Первая

Вид материалаДокументы

Содержание


Легендарная вечность
Бледное пламя – вдохновенья
Оправданья и – иные краски
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   47

Легендарная вечность



Я иногда понимаю Канта – выходившего гулять всегда в одно и то же время, по одной и той же аллее… Что ж с того? То, что он видел в этой аллее – было лишь отраженьем его внутренних состояний и философий – текуче-бесконечных, которые смешивались с временами года в ведьмином котле (котле! – как у Гингемы! – ах, как мне нравится это сравненье), чтобы потом самим стать бесконечностью звёздного неба над головою – или бесконечностью розовой стены, впитывающей лунный свет366. И вот в этой – призрачной, но единственной доступной нам по эту сторону времён вечности, мы ещё встретимся с тобою, Анна-Медея, ещё попробуем разгадать твою загадку…

Сложная задача стоит сейчас передо мною – приспособиться к этой вечности, сделать её – нашей с вами, вернуть в неё – те слова (уже с моими оттенками) самый смысл которых растерялся от частого их употребленья. Вернуть, по изумительному выраженью Набокова, «с другой стороны»367 - уж не времён ли? И здесь возникает ещё одна, попутная сложность – не задумывались ли вы, почему так достоверно-легко читаются и воспринимаются легендарные преданья-мифы (даже и вставленные в агиографический чин и наполненные «риторическим плетеньем словес»368? Те же мифологические истории о Медее, Золотом Руне, сыновьях Кадма? Да потому, что читая – мы знаем с вами, что это «уже произошло» однажды – уже выбегала блудница из кельи невинного епископа, уже запечтлевал свою печать Соломон на сосуд с джинном369. Куда как сложнее рассказать о том, что происходит – вот сейчас, на ваших глазах, в том тексте, который вы читаете. И сколько б я не выстраивал литературных, легендарных, мифологических ассоциаций – достоверность происходящего – «в глазах читающего»370. А станет ли когда либо этот текст – легендою?

Бледное пламя – вдохновенья



Есть среди изысканных, перекликающихся с живописью «мирискуссников» стихотворений Серебряного Века371 те, что написаны были вовсе не в момент теургического вдохновенья (тот самый, описанье которого столь безуспешно пытался я воссоздать такое множество раз – мгновенье чистого, хрустально-прозрачного, сливающегося с этой вселенной и объясняющего его звука – безуспешно потому, наверное, что для его описанья тоже надобно вдохновенье…) восторга, буйства красок и светил372 - а в момент пустоты, молчания. Наверное, это плохой признак – память всё чаще подводит меня – но вот, к примеру Иннокентий Фёдорович: «Я тяжёл. Я немой и согнутый. Я хочу быть один…Уходи!»373. Из этого нежеланья, отторженья звука, глухоты души (впрочем, были и есть, увы – авторы, для которых это состояние, как для Ойла Союзного374, например – обычное, другого они и не представляют!) – и разжигают они бледное пламя, лелея едва затеплившийся (из отторженья, как ни странно) огонёк, словно спутники Сайреса Смита375, или (хм, вот странная ассоциация!) герой Уиллиса в «Пятом элементе»376. Но чтобы возник этот слабый, беспомощный исходный свет – нужен…нужно…что? – возможно, сдвоенный образ белого377, с кружевами платья и гранатового дерева, зацветшего в старом саду378, изумрудно-аквамариновые глаза Орнеллы379, случайный звук пронзительной скрипки380, мелькнувшее детское воспоминанье об «однажды прочитанном», смешная, необъяснимая перекличка фраз из вовсе непохожих, лишь лежащих рядом381 книг, туманный образ случайной незнакомки из Сети382 - словом, некое внешнее движенье. Но… это вовсе не соответствует действительности. Свет этот возникает сам по себе, изнутри, из ничего, воскрешая и смешивая образы, нужные для того, чтобы вот сейчас, в это мгновенье, сотворить чудо, собрать разрозненные частички этого мира, чтобы они вдруг стали (пусть и в этой, совсем малой его части, пусть и на мгновенье всего)- элементами его творенья, подобно Сезанновой бесконечной геометрии…

И – стоило лишь произнести одно из имён художников, как отсюда, в то же мгновенье – стремительно, веером383, разлетаются ощущенья музейных перил (тут ещё и резные перила Пушкинского384 – там, за Аполлоном), ковров и стен – в предвкушеньи – однажды виденного уже… Но к чему снова и снова возвращаться - в Прадо ль, в венский Fine Arts, в лондонскую ль Галерею – в метельную или солнешную круговерть образов, художников, смещений или задевающих душу совпадений, - ведь всё это разлетелось, чтоб вернуться – вот сейчас! - к одному единственному образу – кружевного платья, одного из родоначальников ART Nuvo, к уютному снежному московскому вечеру и – воспоминаньям…

Стоило ль – так далеко уходить, чтоб вернуться? Наверное, ведь только на этих путях можно разглядеть мимолётные бледные огоньки пламени, что воплотится (или не воплотятся) потом – в текст…

Оправданья и – иные краски



Я… я всё время ухожу от сюжета – потому, что пристальное разглядывание и последовательное прослеживание тем ввергает меня в скуку, но – чтобы поддерживать любопытство читателя385? Наверное, наверное ради этого стоило б отбросить вместе с тщеславием мысль, что текст этот будет когда-либо опубликован, а значит – стоит ли жертвовать своими желаньями ради гипотетической и вполне сомнительной – не славы даже, известности? Мне нечего ответить на это, кроме следующего:

1. Не стОит.

2. В моих текстах (как и в текстах многих авторов, чьи книги вот сейчас окружают меня, и являются частью моего мира) – есть частичка (пусть и малая) этого самого вдохновенного теургического, творческого звука, объясняющего вселенную и… оправдывающего её, и… меня вместе с нею.

3. Пролистав несколько страниц, занятых в этой тетради стишками (увы, я старомоден, и изначально записываю всё ж в тетради) – обнаружил забавный вариант оглавленья – каким он виделся мне где-то в начале «Эстетики времён», и… и оказалось, что лишь одна из этих глав (точнее, её «образ») до сих пробуждает во мне некий смутный интерес, потому как расходятся от неё невидимые силовые линии, видимые ассоциации и скрытые ощущенья – повсюду, в том числе и к только что написанному. И тем не менее, даже эта глава – о «цепи грехов» - лишь отдалённая зарница того, что потом станет «грозою всерьёз…»386 - отозвавшись явленными образами Флоренского и Трубецкого – с иными красками, странно смешанными с жизнью моих героев, и с теми загадками, что им предстоит – разгадывать вместе с вами…

А меж тем в венецианской гостинице как белая страница догорает день, и гондольеры равнодушно проплывают мимо окна комнаты, которой нет…