А. А. Тайна феномена дежа вю: опыт феноменологического анализа

Вид материала

Документы

Содержание Августин Блаженный (354 – 430 гг.) Экзистенциальная концепция времени Структура времени в дежа вю Идеальный тип сознания-дежа-вю Фактическая причина дежа вю Сон соприкасается со всей совокупностью нашей памяти

Подобный материал:

• Опыт исторического анализа феномена асимметричного конфликта в международных отношениях, 570.33kb.
• Лингвоэстетическая игра морфемного повтора: теоретическая модель анализа феномена частичной, 775.38kb.
• Статья «Коммерческая тайна компании» Вопрос : «Что такое коммерческая тайна?» Ответ, 124.15kb.
• Коммерческая тайна исстари охранялась при содействии государства, 120.72kb.
• Тайна Воланда «Ольга и Сергей Бузиновские. Тайна Воланда», 6953.4kb.
• Книги: "Расшифрованный Нострадамус", "Тайна имени", "Последняя тайна Нострадамуса", 458.72kb.
• Губернии Поволжья: опыт многомерного статистического анализа, 85.29kb.
• Тема урока : «Тайна «Гранатового браслета» А. И. Куприна», 41.63kb.
• Шелестюк Е. В. Опыт прагмалингвистического анализа коммуникативной неудачи в коммуникативном, 160.56kb.
• Впервые опубликовано в журнале «Медиаобразование» (Москва), 181.17kb.

Глава вторая. Время дежа вю


Время – слово, частота употребления которого людьми в повседневности обратно пропорциональна степени осмысленности, с которой его используют. Между тем, мало найдется слов в языке, которые бы обладали такой глубиной и загадочностью. Под словом "время" кроется понятие, смысл которого неоднозначен и многомерен, к тому же он менялся на протяжении человеческой истории. В представлениях людей менялось восприятие, как отдельных свойств времени, так и его самого, до неузнаваемости. Например, сегодня общеупотребительное понятие о времени как о последовательном течении дискретных моментов "теперь", было непонятно человеку, жившему в Х в. до н.э. Понятие о времени менялось, менялось и сознание воспринимающих его людей. Более того, были времена, когда понятия времени как такового не существовало. Время, следовательно, возникло, как и множество других категорий человеческого бытия и мышления, которыми сегодня определяется человек в своем существовании. Время возникло для человека и эволюционировало вместе с изменяющимся в процессе истории сознанием человека.

Время интересовало мыслящих людей издревле, или, можно сказать иначе, интерес ко времени говорил о том, что человек мыслит. На протяжении истории человека интересовала проблема времени, которая в зависимости от эпохи формулировалась по-разному. Вот только некоторые из этих формулировок: существует ли время? что такое время? как соотносятся время и душа? как соотносятся время и вечность? что такое настоящее, прошлое и будущее? делимо ли время? необратимо ли время?

В этой части работы в изложении появляется важный термин: экзистенциальное время. Прежде всего, скажем, что экзистенциальное время означает внутреннее, понимаемое из человека и для человека время. Постановка проблемы именно об экзистенциальном времени обоснованна опытом магистрального философского направления XX в. – экзистенциализмом. Здесь следует сказать немного о самом направлении. Это течение стало определяющим духом эпохи. Не только среди философов известны имена С. Кьеркегора, Ф. Ницше, Н. Бердяева, М. Хайлеггера К. Ясперса, Ж. П. Сартра, Г. Марселя, – всех их и многих других в той или иной мере причисляют либо к экзистенциалистам, либо к их предтечам. Сартр в своей обобщающей статье "Экзистенциализм – это гуманизм" классифицирует экзистенциалистов следующим образом: "Существуют две разновидности экзистенциалистов: во-первых, это христианские экзистенциалисты, к которым я отношу Ясперса и исповедующего католицизм Габриеля Марселя; и, во-вторых, экзистенциалисты-атеисты, к которым относятся Хайдеггер и французские экзистенциалисты, в том числе и я сам. Тех и других объединяет лишь убеждение в том, что существование предшествует сущности, или, если хотите, что нужно исходить из субъекта"¹⁷.

Таким образом, у экзистенциалистов есть определенные общие принципы, они ставят во главу исследования самого человека, а не отвлеченные от жизни спекуляции. Экзистенциализм, это учение о свободе человека. Для экзистенциалиста существование предшествует познанию, или если угодно, познание не отделено от существования, познание и есть существование. Человека нельзя отделить от его существования в мире.

Целью этой части работы является исследование отношения человека ко времени. Экзистенциальный аспект здесь значит, что любое время сначала понимается человеком и для человека, и лишь затем может быть вынесено из него посредством абстракции в качестве универсального или физического времени.

Уже Августин Блаженный (354 – 430 гг.) на стыке эпох – античной и средневековой – вплотную подошел к пониманию времени как специфической черте жизни души. Мы не будем здесь вдаваться в тонкости учения Августина о "Граде Божьем", ибо нас интересует конкретный аспект его экспликаций, а именно связанный с экзистенциальностью времени. Разработку концепции времени Августин начинает с постановки вопроса: "Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Кто смог бы постичь мысленно, чтобы ясно об этом рассказать? О чем, однако, упоминаем мы в разговоре, как о совсем привычном и знакомом, как не о времени? И когда мы говорим о нем, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничего не происходило, не было бы прошлого времени; если бы ничто не происходило, не было бы будущего времени. И если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремится исчезнуть?".¹⁸ Итак, первое, что бросается в глаза, когда мы озабочиваемся временем, это то, что для расхожего повседневного употребления время понятно и неинтересно, но лишь мы начинаем к нему приглядываться, как оно ускользает от нас: "Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю".¹⁹ Из этой простой и понятной на первый взгляд фразы Августина можно извлечь нетривиальную задачу, попробуем приглядеться к ней пристальней. В ней человеческое сознание подразделяется на два уровня: дорефлексивный и рефлексивный. Первому уровню соответствует "если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время"; второй уровень: "если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю". Получается, что время заключено в дорефлексивном когито, или в допредикативном сознании, то есть в актах сознания, образующих поток сознания. Это сущностное отношение времени к дорефлексивному когито было отмечено уже Гуссерлем, а затем воспринято Сартром, а Хайдеггер применительно к его общедоступности пишет так: "Мы ощутим его присутствие во всяком простом, достаточно свободном от предрассудков осмыслении сущего в его данности и подручной близости".²⁰ Таким образом, мы видим, что время у древнегреческих философов тесно переплетается с концепциями времени у экзистенциалистов.

Еще более очевидной для нас предстанет связь между рассуждениями Августина и экзистенциальным временем в аспекте единства трех временных экстазов. Данное единство Хайдеггер формулирует как: "Взаимное протяжение наступающего, осуществившегося и настоящего".²¹ А вот как об этом пишет Августин: "Разве не правдиво признание души моей, признающейся Тебе, что она измеряет время? Да, Господи Боже мой, я измеряю и не знаю, что измеряю. Я измеряю движение тела временем. И разве я не измеряю само время? Когда я измеряю, как долго движется тело и как долго проходит оно путь оттуда сюда, что я измеряю, как не время, в течение которого тело движется? А само время чем мне измерять? Более длинное более коротким, подобно тому, как мы вымеряем балку локтем?… Что же я, Господи, измеряю, говоря или неопределенно: "это время длиннее того", или определенно: "оно вдвое больше того". Что я измеряю время, это я знаю, но я не могу измерить будущего, ибо его еще нет; не могу измерить настоящего, потому что в нем нет длительности, не могу измерить прошлого, потому что его уже нет. Что же я измеряю? Время, которое проходит, но еще не прошло? Так я и говорил".²² Да, именно: "Время, которое проходит, но еще не прошло", – есть единство прошлого, настоящего и будущего в сознании человека. Душа измеряет сущее посредством времени. Но чем измерять само время в душе? Видимо для времени нет другой меры, кроме самого же времени. Августина заботит мимолетность времени, его преходящесть, заботит то, как существует прошлое и будущее, если первого уже нет, а второго – еще нет: "Если и будущее и прошлое существуют, я хочу знать, где они. Если мне еще не по силам это знание, то все же я знаю, что где бы они ни были, они там не прошлое и будущее, а настоящее. Если и там будущее есть будущее, то его там еще нет; если прошлое и там прошлое, его там уже нет. Где бы, следовательно, они ни были, каковы бы ни были, они существуют только как настоящее. И правдиво рассказывая о прошлом, люди извлекают из памяти не сами события – они прошли, – а слова, подсказанные образами их: прошлые события, затронув наши чувства, запечатлели в душе словно следы свои. Детства моего, например, уже нет, оно в прошлом, которого уже нет, но когда я о нем думаю и рассказываю, то вижу образ его в настоящем, ибо он до сих пор жив в памяти моей. Не по сходной ли причине предсказывают будущее? По образам, уже существующим, предчувствуют то, чего еще нет? Признаюсь, Господи, не знаю этого. В точности, однако, знаю, что мы обычно предварительно обдумываем будущие действия наши, и это предварительное обдумывание происходит в настоящем, самого же действия, заранее обдуманного, еще нет: оно в будущем. Когда мы приступим к нему и начнем осуществлять предварительно обдуманное, тогда только действие и возникает, ибо тогда оно уже не в будущем, а в настоящем".²³ Все эти вопросы рассматриваются в экзистенциальном дискурсе и конструируются у Хайдеггера в экстатическое единство трех временных измерений. Другое высказывание Августина в еще большей степени делает его предтечей феноменологии Гуссерля: "В тебе, душа моя, измеряю я время. Впечатление от проходящего мимо остается в тебе, и его-то, сейчас существующее, я измеряю, а не то, что прошло и его оставило".²⁴ Этот отрывок есть указание на то, что рефлексия имеет дело не с вещами мира, а с феноменами в сознании посредством ретенции. Данное положение является одним из основных в феноменологии Гуссерля, которое он детально описывает в первой книге своих " Идей",²⁵ и феномены сознания конструируются темпорализуясь: "В первой книге "Идей к чистой феноменологии и феноменологической философии" (1913) Гуссерль отождествляет феноменологическую сферу со сферой сконструированной временности".²⁶ Вот как сам Гуссерль оценивает искания Августина: "Анализ (о)сознания времени – давний крест дескриптивной психологии и теории познания. Первым, кто глубоко ощутил огромные трудности, которые заключены здесь и кто бился над ними, доходя почти до отчаяния, был Августин. Главы 14-28 книги XI "Исповеди" даже сейчас должны быть основательно проштудированы каждым, кто занимается проблемой времени. Ибо гордое знанием Новое время не может здесь похвалиться блистательными достижениями или значительно более важными результатами, чем этот великий мыслитель, столь ревностно сражавшийся с этой проблемой".²⁷ Как уже было сказано, Августин мыслит время именно в единстве трех его измерений и эти измерения живут именно в душе человека: "Теперь ясно становится для меня, что ни будущего, ни прошедшего не существует и что неточно выражаются о трех временах, когда говорят: прошедшее, настоящее и будущее; а было бы точнее, кажется, выражаться так: настоящее прошедшего, настоящее будущего. Только в душе нашей есть соответствующие тому три формы восприятия, а не где-нибудь вне (т. е. не в предметной действительности). Так, для настоящего прошедших предметов есть у нас память или воспоминание (memoria); для настоящего настоящих предметов есть у нас взгляд, воззрение, созерцание (intuitus), а для настоящего будущих предметов есть у нас чаяние, упование, надежда (expectatio). Говоря таким образом, я не затрудняюсь в понимании тройственности времени, оно становится тогда для меня ясным, и я признаю его тройственность".²⁸ И еще: "Как расходуется будущее, которого еще нет, или прошлое, которого уже нет, если не через душу, какова и есть причина факта, что эти три состояния существуют? Ведь именно душа надеется, имеет намерения, вспоминает: то, что она ждала, посредством ее намерений и действий, становится материалом воспоминаний. Никто не может отрицать, что настоящее лишено протяженности, ведь его бег – лишь мгновение. Не так уж длительно и ожидание, ведь то, что должно быть настоящим, ускоряет и приближает пока отсутствующее. Не так длительно и будущее, которого нет, как его ожидание. Прошлое, еще менее реально, совсем не так продолжительно, как воспоминание о нем".²⁹ Мы не зря приводим здесь столько обильных цитат из Августина, ибо они даже не нуждаются в комментарии, потому что уже исходя из проблемного поля, которое мы очертили на протяжении нашего исследования можно понять те достижения в осознании времени, на которые мы будем опираться дальше. Выраженные в размышлениях Августина интерпретации времени и его прямого отношения к внутреннему миру человека предуготовляют для нас знакомство с собственно экзистенциальной концепцией времени.


Экзистенциальная концепция времени


Первым условием вхождения в истинную временность экзистенции, является снятие расхожей концепции времени, как дискретной последовательности моментов "теперь". Это представление, формировавшееся у западного человека веками, и особенно господствующее в условиях современной техногенной цивилизации, Хайдеггер пытается осмыслить с более равноисходной присутствию позиции. Время не слагается из отдельных "теперь", но наоборот любое отдельно взятое "теперь" возможно только на основе исходной временности человеческой реальности. В исходной временности экзистенции прошлое, настоящее и будущее не разделены, они составляют экстатическое единство. Единящая структура трех временных экстазов эксплицируется в "Бытии и времени" как заступающе-удерживающая актуализация: "Актуализируя удерживать "тогда" значит: говоря-теперь, быть открытым для горизонта раньше, т.е. теперь-уже-не. Актуализируя ожидать "потом" означает: говоря-теперь, быть открытым для горизонта позже, т.е. теперь-еще-не. Являющее себя в такой актуализации есть время".³⁰ Экзистируя человек заступает в будущее по способу наброска себя по ту сторону бытия и удерживает свое прошлое по способу уже-не-теперь. Три временные экстаза обусловливают и вызывают друг друга, а не находятся между собой в безразличном отношении внешних друг другу структур. Заступая в будущее, экзистенция несет с собой прошлое, но не как ненужную ношу, а как неотъемлемую часть заступания, без которой не состоялось бы никакое будущее, и не было бы самого заступающего. В свою очередь будущее делает возможным прошлое как прошлое, т.е. как "уже не настоящее", назначая ему его место как уже сбывшегося. Возврат к прошлому как репрезентация есть основное условие рефлексии, самосознание в более широком смысле. А самосознание есть основная структура духа. Гегель, который во всей истории западной философии продумал эту черту духа наиболее основательно писал: "Понятие же в своей свободно самостоятельно существующей тождественности с собой, как "я" = "я", есть само по себе абсолютная отрицательность и свобода; время не есть поэтому то, что господствует над ним, и понятие также не есть во времени, не есть нечто временное. Оно, наоборот, есть власть над временем, которое и есть лишь эта отрицательность, определившаяся как внешность. Поэтому лишь предметы природы подчинены времени, поскольку они конечны; напротив, истинное – идея, дух – вечно".³¹ Ввиду же хайдеггеровского "поворота" будет уместней говорить так: время впервые делает возможным нечто такое как дух и понимание. По Гегелю дух, осуществляясь, впадает во время, но как может впадать во время то, что само создано временем? Сознание изменения возможно только на основе удерживающего заступания. Понимание реализуется путем держания себя, как заступающего озабочения в будущее с удерживаемым свершившимся, в просвете бытийной истины. Очевидно что дух не есть нечто временное и преходящее, но тогда он есть само время, структура духа есть структура времени.

Какова же роль настоящего в этой структуре? Говоря о Хайдеггере часто вспоминают Гуссерля, однако очень редко при этом вспоминают о Ницше. Между тем есть основания утверждать, что как раз никто иной как Ницше оказал на хайдеггеровское продумывание времени в связи с бытием сильнейшее влияние. В "Так говорил Заратустра" Ницше пишет: "Путь, где мы остановились, лежал через ворота. "Взгляни на эти ворота, карлик! – продолжал я. – У них два лица. Две дороги сходятся тут: по ним никто еще не проходил до конца. Этот длинный путь позади – он тянется целую вечность. А этот длинный путь впереди – другая вечность. Эти пути противоречат один другому, они сталкиваются лбами, – и именно здесь, у этих ворот, они сходятся вместе. Название ворот написано вверху: "Мгновенье" [О призраке и загадке].³²

Анализируя это место из "Заратустры", Хайдеггер дает такой образ настоящего: "И тем не менее на самом деле происходит столкновение, правда, только для того, кто не остается сторонним наблюдателем, а сам есть мгновение, которое вторгается в будущее и при этом не дает исчезнуть прошедшему, но, скорее, тут же принимает и утверждает его. Находящийся в мгно­вении обращен на две стороны: для него прошедшее и будущее бегут навстречу друг другу. Он делает так, что бегущее навстречу друг другу сталкивается между собой, но при этом не останавливается, и это происходит потому, что он раскрывает и выдерживает противоборство за-данного и со-данного (Aufgegebene und Mitgegebene). Видеть мгновение значит находиться в нем".³³ Человек есть настоящее, бытие-вот в котором "сталкиваются" прошлое и будущее. Время, таким образом, не течет последовательно от одного момента к другому в виде некоторого потока направленного в одну сторону как привыкло думать обыденное сознание, но бурлит и сталкивается в-себе на арене экзистенции.

В одной из поздних работ "Время и бытие" Хайдеггер продумал время как многомерное, т.е. как создающее измерение первичнее пространственного и впервые задающего собственно измерение для пространства. Три временных экстаза теперь это три измерения времени, и они создают в своем единстве четвертое измерение объемлющее их все: "…в его просвете они разведены между собой и тем сведены во взаимной близости, из-за которой три измерения оказываются близки друг другу. Потому первое, начальное, в буквальном смысле за-чинающее протяжение, в котором покоится единство собственного времени, мы называем близящей близостью, "близью" – раннее, еще Кантом употребляемое слово. Но она близит наступающее, осуществившееся, настоящее друг с другом, их от-даляя. В самом деле, она держит осуществившееся открытым, отклоняя его наступление в качестве настоящего. Это ближение близи держит открытым наступание из будущего, отказывая настающему в настоящем. Близящая близь имеет характер отклонения и отказа. Она заранее со-держит способы протяжения осуществившегося, настающего и настоящего в их взаимном единении".³⁴ В этой же статье Хайдеггер уже говорит не просто о времени, но о времени-пространстве, тем самым всё более и более интегрируя бытие во временность и делая время исходным пунктом раскрытия бытия. Само название этой поздней статьи "Время и бытие" акцентировано меняет приоритеты разыскания, если сопоставлять ее с "Бытием и временем".


Структура времени в дежа вю


Экзистенциальное время, во-первых, есть нечто внутреннее души, то, к чему человек имеет сущностное отношение. Можно сказать, что время есть основная структура когнитивных процессов. Время настолько слито с жизнью сознания, что даже приобретает некоторые душевные предикаты. И если человек и способен мыслить нечто подобное объективному времени (независимого от когнитивных определений), то все же такое время (как, впрочем, и любое другое), покоится на экзистенциальной временности человеческой реальности. Во-вторых, экзистенциальное время есть единство трех временных измерений, которые покоятся на нем. Это конститутивное свойство усматривали во времени с его открытия в античности и до наших дней. Приведем характерные примеры структуры данного единства. Повторим здесь ранее приведенный отрывок из Августина: "Теперь ясно становится для меня, что ни будущего, ни прошедшего не существует и что неточно выражаются о трех временах, когда говорят: прошедшее, настоящее и будущее; а было бы точнее, кажется, выражаться так: настоящее прошедшего, настоящее будущего. Только в душе нашей есть соответствующие тому три формы восприятия, а не где-нибудь вне (т.е. не в предметной действительности)".³⁵ Три измерения времени раскрываются как единство в следующей структуре: "Никто не может отрицать, что настоящее лишено протяженности, ведь его бег – лишь мгновение. Не так уж длительно и ожидание, ведь то, что должно быть настоящим, ускоряет и приближает пока отсутствующее…".³⁶ Удивительно, но очень похожую экспликацию структуры единства временности мы находим спустя полторы тысячи лет в работе Хайдеггера "Время и бытие": "Наступающее как еще-не настоящее протягивает и одновременно несет с собой уже-не настоящее, осуществившееся; и наоборот, это последнее, осуществившееся, протягивает себе свое будущее. Взаимосвязь обоих протягивает и одновременно приводит с собой настоящее".³⁷ Единство трех временных экстазов покоится в душе, поэтому душа и может выделять для себя прошлое и будущее.

Теперь собственно и начинается самое главное в нашем исследовании. От анализа эмпирического материала, от презентации экзистенциальной концепции времени, мы переходим собственно к тому, что можно было бы назвать философией дежа вю.

Рассмотрим, как соответствует структура времени дежа вю, только что описанному экзистенциальному времени. Или с другой стороны: как данная концепция времени может нам помочь ответить на вопросы заданные в конце первой главы, повторим их здесь:

1. Какова должна быть структура времени в дежа вю, чтобы в нем возможно было видеть будущее?

2. Какова фактическая причина дежа вю, т.е. откуда приходит то припоминаемое, которое и создает эффект уже пережитого?

3. Что означает событие дежа вю для человеческой реальности, иными словами: каков смысл дежа вю?

Для большей ясности и разительности отличий двух подходов к изучению дежа вю (психологического, рассмотренного в первой главе, и философского, который мы предлагаем здесь), подведем некоторые итоги первой главы и, оттолкнувшись от них, покажем временную структуру дежа вю.

Итак, дежа вю известно, прежде всего, как психологическое переживание. Суть его в том, что некое состояние или ситуация переживаются как уже происходившее с человеком. Как таковое оно исследуется преимущественно психологами, обыденное же сознание выдвигает насчет его происхождения многочисленные полуфантастические гипотезы: от припоминания прошлых жизней до вмешательства внеземного разума. При этом когнитивная структура данного феномена до сих пор не получила удовлетворительной экспликации, ни онтологический, ни гносеологический статус его до сих пор не определен.

Дежа вю буквально означает "уже виденное", и, как будто следуя этой грамматической данности, большинство исследователей данного феномена акцентируют в нем главным образом визуальный момент. Но тут же появляются разновидности дежа вю как "уже слышимого", "уже чувствованного" и т.д. Объединяет эти разновидности то, что в них нечто повторяется как уже бывшее с нами; но вместо того, чтобы брать феномен сам по себе в его когнитивной целостности, обращают внимание на данные чувств. Между тем, дежа вю нужно брать как целостное состояние, как сознание-дежа-вю. Выделять в сознании какой-либо один аспект без связи с другим – значит превращать сознание в вещь. Невозможно только видеть нечто повторяющееся, иначе это было бы немое кино или фотография, но только не живой процесс восприятия действительности. Таким образом, в дежа вю повторяется всё состояние сознания целиком, и именно это создает такой удивительный эффект.

Самая распространенная гипотеза о происхождении дежа вю, берущая начало у Фрейда, утверждает, что это последнее является лишь обманом памяти.³⁸ Состояние или ситуация в дежа вю кажется мне повторяющейся, потому что я неверно припоминаю при этом некую, лишь похожую, ситуацию из реально пережитого прошлого. Основываясь на этой гипотезе, современные психологи предпринимают попытки экспериментально вызвать дежа вю в лабораторных условиях. Самые популярные такого рода исследования принадлежат американскому профессору Алану Брауну.³⁹ Но, тотальность припоминания в дежа вю должна свидетельствовать скорее о феноменальной точности памяти, чем о ее недолжном функционировании. В опыте могут повторяться лишь отдельные элементы переживаний, но не тотальные состояния. Взгляните на предмет, который вы постоянно видите в повседневности. Встаньте к нему в такое же положение, в каком вы обычно его наблюдаете; воссоздайте все условия от освещенности, до угла зрения. Потом, зафиксировав все эти показатели, взгляните на этот предмет через какой-то промежуток времени из точно такого же положения. Получается, что вы видите этот предмет точно так же, как видели его недавно. Но дежа вю при этом не происходит. Посмотрите, например, на фотографию, ведь то, что на ней, не меняется с течением времени. Сядьте на стул, зафиксируйте свой взгляд, чтобы он смотрел на фотографию точно также как, как вы недавно на нее смотрели. Происходит дежа вю? Нет, и оно не может произойти, потому что дежа вю это не только отдельно повторяющееся чувство, но так или иначе в нем повторяется все ваше состояние. И исследовать дежа вю, впрочем, как и любой другой феномен сознания, можно лишь исходя из этой целостности cogito.

Но если являемая в дежа вю ситуация повторяется, то где же искать оригинал, если он не мог быть в прошлом реальном опыте? Фрейд в данном случае оказался прозорливей своих последователей. А именно: он считал что припоминаемая ситуация сначала происходила в действительности, затем приснилась и лишь потом была воспроизведена в дежа вю. Тем самым сон опосредствует две похожие реальности: первоначальное переживание перекочевало в дежа вю именно через сон. Несмотря на то, что такая позиция на наш взгляд более продуктивна, она не очевидна, не все вспоминают сон, сталкиваясь с дежа вю. Но что же реально происходит в дежа вю, если отвлечься от всевозможных предрассудков связанных с данным феноменом?

Состояние дежа вю, как правило, происходит мгновенно, моментально вспыхивает и тут же угасает. Вслед за ним происходит осознание данной в дежа вю ситуации как повторившейся. Но по свидетельствам переживающих его, дежа вю может и длиться, как правило, небольшой промежуток времени. Далее мы будем рассматривать только длящееся дежа вю, не потому что оно качественно отличается от мгновенного, но потому что в нем четче различается его когнитивная структура.

Если осознание мгновенного дежа вю происходит ретроспективно, ибо оно застает нас врасплох и тут же исчезает, то в длящемся – осознание должно происходить одновременно с самим дежа вю. Ведь если переживание длится, то ничто не должно мешать осознавать его как таковое, ведь теперь для этого есть время, в отличие от мгновенного дежа вю. Так же существенным моментом длящегося дежа вю является то, что в нем известно что произойдет в следующий момент, ведь дежа вю есть идентификация ситуации как повторяющейся, следовательно, я в дежа вю знаю, что будет в каждый момент его длительности, ибо со мной уже была пережита вся длительность, а не только отдельный ее момент. Однако, как мы указали ранее, дежа вю есть тотальность; всё состояние повторяется целиком. Если это так, то как быть с одновременным осознанием дежа вю, когда оно длится? Осознание по такой логике должно было бы присутствовать уже в самом первом переживании припоминаемой в дежа вю ситуации, которая относительно момента дежа вю находится в прошлом. Но когда ситуация переживалась в первый раз, она не могла быть осознаваемой как дежа вю, иначе она была бы в свою очередь так же лишь припоминанием, т.е. еще одним дежа вю, это последнее должно затем отсылать к другому припоминаемому и т.д., получается регресс в бесконечность. Ведь если некая ситуация осознается как дежа вю, значит она является повторением некогда уже пережитого, и тогда получается что мы заново переживаем не некую ситуацию уже бывшую с нами один раз, но бывшую с нами бесконечно многое количество раз, что и означает регресс в бесконечность. Чтобы решить данную проблему следует обратиться к временной структуре сознания в дежа вю. Это заставляет нас обдумывать феномен в экзистенциалистской традиции, ибо сознание как экзистенция раскрывает себя прежде всего как временение временности.

Описанные два вида дежа вю разнятся относительно временного аспекта своего протекания. В мгновенном дежа вю друг на друга наслаиваются два идентичных состояния: пережитое некогда в прошлом и переживаемое сейчас. Это наиболее простая схема дежа вю.

В длящемся дежа вю друг на друга наслаиваются на первый взгляд три состояния: два идентичных, таких же, как в мгновенном (прошлое и настоящее), плюс будущее состояние не идентичное с первыми двумя. Ибо дежа вю теперь длится, и будущее предугадывается, а значит, будущее должно быть одновременно с настоящим и прошлым. Прошлое здесь – это ситуация, припоминание которой есть дежа вю. Настоящее – непосредственный момент актуализации этой ситуации. Будущее – состояние, которое еще не актуализировалось, но о котором я знаю, что оно вот-вот будет и будет именно таким. Однако будущее состояние не может просто добавляться к первым двум по типу сложения, будущее удваивается. Здесь будущее является отдельным будущим прошлого (переживаемой ранее ситуации, которая теперь повторяется) и будущим настоящего (актуализирующейся сейчас ситуации). Однако будут ли тождественными эти два будущих? Если два этих будущих состояния у нас идентичны, то, как же мы смогли выделить каждое из них? Как вообще осуществляется припоминание прошлой ситуации в дежа вю, если обе ситуации идентичны? Рассмотрим это следующим образом.

Если мгновенное дежа вю протекает лишь ограниченный промежуток времени, то следует предположить, что когда припоминаемая ситуация происходит в первый раз (т.е. в своем настоящем), то развитие "сюжета", по истечении данной ситуации, идет не так, как оно следовало за данной ситуацией в будущем, т.е. в дежа вю, когда эта ситуация лишь припоминается. А оно очевидно идет не так, ведь после дежа вю (актуализации ситуации как уже бывшей) сразу происходит его осознание, что не могло бы произойти в первый раз, так как последовал бы указанный выше регресс в бесконечность. Следовательно, здесь две ситуации можно отличить именно исходя из различных будущих этих ситуаций. Но как обстоят дела с длящимся дежа вю, ведь там осознание происходит одновременно с самим дежа вю и будущее так же задействовано этим процессом?

Рассмотрим длящееся дежа вю более подробно. В нем необходимо должно быть два будущих. Во-первых, будущее прошлого (или можно так же сказать прошлое будущее, ведь это будущее было дано в прошлом) есть то содержание, которое я предугадываю, благодаря ему я узнаю из настоящего, что будет происходить в следующий момент. Во-вторых, будущее настоящего есть будущее моего настоящего сейчас, такое, какое обычно ко мне приходит, независимо от того, нахожусь я в дежа вю или нет. Но пока это будущее не пришло, я о нем ничего не знаю, оно для меня не может быть идентичным с будущим прошлого, ведь то мне известно, а это нет. Актуализируясь же, это будущее становится настоящим, и оно уже не является будущим, будущим теперь является некое продолжение этой ситуации, которое должно последовать за этим актуализированным будущим. Тогда может в длящемся дежа вю не два будущих, а одно? Но если будущее одно, то тогда очевидно это будет будущее прошлого, ведь оно уже мне известно и имеет некое содержание. Но это предположение не состоятельно, ибо тогда это будущее прошлого не сможет актуализироваться здесь в настоящем, а значит, не будет и настоящего. В итоге не будет никакого процесса и никаких измерений времени вообще. Есть ли выход из нашего затруднения?

Однако в нашем "уравнении" времени есть еще один член, который мы поначалу выпустили из своего внимания, и к которому теперь нужно настоятельно вернуться. Этот элемент есть я сам. Он как бы всегда имелся нами в виду как субъект переживания дежа вю, но не попадал в фокус рассмотрения. Теперь, следовательно, нам необходимо опросить Я на предмет его соотношения с выявленной темпоральной структурой дежа вю.

Из трех элементов времени участвовавших в длительном дежа вю, было бы ошибочно полагать Я в прошлом, ведь тогда получалось бы, что Я имеется у меня лишь во время дежа вю, ибо лишь тогда прошлое наслаивается на настоящее и существует с ним одновременно. Конечно, я могу вспоминать прошлое. Но как верно показал Сартр, я могу единовременно иметь либо представление прошлого, либо то, что актуализируется сейчас.⁴⁰ Иными словами: если я вспоминаю, то представление прошлого затмевает собой актуальное, и я буквально не вижу то, на что смотрят мои глаза в настоящем. В дежа вю же прошлое представление и настоящее существуют одновременно, потому что они имеют одно содержание, или как сказал бы Гуссерль у них одна ноэма. Выходит у Я нет проблем с осознанием прошлого в дежа вю, ибо оно есть некое представление, идентичное с настоящим. С другой стороны было бы абсурдно предполагать, что Я могло бы существовать без настоящего, ибо именно в настоящем имеются представления. Настоящее имеет содержание, содержание непосредственно актуализирующегося сейчас. Мое Я не может быть этим содержанием, но чтобы это содержание было как настоящее, должно быть нечто, что его осознает, это же касается и содержания прошлого. Мое Я имеет непосредственное отношение к актуализации нечто в настоящем. Тем самым Я имеет доступ к настоящему и прошлому представлениям, Я выступает как осознание их как таковых. Это обстоятельство действительно как для дежа вю, так и для обычного сознания.

Что касается будущего прошлого (известное мне будущее, данное мне в дежа вю, как уже пережитое), то Я так же не может им являться, ибо оно есть тоже некое содержание и представление, которое дано мне сейчас в настоящем. Я его осознаю, но я не есть оно. В поиске Я у нас остается будущее настоящего, которое у нас до сих пор неопределенно. Благодаря ему нечто приходит к своему настоящему так, что может являться субъекту. Так может Я и есть это будущее настоящего, которое еще не настало, но, тем не менее, с необходимостью заявляет о себе во всех временных измерениях как их осознание, во всех представлениях как их субъект?

Относительно мгновенного дежа вю мы отметили, что различение в нем прошлого и настоящего происходит только за счет разных будущих, принадлежащих соответственно прошлому и настоящему. Затем оказалось, что будущее настоящего необходимо, ибо без него ничто не смогло бы актуализироваться, следовательно, от него зависит вообще весь процесс времени. Другой момент – осознание. Осознание прошлого возможно из настоящего, прошлое есть некое представление и некогда было настоящим. Осознавать настоящее так же можно из настоящего, ибо данное мне в настоящем, то на что направлен мой взгляд, не является мной. Но можно ли осознавать будущее из настоящего? Здесь наступает ключевой момент, благодаря которому можно понять разницу между состоянием дежа вю и обычным состоянием сознания.

Во-первых, даже находясь в таком удивительном состоянии как дежа вю, которое рушит все обыденные представления о течении времени, я бы не смог осознавать будущее как будущее, не будь я сам в тоже время в будущем. Безусловно будущее дается в дежа вю как прошлое будущее, от чего я и могу его знать. Но это знание будущего могло бы быть обычным представлением, фантазией, и не осознавалось бы как то, что вот-вот произойдет. Если оно и вспоминается, то это могло бы быть некоей вспоминаемой фантазией, без связи с будущим как таковым. Чтобы знать будущее и осознавать его я сам должен быть "одной ногой" в будущем. И этим будущим я могу быть только способом, описанным выше как будущее настоящего. Таким образом, осознание будущего может осуществиться лишь мной как будущим. Одно будущее происходит, а другое его осознает. Только нельзя понимать это будущее в отрыве от настоящего и прошлого. Будущее здесь выступает как первичное измерение для Я, я могу иметь представления, потому что я есть в некотором смысле в будущем. Сознание, Я, приходит вместе с будущим. И здесь сразу вспоминаются экзистенциальные определения человеческой реальности как заступающей, как наброска по ту сторону. Поэтому нашим рассуждением подтверждается тезис Хайдеггера о том, что временность временит исходно из будущего.⁴¹ Данное положение действительно как для сознания (осознания) в дежа вю, так и без него. Однако, несмотря на то, что в обоих случаях речь идет об осознании (в дежа вю и не в дежа вю), следует рассмотреть каковы особенности этого осознания, а значит и субъекта в дежа вю.

Для этого следует вернуться к временной структуре дежа вю. Исходя из нее получается, что это прошлое будущее, должно быть в моем сознании одновременно с другим содержанием, которое есть идентичное содержание настоящего и прошлого. Но до этого мы писали, что сознание не может иметь в себе два различных содержания одновременно, особенно ввиду тотальности переживания, о котором свидетельствует само дежа вю. Но если бы в сознании не было этих двух различных содержаний, то длительное дежа вю вообще не смогло бы состояться. Выходит, что в дежа вю настоящее разрывается, и благодаря этому возможно видеть будущее. При этом сознание как бы растягивается между прошлым и будущим. Осознание было, но не было осознающего, то есть меня, или, иными словами: я и был сам этим осознанием. То, что мы выявили в этом анализе, говорит о том, что под термином "осознание" относительно мгновенного и длящегося дежа вю имелось в виду различное. А именно, для мгновенного дежа вю мы употребили "осознание" в привычном значении слова, как рефлексия над некоторым прошедшим событием. В таком значении "осознание" могло совершиться относительно дежа вю только ретроспективно, оттого, что во время самого дежа вю нет осознания, т.е. нет собственно той структуры, которая называется Я, нет осознающего. Иными словами: Я в дежа вю это некое квази-я, некий еще не состоявшийся субъект. Применительно же к длящемуся дежа вю термин "осознание" был применен из-за соединения самого акта осознания во время переживания дежа вю с субъектом осознания, который мог бы как таковой появиться лишь после означенного феномена. Получается, что в дежа вю есть какое-то сознание, но это сознание нельзя в строгом смысле назвать субъектом. В дежа вю прошлое может существовать одновременно с будущим, причем имея отличное от него содержание сознания (другую ноэму), только если само это содержание не схватывается как ситуация вообще. Но это возможно только в одном случае: когда отсутствует тот, кто схватывает, т.е. субъект. Другими словами, две ситуации вообще не должны осознаваться как различные и нет такой функции, которая бы смогла отделить одну ситуацию от другой.

Теперь, когда мы выяснили, что в переживании длящегося дежа вю не могло быть Я, как субъекта осознания, то должны констатировать, что и не было никаких трех временных измерений, а было лишь два темпоральных потока друг против друга, ибо не было самого субъекта переживаний, который бы мог фиксировать будущее, прошлое и настоящее. Фиксация же единства трех временных экстазов могла совершиться только благодаря непродолжительности феномена, когда Я по истечении дежа вю тут же включилось и по привычке приписало себе акт осознания. Некое подобие субъекта в дежа вю могло присутствовать благодаря родству нашего обычного сознания и структуры сознания в дежа вю. Поэтому дежа вю и происходит всегда случайно, потому что в тот момент нет Я, чтобы оно могло себя осознать в дежа вю. Благодаря тому, что в дежа вю появляется представление будущего, а прошлое уравнивается с настоящим в содержании, меняется темпоральная структура сознания. В обычном состоянии мы не можем знать будущего. Поэтому в представлении больше зазора и спонтанности, здесь я так же могу произвольно обращаться к своему прошлому, а надо мной не будет довлеть некое представление будущего, которое уже закралось в мое сознание в дежа вю. Поэтому в дежа вю будущее перетягивает одеяло у прошлого и настоящего на себя. В обычном состоянии я могу закрыть глаза, уйти в мысленную область, или вспоминать прошлое, я сам здесь выбираю представления. В дежа вю же такой возможности нет, я здесь не могу избавиться от будущего. Поэтому субъект децентрализуется, есть некое сознание, но нет осознающего.

В предшествующих рассуждениях мы попытались внимательно всмотреться в феномен дежа вю, что позволило нам выявить его особенную темпоральную структуру, недоступную при первом приближении повседневному сознанию. Дежа вю показало нам себя как удвоенный тождественный временной поток, одной из раздвоившихся частей которого было осознание. Мы отмечали выше, что в дежа вю нет Я. Осознание здесь выступило на уровне безмолвного свидетеля, не в силах остановить временной поток и как-то его зафиксировать. Но это и не требовалось ему. Осознание видело будущее и само как бы было уже своим будущим наравне с потоком его переживания. Тут же, в одном потоке с будущим, было и прошлое. Сначала прошлое было равно с настоящим по содержанию, а если прошлое находится в настоящем, то его нельзя помнить, следовательно, прошлого как такового нет, если предположить что состояние дежа вю может длиться постоянно. Однако разделение в дежа вю времени на прошлое и будущее, все-таки следовало бы приписать позднейшей рефлексии. Таким образом, в дежа вю не было сознания времени и не было сознающего. Сознание в дежа вю видело будущее, правда не дальнее, а близкое, и не могло удержать поток времени, потому что не обладало для этого соответствующей структурой, а именно – ретенцией. Ретенция же есть внутренняя структура сознания, основная функция которой – удержание – призвана фиксировать проходящие через сознание моменты потока переживаний, чтобы они были явлены сознанию, прежде чем безвозвратно уйти в прошлое. Эта классическая функция ретенции была взята родоначальником новой феноменологии Гуссерлем на вооружение, при построении понятия "чистого сознания".⁴² Ретенция смогла бы осуществить удержание, и тогда родилось бы прошлое как прошлое. И в сознании дежа вю как раз и не было Я оттого, что не было никакого удержания потока времени. Нет Я как центра притяжения интенций, нет Я как единства апперцепции. Если сознание не может удержать какое-то событие-ситуацию, то тем самым и не может отличить одну ситуацию от другой. Ибо чтобы их отличить, то нужно как-то – пусть и не тематически – со-поставить. А поставить их рядом можно, только удерживая одну перед другой. Это удержание и создало бы сознание изменения, то есть сознание движения времени. Но такового мы не находим в дежа вю. Иными словами, сознание в дежа вю неисторично, оно не знает времени, не знает изменений.

Несмотря на то, что проведенная феноменология дежа вю позволила нам вскрыть сущностную временную структуру сознания, следует констатировать, что само Я выглядит неким лишним элементом в дежа вю. Дежа вю, безусловно, является пограничным состоянием сознания, в нем само существование сознания ставится под вопрос. Но, может как раз это отстранение от бытия обыденного сознания, и позволило нам вскрыть его внутренние механизмы, которые здесь, безусловно, являются механизмами времени, берущими свое начало в будущем. Но если Я есть лишний элемент, то, как вообще мы смогли что-либо узнать о дежа вю? Остается только предположить, что дежа вю является столкновением неких двух типов сознания, одно из которых является нам знакомым, это сознание Я, субъект, cogito; другое же сознание пока неизвестного происхождения. Следует так же предположить, что осознание и некое единство апперцепции как Я могло существовать в дежа вю лишь благодаря непродолжительной длительности феномена. Что было бы с Я, если бы дежа вю длилось час и или целый день? Не улетучилось бы оно как некий ненужный элемент, ведь поток содержания времени в дежа вю нельзя ни остановить, ни отвлечься от него, а раз так то зачем вообще осознание? Анализ структуры дежа вю и то когнитивное напряжение, которое он выявил, заставляет нас склониться к такому выводу. Две ситуации (настоящая и будущая) различаются в дежа вю, не потому, что они действительно различны, но потому что есть Я, которое их различает. Различие приходит только с Я, ибо в самом потоке дежа вю различные для нас ситуации спокойно существовали одновременно.

Теперь мы можем с очевидностью сказать, что дежа вю основывается именно на той временности, которую мы вслед за Хайдеггером назвали экзистенциальной. Ибо если бы три временных экстаза изначально не были объединены в экзистенции, то никакое дежа вю вообще не смогло бы существовать.


Идеальный тип сознания-дежа-вю


Дежа вю является смешением двух типов сознания. Первое – сознание человека, второе – некоего неопределенного существа. На основе проведенного анализа, мы можем выявить идеальный тип второго сознания, без примеси в нем человеческого. Что не свойственно человеческому сознанию в дежа вю? В первую очередь это два момента: во-первых, тождественное содержание прошлого и настоящего; во-вторых, известное содержание будущего и как следствие раздвоение будущего на определенное и неопределенное (будущее прошлого и будущее настоящего). Относительно первого момента следует предположить, что различение прошлого и настоящего вообще следует отнести человеческой рефлексии, в идеальном же типе второго сознания это означает, что прошлое от настоящего неотличимо. Это особенно явствует, если предположить, что дежа вю у этого неопределенного существа длится постоянно, оно всегда находится в дежа вю. Относительно же второго момента следует сказать, что разделение будущего на два, так же принадлежит человеческому сознанию, и в идеальном типе в дежа вю будущее есть одно. Тогда для второго сознания мы конституируем единый временной поток настоящего, прошлого и будущего, причем эти три временных экстаза в нем неразличимы. Это означает, что такое сознание знает будущее, но оно для него не будущее, а нечто такое же настоящее, как и прошлое. А раз так, то здесь не может быть субъекта. Это сознание едино с ситуацией, в которой оно находится, оно не может абстрагироваться от нее. Можно так же сказать, что это сознание не руководит собой, ибо себя-то у него как раз и нет. Оно существует в единстве с той действительностью, в которой находится, и импульсы, движения действительности есть его импульсы и движения.

Далее, очевидно, что у данного существа отсутствует способность воображения, а ведь Хайдеггер вслед за Кантом считал воображение ключевой способностью конечного человеческого разума.⁴³ Воображения не может быть, потому что будущее известно и оно всегда в настоящем. Здесь нет зазора между субъектом и действительностью, чтобы могло существовать воображение. Но если нет воображения, т.е. продуктивной способности разума, то, как тогда обстоят дела с репродуктивной способностью, т.е. с воспоминанием? Здесь не может быть и речи о памяти в знакомом нам смысле, как об отдельном воспроизводящем представлении. Однако какая-то память у этого сознания все же должна быть. Вспоминать некое отдаленное событие означает абстрагироваться от действительности, выйти из потока наличного восприятия и погрузиться в прошлое. Но данное существо себе такого позволить не может, ибо оно вынуждено постоянно знать будущее, которое на него надвигается. Но ведь это существо существует в изменяющейся действительности, а не покоится в ничто, значит изменения в этом сознании происходят, но они не тематизируются. Мы писали, что прошлое здесь есть одновременно с настоящим и будущим, а это значит в свою очередь, что не может быть никакой спонтанной памяти, память всецело зависит от происходящего сейчас. Это значит, что память актуализируется в этом сознании только совместно с происходящим сейчас и с тем, что вот-вот произойдет. Выходит, что у данного существа должна присутствовать, по меньшей мере, способность узнавания. Например, некий предмет или ситуацию, с которой данное сознание уже сталкивалось, оно способно узнать, но только если этот предмет-ситуация уже наличествует или вот-вот актуализируется. Но вспоминать данный предмет в отрыве от действительности оно не может. Например, приходит некий знакомый этому сознанию человек, и оно его опознает как такого-то, но пока этот человек непосредственно не появился, оно его не помнит. Или другой пример: я иду по дороге в местности, в которой не был давно. Увидев знакомую деталь пейзажа, я по этому элементу восстанавливаю в памяти всю дорогу в перспективе. Таким образом, увидев некую малую часть дороги, я по ней восстанавливаю в проекте всю дорогу и куда она в конечном итоге приводит, так как я ее помню. Но не так функционирует сознание, о котором мы здесь говорим. Оно не может спроектировать дорогу по одному ее фрагменту. Если это существо по данной дороге уже ходило, то оно будет вспоминать дорогу, лишь шаг за шагом продвигаясь по ней. Таким образом, чем дальше оно идет, тем больше оно вспоминает. Но память эта дозирована небольшими фрагментами, и неотделима от настоящего и настающего.

Уточняя два описанных вида сознания сопоставим их с двумя формами памяти, выделенными Анри Бергсоном в его работе "Материя и память". Согласно его воззрению они "теоретически самостоятельны и независимы друг от друга". Вот как он описывает первую форму: "Первая регистрирует в форме образов-воспоминаний все события нашей повседневной жизни, по мере того как они развертываются во времени; она не пренебрегает никакой подробностью; она оставляет каждому факту, каждому движению его место и его дату. Без всякой задней мысли о пользе или практическою применении, но просто в силу естественной необходимости становится она складочным местом для прошлого. Благодаря ей наш разум, или, лучше сказать, рассудок, получает возможность узнать какое-нибудь уже испытанное раньше восприятие; к ней мы прибегаем всякий раз, когда в поисках известного образа поднимаемся по склону нашей прошлой жизни".⁴⁴ Очевидно, данная форма памяти свойственна нашему сознанию. В ней мы можем отстраняться от наличного потока переживаний и обращаться к далекому прошлому, воскрешая его в представлениях. Вторая же форма совершенно отлична от первой: "Так складывается опыт совершенно нового рода, который отлагает в теле ряд вполне выработанных механизмов, выполняющих все более и более многочисленные и разнообразные реакции на внешние раздражения, дающих совершенно готовые ответы на непрерывно растущее число возможных запросов. Мы сознаем, эти механизмы в тот момент, когда они вступают в действие, и это сознание всех прошлых усилий, скопившихся в настоящем, все еще есть память, но память, глубоко отличная от охарактеризованной выше, всегда устремленная к действию, пребывающая в настоящем и не видящая ничего, кроме будущего (курсив мой – А.К.). От прошлого она удержала только разумно координированные движения, представляющие собой накопленные усилия; она обретает эти прошлые усилия не в отражающих их образах-воспоминаниях, а в том строгом порядке и систематическом характере, которыми отличаются движения, выполняемые нами в настоящее время. По правде говоря, она уже не дает нам представления о нашем прошлом, она его разыгрывает; и если она все-таки заслуживает наименования памяти, то уже не потому, что сохраняет образы прошлого, а потому что продолжает их полезное действие вплоть до настоящего момента".⁴⁵ И далее: "Даже у животного смутные образы прошлого, быть может, выдвигаются из-за текущего восприятия; мыслимо даже, что прошлое животного все целиком потенциально отпечатывается в его сознании; но это прошлое не может заинтересовать животное настолько, чтобы отделиться от настоящего, которое его к себе приковывает, а потому акты узнавания должны им, скорее, переживаться, чем мыслиться. Чтобы вызвать прошлое в форме образа, надо иметь способность отвлекаться от настоящего действия, надо уметь придавать цену бесполезному, нужна воля к грезам. Возможно, что один только человек способен к усилию этого рода. Но и мы, люди, восходя, таким образом, к прошлому, находим его всегда ускользающим, как бы бегущим от нашего взора, словно эта регрессивная память встречает сопротивление в другой памяти, более естественной, которая, двигаясь вперед, влечет нас к действию и к жизни".⁴⁶ Бергсон удачно схватил в своих формулировках эти две формы памяти, которые конечно представляют собой в некотором роде идеальные типы и в реальной переживании скорее совмещены, чем разделены, но опыт дежа вю как раз позволяет нам отделить одну форму от другой. И принимая в расчет предшествующий анализ, мы можем заявить, что первой формы памяти не могло быть в опыте дежа вю.

Особенности временного протекания переживания в дежа вю позволили нам выделить сознание, застигнутое дежа вю, как специфический когнитивный тип, который мало согласуется с нашим обычным опытом переживаний. Фиксация этого вида сознания осуществилась благодаря особенностям памяти в нем, что так же фундировано в темпоральной структуре. Бергсон указывал на самостоятельность и независимость данного вида памяти, мы поэтому так же можем настаивать, что сознание, обладающее этим видом памяти может быть вполне обособленным от обычного состояния сознания. Значит ли это что человек, либо какое-то иное существо могло бы обладать таким сознанием как основным. Иначе говоря: может ли быть такое сознание, которое бы постоянно существовало в состоянии дежа вю? На первый взгляд это предположение кажется невозможным, к тому сам Бергсон указывает, что таким сознанием могло бы обладать животное. Таким образом, анализ дежа вю способен открыть для науки совершенно новую область исследований, которую можно было бы назвать: феноменологией сознания животного, не человеческого cogito. Но в рамках нашей работы мы можем ограничиться лишь указанием на данную область исследований, ибо чтобы пойти в этом направлении сколько-нибудь уверенно нужно привлечь совершенно особый материал, для которого наше исследование не подходит.

Таков в общих чертах набросок сознания-дежа-вю, если абстрагироваться в нем от человеческого элемента. Мы провели феноменологический анализ временной структуры дежа вю и тем самым уже ответили на первый из стоящих перед нами вопросов: Какова должна быть структура времени в дежа вю, чтобы в нем возможно было видеть будущее? Теперь эта структура нам известна. Теперь нужно сказать, откуда же приходит к нам припоминаемое в дежа вю, т.е. какова фактическая причина эффекта "уже пережитого".


Фактическая причина дежа вю


В первой главе на эмпирическом материале мы выяснили, что припоминаемое в дежа вю, не могло быть ранее пережито в реальном опыте. И следует сказать, что наш философский анализ это только подтверждает. В дежа вю три временных экстаза существуют одновременно, но они существуют в одном субъекте, точнее: они создают этот субъект. И если бы мы предположили, что такое состояние ранее было в прошлом, то это означало бы, что сам субъект в дежа вю удваивается. Ибо тогда в дежа вю мы бы не только имели некое припоминаемое прошлое, но и сам субъект прошлого воскрес бы в дежа вю вместе со своим будущим и своим прошлым, а это уже совершенно абсурдное предположение. Следовательно, ситуация, которая припоминается в дежа вю могла прийти только из состояния, в котором если бы и был некий субъект, то он размыт и децентрализован. И мы знаем такое состояние, это состояние сна. Тем самым то, что в первой главе утверждалось на основе опыта, теперь доказано путем когнитивного анализа.

Если дежа вю происходит из-за сна, то данное обстоятельство должно пролить свет на феноменологическую структуру сна. Но феноменология ведь изучает сознание, причем чистое сознание, как же она может иметь дело с бессознательной реальностью сна? Однако если бы сон вообще не касался сознания, то о нем ничего и не было бы известно. Но очевидно, что мы знаем что-то о сне, следовательно, имеется некое сознание сна, а значит и сон может быть исследован в рамках феноменологии. Причем хорошую базу для такого исследования сна должны создать как раз такие пограничные феномены как дежа вю.

Но если в дежа вю припоминается именно сон, то выходит, что наши сны могут моделировать будущее. Каким же образом это может происходить? Для ответа на этот вопрос мы должны будем провести анализ структуры сновидения. Но существует множество теорий сна, обозреть, которые в рамках нашего исследования не только не представляется возможным, но и не нужно. Ибо мы ведь уже выяснили, какая структура сознания отвечает за само появление дежа вю, а именно: это темпоральность. Исследование именно темпоральной структуры дежа вю и привело нас к позитивным результатам. Но раз так, то мы теперь и сон должны рассмотреть именно на предмет его временения, не вдаваясь при этом в подробности образования сновидений и их физиологической основы.

Исследователи, в частности Фрейд отмечали, что во сне нам доступны самые незначительные воспоминания из нашего прошлого. Сон соприкасается со всей совокупностью нашей памяти, в то время как мы в состоянии бодрствования можем вспоминать всегда лишь ограниченный фрагмент памяти. Но если это так, то значит, во сне наша самость децентрализуется. Данное обстоятельство выражается в таких свойствах сновидения как: во сне мы лишь претерпеваем некую ситуацию, но никак не можем на нее повлиять; образы во сне конструируются сами, без нашего участия, они нам лишь даются; отдаленное прошлое существует во сне одновременно с настоящим для нас положением дел (умершие представляются нам живыми), и как следствие синкретизм сна, в нем соседствуют вещи, которые в реальности не совместимы. Таковы существенные свойства сна, но они, конечно, подразумевают отклонения. Например, случается, что можно управлять сновидением и т.д., но это уже скорее сон на грани бодрствования. Конечно, во сне всегда есть некий субъект, происходящее во сне происходит с нами. Но ведь какой-то субъект есть и у животных и у примитивных существ, так что наличие некоего центра переживания вовсе означает наличия индивидуальности и трансцендентальной свободы воли.

Итак, мы сходимся с Фрейдом в том, что припоминаемое в дежа вю приходит из сна. Только Фрейд считал, что сон лишь генерирует прошлый опыт, и ничего качественно нового не производит. Мы же утверждаем, что сон проектирует будущее, точнее сон имеет доступ к совокупному прошлому и видит, как это прошлое генерирует будущее. Пожалуй, из этого противоречия можно выйти только диалектическим путем. Для этого нужно лишь акцентировать внимание на том, что итак уже находится перед нами. Если в глубине нашего бытия находится совокупное прошлое, то оно есть всё наше прошлое. Если имеется всё прошлое, т.е. всё что уже произошло, то, что должно находиться вне этого прошлого? Очевидно, что вне прошлого находится только будущее, т.е. то, что еще не произошло. Настоящее же при этом выступает, как то, в чем находится всё наше прошлое, чему это прошлое может быть дано и представлено в нем. Таким образом, то децентрализованное настоящее, в котором мы находимся во сне, благодаря тому, что оно содержит в себе всё прошлое, соприкасается с будущим. Если дано всё прошлое, то границей этого прошлого будет именно будущее. Тем самым нет ничего удивительного в том, что будущее дано во сне, нужно лишь диалектически подходить к познанию предметов, которые сами по себе диалектические.

Более того, сон так же связан с проектом экзистенции, в том аспекте, который называют функцией компенсации сна. Наиболее определенно высказывается по этому вопросу философ Я. Г. Е. Маасс (Uber die Leidenschaften, 1805): "Опыт подтверждает наше утверждение, что мы чаще всего видим в сновидении то, на что направлены наши самые горячие и страстные желания. Из этого видно, что наши страстные желания должны оказывать влияние на появление наших сновидений. Честолюбивый человек видит в сновидении достигнутые (может быть, лишь в его воображении) или предстоящие лавры в то время, как сновидения влюбленного заполнены предметом его сладких надежд... Все чувственные желания или отвращения, дремлющие в сердце, – если они приводятся в возбуждение на каком-либо основании – могут оказать влияние в том смысле, что из связанных с ними представлений возникает сновидение или что эти представления примешиваются к уже существующему сновидению" (Сообщено Винтерштейном в "Zbl. fur Psychoanalyse"). Однако эта черта сна покоится как раз на проекте экзистенции. Компенсируя те житейские переживания, которые наяву не реализуются, и не должны реализоваться, чтобы не мешать проекту, сон их нейтрализует. У сна функция компенсации, безусловно, имеется, но ей придают не тот смысл, который она действительно содержит. Так как во сне, конструируется проект, то есть наше будущее, точнее: сон создает конкретную материю из нашего сознательного выбора (о чем подробнее будет сказано позже), то некие наши аффекты и вожделения, которые нам свойственны по природе, могут помешать осуществлению этого проекта. К тому же проект всегда индивидуален, о чем и свидетельствует дежа вю, а вот вожделения, как правило, у людей одинаковы, поскольку источник свой они имеют в нашем теле. И сон как раз вымещает эти вожделения в представления сновидений, чтобы они не мешали реализации проекта. Сон может моделировать будущее потому, что он приходит из той области бытия, которая находится в единстве с универсумом и знает его весь, отсюда и может сон программировать будущие события. Но здесь мы уже должны перейти к следующему этапу экспликации дежа вю, который поможет на ответить на вопрос о смысле данного феномена. Вопрос же о фактической, т.е. о ближайшей причине дежа вю нами решен, и мы выносим однозначный ответ: дежа вю происходит из-за наслаивания ситуации пережитой во сне на реальное переживание.

Проведенная экспликация феномена дежа вю показывает плодотворность феноменологического метода, применительно к переживаниям, выходящим за рамки психологического толкования. В дежа вю мы встречаемся с типом сознания, отличным от cogito. В дежа вю мы не находим осознания времени, и истоки этого состояния следовало бы на наш взгляд искать в мифологическом сознании.

Мы уже писали, чем грозило бы человеческому сознанию постоянное пребывание в дежа вю. Однако нельзя ли предположить, что то, что нам современным людям является столь редко и мимолетно, для человека более ранней эпохи было явлением обыденным. Это не значит, что человек постоянно находится в том дежа вю, которое мы описали. Но возможно человек бы смог постоянно быть в дежа вю, если бы оно было менее интенсивным, т.е. сохранялись бы основные когнитивные функции сознания, но при этом они были бы модифицированы под действием дежа вю.

Если четко придерживаться достигнутого уровня экспликации, ничто не помешает нам отыскать признаки такого сознания в истории. На самом деле мы уже столкнулись со свойствами подобными сознанию-дежа-вю, когда, руководствуясь концепцией исходной временности экзистенции, описывали мифологическое сознание времени. Но чтобы убедиться в верности такого предположения, нужно более подробно рассмотреть мифологическое сознание. Здесь следует отметить, что если в дежа вю сон накладывается на реальность, то нельзя отличить их. При описании мгновенного дежа вю мы отмечали, что фрагменты сна вспоминаются лишь после дежа вю, когда реальность и сон расходятся, и мы можем вспомнить некоторые фрагменты сна. Но пока дежа вю длится, в нем не возможно отграничить сон от реальности, потому что они абсолютно идентичны. Это не только еще раз подтверждает фундаментальную связь дежа вю со сном, но и дает нам дополнительные ориентиры в поиске сознания-дежа-вю, которое тесно связано со сном. Итак, заключительной стадией нашего исследования станет поиск состояния дежа вю в древности.