Geum.ru

А. А. Тайна феномена дежа вю: опыт феноменологического анализа

Вид материалаДокументы

Содержание


Первобытное сознание сквозь призму дежа вю
Размытая индивидуальность.
Цельность переживания.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
Глава третья. Происхождение дежа вю


Мифологическое сознание относится к первейшей древности человека. С начала своего существования как вида и до возникновения историчности, сознание человека обладает мифологичностью как существенным своим предикатом. Чтобы составить более полное представление о мифологическом сознании, приведем его характеристику авторитетнейшим исследователем античности А.Ф. Лосевым:

"1) Неразрывность с вещами и даже подчиненность им, поскольку время есть обобщенно-родовое понятие, а, следовательно, тоже живое существо.

2) Неоднородный, то растянутый, то уплотненный, характер, вытекающий все из того же слияния общего и единичного в одной нераздельной цельности.

3) Отсутствие вопроса о начале или конце времени, поскольку время всегда остается, помимо всего прочего, еще и родовым понятием, а ни к какому родовому понятию неприменима временная характеристика (как, например, бессмысленно спрашивать о временном начале или конце в таблице умножения); поэтому в мифологической картине мира все равно откуда начинать действие и на какой точке его кончать.

4) Повсюдность космического центра.

5) Мифологическое время для всякой мифологии времени и пространства предполагает принцип наличия всего во всем.

6) Всеобщая взаимопревращаемость вещей внутри замкнутого космоса, необходимая ввиду того, что здесь всякая единичность содержит в себе любую обобщенность и наоборот.

7) Нераздельность причин и следствий во временном потоке, поскольку сам временной поток мыслится в мифологии как нераздельная в себе цельность, которая сама для себя и причина, и цель.

8) Полное отсутствие чувства личности, или, вернее, понимание ее как безразличной части целого, не обладающей никакой спецификой, как фактически и происходит в период общинно-родовой формации, в которой человеческая личность еще не отделила себя от родовой общины.

9) Отсутствие всяких иных деяний, действий и результатов действия, кроме чувственно-ограниченного и замкнутого в себе космоса.

10) Чудесно-фантастический характер каждого мгновения, поскольку оно неотличимо от вечности, причем фантастикой это представляется только человеку, уже вышедшему за пределы общинно-родовой формации, для самих же представителей этой последней всякая чудесная фантастика есть только максимально возможный реализм".47

Лосев связывает здесь мифологическое безвременье с условиями общинно-родового существования. Жизнь в общине показалась бы современному горожанину монотонной и скучной. События человеческой жизни идут рука об руку с ритмами природы, цикличны и однообразны. В сущностных чертах описание Лосева сходится с нашей экспликацией дежа вю: нераздельность временного потока, означающее собственно безвременность; отсутствие личности, Я, – и все остальные черты имеют причиной эти сущностные. Так, "отсутствие вопроса о начале или конце времени" очевидно, ибо в нем не за что ухватиться, ниоткуда нельзя начать, потому что для этого понадобилось бы остановить поток, остановить себя самого и выделить из потока времени, сконцентрироваться на каком-либо одном наличном предмете и осознать его как единственный, индивидуальный. Но себя самого человек в дежа вю как раз и не имеет. Отсюда и "отсутствие всяких иных деяний, действий и результатов действия, кроме чувственно-ограниченного и замкнутого в себе космоса", ибо если нет Я, то нет и действий Я, все действия поэтому осуществляет лишь недифференцированный космос, который предполагает "принцип наличия всего во всем". Этот синкретизм всего во всем мешает выделить какие-либо причинно-следственные связи, да собственно и не нуждается в таковых, ибо будущее и прошлое не раздельно, а значит причина и следствие едины. Отсюда и вера в судьбу, но собственно даже не вера, но само по себе бытие-судьбой.

Итак, у мифологического сознания присутствуют признаки дежа вю, и ввиду приведенных описаний будет естественным предположить, что мифологический человек в своей повседневности пребывал в некоем состоянии, которое современному человеку известно под названием "дежа вю". Мифологический человек по такому предположению мог пребывать в дежа вю всё время. Однако не будем делать поспешных выводов. Мифологический человек находился в состоянии, описанном Бергсоном в "Творческой эволюции": "Когда мы автоматически выполняем привычное действие, когда лунатик машинально движется во сне, бессознательность может быть абсолютной, но в этом случае она вызвана тем, что представлению о действии препятствует само выполнение этого действия, которое до такой степени сходно с представлением и так плотно в него входит, что сознанию нет уже никакого места".48 Представление здесь не может предшествовать действию, ибо как писалось выше – всё существо этого сознания направлено в будущее, и представление бы прерывало эту интенцию. Но тогда получалось бы, что древний человек не только не обладал ретенцией, но и способностью воображения. Но возможно такие выводы получаются оттого, что мы слишком упростили структуру дежа вю, а может просто мы не там его ищем?

Чтобы человек воспользовался предыдущим опытом для создания, например, топора, необходимо удержание в сознании. Но как мы выяснили, таковой в дежа вю не было. Для того чтобы этот факт стал нам яснее, а также, чтобы выявить "чудесно-фантастический характер каждого мгновения" в мифологическом сознании, нам нужно будет более подробно эксплицировать значение сна для человеческой реальности через обращение к первобытности.

На данном этапе рассмотрения мы не можем в точности заявить, что состояние дежа вю было свойственно первобытному человеку. То, что было эксплицитно зафиксировано выше под титулом "дежа вю", является состоянием, в котором вполне могло находиться продолжительное время некое живое существо. Составляющие элементы переживания, застигнутые дежа вю в своей целокупности, говорят о том, что это существо должно было обладать развитым вестибулярным аппаратом, иметь психику, развитую функцию зрения и т.д. Единственное чего не было бы у этого существа это субъективности, Я и как следствие (или если угодно как причина) – не было сознания времени. Если это существо возможно и было человеком, то это должен был быть человек до деятельности, до изобретений орудий труда, до мифа и естественной религии, т.е. до того как он противопоставил себя всему остальному универсуму и стал для-себя. Однако не будем так категоричны, пока не познакомимся с самим древним сознанием.

В дежа вю прошлое не помнится, а будущее видится. Если некоторые животные, например высшие млекопитающие, постоянно пребывают в состоянии дежа вю, то от человека они отличаются не своей примитивностью и недоразвитостью. Они не могут прийти к некоторым правилам логического вывода и взять орудие труда не потому, что они до этого еще не доросли, или хотят, но не могут в силу несовершенства своего организма, но потому, что им это просто не нужно, ибо они видят будущее, знают его и живут им, в то время как человек должен сам создавать свое будущее, не зная его. Появление в сознании ретенциальной структуры (т.е. появление собственно сознания, нашего сознания, единственно нам знакомого) отобрало у человека будущее. Появилось Я человека, которое теперь было вынуждено само создавать свое будущее и себя вместе с ним, и стал человек "в муках рожать" и "в поте добывать хлеб свой". В сознании, выражаясь словами Сартра, появилось "то ничто, которое содержится в сердце человека и которое вынуждает человеческую реальность делать себя, вместо того, чтобы просто быть".49 У человека появилась память, но он должен был сам создавать свое будущее. Мы не можем сказать, находился ли когда-либо вид homo sapiens в дежа вю, но для нас сейчас очевидно, что сознание мифологического человека было приближено к состоянию дежа вю (сходные признаки были выявлены ранее). Для выявления этой связи мы возьмем путеводной линией представления древних о сне и судьбе, нам надлежит более тщательно исследовать проблему сна применительно к сознанию, лишь вкратце затронутую ранее. Данное разыскание поможет нам вскрыть экзистенциальность человеческого бытия, т.е. отношение человека к своему собственному существованию. Для этого нам нужно сначала обратиться к первобытному сознанию, ведь именно первобытный человек был столь близок к сновидениям, что из них черпал образы для своих мифов. Первобытный человек впервые сделал рывок к разуму и этим рывком дал возможность быть будущим поколениям, дал будущее цивилизации. Каким же было сознание первобытного человека?


Первобытное сознание сквозь призму дежа вю


Было бы слишком объемно приводить полную характеристику первобытного сознания, основываясь на массе источников и толкований, скопившихся сегодня в науке. Мы ограничимся лишь теми чертами, которые связаны с состоянием дежа вю, однако постараемся представить эти описания подробней. Как бы ни развивалось дальнейшее описание, мы не можем утверждать с аподиктической достоверностью, что первобытное сознание находилось в дежа вю. Первобытный период слишком протяжен во времени по сравнению с историческим, а данные о существовании homo sapiens в этот период слишком незначительны, чтобы можно было что-либо достоверно утверждать. К тому же большинство исследователей изучало первобытное сознание, непосредственно контактируя с современными им остатками племен, с туземцами отдаленных уголков планеты. И, несмотря на то, что такой опыт имеет преимущественный доступ к сознанию первобытного человека, по сравнению с изучением археологических памятников, такой подход все же достаточно проблематичен. Ибо следовало бы задаться вопросом: насколько правомерно отождествлять сознание наших первобытных предков с современными туземными образцами? Если сознание нашего далекого предка привело его в конечном итоге к историчности и цивилизации, то оно наверняка отличалось от сознания современного туземца, если не онтологически, то согласно логике истории. Тем не менее, нет оснований полагать, что отличие это настолько радикально, что не имеет никаких точек соприкосновения. Человек находился в первобытном состоянии десятки тысяч лет и за это время его быт и представления практически не изменялись: "Между тем почти во всех низших обществах мы встречаем то неподвижное, остановившееся мышление, почти неизменное не только в своих чертах, но и в самом содержании, вплоть до деталей представлений. Причина заключается в том, что это мышление, хотя оно и не подчинено логическому механизму, или вернее, именно потому, что оно ему не подчинено, вовсе не свободно. Однообразие этого мышления – отражение однородности в строении общества, которому оно соответствует и которое оно выражает".50

Лишь переход к историческому сознанию, который мы описали во второй главе, позволил создать первые цивилизации и содержал в потенции всю последующую историю европейского человечества, служа ей фундаментом и опорой, к которой мы постоянно возвращаемся.

Но в первобытности еще нет сознания времени, может, поэтому она выглядит как нечто застывшее и неизменное? Может, в этом ее основное очарование? Может, в ней пребывала та вечность, лишь подвижным образом которой, по словам Платона, является время?

В нижеследующей репрезентации первобытного сознания, мы будем опираться преимущественно на работу Леви-Брюля "Сверхъестественное в первобытном мышлении". Эта работа замечательна тем, что содержит огромный эмпирический материал, собранный предшествующими исследованиями и путешественниками. К тому же концепция партиципаций Леви-Брюля, которую он разворачивает в этом произведении, достаточно универсальна, что позволяет ей не спекулировать фактами, и вполне согласуется с нашей теорией дежа вю.

Синкретизм.

Первое на что обращают внимание исследователи, столкнувшись с первобытным сознанием, это тотальный синкретизм когнитивных данностей и представлений: "Оно без всяких затруднений допускает, что одно и то же существо может одновременно пребывать в двух или нескольких местах".51 "Бороро настаивают, что между ними и арара присутствует тождество по существу. Фон ден-Штейнен полагает непостижимым, как они могут считать себя одновременно человеческими существами и птицами с красным оперением".52

Первобытный человек смешивает субъективное и объективное, не видя в этом смешении никакого противоречия: "Во-первых, первобытный человек, пораженный и взволнованный видениями, являющимися ему во сне, где он видит покойников и отсутствующих людей, разговаривает с ними, сражается с ними, слышит и трогает их, – верит в объективную реальность этих представлений. Следовательно, его собственное существование двойственно, подобно существованию мертвых или отсутствующих, являющихся ему во сне. Он, таким образом, допускает одновременно и свое действительное существование в качестве живой и сознательной личности и существование в качестве отдельной души, могущей выйти из тела и проявиться в виде "призрака"".53 Безусловно, многие представления об устройстве души и мира сложились у первобытного человека под влиянием его условий существования, так что можно предположить, что и сознание современного человека, оказавшись в таких условиях видоизменилось бы до неузнаваемости: "Таким образом, у первобытного человека без всякого усилия мысли, путем простого действия умственного механизма, тождественного у всех людей, возникает якобы "детская философия", несомненно грубая, но совершенно последовательная. Она не видит таких вопросов, которых она не могла бы сейчас же разрешить полностью. Если бы случилось невозможное и весь опыт, который накопили поколения людей в течение веков, внезапно исчез, если бы мы оказались перед лицом природы в положении настоящих первобытных людей, то мы неизбежно построили бы себе столь же первобытную "естественную философию"".54

Леви-Брюль раскрывает логику психической реальности первобытных людей как мистическую: "Таким образом, коллективные представления первобытных людей глубоко отличны от наших идей или понятий и не равносильны им. С одной стороны, как мы это скоро увидим, они не имеют логических черт и свойств. С другой, – не будучи чистыми представлениями в точном смысле слова, они обозначают или, вернее, предполагают, что первобытный человек в данный момент не только имеет образ объекта и считает его реальным, но и надеется на что-нибудь или боится чего-нибудь, что связано с каким-нибудь действием, исходящим от него или воздействующим на него. Действие это становится то влиянием, то силой, то таинственной мощью, в зависимости от объекта и обстановки, но само действие неизменно признается реальностью и составляет один из элементов представления о предмете. Для того чтобы обозначить одним словом общее свойство коллективных представлений, которые занимают столь значительное место в психической деятельности низших обществ, я позволю себе сказать, что эта психическая деятельность является мистической".55 Сюда же можно отнести и анимизм первобытного мышления: "Зуньи подобно первобытным народам вообще, представляют себе изготовленные человеком предметы живыми – на манер растений, животных, погруженных в зимнюю спячку, заснувших людей"56. Таким образом, первобытный человек одушевляет все вокруг, уподобляя себя природе, или же уподобляя природу себе: "Первобытный человек чувствует себя окруженным бесконечным количеством неуловимых существ, почти всегда невидимых и всегда страшных: часто это души покойников, всегда это множество духов с более или менее определенным личным обликом".57 Например: "В Корее духи занимают все небо и каждую пядь земли. Они подстерегают человека на дорогах, среди деревьев, на скалах, в горах, в долинах, в речках и ручьях. Они неустанно следят за ним днем и ночью..."58 Первобытный человек создает предмет и тут же от него абстрагируется, что позволяет верить в самостоятельную силу этого предмета. Еще и современные творцы могут вам то же самое сказать об акте создания произведения: "С достаточной убедительностью доказано, что все существа и предметы, даже неодушевленные, даже неорганические, даже изготовленные рукой человека, мыслятся первобытным человеком как способные совершить самые разнообразные действия и подвергаться им".59 Не является ли анимизм древних следствием их пребывания в дежа вю? Ведь в дежа вю тоже происходит некое мистическое впечатление, и если в нем ситуация предрешена, то можно заключить, что она предрешена кем-то, и этот кто-то за нами наблюдает. Интересно замечание исследователей о сопутствующих анимизму представлениях древних: "Мы разумеем представление о душе, служащее отправной точкой для учения, известного под именем теории анимизма, принцип которой излагается у Тэйлора так: "По-видимому, люди, способные мыслить, но находящиеся еще на низшей ступени культуры, были глубоко заинтересованы двумя группами биологических проблем. Во-первых, чем вызывается различие между живым телом и мертвым, какова причина сна, бодрствования, обморока, болезни, смерти? Во-вторых, что представляют собой человеческие образы, которые являются нам в снах и видениях?"60 Связь анимизма со сном сразу бросается в глаза, даже без отсылки к дежа вю, разница лишь в том, что дежа вю может пролить свет на эту связь.

Размытая индивидуальность.

Так же существенным показателем первобытного сознания является размытая индивидуальность: "Я скажу, напротив, что первоначально (в той мере, в какой позволительно применение этого выражения) идея души отсутствует у первобытных людей. Ее заменяет представление, в общем весьма эмоциональное, об одной или нескольких партиципациях, которые сосуществуют и перекрещиваются, не сливаясь еще в ясное сознание подлинно единой индивидуальности. Член племени, тотема, клана чувствует свое мистическое единство со своей социальной группой, свое мистическое единство с животным или растительным видом, который является его тотемом, свое мистическое единство с душой сна, свое мистическое единство с лесной душой и т. д."61 Человек един со всеми окружающими его объектами, он впускает их в себя и отождествляет их с собой: "Каждый индивид есть в одно и то же время такой-то или такой-то мужчина, такая-то или такая-то женщина, живые в настоящий момент, такой-то или такой-то предок (человек или получеловек), живший в легендарные времена Алчеринга, но вместе с тем он и свой собственный тотем, т. е. он мистически сопричастен сущности животного или растительного вида, имя которого он носит. Глагол "быть" (который, впрочем, отсутствует в большинстве языков низших обществ) не имеет здесь обычного смысла грамматической связки, как это происходит в наших языках. Он преимущественно обозначает нечто иное и большее. Он включает в себя коллективное представление и сознание переживаемой индивидами сопричастности, своего рода симбиоза, покоящегося на тождестве их сущности".62 Здесь человек определяет себя не посредством негации всего, что не есть он сам (такое действие Сартр считал основным для структуры для-себя), но посредством сопричастия: "Для пра-логического мышления индивид, предок и тотем образуют нечто единое, не теряя вместе с тем своей тройственности".63 И далее: "Самая здоровая логическая достоверность бледнеет в своей убедительности пред ощущением симбиоза (общей жизни), которое сопутствует проявляющимся таким образом коллективным представлениям".64 Теперь мы можем сказать, что подобные представления древних фундированы в темпоральной структуре их сознания. Единство прошлого и настоящего, является основой одновременного существования в сознании древних мертвых и живых людей.

Цельность переживания.

Выше мы писали о некой недвижимой, покоящейся обстановке вокруг быта первобытных, которая не была подвержена изменениям на протяжении тысяч лет. Этой особенности быта соответствовало и само первобытное сознание: "Индейцы английской Гвианы, например, обнаруживают поразительную ловкость в изготовлении некоторых предметов: они, однако, никогда их не улучшают. Они делают их точно так же, как делали их предки до них".65 Вещи определяются первобытным человеком из их "как", точность воспроизведения соответствует состоянию дежа вю, ведь как мы помним, дежа вю обращает внимание именно на всю совокупность переживания, оно внимательно к деталям: "Таким образом, различие в строении нижней части лап приводит к тому, что медведь, овладевая добычей, душит ее, тогда как пантера вонзает в нее когти. Подобно этому, "способности" той или иной домашней утвари, лука, стрелы, дубины и всякого иного оружия тесно связаны с каждой деталью их формы; вот почему эти детали неизменно воспроизводятся с величайшей точностью".66 Точность и полнота воспроизведения как раз и связана с целокупным восприятием внешней реальности. Здесь человек ничего не хочет изменить, ибо ведь ситуация ему является как существенно целостная, а не дискретная. Поэтому если и наступают изменения, то первобытное сознание чурается их, и стремится обезопасить себя: "Точно так же всякое изменение, вносимое рукой человека в состояние почвы, новая постройка, земляные работы, закладывание шахты, сооружение железной дороги, разрушение здания или просто изменение его внешнего вида, какая-нибудь пристройка — все это может послужить причиной величайших несчастий. Если кто-то внезапно заболевает или умирает, — говорит де Гроот, — то семья этого человека немедленно готова взвалить ответственность на кого-нибудь, кто осмелился внести изменения в установленный порядок вещей, внести какое-нибудь улучшение в свое хозяйство... Можно было бы назвать много случаев, когда семья больного или покойника брала штурмом дом подозреваемого, избивала его, разрушала его обстановку... Нет ничего удивительного в том, что китайцы не чинят своих жилищ, а доводят их до полного развала. Сооружение колокольни католической церкви в Пекине вызвало столь дружный протест со стороны населения, что пришлось отказаться от этого дела".67 Как правило, отмечают исследователи, такая консервативность вовсе не устраняется в первобытном сознании наличием обратного действия их верований: "Если талисман не оказывает надлежащего действия, то это ничуть не колеблет веры в него".68

Синкретизм выражается и в смешении свойств некоего изображения и его оригинала: "Таким образом, изображение может занять место оригинала и обладать его свойствами".69 Однако: "Если первобытные люди воспринимают изображение иначе, чем мы, то потому, что они иначе, чем мы, воспринимают оригинал. Мы схватываем в оригинале объективные реальные черты, и только черты: форму, рост, размеры тела, цвет глаз, выражение физиономии и т.д. Мы находим эти черты воспроизведенными в изображении и опять-таки видим только их".70 Первобытный же человек воспринимает предмет исходя из совокупности всех сопутствующих обстоятельств. Но, если сознание первобытного находится в дежа вю, то это объясняет, почему он смешивает изображение и оригинал: ведь в дежа вю всё воспринимается конкретно, во всей совокупности ситуации, и само сознание конкретно и едино с ситуацией: "Наконец, де Гроот отмечает, что китайцы "имеют тенденцию к отождествлению имен с их носителями, тенденцию, проявляющуюся бок о бок с их засвидетельствованной множеством фактов неспособностью ясно различать изображения и символы от тех реальностей, выражением которых они являются в сознании".71 Единство с ситуацией выражается, прежде всего, и в освоении пространственных объектов: "Со старой дорогой знают как обращаться: туземцы боятся непредвиденных, не поддающихся учету последствий, которые могли бы быть вызваны оставлением старой дороги и переходом на новую. Тропинка, как и все на свете, имеет свои мистические свойства".72 И здесь мы видим то же самое стремление к консервации, которое можно объяснить состоянием дежа вю или близким к нему.

Сознание воспринимает предмет в абсолютной идентичности всей обстановки, что мы ранее отметили как свойство дежа вю, Леви-Брюль отмечает: "Как понять первое наблюдение Спенсера и Гиллена, приведенное выше, согласно которому из двух рисунков, совершенно тождественных, но расположенных в разных местах, один представляет определенный предмет, другой не выражает ничего?"73 Объяснение этому может содержаться в самой структуре дежа вю, ведь оно тоже размыкает любую ситуацию в ее тотальности. Следовательно, некий предмет находящийся в заданном для него месте, настолько слит с этим местом, что вне его даже не воспринимается.