Книга принадлежит перу духовной писательницы А. Ф. Платоновой, с творчеством которой читатель уже хорошо знаком по изданиям настоящей серии.
Вид материала | Книга |
СодержаниеТемное дело Глава V Месть Люта |
- Исследовательская деятельность, 243.02kb.
- Текст взят с психологического сайта, 6453.18kb.
- Перу Питера Друкера принадлежит 31 книга, 2195.98kb.
- Перу Питера Друкера принадлежит 31 книга, 2301.08kb.
- Перу Питера Друкера принадлежит 31 книга, 2298.81kb.
- Книга известного психолога, писателя и исследователя эзотеризма С. Ю. Ключникова продолжает, 6562.92kb.
- Лев семенович выготский, 7146.54kb.
- В. А. Васильев приемники начинающего радиолюбителя, 1114.89kb.
- Цехмейстер Ирина Николаевна, учитель начальных классов, Iквалификационная категория, 70.81kb.
- М. Д. Голубовский По поводу книги историка С. Ю. Дудакова «Ленин как мессия». Иерусалим., 118.29kb.
Темное дело
содержание
Далеко шла слава о русском князе Владимире, завидовали ему соседние народы, искали с ним союза, и сам он знал, что благословляют боги успехом его оружие, что велик и славен его народ среди других народов.
Трепетали перед ним и вятичи, и радимичи, и камские болгары. Занята была им Червонная Русь. Давно взята была земля Полоцкая. Полоцкий князь Рог-волод был убит, а дочь его Рогнеду Владимир взял себе в супруги.
Дружина обожала князя, и сам он дорожил дружиной. В пирах да в походах проходило все время. Но в последнее время нет-нет да и налетят на князя какие-то черные мысли, какая-то тревога, какое-то недовольство самим собой и другими.
А тут еще Лют принес весть, будто замышляют против него, князя, какое-то страшное дело: едва уйдет он, как захватит киевский престол его любимец, воевода Дулеб. В поход отправить Дулеба — больным сказывается... Привык князь, как самому себе, верить Дулебу, и тяжело было ему представить себе, что способен на такое дело Дулеб.Поздно вечером ждал к себе князь старика Люта. Кудесник наконец пришел.
Осторожной, вкрадчивой поступью он вошел в гридницу князя и низко, почти до земли, поклонился ему.
— Добрый вечер, Лют! С чем пожаловал? Привел Янко?
— Вели позвать его, княже! Он лучше меня тебе расскажет.
— Позови, — коротко приказал Владимир. Он чувствовал какое-то раздражение и усталость от всех этих черных дум и неприятных разговоров с волхвом.
Лют скрылся за дверью и через минуту вошел снова уже в сопровождении маленького уродливого человека хазарского типа. Это был холоп Дулеба Янко. Смуглое худое лицо Янка выражало лукавство, глаза беспокойно и хитро бегали по сторонам.
Он вошел, озираясь по сторонам, и, сделав два-три шага, упал в ноги князю.
— Встань, — так же коротко приказал князь, — что скажешь о воеводе?..
Янко поднял на него глаза и невольно съежился под грозным и пытливым взглядом князя, устремленным на него.
Глаза его беспокойно забегали по сторонам, и он заговорил быстро и в то же время почти шепотом:
— Приходят к боярину по ночам ратные люди... Умышляют на князя... Извести... Со свету сжить хотят... Хочет боярин сам Киевом править, как Аскольд и Дир в старину правили... И еще с ведьмами он, что на Кучинской горе, в договор вступил... Смерть они князю наговаривают, болезнь лютую навести на него хотят...
Янко замолчал, продолжая трястись всем телом. Молчал и князь, хмурый и раздраженный.
— Разберу, когда из похода вернусь, — наконец проговорил он. — Завтра в поход иду... передовая рать уж ушла. Эй, отрок!.. — крикнул он.
Молодой варяг вошел на его зов.
— Боярина Дулеба под стражу взять... В холодную избу до моего возвращения посадить... Сегодня же ночью... И этого держать, — указал он глазами на Янка. Потом отвернулся, по-прежнему недовольный и усталый. Янка увели. Лют, однако, успел подмигнуть ему и ободрить. Наедине с князем остался старый кудесник.
Князь встал и, скрестив руки на груди, несколько раз прошелся по гридне.
— Скучно, Лют... И страшно что-то. Придумай-ка, как помочь беде... Как сердце утолить? Чем?
Лют посмотрел на него долгим испытующим взглядом.
— Я бы сказал, княже.
— Говори, Лют!
— Почитаешь ты богов, княже... Все холмы, почитай, ими украсил... И дают боги тебе победу, А еще лучше будет, и сердце точить тоска перестанет, когда построишь храм в честь Перуна. У других народов есть храмы, даже у христиан, а у нас нет... Не добро это, княже... Если построить храм... Жертву сначала богам принесем и начнем строить... Приятное это будет дело богам. — Кудесник говорил как будто совсем спокойно, но глаза его зорко следили за князем.
— Что ж... Я богов всегда почитал. Пусть будет по-твоему, — сказал Владимир, садясь за стол, — стройте... А теперь прости... Ко сну клонит.
Лют поклонился так же низко, как и давеча, и вышел. Он торжествовал: “Посмотрим: уйдете ли теперь от руки Люта!”.
Идя к себе, он нарочно свернул немного в сторону, чтобы пройти мимо дома Дулеба. Там горели огни, слышался какой-то шум и женский плач.
Лют понял, что Дулеба уже схватили.
— Ладно, не дождешься ты князя... Сгниешь раньше, — прошептал он, грозя кому-то в темноту ночи.
С черными думами шел Лют по знакомому лесу; крепко задумался и чуть было своей избы не прошел. Вдруг кто-то окликнул его: “Лют, сюда, Лют!” Он очнулся, вздрогнул и оглянулся в сторону.
Несколько человек на шкуре медведя несли чье-то тело. Одного взгляда достаточно было Люту, чтобы догадаться, кто это.
Рванул он седые волосы, вырвал клок и с диким воплем бросился к телу: “Олег!”
Перед ним лежало обезображенное, окровавленное тело. Вместо головы была какая-то бесформенная масса, и только по одежде да по золотой серьге, уцелевшей в правом ухе, он узнал сына. Взглянул на него Лют и понял, что медведь одолел на охоте Олега и снес ему череп. И снова дикий нечеловеческий вопль пронесся по лесу.
Глава V
Месть Люта
содержание
Прошли недели. Давно ушел в поход князь Владимир, давно опустел дом Дулеба, и Светлана тосковала и плакала дни и ночи: сразу потеряла она жениха и отца, оплакивала, как мертвых. Только и утешением было для нее, что ходила она на курган, где лежала ее мать, плакала там, а то просто лежала на нем, припав грудью к сырой земле.
Даже Вахрамеевна не могла ничего сделать с ней.
— Для кого мне теперь жить, мамушка? Горькая моя долюшка... Сиротинка я горемычная... — причитала девушка и, случалось, до позднего вечера сидела на могиле у матери.
Вот и сегодня только вечер да приближающаяся гроза заставили ее покинуть дорогую могилку. В это же время вышел Лют из своего убежища.
Печаль о сыне наложила новые тени на его лицо: еще более хмурым и злым стало оно. Казалось бы, о какой мести мог теперь думать Лют, когда тот, за кого он мстил, погиб такой страшной смертью! Но и за мертвого Олега мстил Лют, а главное — мстил он за себя самого, за кровную обиду, нанесенную ему... Были и еще причины, по которым ненавидел он весь дом Дулеба: чуяло его сердце, что совьет тут варяг Феодор гнездо христиан, а до этого не мог допустить он, старый Лют, служитель богов. Да и такова уж была душа Люта, что, раз запала в нее черная, злая мысль, он должен был непременно задуманное дело довести до конца, увидеть его своими глазами.
Солнце село, когда Лют, завернувшись в темный плащ, вышел из хижины.
Лес шумел, точно стонал. Где-то испуганно кричал филин, а ему жалобным плачем отвечала сова. В болоте квакали лягушки. “Гроза будет”, — подумал кудесник.
Тучи в самом деле наплывали грозные, сизые. Солнце скрылось быстро, и быстро же поползли по земле вечерние густые тени. Где-то в горах уже гремело.
Пройдя рощей, жрец вышел на берег Днепра. Днепр сегодня был злым и бурным. Волны чернели и клубились, разбиваясь у высоких крутых берегов белой пеной. Ветер крепчал.
Никого не было видно. Только на самой середине реки качалась какая-то лодочка, похожая на рыбачью.
— Рыбаки! Да хранит вас Перун, и да не причинят вам вреда ветры, Стрибожьи внуки! — проговорил Лют и вдруг замер на мгновение, так как до слуха его донеслись обрывки какого-то странного, незнакомого ему пения... “Владычице, помоги!” — можно было разобрать слова, если бы старик внимательно вслушался. Но ему некогда было слушать, и он, закрываясь в плащ от свирепевшей погоды, пошел берегом Днепра к знакомому дому опального воеводы.
“То-то порадуется, — злобно усмехаясь, подумал он, — когда узнает, что рядом с ним строится храм Перуну”.
Кудесник прошел на работы. Они начались только сегодня, и теперь несколько человек спешно закладывали доски.
— Помогай, Перуне! — крикнул Лют, подходя к работникам.
— Благодарствуем на добром слове, — отвечали в один голос работники, — жертву бы Перуну принести надо...
— Живого человека в основание закопать... Вот кто завтра первый поутру пойдет.
Внезапно новая злая мысль мелькнула в голове у Люта, и не успел он высказать ее, как сами боги помогли ему: вдали показалась какая-то фигура.
Лют сразу узнал ее, и сердце его забилось так, что, казалось, хотело выпрыгнуть из груди.
— Первого, кто мимо пройдет, возьмем и на рассвете завтра принесем в жертву Перуну. На живой душе храм прочнее стоять будет — проговорил Лют.
Зарывать живого человека в основание постройки было жестоким обычаем у многих славянских племен. Схватывали обыкновенно первого, кто шел мимо постройки с утра. Лют решил воспользоваться этим обычаем, несмотря на то, что был вечер. Фигура между тем приближалась. Через несколько минут можно было уже заметить, что это шла женщина. Она тоже издали увидала группу людей около постройки и сделала движение, чтобы свернуть в сторону. Но Лют дал знак, и несколько человек бросились за девушкой. Она вскрикнула и побежала. Но было уже поздно. Не прошло и трех минут, как трепещущая жертва была уже перед кудесником.
Лют не ошибся: перед ним была Светлана.
— Вот и жертва Перуну, — проговорил он, и холодная костлявая рука его легла на плечо обезумевшей от страха девушки.
Она не поняла, что сказал Лют, но сердце ее почувствовало недоброе.
— Завтра утром тебя закопают живой в эту яму... А на ней построят храм Перуну... — проговорил Лют, злобно усмехаясь, — такова воля богов... Не думали мы, что они изберут дочь изменника, врага княжеского.
Но Светлана уже ничего не слышала: в глазах у нее потемнело, и она без чувств упала на землю.
Очнулась она позже, в своей светелке, куда ее принес Лют.
Глухие раскаты грома раздавались над самым домом, и зигзаги молнии, точно гигантские змеи, извиваясь, прорезали мрак.
— Это гнев Перуна, ты слышишь? — спросил Лют, наклоняясь к лицу Светланы.
Злоба обезобразила его лицо, и в эту минуту он казался похожим на Чернобога, который, как говорили, собирал ведьм и кикимор на Кучинской горе у берега Днепра.Он прошел несколько раз взад и вперед по светелке. Гром раздавался уже вдали; но молнии все еще вспыхивали, хотя уже широкими полосами. Внизу раздавались вопли и причитания Вахрамеевны.
Светлана наконец совершенно пришла в себя, вспомнила и поняла, что грозит ей, и с рыданием упала к ногам кудесника:
— Сжалься, пожалей меня... Дай мне жить... Верни отца...
Он оттолкнул ее и засмеялся.
— Отца? Ты увидишь скоро и отца, и Олега. Олег умер и скучает без тебя там. Сам Перун посылает тебя к нему... Не хотела быть женой Олега, ничьей не будешь!
Тяжелая рука снова легла на плечо Светланы; она уже не пробовала ни вырываться, ни убегать. Спасения не было. Она закрыла лицо руками и горько заплакала.
— Готовься же, завтра утром, — проговорил Лют, оставляя наконец Светлану, — и помни: никто не войдет к тебе.
Он вышел из горницы, и девушка слышала, как щелкнул засов.
“Умереть от руки Люта! Заживо быть зарытой в землю!.. Но тогда лучше смерть какая-нибудь другая...”, — мысли одна за другой вихрем неслись в ее голове. Вспомнилась дочь Вахрамеевны, бедная Минвана... Надежды все погасли, и одно отчаяние, холодное и мрачное, осталось в груди.И в смертельной тоске душа ее вдруг взмолилась: — Помоги мне, Христос, Которому служит дом Феодора! О, если бы Ты помог мне! Что делать?!
Глава VI
Побег
содержание
Гроза понемногу утихла. Пронеслись бурливые тучи, стих ветер, и даже месяц проглянул на темном полночном небе. Днепр все еще не хотел успокоиться, но волны его уже не так бушевали, и не было на них прежних белых гребней.
— Вот и хорошо, что пережили грозу, боярин, — говорил знакомому нам варягу Феодору его верный слуга Всеслав. Они оба в этот день ходили разыскивать избу, где томился Дулеб. Отыскали, и стражники обещали их к нему пропустить, так как один из них был греческой веры и знал Феодора.
— Вот увидим его и Светлану обрадуем, да кто знает, может, и поправится еще воевода, поклеп с него снимут, да и в веру вашу еще перейдет... — говорил Всеслав. — А хорошо у вас, — прибавил он потом, — скажу и жене своей, чтобы к вам ходила.
— Скажи, Всеслав... Ходите, слушайте, молитесь с нами, а потом и крещение примите... Вера Христова, что свет: светло и радостно от нее на душе... И не страшно тогда человеку ни людской злобы, ни болезни, ни смерти. Все со Христом перенесешь легко.
— А давно ли христиане в Киеве?— Давно ли? Да давно, надо быть... Еще при князе Игоре, дедушке нашего князя, в этом самом храме пророка Илии, где мы сейчас были, именем Христа поклялась дружина князя, когда заключали договоры с греками. А другие дружинники перед Белесом и Перуном приносили клятву по-своему: клали на землю оружие, да щиты, да украшения золотые... “Пусть, — говорили они, — мы пожелтеем, как это золото, пусть посечет нас наше оружие, если нарушим мы договор”.
— А правду говорил сегодня ваш кудесник о каком-то чуде со святой книгой? — спросил опять Всеслав.
— Кудесник! у нас, христиан, нет кудесников, Всеслав; у нас есть священники, служители Бога Всевышнего. Так о чуде со святой книгой он говорил правду... Чудо это было великое... давно, давно. Тогда землей нашей правили дружинники Рюрика, Аскольд и Дир. Ходили они в землю Греческую, в самый Царьград. Испугались греки нашествия руссов. Со слезами стали молиться Богоматери. Целую ночь молились во Влахернской церкви. Наутро с крестом и хоругвями пошли на берег моря, понесли с собой чудотворную ризу Богоматери. Опустили ее в море, и поднялась вдруг невиданная буря. Опрокинулись ладьи руссов; едва не погибли и сами князья. Увидели они, что велик Бог христианский, и вернулись в Киев. Решили они принять веру греческую и отправили в Царьград послов просить, чтобы прислали к ним проповедника. И вот приехал сюда такой же святой муж, как у нас в храме служит, только это епископ был, старший над священниками; привез он с собой несколько священников, книги священные да утварь церковную и стал рассказывать князьям о Христе Спасителе. Рассказывал и о том, какие чудеса творил Бог рабам Своим еще до пришествия в мир Христа. Так, было один раз за много лет до Рождества Христова: три отрока не хотели поклониться идолу, которого поставил нечестивый царь вавилонский. И велел их за это царь бросить в раскаленную печь. А Господь послал им Своего ангела и угасил силу огненную.
Слушала этот рассказ святого старца дружина княжеская, и многие поразились, а другие воскликнули: вот бы нам увидеть такое чудо! И мы бы сейчас же уверовали в Бога!
Вот тогда-то и помолился епископ, чтоб сотворил Господь, ради этих людей, подобное чудо перед глазами их. Попросили дружинники старца, чтобы положил он в огонь Евангелие, и дали обет, что если не сгорит оно, то они отрекутся от своих богов и уверуют в Бога истинного. И совершилось дивное чудо. Развели огромный костер, положили туда святую книгу, и, когда прогорел костер, она осталась цела и невредима. Деды говорят, даже ленты в ней не затлели.
Всеслав молчал, пораженный рассказом.
— Ну, и что же? Крестились Аскольд и Дир?
— И сами крестились, и дружина их. С того самого дня и храм-то наш стоит. Обветшал совсем... —отвечал боярин. И вздохнул: — О, Господи! Когда же по Руси засияет свет Твой? Когда же все узнают Тебя? Княгиня Ольга, бабка нашего князя, христианкой была... Сын не захотел. Как-то внук теперь?
Они подходили к перевозу, где в камышах привязана была их лодка, но, не доходя до него нескольких шагов, свернули в сторону, к дому Дулеба.
— Бедная девушка, как-то она перенесет это! А все-таки лучше, когда узнает, что отец жив, — проговорил Феодор.
— Удастся ли только пройти к нему? — сказал Всеслав.
— Если Господь помог отыскать Дулеба, то поможет и пройти к нему, — отвечал Феодор.
Но не успел он договорить, как из дома воеводы выбежала какая-то женщина, в расстегнутой телогрейке, с повойником на голове, из-под которого выбивались растрепанные волосы, и, прежде чем боярин опомнился, упала ему в ноги.
— Беда-то, беда какая, боярин! Пропали наши головы! Заклюет коршун нашу голубку, погубит мою ласточку! Вызволь ее, отец родной... — причитала она, как безумная.
— Вахрамеевна, из дома воеводы, — узнал ее Феодор и стал поднимать с земли:
— Да что случилось-то? Где Светлана? — спрашивал он, но она не слушала его, занятая своими мыслями:
— Убьет, убьет... В землю живой закопает! Запер ее, голубушку... Спасите, кормильцы, спасите, родные! Феодор и Всеслав наконец начали понимать, в чем дело, и ужас пробежал по их лицам.
— Светлану зароет в землю?! Это — в жертву Перуну?! Но где же теперь-то она? — почти в одно время проговорили оба. Феодор невольно закрыл глаза рукой.
— Да в светелке, что над самым Днепром. И не подойти к ней... Что пташечка в клетке, — отвечала Вахрамеевна.
— Не подойти? Да, лестницы тут не подставишь, — проговорил Всеслав, — окно над самым Днепром приходится.
— Все обдумал злодей, — причитала Вахрамеевна, — и не увижу я ее больше, мою красавицу... погибнет она смертью лютою... Не увидит ее и ее суженый!
— Экое горе какое! — с сокрушением промолвил боярин.
Он не мог никак помочь, ничего придумать, а между тем что-нибудь надо было сделать, сердце разрывалось. Тихо было кругом. Все полнее вырисовывался месяц на небе. Последние тучи таяли на небосклоне, и там, на горизонте, еще изредка вспыхивали зарницы.
Вдруг резкий, короткий крик точно прорезал ночной воздух, и в тот же момент что-то белое промелькнуло в воздухе и рухнуло в волны Днепра.
— Светлана! — едва успела крикнуть Вахрамеевна. — Из окна бросилась! Все трое кинулись к берегу. А Всеслав, скинув кафтан, бросился в холодные, темные волны.
Ни он, ни Феодор, ни старая кормилица не могли бы сказать, сколько прошло времени: мгновения казались вечностью. Наконец Всеслав показался с утопленницей. Она была без чувств, на плече виднелась кровь.
— Порезалась или ударилась, — едва переводя дух, произнес Всеслав.
— Родная, милая, жива ли она, касаточка? — Вахрамеевна упала на безжизненное тело, обливая его слезами. — Может, уж и кончилась...
Феодор, однако, прервал ее причитания...
— Тише! Услышит кто-нибудь... Помоги-ка мне! — и он стал приводить девушку в чувство.
Прошло несколько минут, и с уст Светланы сорвался первый вздох, сердце отчетливо забилось.
— Жива! Слава Тебе, Господи! — перекрестился боярин, и безотчетно за ним перекрестился Всеслав. — Всеслав, лодку скорей! Не думал я, что так скоро очнется...
Всеслав, словно не чувствуя пронизывающего его насквозь холода после неожиданного купания, быстро отвязал лодку. Оба сели, положив на дно все еще находившуюся в забытьи Светлану.
— Садись, — указал Всеслав глазами на оставшееся в лодке место Вахрамеевне. Два раза говорить ей было не нужно.
— Батюшки, светы мои! Да что ж это такое? Да ужель будет жива? — все еще охала и причитала она.
— Будет жива, — повторил Феодор. — Велик наш Господь!
Слезы умиления текли по щекам старухи.
Лодка бесшумно отплыла от берега.
Не удалась проклятому злая месть, защитил Светлану Бог христианский! И Вахрамеевна невольно вспоминала, как часто, проходя мимо христианского храма, она слышала в нем тихое, стройное пение, видела, как горят там огни, много огней, как подолгу молятся там люди. Ей и раньше хотелось зайти туда, да все что-нибудь мешало. Теперь она решила, что завтра же пойдет и поклонится великому христианскому Богу, Который спас Светлану.
И она переводила свои потухающие слезящиеся глаза с лица девушки на далекое темное небо, и светилась в этих глазах глубокая, безграничная благодарность Кому-то, в Чьих руках была жизнь Светланы.
Лодка между тем плыла все быстрее и быстрее; Всеслав усиленно работал веслами. Светлана все еще, казалось, была в обмороке.
Лют в эту ночь почти не спал. Близкая месть за личную обиду уже больше не радовала его: план мести вышел так удачен, жертва в его руках, уйти некуда, — и ему было уже скучно думать об этом.
Зато он думал о другом.
Ему вспомнилось, что давеча на реке он слышал странное пение. Теперь только сообразил он, что это были христиане, и душа его, созданная, кажется, дл язлобы и мести, теперь загорелась злобой на христиан.
Он сам не мог бы сказать, за что ненавидел их.
Он сжился со своими богами; он, и отец его, и деды служили богам, а христиане презирали этих богов, говорили о каком-то новом Боге и не приносили жертв Перуну. Лют был уверен, что падеж скота за последнее время происходит из-за гнева Перуна на этих противников богов. А тут еще пошел слух, что сам князь колеблется в своей вере... Этого еще не хватало!
Тогда что же делать им, служителям Перуна? Но, с другой стороны, князь приказал поставить новый идол Перуна.
Лют думал обо всем этом. Наконец задремал. Его разбудил какой-то странный крик, потом шум. Он вскочил, спросонья не отдавая себе отчета. Крики смолкли. Было сыро и свежо. Завернувшись в мех медведя, он лег было опять, но непонятное беспокойство овладело им. Сон уже бежал из глаз, и, пролежав с полчаса, он решил пойти посмотреть “пленницу”. Подошел к двери, прислушался: тихо... Даже подозрительно тихо. Он злорадно потер руки:
— Не уйдешь, никуда не уйдешь... Спишь, красавица? Светлана!
Ответа не было. Кудесник отодвинул засов, вошел в светелку и невольно ахнул: светелка была пуста, а раскрытое окно ясно указывало, куда делась узница.
“Утопилась в Днепре!” — мелькнуло в голове старика. Но он тотчас вспомнил, что слышал недавнокакой-то шум на берегу. Что же это было такое? Он терялся в догадках, и раздражение, овладевшее им, готово было перейти в бешенство.