М. Быстров Последний язычник
| Вид материала | Документы |
СодержаниеВот в этот миг он и поверил, что миром правит Священная БдуссудБ. |
- Список научных работ докт техн наук Быстрова В. А. на 01. 08. 2010, 440.4kb.
- Лучшие работы по заданию №2 №36, 304.79kb.
- Выпуска, 854.21kb.
- Сценарий праздника «Последний звонок 2010», 311.83kb.
- Методическая разработка предметной недели информатики конкурс-игра "Последний герой", 37.99kb.
- Пресс-служба фракции «Единая Россия» Госдума, 1548.88kb.
- «Последний день Помпеи», 238.97kb.
- 17. 01. 2011 г. Резюме быстров Роман Владимирович, 46.86kb.
- Рассказ на литературный конкурс по теме «последний герой», 31.2kb.
- Козырев Сергей Анатольевич Вице-губернатор Санкт-Петербурга Приветственное слово Быстров, 55.81kb.
М.Быстров
Последний язычник
(Вухч йаз скулвек)
«…И ретсе Сэйэс о вехе КроннорК бысть сроки 18
СроккорС 4214, и сполоне ЗеввеЗ, и поттопе
Тройорте, и рокоче ГромморГ, и СдоммодС
пиррипе. И бысть сроки 75 СкоррокС 6227 и
сполоне СвеззевС и пиррипе. И суддус ПсайасП
псайл»
Витн
В судьбу Витька поверил ещё в четвёртом классе интернатской школы. Поверил сразу, в одно мгновение, и на всю… Хотя конечно не на всю жизнь. Витька ещё не знал, что придёт время и он потрясая кулаками в черное небо, проклянёт свою судьбу – а сейчас…
Он ещё не верил в предначертанное, когда две шеренги ребят выстроились супротив: в одной – четвероклассники, в другой – второклашки; не верил и тогда, когда прицепляя девчонке октябрятскую звёздочку дотронулся руками до её груди и покраснел…не верил, когда заглянул в омут серо-зелёных глаз… и когда нес ей портфель провожая до дома…
- Вот я где живу, -сказала Лина. – Спасибо что донёс портфель, он такой тяжелый.
- Здесь же живет Анна Николаевна, наша учительница.
- Да, это моя мама.
Вот в этот миг он и поверил, что миром правит Священная БдуссудБ.
Витька кажется ещё и не понимал тогда, что такое женская красота и обаяние и никак не мог взять в толк почему у него замирает сердце когда Анна Николаевна обращается к нему; почему, стоит ему взглянуть в её серо-зелёные глаза, как он сбивается и напрочь забывает что пятью восемь – сорок, хотя таблицу умножения выучил давно.
Конечно он примерно представлял откуда берутся дети, слышал что-то там про взрослую любовь, не раз видел женское голое тело, - и никаких особых эмоций это не вызывало. Более того он был уверен, что его нынешнее чувство никак не связано ни со взрослой любовью, и вообще ни с чем, что ему до сих пор приходилось переживать. Тут было что-то другое.
Теперь он часто провожал Лиину до дома и, странное дело, к матери её стал относиться спокойнее. И хотя всё так же любил смотреть на её пышные волосы, цвета спелого колоса, и голосу ее, ни с чем не сравнимому, внимал с прежним благоговением – но теперь это уже не смущало его, наоборот успокаивало и приютило.
С Линой они виделись довольно часто и его друзья даже начали их подразнивать: « Тили, тили тесто, жених и невеста». На что Витька только добродушно улыбался заранее прощая их заблудшие души.
Анна Николаевна давно заметила, что под тихим и каким-то нарочито медлительным Витькиным видом кроется слишком уж эмоционально перенасыщенный и, даже, взрывной характер. Она знала, что предугадать поступки такого человека очень трудно и по мере возможности пыталась контролировать дружбу детей. Своими опасениями она даже поделилась с соседкой, бабкой Авдотьей, частенько захаживающей к ней «на огонёк», и та её нисколько не успокоила, проворчав недовольно:
- Да они ж антихристы, в своего бога верят, семесу – седьмому месяцу поклоняются… А как живут – непонятно… Разное про них говорят… Дитёв они вроде в строгости держуть…Да оно, ведь, ты правду гришь: в чужую душу не заглянешь.
После этого разговора Анна Николаевна решила Витькину судьбу немного подправить и потихоньку стала подготавливать к этому дочь. И неизвестно чем бы это закончилось, если бы незадолго до Рождественских каникул не произошел случай который многое разъяснил Анне Николаевне, или наоборот еще больше её запутал, но так или иначе, а в дружбу Витьки и Лины внес некоторые коррективы.
Они как обычно шли из школы и Витька как обычно нёс два портфеля. Позади них бесились восьмиклассники иногда, посмеиваясь над Витькой.
- Спокойный как Будда, - сказал один. – И наверное ничего не боится.
- А это мы сейчас проверим, - отозвался другой.
Витька пребывал в благодушном настроении и болтовня старшачков его нисколько не интересовала. Они шли вдоль высокого забора, за которым бесновались две кавказские овчарки. Один из старшаков выбил Линин портфель из Витькиной руки и обхватил его за плечи.
- Отстань, долговязый,- Витька сбросил его руки, но в это время другой восьмиклассник схватил упавший портфель и перебросил через забор.
Увидев, что собаки набросились на Линин портфель, Витька враз забыл все ограничения, и в одно мгновение перемахнул через забор. Ударом по носу успокоил одну собаку, перекинул через себя вторую и издал в инфразвуковом диапазоне крик устрашения. Поджав хвосты собаки отскочили. Подняв уже разодранную сумку Витька перелез обратно. Собаки в запоздалой злобе бессильно грызли забор. Удручённо разглядывая портфель Витька подошёл к Лине, сказал:
- Не успел… Порвали зверюги, - и с удивлением увидел как у Лины подкосились ноги и она ничком упала в снег.
На последовавшие после расспросы Лины и Анны Николаевны Витька отшучивался, что он самый обыкновенный внук своего деда, что у них на заимке много собак и он привык с ними управляться. Самое большее что удалось узнать это то, что Витька умеет в особых случаях собирать всю энергию в кулак, а старшеклассники узнали, что ему помог Будда. Несколько больше Анна Николаевна узнала от бабки Авдотьи:
- Ну мабуть они тож с печерниками знаются…
- С какими еще печерниками?
- Болтают люди… будто живут под землей маленькие людишки и прозываются печерниками… И будто силы они большой и про судьбу человека вперед сказать могут…
- Ерунда какая.
- Ну, ерунда не ерунда… но дед у него не простой… Агрономом у нас был… Семена перед посевом в Синее урочище вывозил… и какие урожаи были, куда нынешним… А мёд у него какой… Пробовала его мёд?
- Пробовала, вкусный.
- Вку-у-сный… Он не просто вкусный – волшебный, таким мёдом все хвори излечиваются…
На Рождественские каникулы Лина запросилась с Витькой на Заимок, и мать никак не решалась её отпустить, но случайно оговорилась при пареньке:
- Это если бы со мной…
- А правда, поедемте с нами, - сразу уцепился за идею Витька, - Вы там хорошо отдохнете.
- А родители против не будут, с чего, вдруг, такая гостья?
- Я спрошу сегодня у деда, а завтра скажу.
- Ты же, помнится, говорил, что телефона у вас нет?
Витька замялся, но выручила Лина:
- У них же два почтовых ястреба в интернате живут.
Ястребы у них действительно жили, но Витька их услугами пользовался редко. Разговор происходил в школе и Анна Николаевна попросила Витьку показать как он будет отправлять своё послание. Витька вроде бы снова замялся, но решил что Анне Николаевне многое можно доверить и согласился. Они прошли в комнату где жили восемь ребят из Сумяшного Заимка. Успели вовремя. Оба ястреба уже сидели на коленях у ребят и те плели на их спинах какие-то цветные узоры. Смутившись неожиданной гостье они замерли, но Витька объяснил ситуацию и все обрадовались, что Анна Николаевна поедет к ним.
Семиклассник Толик Столов кивнул Витьке:
-Иди, пиши, на моем ясе ещё места много.
Витька достал из тумбочки тонкие цветные шнурочки, присел около товарища и они вдвоем начали вязать узлы.
- Это что, узелковая письменность? – удивленно спросила Анна Николаевна.
- Нет, узелками писать дольше, а читать труднее. Это цветовая. Каждому цвету соответствует свой звук.
- Это … должно быть тридцать три цвета?
- Нет, мы обходимся тринадцатью или шестнадцатью… Да вы в это не вникайте, Анна Николаевна… это очень сложно.
- Это твой дедушка придумал?
- Что придумал?
- Ну, вот эту письменность.
Ребята засмеялись, но сразу же одёрнули себя. Витька неуверенно промямлил:
- Нет, это не дедушка… А может и дедушка… Не знаю.
Учительница поняла, что ребята не горят желанием посвящать её в свои тайны и, посидев немного, они с Линой ушли.
Анна Николаевна и раньше замечала за некоторыми детьми Калиновки и, особенно Сумяшного Заимка, нечто необычное. Школьная программа им давалась легко, а в простой ребячьей болтовне они могли выдать такие суждения на которые и иные студенты вузов не способны. Но она знала что некоторые родители очень серьёзно ( может даже слишком серьёзно ) готовят своих чад к школе и считала что по большей части эта подготовка показушная без каких-либо глубоких знаний. На деле, кажется, всё было гораздо сложнее. Наоборот некоторые из ребят могли не знать азбуку или таблицу умножения, но у них была ярко выражена способность обучаться, они всё схватывали на лету и очень быстро догоняли сверстников. Вот только с дисциплиной были проблемы и, что особо настораживало учительницу – учились они по желанию и если им было что-то неинтересно то наотрез отказывались это заучивать как будто, враз теряли все свои способности.
Стайновы
Дед приехал за ребятами с Витькиной матерью на двух четырехконных повозках запряженных парным цугом. Анна Николаевна при встрече с ним обмолвилась:
- Неудобно как-то… Напросилась в гости… Не стесним мы вас?
- Гостям мы завсегда рады, и места у нас достаточно, - ответил дед и показал на первую повозку.
- Вон туда с девчонками садитесь. Вас Явра повезёт… Вера, то есть… только обувку переоденьте.
Восточное предсаянье утопало в снегу. Дорога не была накатана и лошади часто сбивались с рыси на тяжелый бродний шаг. Но сани скользили легко и бесшумно.
Анна Николаевна сидела рядом с Верой Викентьевной, Витькиной матерью, женщиной пожилой и немногословной. Возница была в лёгкой телогреечке, только от встречного ветра укрывал брезентовый передник. Учительнице же дали тулуп.
- Быстро у вас здесь дорогу заметает, - сказала Анна Николаевна, когда лошади в очередной раз сбавили бег.
- Быстро, - ответила возница. – Вчера табун прогнали. А то б только на оленях и проехали.
- У вас и олени есть?
- У нас мало. Мы больше к лошадям привыкши. А вот там, - кивнула она в сторону, - у рода НэйввйэН, много ленных.
- Тетя Вера, а ваш род как прозывается?
Возница удивленно взглянула на учительницу, ответила:
- СтайввйатС… в миру Стайновы мы.
- Ах, ну да. Какая я глупая, - засмеялась Анна. – А сколько километров до вашего Заимка?
- Бог ДоллоД тридцать шесть долей отмерил. Не беспокойтесь, за восемь частёв доедем.
Затяжной подъем на перевал занял около трёх часов. Они поднялись бы раньше, но когда преодолели по тягуну примерно две трети, дед поднял всех из кошевок и заставил идти пешком. Как объяснила Вера Викентьевна там, наверху, будет долгий привал и лошадям надо пройтись налегке, чтобы охладиться.
- А нам наоборот надо кровь разогнать, - добавила она и насмешливо взглянула на Анну. – Да ты переоболокайся, не в тулупе, чать, пойдешь.
Они довольно долго месили ичигами снег и Анна мысленно благодарила аборигенов, заставивших её и Лиину сменить более привычные валенки на эти смешные сапоги выше колен.
Лошади ушли вперёд. Ребята кидались снежками, барахтались в сугробах, резвились как могли.
- Жаль термос уехал, пить хочется, - сказала Анна.
- Пить? – вновь удивилась Вера Викентьевна. – А снег?
Она черпанула пригоршню снега, запрокинула голову, раскрыв рот сжала над ним кулак и из него потекла тонкая струйка воды.
Анна попыталась напиться так же, но в рот упало лишь несколько капель.
- Надо сильнее сжимать, - сказала тетя Вера. – И на несколько секунд поднять температуру ладони.
- Даже так. Может вы йоги?
- Гойог – это высшее совершенство на священной дороге БуддуБ.
Не многие из нас могут его достичь.
Уже несколько дней Анна чувствовала в душе непонятную тревогу, которая временами то ослабевала, то усиливалась. Вот и сейчас это состояние вернулось к ней.
- Неспокойно как-то, - сказала она. – Метель бы не началась… И лошади куда-то ушли.
- Да куда ж они уйдут. Они нас слышат, там недалече шагают. А метель только через три дня будет, да и то небольшая.
- А вдруг их волки напугают?
Женщина снисходительно улыбнулась:
- Нет наши лошадки не пугливые.
- А вообще волков здесь много?
- Много. Окрест Сумяшного четыре семьи бродют. В одной аж за тридцать следов
- А лошадей они могут задрать?
- Дорожных и конных нет. Мы с ними сговор имеем. А на табуны иногда нападают. Да больше из озорства, чтобы людей подразнить да молодь поучить.
- А что значит конные лошади?
- Священные, отборные или почтовые. Кон – это счёт священный.
- А какие лошади священны?
- С длинной гривой которые. В былое не только лошадок, многих животин с гривой выращивали, чтоб в ней узелковые письма писать. Ещё пятнистые священны.
- А почему пятнистые?
- В былое, до ваших букв, пятнами писали.
- В былое – это когда?
- Кто знает? Может быть двадцать тысяч лет назад, может десять.
- Скажете тоже – двадцать. Это каменный век. Люди тогда даже говорить не умели, не то что писать.
- Люди всегда умели говорить. Даже животные разговаривают и, даже, насекомые.
- Ну-у, у них инстинкт. Они говорят неосознанно.
- Оно конечно, куда им до человека…Муравьям тем же… Или волкам…
Анне показалось что произнесено это было с насмешкой, и она хотела прочитать небольшую лекцию, но Вера Викентьевна заговорила о другом:
- Скоро уже придём. Вон за тем поворотом. Чайку попьём у ясеня рутену послушаем.
- Рутена – это… кто?
- Рутена-то? Всё что около нас. Если обратно прочитать натура получится – природа, то есть.
- Нетур… Вы как-то вольно с гласными звуками обращаетесь.
- Священный язык по другому устроен, не так как ваш… Ну вот мы и пришли.
Они свернули с дороги и оказались около старого кедра когда-то расколотого молнией и причудливо сросшегося опять. Его нижние ветви были увешаны цветными лентами и косами узлов. Ребята постарше распрягали лошадей, а младшие уже отплясывали вокруг кедра какой-то замысловатый танец. Они то крутились парами, то вели хоровод, то расходились по одиночке, то вдруг замирали и кричали: « РоххоР, РоххоР, ДиввиД; РоххоР, РоххоР, ДиввиД.»
Они танцевали так слаженно, словно обучались этому с малолетства, и только Лина часто сбивалась с ритма, но этого, кажется, никто не замечал.
Всё это было необычно, но ещё больше Анна удивилась, когда увидела что и дед с дочерью тоже начали кружиться и притоптывать ногами, только они это делали вокруг огромного старого пня выше человеческого роста. Это выглядело довольно смешно и Анна с трудом сдерживала себя. Наконец она решила что смотреть со стороны не совсем прилично и присоединилась к ребятам.
Вскоре пляска закончилась. Все опустились на колени и низко склонили головы. Анна Николаевна попробовала сделать то же самое, но разгоряченная кровь ударила в виски. Она подвинулась к Лине, шепнула:
-Ты в точности всё не копируй. Они-то, видать, привычные, а наши сосуды этого могут не выдержать.
Лина привалилась к матери и они надолго замерли с закрытыми глазами, и даже задремали.
Анне Николаевне приснился рабочий посёлок, где прошло её детство. Собственно не сам посёлок, а железная дорога. Она шла с матерью по шпалам. Весеннее солнце пригревало тепло и ласково, и хотелось петь и смеяться, и забыть все невзгоды.
- Жизнь она в чёрно-белую полоску, - говорила мать. – Сегодня неудача, а завтра глядишь и повезёт.
- Как вот эти шпалы, ма? Тогда почему мы идём только по чёрным полосам? Давай по белым.
Аня ступила в снежную полосу между шпал, но неудачно. Под снегом оказалась вода сразу попавшая в ботиночек.
- Ой, мамочка!
- Ладно, терпи. Вон встречный пройдёт и выйдем на проталинку.
Навстречу надсадно гудя шёл пассажирский поезд. Они перешли на соседний путь, но вдруг шпалы, на которые они ступали, стали проваливаться, и под ними тоже оказывалась холодная, со льдинками, вода. Пришлось перейти ещё дальше, на каменистую тропинку, и в этот миг мимо, простучал локомотив товарного состава. Они успели заметить искаженное страхом и гневом лицо машиниста. Мать тяжело опустилась на камни, обняла дочку и горько заплакала.
Анна Николаевна очнулась, встала, подняла Лину. Тревожный сон только усилил непонятное предчувствие беды. Что подстерегает их здесь, среди ребят, таких близких и родных, но таких необычных? Или может пора уже сойти с рельсов и повернуть обратно?
Дед и Вера Викентьевна ещё стояли на коленях, склонив головы, а дети уже начали подниматься. Они сначала привязывали на ветви кедра шнурочки с узелками, потом расходились по своим делам. Выбрав площадку чтобы ветер дул от священного кедра они развели костер и, набив снегом закопченный казан подвесили его над огнём. Анна Николаевна подошла, спросила у Виктора:
- Вы кажется домой не очень торопитесь? Не соскучились по дому?
- Соскучились, - честно признался Витька. – Но иногда и дорога может быть домом. Сегодня мы должны здесь провести свадьбу огня и воды, и испить священного кипятка. Вот это гнездо для чая ТсайннйасТ сделано из бронзы – священного сплава лунного и солнечного металлов. Луна и Солнце всегда нам помогают, и помогать им должны и мы.
Учительница отметила что наст в английском языке действительно означает гнездо, спросила:
- Ваши родители знают английский язык?
- Нет, зачем? Они знают ЗсайасЗ – священный язык всех народов. СайаС – устный, а ЗайаЗ – письменный.
- Всех народов? А я почему его не знаю?
- Всех народов сохранивших память богов Траммарта и Храннарха.
- А можно выучить этот язык?
- Зачем он вам?
- Просто для интереса.
- Наверное нельзя. Вы извините, Анна Николаевна, но есть у нас такое слово – некс. Запрет. И если мы его нарушим бог НэйччйэН нас накажет а боги РуммуР и СтеннетС тенёта нашей памяти порвут, и превратимся мы в бездушных Румоль, не помнящих родов.
Сказано это было в каком-то полушутливом тоне и учительнице не оставалось ничего как всё свести на шутку. К ней подошла Вера Викентьевна протянула на ладони три попарно сученых шнурка: черно – белый, красно – зелёный и сине – оранжевый.
- Возьми, повяжи на ясень.
- Ясень? – удивилась учительница. – Это же кедр.
- Ясень – это от СайаС – священной азбуки.
- Все три повязать?
- Как хочешь. Так мы просим богов о покровительстве и приюте. Черный цвет – физическая сила и здоровье, белый – интеллектуальная; красный – эмоциональная, зеленый – уравновешенность и спокойствие; синий и оранжевый относятся к памяти – внутренней и внешней, - она показала каким повязать узлом и отошла.
На спуске, уже у подножья хребта, появились волки. Они бежали совсем близко с санями и Анне казалось что вот сейчас они разом кинутся на коней, запрыгнут в кошёвки… Но язычники вели себя на удивление спокойно. Девчонки позади Анны весело перекликались: «Смотри, смотри карнаух-то как стелет… А палёшка лошадей пугать пошёл…» Один волк с рыжими боками действительно кинулся наперерез лошадям, но они лишь презрительно фыркнули и спокойно продолжали бег.
- Смотри мне, - пригрозила тетя Вера волку взмахнув кнутом и зверь в ответ показал ей свои клыки то ли в смехе, то ли в бессильном негодовании.
Вечерело, Солнце уже коснулось далеких вершин и крутой склон горы, к которой они подъезжали был совсем черным.
- Под этой горой громко разговаривать не надо, - тихо сказала тетя Вера. – Снег может сойти.
Они уже въехали в тень когда тетя Вера вдруг резко оглянулась на вторую упряжку. Кони сразу же встали и беспокойно заозирались по сторонам. Дед сделал какой-то знак и сразу всё пришло в движение. Тётя Вера обернулась к Анне, сказала
- Держись за обушок покрепче.
Сама она выскочила из саней и следом посыпались уже задремавшие девчонки. В мгновение задок саней задрали вверх и буквально на одном пятачке развернулись в обратную сторону. Тетя Вера запрыгнула обратно, подождала когда ввалились последние девчонки, буквально закинув Лину на сани, и кони в намёт рванули обратно. И только сейчас Анна услышала глухой рокот сзади. Она обернулась. Из-за горы, блеснув на солнце оранжевым пятном, вылетел вертолёт. Он пророкотал над скачущими лошадьми и вдруг Анну окутал какой-то леденящий ужас. Ей захотелось выпрыгнуть из саней и бежать куда глаза глядят. Но тетя Вера спокойно положила свою руку на её, и сжав удержала. За спиной что-то зашуршало и Анна поняла, что страх исходит именно от этого тихого шелеста. Она обернулась. Казалось позади всё оставалось таким же безмятежным как и несколько минут назад, но шум всё усиливался. Вот к нему прибавились свистящие нотки, над склоном горы появилось легкое облачко и в следующее мгновение всё переменилось. С горы, со всё возрастающей скоростью неслась лавина снега. Отсюда это выглядело даже красиво, и Анна не понимала, почему это страшно. Но когда через несколько секунд гора снега обрушилась на дорогу где они только что проехали, ей стало не по себе. Снежное облако взметнулось вверх, и порыв воздуха чуть не сбросил её под лошадей. Вокруг них всё завертелось, запуржило показалось, что их накрыло снегом. Лошади встали. Через несколько минут ветер успокоился, но легкая порошка ещё долго падала с неба.
Прошкины
За всё время работы ещё не случалось чтобы Прошкина вызывали на работу ночью. И вдруг в два часа ночи – звонок: «Срочно прибыть, машина отправлена». Особенно удивило это «машина отправлена», потому что на работу он уже много лет ездит на личной «Волге». Михаилу Алексеевичу Прошкину было всего лишь пятьдесят с небольшим и он чувствовал себя мужчиной в расцвете сил. Да что там – в расцвете сил – если иногда он даже считал себя суперменом, правда в тайне от других. И всё это при том, что состоял на службе в обыкновенном чиновничьем аппарате. Ну, может не совсем обыкновенном, а суперчиновничьем, тем ни менее ему не случалось пройти огонь и воду, и звона литавр, по случаю его побед, никто не слышал. Да и работал – то он всего шесть часов в сутки, хотя оклад имел – дай бог каждому. В остальное время Михаил был примерным семьянином ( или почти примерным ) и принимал деятельное участие в воспитании детей. Единственное что его иногда огорчало – невозможность побывать за границей, что, при его знании четырёх языков было сущей трагедией. Но философский склад ума помог ему справиться и с этим. В самом деле: разве можно только приобретать ничего не теряя.
В этот день Прошкин как обычно просматривал предварительный компьютерный анализ, расчленяющий и заново комбинирующий самые невероятные вероятности. Чаще всего мышление компа отдавало элементарным идиотизмом, и за всю смену Прошкин выбрал лишь четыре случая более или менее заслуживающие внимания. Три он сразу вложил в конверт с грифом «для служебного пользования», по склейке которого шла красная полоса с лаконичной надписью – «не вскрывать!» - неизвестно кому предназначенной. Четвертую распечатку он отложил в сторону, откинулся на спинку кресла и задумался. Компьютер связал происшедшее три дня назад землетрясение у берегов Северной Америки с повышенной радиоактивностью. Опытный аналитик знал, что для землетрясений такие аномалии – явление довольно частое, но в таблице радиоактивности он увидел изотопы стронция и полония обычно в природе не встречающиеся. Он запросил глубину эпицентра и вновь удивился. Восточные станции показывали её значительно меньше остальных. Тогда Прошкин вытянул схему тектонических разломов, но и это ничего не прояснило.
Сначала он не хотел делать никаких предположений, а ограничиться голой информацией, но потом, всё же, взял красный карандаш, подчеркнул сомнительные места и даже поставил вопросительный знак.
Вот в эту-то ночь его и разбудил телефонный звонок. Рассеянно глядя из окна машины на ночную Москву он пытался сообразить что ещё надо от него начальству и не находил ни одной причины из-за которой можно выдергивать человека из кроватного уюта.
Начальник отдела был уже не рабочем месте. Раньше Прошкин в тайне бы позлорадствовал по этому поводу, но после того как узнал что именно его, Прошкина, рекомендует шеф на своё место, которое скоро должно стать вакантным, отношение к шефу у него не то чтобы изменилось, но некоторые положительные черты в характере начальника стали проявляться отчётливее.
Шеф подвинул аналитику лист бумаги и коротко бросил:
- Пиши.
- Что писать?!
- Всё что вспомнишь по поводу сегодняшней… то есть уже вчерашней информации.
- Это про землетрясение?
- Угу.
Усевшись за стол Прошкин тупо уставился на чистый лист, но так как послушание и дисциплинированность в настоящий момент представлялись ему наиболее важными качествами, то он накатал не один, а два листа и, с глубоким уважением к самому себе, протянул их начальнику.
- Вот и ладненько, - сказал шеф и Прошкина насторожил его тон. – Теперь иди на рабочее место и сделай наиподробнейшую распечатку за четыре последних дня. Без анализа.
- Но это мешков десять будет.
- Не важно. Дежурить теперь будете по два человека. В ближайшее время любая информация, от вспышек на Солнце до анекдотов на пляжах Флориды, должна быть привязана к этому… землетрясению. И ещё: возможно ближайшие три-четыре месяца вы будете работать в полностью закрытом режиме.
Прошкин удивлённо поднял глаза на шефа. Шеф не шутил.
- И… когда этот режим начнётся?
- Можешь считать что уже начался. Как распечатаешь - поедешь домой. А через сутки – милости просим, с бельишком и зубной щеткой.
Сутки пролетели как-то скомкано и суетливо. Михаил лелеял надежду повидаться с подружкой, но не удалось переспать даже с женой. А если по правде, то к ней его в последнее время и не тянуло. Нет, она по-прежнему оставалась такой же привлекательной, и когда они ложились в одну постель, то стоило ей лишь легонько прижаться к мужу, как он возбуждался. Но это когда в постели. В другое же время он просто забывал о существовании жены. О том, что у него есть подружка, она знала, но сцен не устраивала, лишь однажды больненько уколола: «Стареешь значит, раз без такого допинга прожить не можешь». Конечно он пытался оправдаться тем, что эволюция так всё устроила и самцам по природе положено искать разных самок, на что она лишь спрашивала: «А самкам?». После чего у него пропадало всякое желание философствовать.
Он всё же вырвался из дома, пометался в поисках подруги, но так и не нашёл.
А вечером дочка подсунула ему черновик своей кандидатской, и он удивлённо поматериваясь просидел над ней до четырех часов ночи. Конечно дочка – умница, но полезла в такие дебри, куда совсем не следовало лезть. С этим её вообще к защите не допустят. А попробуй, скажи – упрямая как дюжина ослов. Вся в мать.
Усеяв черновик вопросительными знаками он приписал в конце ноту протеста и задремал. И конечно ему приснился кошмар, будто он сидит прикованный цепями к компьютеру, а язычники срезают с него скальп с родовыми косичками, приговаривая: «Теперь ты не Михаил, а Элохим – бог, потому, что обратное имя священно!». Он проснулся в поту, торопливо ощупал голову. Волосы хоть и начали редеть, но пока ещё были на месте. После второй попытки поспать и второго кошмара, он смирился со своей участью, нашёл детективчик и прочитал остаток ночи. Утром хотел поговорить с дочерью, но не смог её разбудить. Вспомнил: полнолуние же. Опять колдовала со своим бычком. Сунул руку под подушку, вытащил бычка, поставил на полку. Подумал: «Ладно, успеется. Три года не может закончить диссертацию и ещё столько же будет корпеть»
.
А у Ольги начались неприятности. Они начались сразу после того, как на кафедре узнали, что она отказалась от предложенной ей темы. Обычно аспиранты если и находили собственную тему, то старались согласовать это с руководителем и сгладить все возможные конфликты. Ольгино же воспитание видимо этого не предусматривало. Она выбрала слишком экзотическую тему и так на ней зафанатела, что слышать не хотела ни о каких разумных доводах.
Лингвистом Ольга была посредственным и в аспирантуру-то попала лишь благодаря своей хорошей памяти на иностранные языки, а если быть ещё точнее, то благодаря своим родителям и родителям родителей, которые в совокупности знали более десяти языков, включая и такие как латынь, древнеармянский и какой-то мокшанский. Все эти языки Ольга впитала, как говорится, с молоком, и впоследствии без особого напряга схватывала принцип построения любой новой формы.
И сначала всё шло хорошо. И тему ей дали не очень сложную и достаточно интересную, и по времени особо не напрягали. Она даже съездила с археологами в Среднюю Азию, на всю жизнь набравшись впечатлений, правда не столько от археологии, сколько от молодёжных вечеров у костра.
Но год назад у Ольги умерла бабушка. Она жила далеко, на Урале, в Тамазанском районе, который местные жители в шутку называли Амазонским, хотя реке Мазанке, там протекавшей, до настоящей Амазонки было ой как далеко.
Село это для Ольги было вторым домом, потому что чуть не каждое лето она отдыхала здесь. Бабушка и умерла у Ольги на руках, лишь на два года пережив деда. После похорон Ольга ещё жила здесь до конца лета, сидела по вечерам с родственниками, ходила по окрестностям, теми тропинками, где с малых лет топала вслед за бабушкой в поисках грибов, ягод и нужных трав.
В бабушкином сундуке, среди своих кукол и детских рисунков, нашла маленького, меньше кулачка, каменного бычка. Вспомнила: нашла его в песке под речным обрывом лет в одиннадцать-двенадцать. Домой привезла этого бычка, трёх кукол, сшитых бабушкиными руками, с десяток фотографий, свой детский сарафан, тоже шитый бабушкой и старинное платье.
Бычка Ольга поставила на полку рядом с куклами, и так бы спокойно, с грустинкой по бабушкиным временам, и тянулись Ольгины роки, если бы однажды ночью она не заметила что от бычка исходит слабое свечение.
Утром она сказала об этом отцу.
- Вот как, - насторожился он. – Со свечением шутить нельзя. Принеси-ка его в мой кабинет. Он вполне может быть радиоактивным.
К счастью тревога оказалась напрасной, ни бета, ни гамма излучений не было обнаружено. Наблюдая за бычком в последующие ночи они заметили что свечение постепенно падает и Михаил, подтверждая звание классного аналитика, связал это с фазами луны.
- Пап, ну как фазы луны могут влиять на свечение, - засмеялась тогда Ольга.
- Н-ну…как…В общем-то видимые фазы – это лишь следствие взаимного расположения в пространстве Солнца, Луны и Земли. И если это расположение способно вызывать морские приливы и землетрясения – связь такая уже доказана – то почему бы ему не вызвать свечение камня. Кстати природа кристаллов до сих пор изучена слабо. И…покажи-ка его дяде Грише, он же геолог, пусть определит какой это камень. Светятся-то, кстати, только пятна, а не весь бычок.
Дядя Гриша долго рассматривал бычка через увеличительное стекло, потом скептически произнес:
- Это вовсе не старинная работа… Он не вытесан из камня, а выращен как цельный искусственный кристалл…Но работа тонкая. Такое можно сделать только в хорошей лаборатории...Лет, этак, за пять-шесть…Пятна тоже выращивались одновременно с основой, стразы видны хорошо…
- А как называется камень? – спросила Ольга.
- Бериллит. И пятна тоже его разновидность, только более светлая.
- А почему они светятся?
- В них добавлено что-то ещё. Скорее всего пиринит. Он способен светится под воздействием ультразвука.
- А как ультразвук связан с фазами луны?
- Девочка моя, при полнолунии ( а также и новолунии ) складывается сила воздействия на земную кору Солнца и Луны. А движение земной коры производит самые различные излучения.
То, что камень оказался не древним несколько отвлекло от него внимание Ольги, но ненадолго. Однажды, тоже в полнолуние, ей приснился странный сон. Она шла по улицам Москвы, а вокруг не было ни души, только одни дома. Она вышла на Красную площадь и на месте Мавзолея увидела ступенчатую пирамиду похожую на пирамиды инков или ацтеков. Она была не очень высокой и Ольга точно знала, что ей обязательно надо взойти наверх. Сняв почему-то туфли и оставив их у подножия, она пошла вверх по ступенькам, но ступеньки начали вдруг расти, и чем выше она взбиралась, тем выше становились ступени. Кое-как взобравшись на очередной уступ она оглянулась и в страхе прижалась к камням. Ступеней внизу не было, а был высокий обрыв. Он был настолько высок, что люди (в городе вдруг появились люди) были похожи на маленьких букашек. Назад дороги не было и Ольга опять полезла вперед. Изодрав в кровь колени и пальцы рук она сказала себе: «Всё, хватит. Это скорее всего сон. Сейчас лягу и буду лежать пока не проснусь». И вдруг она увидела, что пирамида окончилась, но с обратной стороны её ожидал такой же обрыв. Она отчетливо видела далеко внизу узенькую ниточку речки Мазанки и чуть заметное стадо коров на зелёном лугу. Ольга лежала на узкой и высокой башне и мимо неё проплывали холодные облака. Над ней, в далекой вышине летел косяк перелётных птиц. Вдруг он стал быстро снижаться, превращаясь из косяка в круг, и чем ниже снижался, тем всё отчетливее каждая птица становилась похожей на пятна бычка, но все они были непохожи друг на друга. Вот кольцо превратилось в восьмерку, а восьмерка уже в два кольца. У каждой птицы теперь была точная копия. Впрочем не совсем точная. Отметив это она сразу услышала чей-то голос: «