Первая

Вид материалаДокументы

Содержание


Приглашение к путешествию
Осеннее признанье
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   47

Приглашение к путешествию234



Приглашение к путешествию… «Воздушные, белопенные кружева волн, разбивающихся о скалы у подножия замка…». Неужто, неужто нет ничего иного в этой фразе – даже для искушённого читателя - кроме вот этого кружевного шума: «уш – уж – ож»? А ведь всё ж – есть. Есть неясный ореол, гало235, уже однажды прочитанного236, да и скалы эти вполне могут оказаться скалами замка Иф, приютом Сирен, или…или? Да, наверное, чем угодно, ведь единственное, что воистину (ну, почти воистину, соглашусь) безгранично у нас по ту сторону времён – это наши очаровательные, тонконогие фантазии237. В реальной жизни нас ограничивают условности, страхи, лени а там, по ту сторону, как и в виртуале иногда – мы ограничены лишь пределами своего собственного воображения238… И вот ужас - мы сами себе строим башню Черного дерева239, зная, заведомо зная цену, которую придётся заплатить. И всё-таки я жду из тишины240 - да, я и вправду знаю цену, потому как я – искушённый читатель: что же, мне дано от Бога – слышать за интонацией, восклицанием, построением фраз – нечто иное, потаённое, то самое, что и было тогда, когда эти строки ложились на непоправимо белую страницу241 - - душою автора. Была ли это бесконечная скука, горечь ностальгического невозвращенья, страстное ли желанье воскресить несбывшееся, заклясть искушающего дьявола иль замолить грехи, а быть может – просто скушно-утомительные поиски удачного продолженья однажды начатой при промельке вдохновенья вещицы, или просто ограниченная выпитым вчера тоскливая мизантропия242? Мне и вправду дано ощущать истинность творенья (пусть и не всех Творцов243 – но в чём-то созвучных мне), слышать их интонации, разглядывать их зазеркалья, и даже – понимать скрытые (но проходящие – для искушённого читателя – по всем твореньям!) их боли, и комплексы, их déjà vu и deja lu, которые, зачастую и становятся доминантой их творений и побудительным мотивом…

Собственно, мне хотелось всего лишь задать интонацию рассказа – чтобы была некая аллегория с Замком и прекрасной принцессой, а вышел – экскурс в теорию творчества – в том Самом виде, в каком его понимают нынче. Впрочем, истинное творчество – это уменье разглядеть ту картинку, или цвет, что вспыхивает под веками при неожиданном звуке, и выразить то настроенье, что бывает после долгого сладкого сна с приятными сновиденьями, который вспомнить не можешь244

А может быть…может быть, моё это ненаписанное ещё «Обретенье времён» (или как там оно получалось-звучало) – должно состоять из объединённых единым сюжетом (или героем) глав с доминирующей литературной темой245? Например – Дойль, По, Кэрролл, Грин, Набоков? Собственно, в прозе это и есть те из со-творений, мне близкие, на основе которых… Есть, натурально, ещё проза поэтов (скажем, Серебряного Века: Блока, Мандельштама, Пастернака, Цветаевой, Ахматовой) но эта проза уводит уже в собственно поэзию (без которой, правда, не существовало б и прозы Пруста, Булгакова, Стругацких и даже Лема).

«Ноша жизни светла и легка мне»246 - и мнится мне нынче, что выстроится из таких вот бессюжетных, насквозь литературных мозаичных кусочков-придумок-воспоминаний и второе моё сотворенье, проделав извилистый, но единственно возможный (для него – и для меня, а для вас - иной) зачарованный, таинственный путь247, чтобы привести меня и вас – в то единственное состояние пониманья…

А почему, зачем? Не нам судить, и, может быть, цепочка вот таких вот пониманий вольётся однажды в море всех рек248… И пусть доля моего личного, такого всеобъемлющего, и такого ничтожного Я будет там исчезающее мала, всё же – она будет. И потому – приглашение…

Осеннее признанье



Да-да, вы правы, конечно – времена теперь не те, что раньше. Раньше-то и травка была зеленее, и лягушки квакали по иному. Признать же, что меняются не только времена, но и мы – вместе с ними, причём мы, пожалуй, даже больше – нет, этого нам не дано. Раньше – раньше-то достатошно было чистого листа, а сейчас вот – роскошнейшая, хрестоматийная осень со стайкою сухих листьев, что задумчиво разлетаются в чистейших, голубых, по-прежнему бездонных небесах, с прозрачными воротами249 в те же небеса, с косыми солнешными лучами сквозь паутинные ветки леса, да с астрами и последними земляничинами у дома – даже такая осень не есть уже нечто самодостаточное, но – требует воплощенья, для которого, в свою очередь, надобно пусть и радостное, осознающее, но – усилие.

Впрочем, прохладная прозрачность небес, да нескончаемый шорох листьев всё искупает… А вот давеча – представьте – тёмно-осенняя вода реки, сумерки, засыпанные кленовыми листьями. Вечерняя, почти бесплотная тишина. И вдруг, позади, всего лишь в нескольких шагах, некто невидимый начинает подбрасывать, разбрасывать в стороны листья, и эта золотисто-шумящая волна приближается к вам, меж тем как ветра – всё нет… И лишь когда волна эта опадает вокруг вас, с плавностью юбки присевшей в глубоком реверансе танцовщицы250, на лице чувствуется дуновение ветерка – такого, впрочем, слабого – неспособного поднять и закружить даже и один лист… А тишина – продолжается. И жизнь – гораздо менее подробна251, чем осеняя тишина. Потому хотя б, что в неё, в тишину, вплетается всё на свете. И – паруса гомеровских кораблей, чей список недочтён до середины, и бессонница леса252 и даже странно-затянутое, но такое долгожданное возвращение героя – домой, на Итаку… Итак253 мы – иные, и признать это, вернуться к себе, оглянувшись на осень…