Научно-исследовательский институт проблем каспийского моря
Вид материала | Документы |
- Научно-исследовательский институт проблем каспийского моря, 6670.24kb.
- Институт каспийского сотрудничества, 668.69kb.
- Методические указания му 1 2600-10, 485.46kb.
- Рыбохозяйственные и экологические аспекты эффективности искусственного воспроизводства, 422.61kb.
- Свод правил по проектированию и строительству метрополитены дополнительные сооружения, 1496.85kb.
- согласован мчс россии письмо n 43-95 от 14., 1639.07kb.
- Оценка ситуации в регионе Каспийского моря и прикаспийских государствах в апреле 2011, 416.63kb.
- «Научно-исследовательский институт дезинфектологии», 448.62kb.
- Методические рекомендации мр 6 0050-11, 382.97kb.
- Решение IV международной научно-практической конференции, 42.94kb.
Библиографический список
- Гаврилина Л.М. Кочевнические украшения X века // Советская археология. 1985. С. 220-224.
- Гарустович Г.Н. , Иванов В.А.Огузы и печенеги в евразийских степях. Уфа, 2001 С. 77, 88
- Кригер В.А. Кочевники Южного Приуралья и Заволжья в средние века (X-XIV вв.): Автореф. дис. канд. ист. наук. М.,1985.
- Кригер В.А, Марыксин Д.В. Кочевники Западного Казахстана и сопредельных территорий в средние века (X-XIV вв.). 2009.
- Король Г.Г. Искусство средневековых кочевников Евразии. Очерки. М., Кемерово, 2008.
- Круглов Е.В. Погребальный обряд кочевников Северного Прикаспия в IX-нач. XI веков. 2005.
- Федоров-Давыдов Г.А.Кочевники восточной Европы под властью Золотоордынских ханов. М., 1966.
- Флерова В.Е. Образы и сюжеты мифологии Хазарии. М., 2001. С. 43-44, 74.
ПРИЛОЖЕНИЕ
А.Г. Жирова
ОГУК «Астраханский государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник»;
ГОУ ВПО «Астраханский государственный университет»
Башкирский государственный педагогический университет им. Б. Акмуллы
РОЛЬ ЖИВОТНЫХ В ПОГРЕБАЛЬНОМ ОБРЯДЕ НАСЕЛЕНИЯ АСТРАХАНСКОГО КРАЯ В ДОМОНГОЛЬСКОЕ ВРЕМЯ
Устойчивым компонентом погребального обряда тюрков являются сопроводительное захоронение животных: лошадей, баранов, верблюдов, и связанные с ними представления. Особенно это относится к лошади, экономическое значение которой для кочевника-скотовода было огромно. Кочевое хозяйство средневекового населения Средней Азии в значительной мере зависело от уровня развития коневодства. Таким образом, коневодство определило роль коня в мировоззрении людей. Для кочевника-скотовода лошадь являлась основным транспортным средством. «Если бы ты изучил длительность жизни тюрка и сосчитал дни ее, то нашел бы что он сидел на спине лошади больше, чем на поверхности земли» - говорится в «Послании Фатху б. Хакану о достоинствах тюрок и всех войск халифата» ал-Джахиза, написанного в середине IX века (8. С.23). Лошадь начинали использовать для верховой езды с раннего возраста. В средневековых тюркских погребениях Аржана были исследованы останки 2-ух и 3-ех летних взнузданных лошадей. В погребениях тюрков Нижнего Поволжья могли находится останки 2 и более лошадей, следовательно, каждый человек мог иметь несколько верховых коней. Из материалов тюркских погребения Алтая известно, что в качестве ездовых животных могли использоваться жеребцы, мерины, а также холостые кобылы.
Конь был важен для древних тюрков не только в качестве ездового животного и пищи, имеются свидетельства эмоциональной связи кочевников и коней. Ярким доказательством является тот факт, что древние тюрки давали своим верховым коням имена, которые отражали основные свойства животного: характер, темперамент, масть. Известны несколько средневековых имен скакунов: боевых коней Кюль-Тегина звали: серый – Башгу, белый – Азман, белый Оксиз («Безумец» или «Бешенный»), конь Тум-Кула («Совершенно гнедой»), упомянутый в эпитафии с р. Талас. В кургане Аржан II (Тува) вместе с пожилым мужчиной был захоронен жеребец 2-3 лет, имя животного было вырезано на костяном псалии, верхняя часть которого была оформлена в виде головы коня. Имя животного читалось как Шалга. («Шалый» или «Буян») (7. С.184) Еще больше имен коней можно узнать из героического эпоса. Имя лошади, являясь ее своеобразным паспортом свидетельствовало об отношении к ней ее хозяином, для которого данный конь был не только орудием труда, но и товарищем, который делил с ним трудности кочевой жизни. Мотив товарищества ярко отражается в эпосе (10. С.36-37). На тесную связь кочевников с лошадью указывает тот факт, что они сами выращивали и воспитывали своих коней. В «Послании Фатху б. Хакану о достоинствах тюрок и всех войск халифата» имеются сведения о том, что тюрок сам выращивает свою лошадь, приручает и объезжает ее, она его незаменимый друг в набегах и охоте; в голод тюрок «Режет одну из своих лошадей, а если испытывает жажду, то доит одну из своих кобыл».
Конь играл важную роль не только в жизни кочевника, но и после смерти он сопровождал своего хозяина. Коню отводилась важная роль в погребальном обряде: описанном китайцами тюркском погребальном обряде лошадь является жертвенным животным, а также служит для транспортировки умершего к месту сожжения, кроме того, конину помещали в могилы в качестве заупокойной пищи, а для живых она служила пищей на тризне (10. С.53).
Конь играл важную роль и в обрядовых действиях, совершавшихся после похорон. В тюркском эпосе имеются сведения о ритуальных скачках, совершавшихся рядом с местом захоронения.(2, С.344) Ритуальный смысл таких скачек раскрывают этнографические данные. У киргизов после совершения погребения, в сороковой день и через год устраивались скачки. Серия поминальных скачек завершилась большими конными состязаниями (10. С.59).
Умерщвленного коня препровождали в загробный мир, сопогребая вместе с человеком, руководствуясь в выборе форм социальным положением умершего, его полом, возрастом, традициями, экономическими интересами. Различают три формы сопогребения коней с умершими: погребение целой лошади, помещение в могилу чучела коня и погребение умершего с конским снаряжением. В эпоху средневековья на территории Нижнего Поволжья практиковались все три формы сопогребения (10. С.59).
Погребение умершего с конем
Исследования Б.Б. Овчинниковой по вопросам хронологии погребений с конем показали, что на территории Центральной Азии погребения с конем укладываются в рамки с VI-X вв. Исследователи сходятся во мнении о том, что средневековые погребения с конем были оставлены тюрками или тюркоязычными племенами. Коня при захоронении клали слева или справа от умершего, вше или на одном уровне с ним. В некоторых случаях с человеком погребали двух-трех коней, при этом заседлан был только ближайший к погребенному конь (9. С.223). Роль лошади, погребенной вместе с человеком, заключалась в доставке умершего на тот свет и служении ему так же, как и при жизни. Для этого лошадь была полностью экипирована (10. С.71).
Из 73 средневековых погребений с территории Астраханской области, принявших участие в статистической обработке1 было отмечено 24 случая участия коня в погребальном ритуале. Но среди них не было отмечено ни одного случая погребения целого остова коня вместе с умершим. Во всех случаях в погребениях встречаются чучела коней.
Погребение с чучелом коня
Погребения со шкурой или с чучелом коня для Центральной Азии малохарактерно. Основной ареал распространения такого обряда – западные районы степей Евразии. По мнению Л.Р. Кызласова, обряд погребения со шкурами лошадей появился у тюркоязычных племен Центральной Азии в конце I тыс. н.э., при этом он сосуществовал с погребениями, сопровождающимися целой тушей коня. Исследователь допускает, что подобные погребения могли принадлежать одной или близкородственным этническим группам (11. С.19). В тоже время по результатам проведенной статистической обработки было отмечено доминирующее большинство погребений с чучелами коней. При археологическом изучении погребения исследователи обычно обнаруживают кости черепа и конечностей животного, в редких случаях удается зафиксировать следы тлена конской шкуры. Сохранилось описание изготовления чучела коня очевидцем – арабским путешественником Ибн Фадланом: «Потом возьмут его лошадей и в зависимости от их численности убьют сто голов или двести, или одну голову и съедят их мясо, кроме головы, ног, кожи и хвоста. И, право же, они растягивают все это на деревянных сооружениях и говорят: это его лошади, на которых он поедет в рай» (4. С.316-317).
На наш взгляд, важным является также вопрос об ориентировке коня в погребении. С.П. Нестеров полагает, что тюрки укладывали в могилу коней, ориентируя морду животного в сторону, где по их мнению находился загробный мир. Исходя из изучения кочевнических погребений Минусинской котловины, и анализа данных письменных источников он помещает загробный мир на западе. В погребальных памятниках с территории Астраханского края наблюдается следующая тенденция ориентировки коня: в 4 случаях (7%) конь был ориентирован на восток, также в 4 случаях на юго-запад, в 3 случаях (5%) – на запад, и в 3 случаях – на северо-запад. К сожалению, в 45 случаях (76%) ориентировка коня не была определена исследователями погребального комплекса.
Кроме ориентировки коня в погребении также необходимо учитывать и характер отчленения конечностей животного для изготовления чучела. А.Г. Атавин предполагал, что характер отчленения конечностей является этноопределяющим признаком. Он предлагал относить погребения с отсечением конечностей лошади по 1 или 2 сустав к кругу огузо-печенежских памятников (1. С.96).
Погребение с конской сбруей
Обычай класть в могилу конское снаряжение был очень распространен у многих тюркских племен. В чистом виде данная форма сопогребения встречалась крайне редко, чаше данная форма являлась частью обряда препровождения коня в мир мертвых. Помещение в могилу предметов конского снаряжения как правило, должно было сопровождаться закланием коня, которого посредством определенных обрядов и в соответствующем виде (оставление у могилы, захоронение под насыпью, вывешивание шкур на жердях, помещение шкур в могилы, сожжение мяса и костей, оставление шкур на объедение зверям) отправляли к умершему в загробный мир. Таким образом, конская сбруя, положенная в могилу, не была аналогична конскому захоронению, а предназначалась коню, умерщвленному у могилы в день похорон или поминок. Об этом же свидетельствуют этнографические материалы. Бельтыры в XIX в. Связанного «посмертного» коня убивали ударом ножа в затылок, седло и узду портили и клали в могилу, при этом убитый конь оставался на съедение зверям и птицам. Сагайцы кости принесенного в жертву и съеденного животного не ломали, а на седьмой день сжигали (5. С.117-118, 125). Эти обряды связаны с верой во встречу убитого и съеденного на тризне коня со своим хозяином (10. С.63).
Из принявших в статистическом анализе погребений 41 (56%) содержало предметы сбруи, из них в 17 погребениях присутствовали стремена, в 15 удила или фрагменты удил, в 4 – части седла и также в 5 различные детали сбруи: накладки, распределители, пряжки, бляхи - решмы. Из этих погребений в 7 случаях в могиле не содержалось останков коня, но было отмечено присутствие элементов конского снаряжения. В тоже время в 8 случаях захоронения в могиле чучела коня не было отмечено присутствие конской сбруи.
Кенотафы
Сооружение кенотафов было характерно для народов Центральной Азии с древности. Хронологически они укладываются в рамки с VI-IX вв. По мнению С.П. Нестерова, кенотафы сооружались в тех случаях, когда человек погибал, а его труп не был найден. Но, на наш взгляд, возможны и другие причины сооружения кенотафов: преждевременная гибель боевых верховых коней. В героическом эпосе гибель боевого коня, которого он воспитал, всегда считалась несчастьем (10. С.79).
В ходе исследования на территории Астраханского края было выявлено наличие двух кенотафов, относящихся к домонгольскому времени (грунтовый могильник Лбище, погребения №№ 7 и 8) (3. С.11-12). В обоих кенотафах были захоронены взнузданные чучела коней. Инвентарь включал в себя удила, псалии, стремена и подпружные пряжки. В одном из погребений (№7) на дне могильной ямы были обнаружены кости двух ног барана. В данном случае баран, скорее всего выступает в роли заупокойной пищи. Сложно однозначно ответить на вопрос с какой целью сооружались данные кенотафы. В первом случае, когда конь был захоронен с заупокойной пищей, конь, возможно, представлял собой подмену умершего вдали от родины человека: конь лежал по центру, на дне могильной ямы, сбоку от него была уложена пища. Возможно и то, что данный комплекс был сооружен в честь человека, умершего вдали от родины, с целью снаряжения его конем и заупокойной пищей, которые должны были найти его в загробном мире. Во втором случае кенотаф мог быть сооружен как с целью погребения боевого коня, так и с целью снарядить человека, умершего на чужбине. Интересно то, что оба кенотафа располагались на одном могильнике и были совершены с небольшим временным интервалом. Исходя из этого, возможно сделать заключение о том, что данные кенотафы могли быть сооружены в честь двух воинов, умерших на чужбине. С другой стороны данные кенотафы могли быть оставлены представителями одной этнической группы. С.А. Плетнева выделяет «оригинальную» черту погребального обряда печенегов - наличие кенотафов, т.е. поминальных захоронений под курганами взнузданного и оседланного чучела коня (12. С. 121-122).
Погребения с бараном
Также важен вопрос об участии барана в погребальном обряде средневековых кочевников. В литературе есть два объяснения погребения вместе с человеком целых туш баранов. С точки зрения А.Д. Грача, бараны в погребениях заменяют лошадей. М.П. Грязнов также полагал, что баран занимает в погребениях место лошади. С точки зрения В.П. Дьяконовой, в детских погребениях баран был положен к умершему как его личная собственность. Если до определенного возраста дети не имели в личной собственности лошадей, но мелкий рогатый скот им дарили очень рано. В погребениях женщин барана или овцу клали в качестве личной собственности. При условии если баран был помещен воинское погребение не в качестве загробной пищи, он мог занимать место коня. На это указывает наличие конской сбруи, являвшейся личной собственностью умершего. Таким образом, к каждому погребению с бараном необходимо подходить с учетом возраста, пола, социального положения умершего. Несомненно также и то, что эти захоронения относятся с кругу погребений с конем.(10. С.84) Но, несмотря на распространенность погребений с тушами баранов на территории Минусинской котловины, на территории современной Астраханской области таких погребений, относящихся к домонгольскому времени пока обнаружено не было. Из 73 изученных нами погребений в 21 было обнаружено присутствие частей туш баранов, но в каждом из этих случаев баран играл роль загробной пищи (в погребениях почти всегда встречались части задних конечностей и ребра). Баран также как и конь занимал важное место в жизни кочевников. Образ барана прочно занял важное место в культуре тюрков. Части скелета барана наделялись способностями оберегать своего хозяина от злых духов: альчики, подвешенные у колыбели должны были охранять беззащитных младенцев, амулеты из фаланг баранов должны были обеспечить владельцу удачу в семейной жизни. Тем не менее, кочевники воспринимали барана как основную часть рациона и гарантию своего благополучия. В качестве доказательства данного утверждения можно привести данные эпических сказаний алтайцев, тувинцев и хакасов: в эпосе часто встречается упоминание баранов именно в виде пищи (6. С.143-144).
Кроме костей коня и барана в погребениях с территории Астраханского края были отмечены редкие случаи встречаемости костей крупного рогатого скота (2 случая). Кроме того, был отмечен один случай присутствия в составе инвентаря погребения клыка волка, оформленного в виде амулета.
Итак, проведенное исследование показало, что животные играли важную роль не только в самом обряде погребения, но и в постпогребальной обрядности. Наиболее важное место в погребальной обрядности играл конь. Его роль была многоплановой – он использовался в качестве погребального транспорта, проводника, ритуальной пиши и участника поминальных обрядов. Существовало насколько видов погребения коня вместе с человеком – погребения чучела взнузданного коня без человека – сооружение кенотафа, погребение чучела коня вместе с умершим, погребение умершего вместе с элементами конской упряжи. Роль заупокойной пищи обычно отводилась барану, в могилу клали части задних конечностей и ребра животных. В обряде могли участвовать и другие животные, но такие случаи единичны и на данном этапе изучения погребальных комплексов домонголького времени с территории астраханского края анализ их роли в ритуале не представляется возможным.
Библиографический список
- Атавин А.Г. Некоторые особенности захоронений коня в кочевнических погребениях X-XIV вв. // Советская археология. №1. 1984. С.96
- Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М., Л., 1950. Т.1. С.344
- Васильев Д.В. Отчет об археологических раскопках грунтового могильника Лбище в 1993 г. // Архив АЛАГУРФ Ф1Д23. С.11-12
- Иванов В.А. Огузы и печенеги в евразийских степях // История Татар с древнейших времен. Т 1. Народы степной Евразии в древности. Казань, 2002. С.316-317
- Катанов Н.Ф. О погребальных обрядах у тюркских племен с древнейших времен до наших дней // Известия общества археологии, истории и этнографии Казанского университета-1984.-Т.12, Вып. 2. С. 117-118, 125.
- Король Г.Г. Искусство средневековых кочевников Евразии. М., 2008.
- Кляшторный С.Г. Рунические надписи из кургана Аржан II // Первобытная археология Сибири. Л, 1975. С. 184
- Мандельштам А.М. Характеристика тюрок IX в. В «Послании Фатху б. Хакану» ал-Джахиза// Труды Института истории, археологии и этнографии АН КазССР – Алма-Ата, 1956. Т. 1. С.23
- Малявкин А.Г. материалы по истории уйгуров в IX-XII вв. Новосибирск, 1974. С. 45; Тихонов Д.И. Хозяйство и общественный строй Уйгурского государства X-XIV вв. М., Л., 1966. С. 223
- Нестеров С.П. Конь в культах тюркоязычных племен Центральной Азии в эпоху средневековья. Новосибирск, 1990. С.36-37, 53, 59, 63, 71, 84
- Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981.
- Плетнева С.А. Кочевники южнорусских степей в эпоху средневековья (IV-XIII). Воронеж, 2003.
Приложение
И.Н. Пилипцов
ГОУ ВПО «Астраханский государственный университет»
СВЕТИЛЬНИКИ САМОСДЕЛЬСКОГО ГОРОДИЩА: ОПЫТ СИСТЕМАТИЗАЦИИ
Светильник – это керамическое изделие, использующееся для освещения. Принцип действия светильника следующий: в ёмкость наливался какой-нибудь густой жир (например, расплавленный бараний жир, который в горячем состоянии жидкий, а при охлаждении застывает), матерчатый или витой верёвочный фитиль погружается в жир, верхняя его часть выводилась наружу и поддерживалась носиком. За счёт явления смачивания расплавленный жир по фитилю поступал к месту горения. Светильники применялись в быту с античных времён до новейшего времени, периодом расцвета светильников является средневековье. Так, например, известны подобные светильники в средневековой Средней Азии, Египте, Хазарии, Волжской Булгарии и т.д. В своём большинстве светильники имеют овальную форму тулова, носики, сформированные венчиками и уплощённые ручки. Но встречаются и более редкие типы светильников – например, светильники поливные, с кольцевидными ручками, с кувшинообразным туловом, с носиками-трубочками. Известны светильники с тремя и пятью носиками. Таков, например, светильник из Египта (возможно, датирующийся VIII веком), имеющий 5 носиков, выходящих из тулова, слегка загнутую уплощённую ручку и донце с поддоном.
Надо заметить, что не только светильники применялись для освещения, использовались также и лампы-лампады, которые вставлялись в подвесные люстры. В основной своей массе это небольшие чашевидные открытые или полуоткрытые сосуды из стекла. Большое их количество было обнаружено при раскопках Биляра, они распространены по всему средневековому Востоку. Однако, мы остановимся на керамических светильниках.
Целью данной работы является анализ коллекции светильников из материалов Самосдельского городища. Для достижения цели нам необходимо выяснить распределение изделий по слоям и объектам, определить их датировку в соответствии с внутренней хронологией раскопа. Затем мы попытаемся построить типологию изделий на основе выделения технологических и морфологических признаков.
Самосдельское городище располагается в 43 км ниже Астрахани, в дельте, на правом берегу р. Старая Волга. Планомерные исследования Самосдельского городища ведутся с 2000 г. Специфика данного памятника такова, что основным датирующим материалом и материалом, который может дать культурную интерпретацию слоя, является керамика.
Одним из часто встречающихся типов сосудов бытового или технологического назначения в коллекции Самосдельского городища являются светильники. Они встречаются довольно часто в разных слоях городища, но в качестве базы для исследования мы привлекли лишь те предметы, которые были включены в коллекцию индивидуальных находок. За годы исследований было обнаружено и включено в коллекцию 3 фрагментированных и 44 археологически целых сосудов. В коллекции встречаются лепные, гончарные неполивные и гончарные поливные сосуды.
Нами были разработаны основные описательные признаки морфологии светильников и способов отделки поверхности.
Донце:
1. Плоское.
2. С поддоном.
3. С высокой ножкой-подставкой.
Форма тулова:
1. Баночная.
2. Уплощённо-сферическая, пояс максимального расширения посередине высоты сосуда.
3. Уплощённо-сферическая, пояс максимального расширения около донца.
4. Уплощённо-сферическая, пояс максимального расширения по венчику.
5. Кувшиновидная.
Носик:
1. Носик сформирован венчиком.
2. Носик сформирован венчиком и туловом.
3. Носик — трубочка.
Ручка:
1. Прямая уплощённая.
2. Слегка загнутая уплощённая.
3. Сильно загнутая уплощённая.
4. Кольцевидная.
Венчик:
1. Сильно загнутый внутрь.
2. Чуть загнутый внутрь.
3. Прямой.
Ангоб:
1.Светлый жидкий.
2.Светлый плотный.
3.Розовый жидкий.
4.Ангоб жидкий бежевый.
5.Без ангоба.
Наличие глазури:
1. Есть.
2. Нет.
Разделы в нашей типологии выделяются по способу изготовления. Раздел I — гончарные светильники, раздел II — лепные светильники.
Из вышеперечисленных признаков нами были определены в качестве типообразующих признаки, описывающие форму тулова и венчика. Светильники раздела I делятся на виды по форме тулова и на типы — по форме венчика.
Вид А. Тулово баночной формы
Вид Б. Уплощённо-сферическая, пояс максимального расширения посередине высоты сосуда.
Вид В. Уплощённо-сферическая, пояс максимального расширения около донца.
Вид Г. Уплощённо-сферическая, пояс максимального расширения по венчику.
Вид Д. Кувшиновидное тулово.
Типы выделяются по форме венчика.
Тип 1 — Венчик сильно загнут внутрь.
Тип 2 — Венчик слабо загнут внутрь.
Тип 3 — Венчик прямой.
При анализе выборки в рамках раздела I мы выделили следующие морфологические типы сосудов.
Вид тулова А — баночной среди гончарных светильников не встречается.
Тип I-Б1. Было обнаружено 12 светильников этого типа, ручки у них прямые уплощённые, сильно загнутые уплощённые или кольцевидные, носики сформированы венчиками, донца с поддонами. Поверхность светильников не ангобирована(1). В соответствии с внутренней хронологией раскопа этот тип датируется периодом 9-12 в.в.
Подтип I-Б1а отличается от типа I-Б1 тем, что поверхность сосудов ангобирована (11). 9 аналогичных светильников было обнаружено в Биляре. Наблюдается полная схожесть по типам.
В 2006 году на I раскопе Самосдельского городища был обнаружен интересный гончарный светильник, относящийся к типу I-Б1. Ручка у него кольцевидная, носик сформирован венчиком, а донце с поддоном. Светильник ангобирован и орнаментирован.
2 аналогичных светильника были обнаружены в Биляре. Интересно, что помимо схожести по типам (за исключением ручек: у светильника из Самосдельского городища ручка кольцевидная, а у светильника из Биляра она прямая уплощённая), наблюдается и некоторая схожесть в орнаментации, у обоих светильников орнамент нанесён на венчик, но у светильника из Самосдельского городища орнамент представляет собой наклонные прямые линии, начерченные параллельно друг другу, а у светильника из Биляра орнамент «ёлочный».(1.С. 51)
Эти 3 аналогии позволяют говорить о существовании культурных и, возможно, торговых связей между Волжской Булгарией и Хазарией(или Саксином). Но возможно также, что это говорит о наличии на Самосдельском городища булгарских мастеров-гончаров в XII-XII вв.
Тип I-Б2. Было обнаружено 27 светильников этого типа, ручки у них прямые уплощённые, слегка загнутые уплощённые, сильно загнутые уплощённые или кольцевидные, носики сформированы венчиками, донца - плоские, с поддонами. Встречаются ангобированные (5) и не ангобированные (1) светильники. В соответствии с внутренней хронологией раскопа этот тип датируется 9-12 в.в.
14 аналогичных светильников было обнаружено в Биляре. Наблюдается полная схожесть по типам (1. С.51).
Тип I-Б3. Было обнаружено 2 светильника этого типа, ручки у них прямые уплощённые, носики сформированы венчиками, донца - плоские, с поддонами. Поверхность ангобирована. В соответствии с внутренней хронологией раскопа этот тип датируется 11- первой половиной 13 в.в.
Тип I-В3. Было обнаружено 2 светильника этого типа, ручки у них кольцевидные, носики сформированы венчиками и туловами, донца — плоские. Поверхность ангобирована и глазурована. В соответствии с внутренней хронологией раскопа этот тип датируется 10- нач. 12 в.в.
Тип I-Д3. Был обнаружен 1 светильник этого типа, ручка у него кольцевидная, носик в форме трубочки, донце — плоское. Поверхность не ангобирована и покрыта глазурью. В соответствии с внутренней хронологией раскопа этот тип датируется 9-10 в.в.
Тип II-А3. Был обнаружен 1 светильник этого типа, ручка у него утеряна, носик сформирован венчиком, донце — плоское. Поверхность не ангобирована. В соответствии с внутренней хронологией раскопа этот тип датируется 12 в.
Тип II-В3. Ручка кольцевидная (петлевидная), носик сформирован венчиком, донце — плоское. Поверхность ангобирована. В соответствии с внутренней хронологией раскопа этот тип датируется ? в.
В 2007 и в 2009 гг. на I и II раскопах Самосдельского городища было обнаружено 2 гончарных поливных светильника данного типа. У одного из них ручка кольцевидная, у другого – утеряна. Носик сформирован венчиком и туловом, донце — плоское. Поверхность ангобирована и глазурована.
Аналогичный светильник известен в Средней Азии, возможно на Афрасиабе. Г.В.Шишкина датирует его X в. (2. С.231). Интересно, что помимо схожести по типам, наблюдается и некоторая схожесть в подглазурной росписи: и там и там наблюдаются пятна тёмно-коричневого и чёрного цветов, однако если на светильнике из Самосдельского городища пятна дополняются завитками светло-коричневого цвета, то на светильнике из Средней Азии наблюдаются прямые линии светло-коричневого цвета. Светильник из Средней Азии интересен также написанным на дне словом, которые некоторые учёные интерпретируют как имя Хасан. Итак, наличие большого количества схожих черт говорит о том, что светильник данного типа с Самосдельского городища были произведены в Средней Азии, а это в свою очередь говорит о возможности торговых связей между Нижним Поволжьем и Средней Азией в X в.
Тип II-Г3. Светильник лепной. Боковая ручка у светильников этого типа отсутствует, носик сформирован венчиком, имеется высокий поддон-подставка в виде ножки или трёх ножек. Поверхность не ангобирована. В 2009 году на II раскопе Самосдельского городища был обнаружен 1 лепной светильник типа II-Г3. Ручка у него отсутствует, носик сформирован венчиком, но не это главное, его уникальность заключается в форме донца, выполненного в виде высокой ножки-подставки, разделяющейся на части и орнаментированной циркульным орнаментом. В соответствии с внутренней хронологией раскопа этот тип датируется 9-10 в.в.
Аналогии данным светильникам были обнаружены в Саркеле, где они датируются IX- серединой X вв. (3. С.161). Там известны чашевидные светильники с трёх- и четырёхопорнымит ножками и массивными поддонами. У самосдельского светильника ножка частично утрачена. Ножка, видимо, от донца расходилась на 3 опоры, образующих в своём основании поддон. Таким образом, наличие данного типа светильников на Самосдельском городище, демонстрирует связь с материальной культурой Хазарского каганата.
Итак, мы можем сказать, что светильники Самосдельского городища датируются периодом 9 - 14 веков, имеют аналогии в Волжской Булгарии, Саркеле и Средней Азии. Среди аналогий 10 в. встречаются поливные светильники.