Антология мировой философии в четырех томах том з
| Вид материала | Документы |
- Философское Наследие антология мировой философии в четырех томах том, 11944.29kb.
- Антология мировой философии: Античность, 10550.63kb.
- Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах:, 241.84kb.
- Собрание сочинений в четырех томах ~Том Стихотворения. Рассказы, 42.25kb.
- Собрание сочинений в четырех томах. Том М., Правда, 1981 г. Ocr бычков, 4951.49kb.
- Книга первая (А), 8161.89kb.
- Джордж Гордон Байрон. Корсар, 677.55kb.
- Антология мировой детской литературы., 509.42kb.
- Собрание сочинений в пяти томах том четвертый, 3549.32kb.
- Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том , 8259.23kb.
Наконец, наиболее объемлющая, все воспринимающая в себя и доступная всякой душе форма идеи есть сознательное слияние всякой деятельности и всякой жизни с единым, непосредственно ощущаемым первоисточником жизни — божеством — это религия. Тот, для кого такое сознание открывается в своей непосредственности и непоколебимой достоверности, и в ком оно одухотворяет все прочее его знание, мышление и чувствование, обрел никогда не омрачаемое блаженство (4, стр. 52—53).
[ВСЕ СУЩЕСТВУЮЩЕЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ПРИНЕСЕНО В ЖЕРТВУ ВЫСШЕМУ БЫТИЮ]
Таков закон мира духов: все, что сознало свое существование, должно быть принесено в жертву бесконечно возвышающемуся бытию; и этот закон господствует непреодолимо, не ожидая чьего-либо согласия. Различие лишь в том, ожидаем ли мы, чтобы нас, как животное, с повязкой на глазах повлекли на бойню или же, свободные и благородные, всецело наслаждаясь предвидением жизни, которая разовьется из нашей гибели, приносим свою жизнь в дар на алтарь вечной жизни (4, стр. 55—56).
[...] Еще непонятое существует во всякое время как единственный носитель времени и как понятое в качестве еще непонятого; но чего-нибудь абсолютно непонятного никогда не существует (4, стр. 101).
[ВСЯКОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ УСТРОЙСТВО МОЖЕТ БЫТЬ ПОНЯТО ТОЛЬКО ИЗ ИСТОРИИ СВОЕЙ ЭПОХИ]
[...] Государственное устройство известной эпохи есть результат ее прежних судеб, ибо последние определяют ее теперешнее состояние, которое в свою очередь определяет ее государственное устройство. Следовательно, последнее может быть понято, — если говорить о понимании в том смысле, в каком мы здесь стремимся понять нашу эпоху, — не иначе чем из истории своей эпохи.
[СЛУЧАЙНОСТЬ ЕСТЬ ВИДИМОСТЬ; ИСТОЧНИК ЕЕ — НЕЗНАНИЕ]
[...] Все, что действительно существует, существует с безусловной необходимостью и с безусловной необходимостью существует именно так, как существует; оно не
238
могло бы не существовать или быть иным, чем оно есть (4, стр. 115-116).
Фактическое бытие во времени, как кажется нам, могло бы быть иным, т. е. оно случайно; но эта видимость происходит от того, что оно не понято, и философ, хотя и может в общем сказать, что единое непонятое (как и бесконечное его понимание) таково, каково оно есть, именно потому, что процесс его понимания должен продолжаться вечно, но он отнюдь не может генетически вывести и определить непонятное из этого бесконечного понимания, ибо для этого он должен был бы объять бесконечность, что совершенно невозможно. [...]
Итак, ни философ, ни историк не могут ничего сказать о происхождении мира и человеческого рода; ибо вообще нет такого происхождения, а есть только единое вневременное и необходимое бытие.
[ЦЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА — РАЗУМНОЕ СТАНОВЛЕНИЕ ЧЕРЕЗ СВОБОДУ]
[...] Человеческий род в своих древнейших поколениях должен был без всякого усилия или свободы быть совершенно разумным по крайней мере в одном пункте своего существования. По крайней мере в одном пункте последнего, говорю я; ибо истинная цель его существования все же не разумное бытие, а разумное становление через свободу (4, стр. 118—119).
[ПРИНУДИТЕЛЬНОСТЬ АБСОЛЮТНОГО ГОСУДАРСТВА]
Абсолютное государство по своей форме есть на наш взгляд искусственное учреждение, задача которого направить все индивидуальные силы на жизнь рода и растворить их в последней, т. е. дать достаточно разъясненной выше форме идеи внешнюю реализацию и выражение в индивидуумах. Так как при этом не принимается в расчет внутренняя жизнь и первичная деятельность идеи в душах людей (с этой точки зрения мы говорили о жизни в идее в предыдущих речах) и так как, напротив, учреждение, о котором мы говорим, действует извне на личностей, которые не испытывают при этом удовольствия, а, напротив, возмущаются против принесения своей индивидуальной жизни в жертву роду, то понятно, что это учреждение является принудительным учреждением.
239
[ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ ПРОЦЕССА, ВЕДУЩЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ РОД К ЕГО ИСТИННОЙ ЦЕЛИ!
f...] В высшей природе, т. е. в судьбах человеческого рода, есть целесообразный процесс, ведущий род помимо сознания и желания последнего к его истинной цели; этот процесс можно было бы назвать искусством природы, и только в этом смысле я называю государство первых эпох истории человеческого рода искусственным учреждением (4, стр. 129-130).
[ВСЕ НАЛИЧНОЕ ИМУЩЕСТВО ДОЛЖНО БЫТЬ РАЗДЕЛЕНО ПОРОВНУ]
Каждая личность как человек имеет свое законное притязание на собственность; это законное притязание равно у всех; поэтому все наличное, подлежащее обращению в собственность имущество, по справедливости должно было быть поровну разделено между всеми, и к постепенному осуществлению этого равного раздела того, что неодинаково распределено природой и случаем, государство, руководимое той же природой, побуждается нуждой и заботой о своем самосохранении (4, стр. 190).
[3.] О НАЗНАЧЕНИИ УЧЕНОГО
[ЧЕЛОВЕК ПРЕДНАЗНАЧЕН ДЛЯ ЖИЗНИ В ОБЩЕСТВЕ]
Человек предназначен для жизни в обществе; он Вол-жен жить в обществе; он не полный, законченный человек и противоречит самому себе, если он живет изолированно.
(ГОСУДАРСТВО СТРЕМИТСЯ В КОНЕЧНОМ СЧЕТЕ К САМОУПРАЗДНЕНИЮ!
[...] Жизнь в государстве не принадлежит к абсолютным целям человека, что бы ни говорил об этом один очень большой человек, но она есть средство, имеющее место лишь при определенных условиях, для основания совершенного общества. Государство, как и все человеческие установления, являющиеся голым средством, стремится к своему собственному уничтожению: цель всякого правительства — сделать правительство излишним. Конечно, сейчас еще совершенно не время для этого, и я не знаю, сколько до тех пор пройдет мириад лет или мириад мириад лет, и здесь речь идет совершенно не о примене-
240
нии в жизни, но об исправлении умозрительного положения, — сейчас не время, но несомненно, что на a priori предначертанном пути рода человеческого имеется такой пункт, когда станут излишними все государственные образования. Это то время, когда вместо силы или хитрости всюду будет признан как высший судья один только разум. Будет признан, говорю я, потому что еще и тогда люди будут заблуждаться и в заблуждении оскорблять своих ближних; но все они обязаны будут иметь добрую волю дать себя убедить в своем заблуждении и, как только они в этом убедятся, отказаться от пего и возместить убытки. До тех пор пока не наступит это время, мы в общем даже не настоящие люди (5, стр. 75—76).
[ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ПРИБЛИЖАТЬСЯ К ПОЛНОМУ СОГЛАСИЮ СО ВСЕМИ ИНДИВИДАМИ]
[...] Последняя высшая цель общества — полное согласие и единодушие со всеми возможными его членами. Но так как достижение этой цели, достижение назначения человека вообще предполагает достижение абсолютного совершенства, то это точно так же недостижимо, как и то недостижимо, пока человек не перестанет быть человеком и не станет богом. Полное согласие со всеми индивидуумами есть, следовательно, хотя и последняя цель, но не назначение человека в обществе.
[НАЗНАЧЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА В ОБЩЕСТВЕ — ОБЩЕЕ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ]
Но приближаться и приближаться к этой цели до бесконечности — это он может, и это он должен. Это приближение к полному согласию и единодушию со всеми индивидуумами мы можем назвать объединением. Следовательно, объединение, которое должно становиться по сплоченности все более крепким, по объему все более обширным, есть истинное назначение человека в обществе; но так как вс! люди согласны и могут быть согласными только относительно своего последнего назначения, это объединение возможно только благодаря совершенствованию (Vervollkommnung). Поэтому мы с таким же основанием можем сказать: общее совершенствование, совершенствование самого себя посредством свободно использованного влияния на нас других и совершенствование других путем
241
обратного воздействия на них как на свободных существ — вот наше назначение в обществе (5, стр. 81—82).
У каждого есть обязанность не только вообще желать быть полезным обществу, но и направлять по мере сил своих и разумения все свои старания к последней цели общества, именно все более облагораживать род человеческий, т. е. все более освобождать его от гнета природы, делать его все более самостоятельным и самодеятельным, и таким-то образом благодаря этому новому неравенству возникает новое равенство — именно однообразное развитие культуры во всех индивидуумах. [...]
[...] Крепнет чувство нашего достоинства и нашей силы, когда мы говорим себе то, что каждый из нас может себе сказать: мое существование не тщетно и не бесцельно, я — необходимое звено великой цепи, которая тянется от развития у первого человека сознания его существования в вечность; все, что было когда-либо великого и мудрого и благородного среди людей, те благодетели рода человеческого, имена которых я читаю в записях мировой истории, и многие из тех, заслуги которых остались, не сохранив имен, — все они работали для меня: я пожинаю плоды их трудов, я ступаю на земле, которую они населяли, по благодатным их следам. Я могу, как только захочу, взяться за возвышенную задачу, поставленную ими себе, делать все более мудрым и счастливым наш общий братский род, я могу продолжать строить там, где они должны были прекратить, я могу приблизить окончание постройки того чудесного храма, который они должны были оставить незаконченным (5, стр. 97—98).
[УЧЕНЫЙ ПО ПРЕИМУЩЕСТВУ ПРЕДНАЗНАЧЕН ДЛЯ ОБЩЕСТВА]
Ученый по преимуществу предназначен для общества: он, поскольку он ученый, больше, чем представитель какого-либо другого сословия, существует только благодаря обществу и для общества; следовательно, на нем главным образом лежит обязанность по преимуществу и в полной мере развить в себе общественные таланты, восприимчивость (Empfänglichkeit) и способность передачи (Mitteilungsfertigkeit) (5, стр. 109).
242
[УЧЕНЫЙ — УЧИТЕЛЬ И ВОСПИТАТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА]
[...] Ученый, поскольку мы до сих пор развили понятие о нем, по своему назначению учитель человеческого рода.
Но он обязан познакомить людей не только в общем с их потребностями и средствами для удовлетворения последних, — он должен в особенности указывать им во всякое время и на всяком месте потребности, появившиеся именно сейчас, при этих определенных условиях, и определенные средства для достижения сейчас поставленных целей. Он видит не только настоящее, он видит также и будущее; он видит не только теперешнюю точку зрения, он видит также, куда человеческий род теперь должен двинуться, если он хочет остаться на пути к своей последней цели и не отклоняться от него и не идти по нему назад. Он не может требовать, чтобы род человеческий сразу очутился у той цели, которая только привлечет его взор, и не может перепрыгнуть через свой путь, а ученый дол'жен'только позаботиться о том, чтобы он не стоял на месте и не шел назад. В этом смысле ученый — воспитатель человечества (5, стр. 111—112).
(МЫ СУЩЕСТВУЕМ, ЧТОБЫ ДЕЙСТВОВАТЬ]
\
Стоять и жаловаться на человеческое падение, не двинув рукой для его уменьшения, значит поступать по-женски. Карать и злобно издеваться, не сказав людям, как им стать лучше, не по-дружески. Действовать! Действовать! — вот для чего мы существуем (5, стр. 132).
ШЕЛЛИНГ
Фридрих Вильгельм Иозеф Шеллинг (Schelling, 1775—1854)— третий по времени выдающийся представитель немецкого классического идеализма. Образование получил в Тюбингенском университете. Рано выступил с рядом работ по философии природы, которые сразу привлекли внимание естествоиспытателей. В 1798 г.. был приглашен β Иенский университет; в Иене написал свои важнейшие натурфилософские сочинения.
Однако Шеллинг не оправдал надежд прогрессивных сил Германии. Он стал на сторону политической реакции, а впоследствии в вопросах теарии вступил в противоборство с Гегелем. От философии природы и от учения о свободе, которые он развивал, применяя метод диалектики, Шеллинг перешел к антидиа-
243
лектической философии религиозного откровения, к реставрации неоплатонической мистики.
Самый важный этап духовной эволюции Шеллинга — разработка философии природы. У Фихте природа рассматривалась только с точки зрения этики, и все значение ее было только в том, что она противодействует нравственной деятельности, а последняя побеждает в человеке его природные склонности. Для Шеллинга, напротив, природа — самостоятельный предмет исследования. Период натурфилософской деятельности Шеллинга совпал с эпохой важных открытий Вольта, Гальвани, Эрстеда, Фарадея и других естествоиспытателей в области физики, химии
и физиологии. Шеллинг ввел результаты этих открытий в свое учение о природе, но его воззрение на нее вполне идеалистическое: сама материя, по Шеллингу, духовна. Вместе с тем Шеллинг вносит в учение о природе идею развития: первоначально бессознательная природа предшествует возникновению сознания в человеке, а переход к сознанию идет через ряд прогрессирующих ступеней «потенцирования»,т.е. диалектического преобразования. Воззрение Шеллинга на природу ограничивало господствовавший в естествознании XVIII в. механицизм, вело к понятию о всеобщей связи вещей и явлений. Он объявил необходимым условием исследования природы отыскание в ней динамических реальных противоположностей. Тем самым он пришел к идеалистической диалектике природы, оказавшей значительное влияние на Гегеля, но последним ослабленной, приглушенной, потому что Гегель объявил природу отчуждением логической мысли.
Учение о противоположностях в природе Шеллинг дополнил учением о диалектике форм мышления в познании. Согласно Шеллингу, обычное логическое мышление рассудочно и дает познание низшее в сравнении с тем, которое доступно разуму. Формы разумного познания не умозаключения и не доказательства, а непосредственное усмотрение в вещах единства противоположностей. Однако субъектом этого высшего познания может быть, по Шеллингу, не рядовой ум, а только философский и в особенности художественный гений, человек элиты. Критика рассудка, развитая Шеллингом и поддержанная романтиками, несла в себе тенденцию к отрицанию рассудка и логики. Рациональное же содержание этой критики состояло в подготовке диалектического учения о единстве противоположностей.
244
К концу XVIII в. Шеллинг пришел к выводу, что разработанная им философия природы решает только наполовину задачу построения полной системы. Кроме философии природы, принимающей за первичное объект, необходимо и другое учение: исходя из субъективного как из первичного и абсолютного необходимо показать, как отсюда возникает объективное. Это так называемая трансцендентальная философия, которая, как разъясняет Шел-лиНг, не есть учение субъективного идеализма: ведь принятию субъективного за исходное положение с одинаковым правом в натурфилософии противопоставляется исследование, для которого первично объективное. В соответствии с этим в «Системе трансцендентального идеализма» («System des transcendentalen Idealismus», 1800) речь идет не о субъективном процессе чувствования и мышления, а об особом органе познания, который, по Шеллингу, есть непосредственное созерцание разумом предмета и назван им «интеллектуальной интуицией». предпосылкой философии природы и трансцендентального идеализма Шеллинга была мысль о тождестве природы и духа. В работе «Изложение моей системы философии» («Darstellung meines Systems», 1802) эта мысль становится основным его тезисом. Здесь исходным служит понятие абсолютного разума: в нем субъект и объект образуют «целостную неразличимость», а сущее, истинное «в себе», составляет тождество субъективного и объективного.
Задуманная первоначально как учение рационализма и познания, система тождества в своих конечных выводах встала на путь иррационализма и мистики. Ранняя философия природы Шеллинга имела прогрессивное значение, но приблизительно с 1815 г. она заменяется реакционным учением — «философией мифологии и откровения». Публичная пропаганда этой философии, начатая Шеллингом в Берлинском университете в 1841 г., не только не имела успеха, но и получила достойный отпор. В блестяще написанных памфлетах молодой Энгельс, слушавший курс Шеллинга, разъяснил немецкому обществу сущность происшедшего поворота Шеллинга к религии и мистике, обскурантистское содержание его философии откровения, ее научную несостоятельность и неспособность набросить тень на рациональное содержание философии Гегеля,
Иррациональные составляющие шеллингианства оказали большое влияние на буржуазных философов XIX—XX вв.— Ваадера, Шопенгауэра, Э. Гартмана, Кьеркегора, Колъриджа, Вл. Соловьева, Бергсона, Ясперса, Тиллиха и др.
Этот вступительный текст написан В. Ф. Асмусом, который также подобрал извлечения из изданий: (1) Ф. В. И. Ш е л лин г. Система трансцендентального идеализма. Перевод И. Я. Колубов-ского. Л., 1936; (2) Шеллинг. Философские исследования о сущности человеческой свободы. [Перевод Л. Мееровича]. Бруно, или О божественном и естественном начале вещей. [Перевод О. Давыдовой]. СПб., 1908.
245
СИСТЕМА ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО ИДЕАЛИЗМА
[ПОНЯТИЕ И ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ]
[ИСТИНА — СООТВЕТСТВИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ПРЕДМЕТАМ]
Всякое знание зиждется на соответствии между объективным и субъективным. — Ибо знать можно только истинное; истину же, вообще говоря, нужно полагать в соответствии представлений их предметам.
[ПРИРОДА И «ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ»!
2. Природой мы можем назвать совокупность всего того, что лишь объективно в нашем знании; совокупность же всего субъективного, наоборот, назовем я, или интеллигенцией (Intelligenz). Понятия эти противоположны друг другу. Под интеллигенцией первоначально не мыслится ничего сверх · представляющего, под природой — сверх представляемого, в первом случае мы встречаемся с осознанным, во втором — с бессознательным. Но ведь в каждом знании неизбежно обоюдное сочетание как одного, так и другого (осознанного и в себе бессознательного) — и вот задача в том, как объяснить это сочетание.
[В ПОЗНАНИИ СРАЗУ ДАНО ЕДИНСТВО ОБЪЕКТИВНОГО И СУБЪЕКТИВНОГО]
3. Поскольку я познаю, объективное и субъективное так объединены в самом знании, что невозможно одно счесть более первичным, чем другое. Нельзя различить, что ранее, что позже — единство того и другого дается сразу.
[ЭТО ЕДИНСТВО ДОЛЖНО БЫТЬ ПРЕОДОЛЕНО В ОБЪЯСНЕНИИ, ПРЕДПОСЫЛАЮЩЕМ ОДНО ДРУГОМУ]
Пытаясь объяснить эту тождественность, я уже обязан ее преодолеть. Ввиду этого в целях объяснения, поскольку кроме этих двух факторов знания (в качестве принципа объяснения) тут не дано больше ничего, мне неизбежно приходится одно предпосылать другому, исходить из одного, дабы достичь другого; но что из двух нужно брать за исходное — это не предопределяется нашим заданием.
4. Следовательно, возможны лишь два случая.
246
А. Либо за первичное принимается объективное и спрашивается, как привходит сюда субъективное, долженствующее согласоваться с первым.
[В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ ЗА ПЕРВИЧНОЕ ПРИНИМАЕТСЯ ПРИРОДА]
Понятие субъективного не содержится в понятии объективного, скорее они друг друга исключают. Субъективное, следовательно, должно привходить к объективному. В понятии природы нет ничего, что заставило бы предположить также и интеллигенцию в качестве выражения этой природы. Как видно, природа продолжала бы существовать, даже не существуй никого, кто стал бы ее представлять. Задача наша, следовательно, может быть формулирована еще и так: как к природе присоединяется разумность или по какой причине природа становится представлением?
При таком задании природа, или объективное, принимается за первичное. Без боязни ошибиться мы можем сказать, что за выполнение этого задания берется естествознание. — Здесь лишь вкратце может быть показано, что оно действительно — само о том не ведая по крайней мере — приближается к разрешению этой задачи.
Если всякое знание имеет как бы два полюса, которые взаимно друг друга предполагают и требуют, то таковые должны намечаться во всех науках; ввиду этого неизбежно должны существовать две основные науки, и нельзя исходить из одного полюса без того, чтобы не переходить принудительно к другому.
[ПЕРЕХОДИТЬ ОТ ПРИРОДЫ К ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ — ЭТО ЗАДАЧА НАТУРФИЛОСОФИИ]
Всякому естествознанию, следовательно, должна быть свойственна тенденция переходить от природы к интеллигенции. Ничего другого кроме этого и не может лежать в основе стараний облечь явления природы в форму теории. Высочайшей степенью совершенства для естествознания было бы полное одухотворение всех законов природы путем превращения их в законы созерцания и мышления. Феноменам (материальному) надлежит совершенно исчезнуть так, чтобы остались одни законы (формальное). Вот почему и выходит, что, чем более в природе на первый план выступает закономерность, чем больше совлекается внешняя оболочка, тем одухотвореннее становятся сами
247
явления, под конец же они совершенно исчезают. Оптические явления оказываются всего лишь геометрией, линии которой вычерчиваются световым лучом, а материальность этого последнего сама берется под сомнение. Всякий след материальности исчезает в явлениях магнетизма, а от явлений тяготения, которые даже сами естествоиспытатели считали возможным понять в форме непосредственного духовного воздействия, не остается ничего, кроме самого закона, осуществление которого, если брать большие масштабы, приводит к механике небесных движений. Мертвые и лишенные сознания продукты природы представляются всего лишь неудачными ее попытками отобразить самое себя (постигнуть в рефлексии); но, вообще говоря, так называемая мертвая природа — это всего лишь несозревшая разумность, и вот почему уже и в этого рода явлениях, хоть и в неосознанном виде, имеются проблески того, что свойственно интеллигенции. Но своей высшей цели — своего осознания целиком в качестве объекта — природа достигает путем лишь высшей и последней рефлексии, т. е. той, которая и есть не что иное, как человек или, говоря общее, сводится к тому, что именуется нами разумом. Благодаря последнему природа впервые целокупно самое себя вновь объемяет, обнаруживая тем самым, что искони она тождественна с постигающимся в качестве разумного и сознательного в нас.
Этого достаточно для доказательства неизбежной тенденции естествознания оразумливать природу; именно благодаря этому естествознание превращается в натурфилософию, являющуюся одной из основных дисциплин философии *. '