Протоиерей геннадий фаст валентина майстренко небесная лествица диалоги
| Вид материала | Документы |
- Япредлагаю провести конкурс на лучшего знатока истории возникновения Дня Святого Валентина., 57.46kb.
- Майстренко В. С., Корнєв О. В. Антиукраїнський терор після декларованої «українізації»:, 234.38kb.
- России Геннадий Евстафьев. Ныне независимые эксперты. Валентин Фалин, Геннадий Евстафьев., 182.08kb.
- Геннадий Шичко, 967.97kb.
- Лествица иоанн Лествичник, 2885.12kb.
- Протоиерей Григорий Дьяченко Борьба с грехом Благословение Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского, 777.44kb.
- Библиографический указатель книг, поступивших в конб им. В. Г. Белинского в 2010, 319.58kb.
- Тенетилова Валентина Сергеевна доцент кафедры технологии и предпринимательства Вид, 105.73kb.
- Абрамова Валентина Михайлівна, 246.09kb.
- Протоиерей Серафим Соколов. История Христианской Церкви (начиная с 4-го века) Глава, 356.72kb.
ПРОТОИЕРЕЙ ГЕННАДИЙ ФАСТ
ВАЛЕНТИНА МАЙСТРЕНКО
НЕБЕСНАЯ
ЛЕСТВИЦА
ДИАЛОГИ
«ЕНИСЕЙСКИЙ БЛАГОВЕСТ»
КРАСНОЯРСК
1994
Преподобие Отче Серафиме, моли Бога о нас!
«ЕНИСЕЙСКИЙ БЛАГОВЕСТ»
Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху;
И от истины отвратят слух и обратятся к басням.
Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твое.
Из второго послания апостола Павла к Тимофею (гл. 4, 3-5).
Молим батюшку Серафима о небесном покровительстве.
Верим, что и его молитвами издана эта книга.
ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ
«Любовь есть тайна, которая откроется и полностью осуществится лишь в Веке Грядущем». Эти слова прозвучали в начале страшного апокалиптического XX века. Век сей на исходе. И пролито в нем столько крови, сколько не видело прежде человечество. А волны зла все накатываются и накатываются, угрожая нам девятым валом. Но — чудо Божие! — не исчезает в них любовь, ибо Любовь — это Бог. Не крови, не ненависти, а любви посвящена эта книга, которая вырастала из самой жизни, главка за главкой, ступенька за ступенькой, появляясь впервые на страничках газеты «Красноярский рабочий». «Небесная лествица» ... Само название ее устремляет наш взгляд ввысь, к небесам.
Эта — книга продолжение первых духовных бесед священника из Еннсейска, протоиерея Геннадия Фаста, вместившихся в небольшую книжнику «Ты воскресни, птица Феникс!» и три года тому назад как хлеб утолившей духовицй голод наших земляков, возвращающихся душой к вере предков, к православию.
Тогда пастырь призывал паши души к воскресению. Сейчас призывает к умножению любви. Только это даст нам силы подниматься по незримой небесной лестнице вверх.
В Откровении Иоанна Богослова, Господь говорит: «Ты не много имеешь силы, и сберег Слово Мое, и не отрекся имени Моего... Я сохраню тебя в годину искушений, которая придет на всю вселенную!» Не много имея сил, взялись мы за это издание, когда шли препятствия внешние и препятствия внутренние. Сама жизнь заставляла проверять сказанное и написанное здесь своим собственным опытом. Много пережито со времени появления первых главок будущей книги, но несмотря на земные печали осталось одно радостное чувство. А суть его удивительна: несмотря на все слабости и грехи наши, мы любимы Богом! Иначе эта книга не появилась бы на свет. А посему примите ее как Божий дар, как дар Любви.
Издается по благословению Преосвященного Антония,
Епископа Красноярского и Енисейского
НЕБЕСНАЯ ЛЕСТВИЦА
«Но видя мужество души, ее терпение среди испытаний и то, что она вышла окрепшей из огня, Господь открывается в благости Своей, является в озарении блистательного Своего света и, призывая ее к Себе, говорит: «Приди с миром, возлюбленная Моя». А она, прибежав к Нему, плачется Ему и говорит: Почему, Господи, так надолго Ты покинул меня на злые страдания и на издевательства врагов? Встретили меня, когда я искала Тебя, стражи ночи, обходящие город, и мучили меня.
Господь же, лучась несказанным светом, успокаивает, утешает ее и говорит ей в ответ: Хороши слова твои, приди же с миром, возлюбленная Моя, голубка Моя. И беседует с ней, показывая ей следы гвоздей и напоминая: вот следы гвоздей,-вот бичи, вот оплевания, вот раны, это все за тебя, многими ранами ранимую и многими врагами терзаемую, в великом страдании Я претерпел. Я в Своем человеколюбии пошел искать тебя и освободить тебя, потому что изначально по Моему образу Я сотворил тебя и Своей невестой сделал тебя; и за тебя пострадал... много перенес страданий ради твоего искупления. А ты ради самой себя, столько зла в себе имевшей и в такой мрак погруженной, не должна была пострадать и помучиться?
И собеседуя мирно, и отвечая душе, Он открывает ей, что Сам научил ее переносить страдания и Сам тайно давал ей силу в испытаниях и подкреплял ее».
+++
Этим чудным трогательным свиданием души с самим Господом Богом, взятым из книги IV века, принадлежащей перу великого молитвенника и мыслителя Макария Египетского, завершилась книга «Ты воскресни, птица Феникс!» Пусть же откроется ею и «Небесная лествица», где мы дерзнули коснуться вечной темы, волнующей все поколения, что прошли по этой земле — любви.
— Когда мы говорили о духовности, — начинает разговор отец Геннадий, то вспомнили слова апостола о том, что Бог есть Дух. Но Иоанну Богослову, который именуется наперсником Господним и апостолом любви, принадлежат и другие слова: «Бог есть любовь». У него не сказано, что Бог любвеобилен или что Он имеет любовь потому, что Бог и есть сама любовь. Это Его сущность, Его природа. И можно эти слова прочитать в обратном направлении «Любовь есть Бог». Если сущностью Бога является любовь, то сущностью любви является Бог. И никакой не Божественной любви просто не существует. Поэтому, если мы хотим говорить об истинной любви, а не о чем-то другом, подменяющем любовь, тогда мы должны говорить о Боге.
— Возьмем наше общество. После кровавой революции и гражданской бойни строители «нового мира» добились своего, очи сделали Россию атеистической, то есть безбожной. И такое общество как-то существовало все эти годы. Неужто в нем совсем не было любви, а было только нечто, подменяющее ее? Ведь мы существуем и поныне и не погибли.
— Вы знаете, я вспоминаю песню, слышанную в юности, там есть слова: «Не было б любви, не мог бы день родиться...» Без любви мир давным-давно бы погиб. К счастью, наше общество не было до конца атеистическим, и сам атеизм не был осуществлен до конца. Это и дало возможность обществу нашему выжить, потому что если б атеизм был последовательно осуществлен, то оно бы не выжило. Атеизм — это смерть, уничтожение, самоубийство человеческое. И только благодаря любви, вере и надежде люди могут жить. И мы не утратили ни веры, ни надежды, ни любви. Мы их хранили.
— Поразительно. Благодаря какой силе наши люди сумели сохранить все это?
— В силу того, что в каждом человеке есть образ Божий. Конечно, они были атеистами и потому искажали в себе образ Божий, но они не исказили его окончательно.
Как об Адаме говорится: согрешив, он утратил образ Божий, и грех исказил его природу, однако не настолько, чтобы его природа была не способна к восприятию добра и спасения. Скажем, бесы... Они пали окончательно, зло стало их второй природой, их сущностью, поэтому бесы спастись не могут...
— Да, есть, кстати, мудрое изречение: «Дьявол может все, единственное, что он не может, — любить».
— А человек не пал так, как пали бесы, и зло все-таки не стало второй человеческой природой. Природой и сущностью человека остается в нем образ Божий. Бог есть любовь, значит, способность Божественной любви сохранена в человеке несмотря ни на что. И вот потому, что она сохранена, мы и живы. И не надо тут говорить только о последних семидесяти годах в России. Это и раньше было — забвенье Бога и следом сразу же приумноженье зла. Вспомните жесточайшие периоды нашей истории, когда в один день на поле брани могло лечь сто тысяч трупов. Страшные битвы знает история. Однако и тогда любовь сохранялась, любовь давала возможность людям жить.
А если брать новейшую нашу историю... Да, был человек атеист, был членом атеистической партии, но образ Божий и образ Божественной любви он совершенно в себе не терял. Хотя, конечно, эта Божественная любовь была крайне искажена и оскудела. И отсюда нынешние наши беды.
Чтобы еще лучше усвоить понятие Божественной любви, нужно обратиться к самому слову «любовь». Значительно богаче европейских языков являются наши праязыки — греческий и латинский. Так вот, в греческом есть три слова, кои в переводе на русский язык означаются одним словом «любовь»: эрос, филио и агапе. Эрос — любовь плотская, заземленная. Это не значит, что она плохая... Мы, кажется, говорили, что человек — это дух, душа и тело?
— Да, в прошлых беседах.
— Так вот, эти три греческих слова как раз соответствуют этим трем ступеням. Так уж устроен человек, что свойственна ему телесная любовь — эрос. И в супружеской жизни есть момент телесной любви. И, как вы знаете, брак освящается Церковью. Но это одно. Есть другое — душа. Этой любви не на телесном, а на душевном уровне, соответствует слово «филио». Филис, кстати, значит «друг». Дружба может быть всякая. Есть дружба с человеком. Есть философия — дружба с мудростью, филология — дружба со словом и так далее. То есть это тот уровень, где задействовано уже не тело, а душа человеческая, любовь на душевном уровне.
— Это как бы на ступеньку выше.
— Да, насколько душа выше тела, настолько эта любовь выше той. Есть еще такой у нас термин: филокалия, по-славянски — добротолюбие, то есть любовь к красоте. Это все тот же душевный уровень. Но если красота понимается как отражение Божественной славы, как Божественная красота, то это уже духовный уровень. И здесь надо отличать красоту от прелести.
— Часто к этому слову легкое отношение. Говорят «прелестный цветок», «прелестное создание», испытывая чувство восхищения, симпатии...
— Но истинное значение этого слова в другом, прелесть — это лесть в превосходной степени. Прелесть Богу не нужна, а нужна дьяволу, ибо это искажение красоты, обман...
— Вместо конфетки красивая обертка, а внутри — пустота. И красива она для того, чтобы прельстить, чтобы рука потянулась к ней. В общем, понятно...
— Понятно, что это искажение красоты, которая есть отблеск Божественной славы.
— Итак, прелесть уводит от Бога, а что же приближает к Нему максимально, если можно так выразиться?
— Любовь в высшем ее проявлении. Вот это третье слово у греков «агапе» и означает уровень духовный, именно любовь Божественную, которая реализуется только в религиозной жизни человека, в духовной сфере его существования.
— Значит, еще одной ступенькой выше?
— Да, ибо это любовь к Богу. У первохристиан был такой обычай: после или до богослужения они собирались на трапезу любви. Та трапеза любви как раз и называлась «агапе». Как известно, первохристиане имели общее имущество, все приносилось к ногам апостолов и разделялось между всеми. И вот за этой трапезой люди объединялись, потому что она имеет не только физиологическое значение — утолить потребности желудка. Она несет еще и общение духовное, единение. Вы заметили, что именно за трапезой объединяется и семья? Все заняты, каждый что-то делает, но именно за столом собираются и происходит единение. Может, это уже вульгарно и цинично, но даже мирятся за столом и выпивают в знак примирения. Правда, тот мир, что за выпивкой происходит, того он и стоит, потому что это искажение. А суть все-таки та же: объединение за трапезой.
И в богослужении центральное таинство христианское — это трапеза Господня, вкушение Тайн Господних, ведь при причастии тоже трапеза, и опять же трапеза любви: Бога к нам, нас — к Богу и любовь в Боге друг к другу. То есть в Боге мы все объединяемся. А началось это две тысячи лет назад. Когда Христос вознесся на небо, апостолы собирались на трапезу и никто не дерзал садиться на Его место. Оно оставалось пустым, а на столе выставлялся хлеб, по-гречески «артос». По сей день в пасхальном обычае слово это сохранилось. И вот этот хлеб означал воскресшего Христа, который теперь уже отсутствовал. В христианской трапезе не просто собираются люди, но собираются люди во Христе. Он — связующее начало. Он — суть ее. Потому что без этого «артоса» — тела Христова наше объединение ничего не дает. Только в Боге, в Божественной Агапе, может происходить и наше единение в любви.
— Думаю, столь однозначное определение любви у многих вызовет несогласие. Вам начнут приводить примеры, когда были любовь, но не было Бога, ибо были они. среди людей, далеких от веры, иа т.д.
— Любовь без Бога быстро разрушается. Яркий пример — наши семьи. Ведь в нашем веке браки заключаются по любви, экономические расчеты почти отсутствуют, принуждения почти нет. Нельзя сказать, что все разведенные были обманщики или что все они обманывались, они действительно любили друг друга. Но почему же через год, полтора, три семьи рассыпаются? Потому что строилась семья на любви двух человек, но этого недостаточно. Такая любовь исчезает. Она, как погода, — с утра хорошая, солнечная, к вечеру небо уже затянулось облаками, а назавтра пошел дождь... Вот так и в наших семьях. И вспоминают супруги: где же те романтические чувства, где та любовь? А от нее уже ничего не осталось, потому что было два человека, была любовь, но между ними не было Христа, а значит, не было любви истинной, ибо Бог есть любовь.
А когда соединяются в Боге два человека, вот тогда их любовь прочна, глубока, вечна. И такой брак просуществует всю жизнь. а любовь перейдет в вечность...
— Я вот думаю, почему же в мировой литературе любовь двух обязательно трагична? Тому миллион примеров. Возьмем Ромео и Джульетту, возьмем размышления Марины Цветаевой в книге «Мой Пушкин», где она как раз говорит о неизбежности трагедии для двух истинно любящих — нет счастья им в нашем грешном мире.
— Я как-то одному молодому человеку сказал: а вы заметили, что писатели во все времена были недовольны, все они были обязательно чем-то недовольны? А он ответил: а довольный и не сядет писать... Дело в том, что вся мировая литература, в большей или меньшей степени, вне Бога. И от этого, в большей или меньшей степени, трагична. Но если мы возьмем жития святых людей, проживших жизнь в Боге, то мы найдем там счастливейшую жизнь Петра и Февроньи, Марии и Кирилла — родителей Сергия Радонежского, найдем там блаженную Монику — мать Августина, много других истинно счастливых любящих людей.
— Получается так, что мировой литературой освоены только первые две ступеньки тело и душа — и она почти не касается любви духовной?
— Так и есть. Потому мировая литература и стремится создать трагедию. Помните, я рассказывал вам о встрече с Чингизом Айтматовым? Так вот, когда я спросил его, почему так печально и трагически закончилась «Плаха», то он сказал: если б она кончилась не так, она была б неинтересна.
— Значит, действительно целью его было создать, сотворить трагедию. Странно, какая же сила тогда движет рукой пишущего?
— А вот некий пафос гибели. Пусть даже пишется с тем, чтобы предостеречь от гибели, а волей или неволей рождается пафос гибели. А вот Евангелие кончается не Голгофой и даже не Воскресением, а Вознесением — вхождением Христа в Божественную славу, в Царство Небесное. Апокалипсис кончается не Страшным Судом, а Небесным Иерусалимом. А о словах Айтматова «У меня нет Небесного Иерусалима» — я уже говорил. У них нет Небесного Иерусалима и потому так все беспросветно. Поэтому только истинно христианская литература полна светлой любви. И не только литература. Вот конкретный пример — картины московского художника Виталия Линицкого из альбома «Русь и христианство». Теперь он иеромонах Стефан. Вы посмотрите, какой свет. Это свет, каждый раз объединяющий небо и землю. Но он к тому же и крестообразный, ибо соединяет не только небо и землю, но соединяет и людей меж собою. Здесь нет пафоса гибели, а есть торжество добра и вечной жизни... Так вот этого света очень не хватает мировой литературе.
Кстати, в искусствоведческой статье о творчестве Линицкого несколько даже снисходительно сказано, что сначала он вроде бы ничего рисовал, но потом появилась православная благостность в полотнах...
— Ну просто, наверное, потому, что живущим только в теле и душе, коим недоступна жизнь духовная и тот мир горний, недоступно ощутить в полноте и сияние этого свети. Как писал в письмах Феофан Затворник в прошлом веке, душно и. нечем дышать человеку духовному в сфере только телесно-душевной, но так же задыхается в духовной сфере тот, кто привык дышать, по-альпинистски говоря, воздухом других. куда более низких вершин. Отсюда и нотка недовольства.
— Да, это вроде уже я недостаток... То есть им надо, чтобы все окончилось какой-нибудь растрепанностью, какой-нибудь бедой, каким-то ужасом.
— Как вы сказали, пафосом гибели.
— Да, а здесь его нет. Здесь кончается Горним Иерусалимом, Небом. И православие дает зтот свет, и художник идет к нему...
— А если взять нашу литературу «золотого» XIX века, потрясшую и потрясающею до сих пор весь мир, в ней ведь тоже силен пафос гибели, отрицания, уныния, отвержения... А в это время сиял на нашей земле великий россиянин Серафим Саровский. И всевидящий Бог посылал и посылает пророков в наше Отечество и после смерти Серафима. Феофан Затворник, оптинские старцы, Иоанн Кронштадтский... А сколько было светлых подвижников среди монахов и монахинь, среди рядовых прихожан, простого купечества и крестьянства! И никто из писателей, не отразил в полной мере той потрясающей духовной любви, что воцарялась на православной российской земле. Практически их не заметили наши литераторы, не увидели в них героев. Не очень зоркими духовными очами, значит, смотрели они па мир...
— Да, даже если говорить о Пушкине, Гоголе, писателях максимально православных... все-таки у них присутствовал свет православия, а с другой стороны, был пафос гибели. Ну а житийная литература, христианская литература, пронизана другим духом. В ней любовь не кончается трагически. Там она как раз находит свое светлое воплощение. Я понимаю, если светский писатель будет заканчивать благостно свои рассказы о'любви, то это будет скучно и тошно. Во-первых, это будет неправдоподобно, во-вторых, это будет выглядеть слишком слащаво. И претить будет такая книга, ибо в ней будет фальшь.
А христианский свет, который неведом этому миру, истинный. И он не претит, он не слащав. Но грешный наш мир, не зная такого света, считает, что такого света и нет. А он, оказывается, есть.
— И тут люди говорят на разных языках...
— Это все равно, что больной сказал бы, что быть здоровым — это скучно, чем тогда заниматься? Ему вот есть чем заниматься: ему надо бороться за здоровье, надо стремиться избавиться от своей болезни. И невдомек ему, что можно жить здоровым и есть масса интересных дел. И что борьба за здоровье — это борьба за возможность делать то, к чему человек призван. Так вот, эта литература, которая нам показывает болезни, в том числе и болезни любви, она на подступах к жизни. А жизнь начинается, когда все эти болезни позади, когда человек духовно исцеляется. И эта жизнь не скучна. Это и есть то, ради чего человек существует на земле. Это то, в чем может человек свое назначение осуществлять.
+++
«По моему разумению, вера подобна лучу, надежда — свету, а любовь — кругу солнца. Все же они составляют одно сияние и одну светлость... Любовь... Желаю я узнать, как видел Тебя Иаков утвержденною на верху лествицы? Скажи мне, какой был вид этого восхождения? Что означает самый образ лествицы и расположение ступеней ее... И сколько их числом, жажду узнать? И сколько времени требуется на восхождение по ней? Тогда Она, сия Царица, как бы с неба явившись мне, говорила: лествица, виденная Иаковом, пусть научит тебя составлять духовную лествицу добродетелей, на верху которой Я утверждаюсь, как и великий таинник мои говорит: Ныне же пребывают сии три: вера, надежда, любовь, но любовь из них больше».
Из книги «Лествица»
преподобного игумена Синайской горы
Иоанна Лествичника (IV век).
ОГЛЯНИСЬ, ОГЛЯНИСЬ, СУЛАМИТА!
«Искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит дуШа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: «Не видали ли вы того, которого любит душа моя?»
...Я искала его и не находила его, звала его, и он не отзывался мне. Встретили меня стражи, обходящие город: избили меня, изранили меня... Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? Что я изнемогаю от любви... Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатства дома своего за любовь, то он был бы отвергнул. с презрением».
Песнь Суламиты из книги Ветхого Завета «Песнь Песней царя Соломона».
+++
— И все-таки, отец Геннадий, — продолжаю я разговор, — ведь не все люди приземлены, не так уж мало тех, кто ищет Бога и свое высшее предназначение на этой земле. Недавно я выслушала рассказ одной молодой женщины, которая в поисках любви возвышенной, духовной направилась в церковь, приняла таинство крещения, пыталась ходить на богослужения, но не озарили они ее, не дали радости. И пошла она к индийским йогам в университет какой-то. Именно там, погружаясь в нирвану, почувствовала она приближение к Богу, ощутила, что любовь заполнила ее сердце, добрее стала сама и люди к ней подобрели. И теперь ощущение счастья не оставляет ее. Но мне почему-то стало за нее страшно... Поразили две вещи. Мгновенная отдача свыше, доставшаяся ей без особых духовных усилий. Это вам не в православии, где к любви идут через осознание своей греховности, через молитвы и покаяние. И еще поразило то, что не спокойной была эта радость, а взбудораженной, взвинченной. Есть что-то неестественное в такой любви. Не счастье, а кайф, говоря языком молодежи. Но попробуй ей возрази — не поймет, не примет, не поверит...
— Да, любовь Божия изливается в.сердца Духом Святым, так сказано у апостола. Ведь в первохристианстве нечто подобное тому, о чем рассказывала она, было, особенно у христиан I века, II и III. Это было христианство ликующее. Они были полностью охвачены любовью Христовой. Язычники, ничего не понимая, что происходит, говорили:смотрите, как они любят друг друга! Это настолько ярко отличалось от того, что было вокруг, что даже палачи поражались этой любви, ведь христиане умирали, не проклиная. Они убийц своих благословляли и даже ободряли их. Делай свое дело, делай. Я ко Христу иду!
И эти агапе, трапезы любви, которые сопровождали практически каждое богослужение, это было действительно само ликование. Но это состояние ликующей любви исторически, можно сказать, прошло. С III века христианство существовало уже иначе, утративши ту первую любовь. В Апокалипсисе так и говорится: имею против тебя то, что ты потерял первую любовь. Так что можно со смирением принять слова этой женщины: да, ту первую любовь мы, христиане, у Бога утратили. Но с конца III века начинается этап зрелости христианской. Даже возьмите в жизни человека. Восторженная романтическая любовь юноши, девицы ведь не сохранится на всю жизнь. Но это не значит, что в 30-50 лет любовь, если она настоящая, меньше. Она просто переходит в другие формы. И благочестивые супруги все свидетельствуют о том, что с возрастом любят друг друга даже более, чем во дни своей юности. Если они тогда только говорили, что не могут друг без друга, то теперь они уже действительно не могут. Только форма проявления любви другая. Она уже не имеет тех романтических черт. но она более глубокая, более зрелая. И вот христианство, в первую очередь в лице монашества, и пришло к этой зрелой любви.
И если брать подвижников, начиная с пустынников конца III века, и если взять наших русских святых — это как раз торжество той зрелой любви. Но ради нее эти люди десятилетиями могли подвизаться в пещерах, в затворах, исполнять обеты молчания, отрешаться от этого мира, т.е. делать то, чего первохристиане не делали. Те радовались, как дети. Но я не могу сказать, что эти великие отцы — будь то Микарий Великий или Антоний Великий, преподобный Сергий Радонежский или Серафим Саровский, — любили Христа меньше, чем первохристианские мученики. Никак не меньше. Любовь Божия двигала их ко всему этому, но формы были уже не эсхатологические — первохристианские, а аскетические.
— Ну а почему все-таки утеряно то ликование, что же плохого в той первой любви?
— Да нет ничего плохого. Но если человек в 40 лет ведет себя не так, как в 20, это не значит, что в юности он вел себя плохо. Просто ему было 20, он был молод.
— То есть христианство, кик и человечество, проходит через детство, юность, зрелость, старость...
— Именно. Так что можно со смирением принять обличения в утрате христианами этого чувства первой любви. Но с другой стороны, можно указать на более зрелую и глубокую любовь. Одно дело вспыхну гь и прогореть, как первохристианин вспыхивал у купели крещения и возгорался на арене мученичества и шел ко Христу. А другое дело 60-80 лет где-нибудь в, пустынях никому неведомо подвизаться. Или пример обычного батюшки в простоте без всякой внешней эффектности служащем на своем приходе, при столь неблагоприятных условиях все-таки восстанавливающем свой храм, любящем свою паству. А сколько обычных верующих жен-христианок, терпящих немало от своих мужей, но терпеливо воспитывающих детей своих в вере и несущих свет Христов в этот мир. Мало кто замечает их. И к лику святых они, наверняка, причислены не будут, но у Бога многие из них могут оказаться выше мучеников, совершивших яркий подвиг. Любовь труднее сохранять в буднях, когда в сером, невидном, кропотливом труде надо ее созидать.
А что касается той женщины, которая «ушла в нирвану», к сожалению, приходится сказать, что она не в состоянии любви, а, как вы сказали, в состоянии кайфа. Да, человек, когда накурится наркотиков, блаженствует. Один торговец наркотиками сказал одному верующему: «Вы обещаете рай когда-то и где-то, а я могу дать тебе его на несколько часов сегодня вечером». Чтобы получить его когда-то и где-то, надо десятилетиями в посте и молитвах, в бдениях, поклонах, с покаянием трудиться. А здесь тебе его тут же дают. В данном случае это психонаркотики. Потому сразу же и отдача. И ее состояние сейчас именно таково. Она находится под духовным наркозом, она блаженствует, ликует, веселится в нем, но, как действие любого наркотика, оно пройдет, наступит отрезвление и то ужасное состояние, которое приходит после любого наркотика. Как-то оно у них называется...
— Ломкой...
— Ломка эта наступит.
— Значит, ей будет очень плохо?
— Очень. За все надо платить. И за то призрачное счастье ей придется жестоко расплатиться с бесами. Они не задаром подарили ей это. Ведь сказано в Писании, что бесы являются и в виде ангела света.
— Она говорила, кстати, и о свете, и о том, что христианство уже прошло через свет, но опорочи-лось с веками, обветшало. Ее учителя признают все христианские ценности, она их тоже не отрицает. Вот только Христос для нее не Бог и Церковь — не пристанище.
— Да, состояние ее печально, и чем скорее она выйдет из него, тем лучше. И ей надо будет пройти через скорби, через труды, чтобы спасти себя.
А христианство имеет обетование быть до скончания века. И проделав путь внешний, претерпев все скорби, все беды, оно взойдет в Небесный Иерусалим. Христианская Церковь является невестой Христовой. А подвижники христианские — это люди светлые и пронизанные Божьей любовью. Она светится, струится через них. И этот свет действительно от Бога. Не то бесовское, прелестное, обольстительное, наркотическое состояние, которое дается за просто так: приди к нам и сразу получишь, а иное — это любовь усвоенная, понятая и обретенная в Боге. И уже никто не отымет ее. Как апостол Павел пишет, ничто не может нас отлучить от любви Божией — ни небесное, ни земное, ни преисподнее.
Еще бы я напомнил слова старца Силуана Афонского — подвижника XX века. Он говорит о том, что в наше время многие приходят к Богу через скорби и мало кто приходит по любви. Ведь сам Бог — Иисус Христос — пришел к нам по любви: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». И Господь, конечно же, желает, чтобы и мы пришли к Нему по любви. Но только исключительные люди, редко кто приходит к Нему по любви.
Есть в Библии такая древняя книга «Песнь Песней», где отношение Бога и человеческой души, грядущего Христа и Церкви изображены в виде возлюбленного и возлюбленной. Он — в образе царя Соломона, а она в образе Суламифи. У Соломона, пишется, была Суламифь (Суламита) — невеста единственная и возлюбленная. Кроме нее 60 цариц, 80 наложниц и девиц без числа. Ну чисто внешне это было в обычаях древних восточных государей: от того, какой гарем царя, судили о славе его, могуществе и величии. Это был прежде всего атрибут царской славы. Имел его и древний Соломон по обычаям того времени.
Но святые отцы дают всему этому духовное толкование. Единственная возлюбленная — это те, кто приходит ко Христу, любя самого Христа, и кроме Него, они более ни в ком и ни в чем не нуждаются. Царицы — это те, кто приходит ко Христу ради Царства Небесного, ради жизни вечной, ради духовных благ. Наложницы — это люди, взятые насильно. Они этого не хотели и подчинены царю только из-за страха, то есть это те, кто приходит к Богу страха ради, — болезнь ли их ведет, гибель ли близких, катастрофы ли жизненные, но что-то принуждает обратиться к Богу.
— Я встречала таких людей, в чих мало света...
— Но они тоже обращены к Богу.
— Все равно скорбь личная как бы затемняет свет любви, это ощутимо...
— Ну а девицы без числа — это тот народ, который не живет с Богом и не живет по заповедям Божьим. Но он не отрекся от Него. И все-таки считает себя народом верующим, христианским. Таких без числа, в них даже трудно узнать христиан. Но они не отошли от Христа, все-таки они тоже в окружении царя Соломона, то есть в окружении Христа. Ну а теперь каждый пусть поищет себя, где же он находится...
И Господь не отверг никого, как Соломон не прогнал ни наложниц, ни тем более цариц, не прогнал даже множество девиц без числа. Так и Господь всех нас — таких разных — приемлет с любовью, видя немощь каждого из нас и видя то, что каждый из нас может вместить.
+++
«Есть шестьдесят цариц и восемьдесят наложниц. и девиц без числа. Но единственная — она, голубица моя, чистая моя, единственная она у матери своей, отличенная у родительницы своей. Увидели ее девицы, и — превозносили ее, царицы и наложницы, и — восхвалили ее.
Кто эта блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами? ...Оглянись, оглянись, Суламита, оглянись, оглянись — и мы посмотрим на тебя».
Песнь царя Соломона из книги «Песнь Песней».