Первая

Вид материала

Документы

Содержание Границы Тьмы «Гость – сказал я – там стучится в двери дома моего…» Перед ним было два пути - обещанье удовольствий Увы-увы – как раз текст этого письма вам знать ещё рано

Подобный материал:

• Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 1589.66kb.
• Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 5106.96kb.
• Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая, 8991.95kb.
• А. Первая буква слова "астрология", и первая буква почти во всех мировых алфавитах, 3392.44kb.
• А. И. Уткин глобализация: процесс и осмысление оглавление Глава первая, 3584.73kb.
• Общие сведения, 236.6kb.
• Первая, 1651.33kb.
• Первая, 870.29kb.
• Древний Египет-первое государство на Земле, первая могущественная великая держава,, 265.58kb.
• Школьные годы неизбывный повод для ностальгии. Первый звонок, последний звонок. Первая, 399.66kb.

Границы Тьмы

Взмах чёрного крыла, дуновение ужаса, вдруг заставившее погаснуть свечи, тени, метнувшиеся в глубине зеркал³¹⁶… некий дремлющий, дремотный, первобытный ужас, живущий – не вовне, но – в вас, в ваших страхах и снах – вот почему вы боитесь поднять глаза на…И забыть этот страх, заточить навеки демонов, завладевших частичкою вашей души невозможно, ибо во Тьме – той Тьме, которой боитесь только вы, они оживают вновь… Можно лишь научиться жить с ними, и знать, что существуют границы Тьмы, за которою, словно за горизонтом событий таинственных Wormholes³¹⁷, в бесконечной вселенной большое становится малым, малое – большим, время останавливается, и демоны Бессознательного врываются через ваше сознание – в мир…

И много, много сил надобно, чтобы найти то единственное – имя ли, звук ли, музыку или заклинанье, а быть может – тишайшее движенье-дуновенье души, чтобы всё воротилось – на круги своя. И бесконечен и полон опасности путь тех, кто выбрал себе иной удел – заклинателей демонов, каковы бы ни были имена их… Заглянуть им в глаза, выйти за границу Тьмы – и вернуться…

«Гость – сказал я – там стучится в двери дома моего…»³¹⁸

… вернуться в этот мир, где – сумерки, тихий медленный снег за окном, сменивший дневное холодное солнце, да мурлыкающая кошка, что жмурится на огонь в камине… Всё переполнено ожиданьями длинного зимнего вечера, горячего красного вина, да обещанного путешествия – с душами тех, чьи книги сейчас лежат на каминной полке, а быть может (повинуясь неясному капризу) – ещё только ждут своей очереди на тёмных дубовых³¹⁹ стеллажах в нишах просторной залы…

Предвечернее умиротворенье. Лёгкий Бог весёлого вдохновенья уже отбыл, оставив свои следы в толстой дневниковой тетради… Дневной урок выполнен – и даже «с походом»³²⁰, и теперь только потрескивание углей в камине да шелест страниц станут нарушать тишину в этом доме, до тех пор, пока свет луны (ведь нынче – полнолуние, а все подобные истории должны начинаться именно в полнолунье) не «посеребрит верхушки елей»³²¹ и длинные лунные тени не лягут в синеватые колеи следов…

И именно в это мгновенье кто-то постучался – пришлось оторвать глаза от страниц книги – постучался в окно… «Гость – сказал я – там стучится в двери дома моего. Гость, и больше – ничего…»

Перед ним было два пути³²² - обещанье удовольствий

Что ж – «…зритель любит детективы»³²³. Читатель, как показывает много-тысячелетний опыт - тоже. А так как я пишу всего лишь ради двух вещей, заявленных ещё в «Со-твореньи времён», а именно: собственного удовольствия (да-да, увы – именно в таком порядке) и удовольствия немногих возможных читателей (конечно, хочется надеяться, и читательниц), то – вот перед вами история изощрённого и загадочного убийства, которая, для того, чтобы её распутать, понять, кто, почему и зачем… потребует от вас не только умения разгадывать загадки и видеть очевидное, но и улыбчивого желания - со-переживать, со-чувствовать, в-чувствовываться в текст, потому что разгадка – в нём самом; не слишком уж много будет в нём погонь, выстрелов, холодящих душу опасностей (ежели будут вообще – не блокбастер всё-таки!), зато ценители интеллектуальных, чувственных, сплошь литературных³²⁴ текстов надеюсь, останутся довольны. Правда, для этого им придётся пройти, как и, скажем, читателям одной из самых знаменитых книг Эко³²⁵, ту самую инициацию – если они окажутся способны прочитать первые … страниц, согласиться с манерою и тоном повествованья, и даже, более того – почувствовать в них некое обаянье, тогда… И вот тогда³²⁶ у них (и у вас, надеюсь) появится то самое улыбчивое желание – сначала просто читать, а потом и пере-читывать, и вам станут доставлять удовольствие и путешествия, которые нам предстоят – в сказошные, почти несбывающиеся города и времена, и случайные выдумки-размышленья, и книги (прочитанные и упомянутые, имеющие отношенье к… и вовсе на первый взгляд нет), и манускрипты, и поиски жанра, и пергаменты, и иконы. Возможно, будет и любовная история – со всеми всенепременными непониманьями, разочарованьями и хэппи эндом – но этого я пока ещё не знаю³²⁷… Надобно предупредить, что действие не будет развиваться столь же динамично, как у авторов современных детективов, скорее - как у Конан-Дойля; не будет такого количества «разговоров», столь любимых Алисой, зато картинки – будут, всенепременно. Только картинки, которые вам – придётся разглядывать в тексте самим. Я – достаточно вас запугал? Что ж, «бросьте бяку», ежели испугались – читайте нынешних коэльо, там всё так дивно, просто и ясно…

Warning³²⁸

И ещё одно, всенепременное, по словам Страннолюбского³²⁹, предупрежденье, совершенно необходимое для любого автора, собирающегося писать хоть чуть от первого лица (дабы оградить себя рампой театрального действия и нужной степенью условности) : «Я – читатель этой жизни, не писец… неизвестен этой повести конец..»³³⁰. Впрочем, он неизвестен лишь тому, чьи строки вы сейчас читаете, а мне – мне он известен наверняка. Более того, чтобы избежать обвинений, традиционных, увы, для всякой «читающей публики» даже при чтеньи Самых волшебных сказок³³¹, я скажу, что история эта – всего-навсего продолженье «Со-творенья» - себя, текста, времён, вас.

Не упомню, кто первым ввёл понятие мета-романа³³², но в данном случае это понятие безусловно применимо. Ибо предлагаемый вам текст – просто лишь слегка иной ракурс со-творенья, обладающий, быть может, чуть большей долей занимательности, чтобы рядом с нашими с вами поисками успеть ещё – многое… Да, и ещё (чтоб уж окончательно сбить вас с толку) – текст этот принадлежит, по-видимому, тому же автору, что и текст «Со-творенья времён» и попал ко мне³³³ – точно таким же способом. Ну и наконец – улыбнитесь (хотя прямого повода припомнить эти строки может быть, и не представится вовсе) вспомнив ехидного Сашу Чёрного: «а нынче – ах, злодей! – он с важностью педанта при каждой глупости своей – ссылается на Канта»³³⁴


Как совершенны творенья твои…


Да-да, так всё это и было: полношная гостья, слёзы, распустившиеся волосы, сбивчивый рассказ о… И лишь когда луна за окном почти исчезла, побледнев, а ночная тьма начала предрассветно сиреневеть, поленья в камине и вовсе почти прогорели, когда девушка, согретая горячим красным вином и теплейшим шерстистым шотландским пледом, задремала наконец на диване, рядом со столь же уютно устроившейся в складках пледа кошкою – лишь тогда настало время³³⁵ разглядеть всё, принесённое ею – то, что лежало сейчас на маленьком круглом старинном столике – не стеклянном вовсе, на котором Алиса когда-то нашла свой ключ от заветной двери…

Впрочем, ключ-то там как раз был – витой бронзовый ключ. Не старинный, обыкновенный для конца позапрошлого века. Конверт из плотной серой дорогой бумаги. Без адреса, но с изящным вензелем в виде лилии (мелькнул палач из Менга, и Юджин с интересом поглядел на плечо девушки, впрочем, укрытое пледом). Внутри – листок той же, только голубоватой бумаги, на которой стремительным женским почерком, нервным, но всё ж изящным (о, уж в чём-в чём, а в женских почерках и винах ваш покорный слуга кой-что понимает) написано всего несколько строк. Письмо, которому предстояло сыграть такую роль в жизни Юджа (припомните навскидку, сколько знаменитых романов начиналось вот так, с таинственного послания, письма? – да хотя бы «Дети капитана Гранта»³³⁶), поэтому привожу его здесь целиком (кстати, внизу, у левого нижнего обреза, уже другим совсем почерком, небрежно написано несколько цифр и букв):

Увы-увы – как раз текст этого письма вам знать ещё рано,

но если вам уж очень любопытно – загляните в конец главы.

Стандартная тетрадь в коленкоровом переплёте, с массой исправлений, вставок и примечаний – рукопись? Нечто вроде дневника? Почерк совсем иной, неровный, торопливый, но, в общем – разборчивый: «Морщась от напряжения, Пилат пытался разобрать бессвязные строки, и первое, что бросилось в глаза…» - ладно, это отложим на потом. Забавно, я вдруг поймал себя на мысли, что иду по пути, типичнейшему, к сожаленью, для многих современных детективов – дать читателю (и зрителю) всё более и более расширяющийся круг возможностей, догадок, нитей, ключей, опирающихся на «однажды виденное», а на самом-то деле повести по иному, тоже весьма стандартному пути³³⁷. Впрочем, это вполне объяснимо: «белый шум» нашего воображения весьма жёстко и эффективно фильтруется³³⁸ нашими же культурными штампами, средой, здравым смыслом, наконец. Именно в этом свете Юджа удивило, что среди всех этих вещей нет… - впрочем, вот и он, как без этого нынче уважающему себя автору? – тонкий блестящий компьютерный диск, в котором отразилось вдруг на мгновенье вспыхнувшее пламя камина и уже почти догоревшей свечи, и их смешенье словно показало на стене какую-то картинку, которую, впрочем (как успел краем глаза заметить Юдж) тут же скрыло, срезало, словно тёмным крылом, косою тенью ночной тьмы. Впрочем, тогда Юдж был ещё настолько удивлён всем происшедшим, что вовсе не обратил на это вниманья. А стоило бы, ах, стоило бы…

Итак – диск… Это позже. Сейчас взгляд Юджа вернулся к девушке, так уютно спящей на диване, что даже кошка, уже успевшая, сидя у меня на коленях, поисследовать рукопись, спрыгнула, и улеглась к ней на подушку, предварительно ткнувшись носом к ней в полураскрытую во сне ладонь…

Здесь – чуть отступим: я никогда не смогу сотворить ничего подобного набоковской роскоши мгновенного, осязательного, с ароматом - портрета, но – хотя б попытаться, попытаться?! Вот - не замечали ль вы иногда (о, конечно, здесь – и это единственный случай! эти слова обращены только к моим читателям, а не к читательницам), что есть на белом свете созданья, в которых всё – Само совершенство? Словно некий искусный режиссёр, податливое окружение их выбирает для своей любимой героини тот взгляд, ракурс, свет, жест, улыбку, очертанье – которые дразнят, скрывают и обещают его, это совершенство³³⁹, даже если… Но на самом деле – оно всё-таки есть, истинные ценители поймут меня, и (о, сколь совершенны со-Творенья твои, Господи, моим слабым словам не под силу!) – и именно в них, созданьях этих, странным образом воплощаются наши заветные представленья о… Их каждое мгновенное движенье – наполнено прелестью³⁴⁰, и даже окружающие вещи становятся послушными, податливыми, словно бы с особой охотой подчёркивая неизъяснимое очарование хозяйки, её безумную привлекательность, которые, казалось бы, должны исчезнуть от слёз, усталости, неловкого жеста, но…вот нет же, нет… Кто не испытывал подобного – пусть первый бросит в меня…

Теперь, быть может, вы поймёте, какими глазами Юдж глядел на лежащую девушку: нежный очерк лица, чуть припухшие, детские, но упоительно-женственные губы, ещё хранящие на себе слова и слёзы, тени ресниц, тоже ещё со следами слёз, беззащитно раскрытая ладошка, в которую, перед тем как прилечь, с интересом ткнулась киска…

Объяснимся³⁴¹: подруга моего старинного университетского приятеля, с которым Юдж, в незапамятные (для неё, наверное) времена заканчивал курс психологии, приехала к нему попросить помощи в одном весьма странном и деликатном деле. Так называемы «официальные лица» по целому ряду причин помочь ей никак не могли, близких друзей у них не было – жили они очень уединённо, а имя Юджа он упоминал совсем незадолго до… Словом, «ей совершенно не к кому было пойти»³⁴²