, меняя k и k*, мы не пересекаем поверхность Ферми)” (далее опять строки математических формул) (Там же. С.34-35). Этот уровень явно предназначен для профессионалов и не содержит «ничего лишнего» – в нем практически исчезли ценностные понятия и нетерминологическая лексика, основой изложения стал строгий, с однозначным истолкованием терминов логико-математический язык. Его основу составляют вербальные и математические абстракции высокого уровня опосредованности.

В связи с продолжающимся ростом абстрактности теоретического знания рассмотрим вопрос о природе научных абстракций. Абстрактные объекты теории – это идеальные конструкты, которые фиксируют умопостигаемое и лишь косвенно могут быть соотнесены с опытом. Мы уже обсуждали вопрос об онтологическом статусе абстракций в связи с номинализмом и реализмом в схоластике. Здесь остановлюсь на основных способах формирования научных абстракций: обобщение (индукция), ограничение, предельный переход (идеализация, постулирование аксиом). Обобщение – основа типологий, классификаций, аналогии, но не математизированной теории. В ядре теории преобладают абстракции, полученные посредством ограничения и идеализации. Сформулируем высказывание из области механики: «материальная точка движется в центрально-симметричном поле». Понятиям «материальная точка» и «центрально-симметричное поле» не соответствует никакая эмпирическая реальность. Это абстракции, полученные путем предельного перехода с использованием следующих операций: сначала размеры двух взаимодействующих тел устремляются к нулю при сохранении их масс неизменными, а затем массе тела, принимаемого за центральное (например, массе Солнца по отношению к Земле), в определенных (не всех) отношениях приписывают бесконечно-большое значение. Как видим, полученные абстрактные объекты суть идеализации, которые «реально» существуют только в языке научной теории, номинально; с реалистической (в схоластическом смысле) точки зрения мы могли бы обсуждать возможность их существования также и «в вещах» (например, в смысле реального наличия материальной точки как центра масс у Земли или Солнца).

Можно сделать вывод, что наука – СИСТЕМАТИЗИРОВАННОЕ МЫШЛЕНИЕ О СВЕРХЧУВСТВЕННОМ, представленное на идеализированном языке теории. Последний возникает в результате абстрагирования, формализации и математизации. Логика вводит специальные правила образования и преобразования языковых выражений, математика придает последним опосредованно-символическую форму. Математизация структурирует теорию с применением количественных понятий к самому разнообразному содержанию. Как пишет М. Клайн, истоки этого процесса – в обнаруженном в древности соответствии математических соотношений и реальности. По его словам, «математику можно представить как своего рода хранилище математических структур. Некоторые аспекты физической или эмпирической реальности удивительно точно соответствуют этим структурам, словно последние «подогнаны» под них» (Клайн М. Математика. Поиск истины. М., 1988. С. 252). Отсюда платоновское: «Негеометр – да не войдет» и галилеевское: «Книга Вселенной написана на языке математики».


Литература:
  1. Введение в философию: Учеб. пособие для вузов / авт. колл.: И.Т. Фролов и др.; 4-е изд., перераб. и доп. – М. : Культурная революция, Республика, 2007. – Раздел II. Главы 6, 10. – С. 452-472, 538-571.
  2. Кашперский В.И. Проблемы философии науки : учеб. пособие / В.И. Кашперский. – Екатеринбург : УГТУ-УПИ, 2007.
  3. Лебедев С.А. Философия науки: краткая энциклопедия (основные направления, концепции, категории) / С.А. Лебедев. – М. : Академический Проект, 2008.
  4. Новиков А.М. Методология / А.М. Новиков, Д.А. Новиков. – М. : СИНТЕГ, 2007.
  5. Рузавин Г.И. Методология научного познания: Учеб. пособие для вузов / Г.И. Рузавин. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2009. – Главы 1-4. – С. 4-80.
  6. Хрусталев Ю.М. История и философия науки : учеб. пособие / Ю.М. Хрусталев. – Ростов-на-Дону : Феникс, 2009.