Протоиерей геннадий фаст валентина майстренко небесная лествица диалоги

Вид материалаДокументы

Содержание


И снова продолжаем мы разговор о любви к народу и Отечеству.
Какой же может быть союз у христиан с говорящими, что они — христиане, а по сути, с антихристами?!
И тут нечто вроде приюта в гонимой прежде Церкви.
То есть вы не видите ничего страшного в том, что сейчас идет обособление?
Если ты вышел из себя...
Как? Совсем не откреститься?!
Когда взираю я на небеса...
И к тому же не летающих...
А этот маленький человек, если отсчитывать от него в одну сторону — в микромир и в другую сторону — в микромир, он на какой част
То есть человек
Если и появляется, увы, ощущение это надолго в наших сердцах не задерживается.
Но для этого необходимо не вещественное, а духовное освоение человеком космоса.
Куда космическому кораблю не войти...
А где он сейчас, фимиам-то?..
А имя ему вавилон
Мы не должны ждать милостей от природы, взять их у нее наша задача. Этот лозунг покорения природы нам с детства врезали в сердце
За ним гоняются, нам его все время в пример ставят...
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
Максимилиан Волошин. 1918 г.


И снова продолжаем мы разговор о любви к народу и Отечеству.

Отец Геннадий, — говорю я, — вспоминаю вашу проповедь о великом русском святом Серафиме Саровском — тот эпизод, когда великий молитвенник нашей многострадальной земли сподобился видеть ее еще при жизни с небесных высот в голубой дымке фимиама. . Но то была еще Россия православная, Россия пушкинских времен. Какой видится она преподобному Серафиму сейчас? Горько о том думать. Не голубой фимиам, а едкий серый дым пожарищ окутал нашу землю, йот тех видимых сражении, что творятся на окраинах былой великой Российской империи, и от той невидимой духовной брани, которая по-прежнему сотрясает Россию. И в этой главной брани, от исхода которой зависит будущее, россияне вновь делают выбор: жить со Христом, с Богом в сердце или без Христа.

Красно-коричневые, о которых мы уже говорили, вроде бы выбрали Христа, но когда я читаю их или слушаю коммунистические речи, я невольно сжимаюсь от одного чувства: в них нет любви, а значит, нет и Бога. (Есть и личности такого же толка, именующие себя христианами). И тогда в качестве самозащиты остается одно — псалом Давидов: «К Тебе, Господи, взываю, твердыня моя! Не погуби меня с нечестивыми и делающими неправду, которые с ближними своими говорят о мире, а в сердце у них зло...»

— В сущности, вы дали характеристику этого явления... А если говорить конкретно, был период, когда с православными им было не по пути. Разрушенные храмы и души россиян вопиют и по сей день, свидетельствуя о безбожии красных.

Но после крушения системы сторонники ее стали искать опору в православии...

Какой же может быть союз у христиан с говорящими, что они — христиане, а по сути, с антихристами?!

— А они усиленно ищут этого союза. Как-то я слышал .даже такое: объединились же коммунисты и православные в Великой Отечественной войне и воевали вместе. Вот и сейчас, мол, Отечество в опасности и нечего разбирать, коммунисты или православные — надо спасать Отечество. Все очень и очень даже не так.

Когда была война и на нас шел в физической брани враг, действительно все сыны Отечества в этой физической брани противостояли врагу. И была война — война земная. Но вступить в общие ряды с коммунистами христианин никогда не согласится. Что может быть-общего у Христа и Велиара? Что может быть общего у безбожника и верующего в Бога? И нельзя говорить — верующие и коммунисты вместе воевали с фашистами. С фашистами воевали все народы, населяющие Союз, — граждане этой страны. Воевал весь народ, в который входят все нации, а не верующие и коммунисты. Тогда можно сказать, что воевали профсоюзы, комсомол и т.д. Но не объединялись коммунисты с верующими. Лютая брань с Богом продолжалась и в дни Отечественной войны. Да, коммунисты вынуждены были сделать уступку — открыть кое-где храмы, но страшная борьба безбожников с христианами, подчеркиваю, продолжалась, и лютые гонения — тоже. Программа на уничтожение религии оставалась. И как только чуть-чуть полегчало стране — при Хрущеве обрушились новые гонения, вновь начали уничтожать храмы, что уцелели, людей...

А сейчас происходит странное... вроде бы даже и объединение православных и коммунистов как бы в борьбе за Отечество...

Отец Геннадий, я бы не назвала это объединением. Просто коммунисты, когда все свои прежние опоры потеряли, бросаются к кому угодно, ища союзников, а христиане их по незлобивости своей устраивают.

— Ну правильно, когда Эрих Хонеккер был отвергнут всеми, то приютили его христиане-лютеране — те, кого он гнал.

И тут нечто вроде приюта в гонимой прежде Церкви.

— Тем более что им тут мстить не будут.

И что любопытно, ведь многие из партийных лидеров ушли вовремя и удачно в коммерческие структуры, в предпринимательство, с которым они еще надавно столь усердно боролись, и довольно охотно помогают православию — на ремонт той же церкви, разрушенной родной партией, подбросят, на часовенку... Вопрос невольно возникает: что это — осознание страшного греха и прозрение или нечто другое?

— Это ход конем. Конечно, и к коммунистам должно относиться с христианской любовью, но как к людям падшим, которые должны в покаянии вернуться в отчий дом, в Церковь — святую, православную Христову. И единичные примеры тому есть.

Но ничего общего между православием и коммунизмом быть не может, потому что это христианство и антихристианство. Коммунистическая идея интернационализма изрядно померкла за последнее время, набила оскомину. Но она также не имеет ничего общего с идеей христианской любви между народами. Мы признаем любовь и общение наций. А при определенных исторических обстоятельствах — и объединение наций в единое государство или же обособление в отдельные государства...

То есть вы не видите ничего страшного в том, что сейчас идет обособление?

— Но это объективная историческая реальность. Было время, когда Римская империя собиралась, и было время, когда она рассыпалась. И что теперь говорить, хорошо ли делал Юлий Цезарь, когда собирал, присоединял Галлию к Риму, плохо ли делали франки, когда отделялись от Рима. Это объективный исторический процесс. А в духовном смысле... конечно же, в нынешнем распаде мало хорошего. Дело в том, что когда собирались народы в единые державы, то главным было все-таки не плохое, а хорошее. А хорошее — это то, что вера — единая Христова вера — просвещала все народы, входившие в эту империю. А нынешнее обособление в духовном плане... даже не знаю, что оно дало хорошего. Но это не значит, что христианин сейчас должен засучить рукава и броситься то ли опять объединять всех в единую державу, то ли наоборот — стоять за свою суверенность. Христос говорит: царство Мое не от мира сего. Оно не проходит по географическим границам. О царстве Неба, царстве Духа, о вхождении в Царство Небесное — вот о чем должен помышлять христианин. А земные границы всегда перекраивались. Это было и будет так до конца мира.

Конечно, когда мы говорим о великой Святой Руси, то, естественно, говорим с восторгом, с любовью, с тоской и сожалением о том, что мы ее не имеем сегодня.

Действительно, как может не радоваться христианская душа, когда знакомишься с тем, чем была Русь — держава православная. Но то, что происходит сейчас, происходит объективно, в том числе по грехам христиан и по их отступлениям от заветов своего Учителя — Христа.

Здесь скорее должно быть великое покаяние. Как мы только что о коммунистах говорили, — что, они покаялись? Нет. Так и в христианской среде тоже должно быть великое покаяние. Возрождение Руси, Святой Руси и державы Российской может быть только на основе покаяния.

Простите, я вас прерву, к теме покаяния мы еще вернемся. Когда вы заговорили о нем, я вспомнила один не столь давний спор. А был он о том, надо ли указывать ближнему на его недостаток. Тут можно впасть в грех, о котором Христос говорил: сучок в чужом глазу видишь, а бревна в собственном не замечаешь. Сам не стоишь ли на краю гибельной пропасти?

Но, с другой стороны, ведь можно впасть в другой грех: а если ближний действительно находится в опасности? Например, те же люди, которые впадают в заблуждение, доверяясь тем же красно-коричневым, их идеям, которые с виду подкупающи (православие, патриотизм), а на самом деле спекулятивны. Как тут не предостеречь? Тем более что агитаторы не скупятся на слово, как никто, обличают всех и вся, полагая, что имеют на то право.

— Понял вас. Мои ближние болеют. Надо ли их лечить? Если я врач надо. Но если я не врач, то мои попытки их лечить могут кончиться тем, что мои процедуры их не излечат, а покалечат. Поэтому в христианстве, в православии, всегда удерживали от преждевременного учительства и тем более обличительства, — «врачу, исцелися сам», но я уже говорил об этом. И только по мере собственного исцеления ты сможешь исцелять ближних, но не в большей мере. А мы поступаем как? Себя не исцелив, пытаемся исцелять других и потом удивляемся, что их не исцелили.

И от того, что мы кидаемся словом и делом помогать другим, не помогая себе, 'не спасая себя, — от этого не становится меньше зла. Вот тут как раз заповедь «возлюби ближнего; как самого себя» и должна нами исполняться. Хочешь спасать других — спасай себя. Хочешь видеть в других образ Божий — взлелей его в самом себе. Ведь других не спасешь в большей,степени, чем спасаешь себя самого.

И еще. Что может нам дать право обличать ближнего? Да, сказано в Писании: «Не участвуйте в бесплотных делах тьмы, но и обличайте». Но что дает нам право обличать? Только одно — любовь к ближнему. Если ты чувствуешь к нему любовь, если ты скорбишь о том, что он согрешает, если ты плачешь о том, что в нем искажен образ Божий, если ты желаешь всей душой его спасения, если ты молишься о нем— вот только тогда, благословясь и помолившись, ты можешь ему что-то сказать. Но если в тебе нет этого, если ты в раздражении, если ты во гневе...

Если ты вышел из себя...

— Да. Если в тебе этот ближний вызывает отвращение и негодование, раздражение и злобу, тогда сколь бы ни было справедливым и верным по сути твое обличение, оно не достигнет его сердца, оно, наоборот, вызовет в том сердце ответное зло, и зло умножится.

Вот-вот, именно. И очень часто мы по духовному невежеству своему и глупости недоумеваем: как это так, мы, мол, правду, а нас — в штыки, не принимают и все... Веемы таковы, горе-обличители, а дьявол так и подмывает нас выше стать над тем, кого мы в несовершенстве уличаем.

— В том-то и дело, что когда обличаешь кого-то, то надо понести его грех на себе. Ведь Христос не просто пришел к нам и сказал, что грешные мы все. Он взял грехи наши на Себя и пошел на Голгофу. Обличить ближнего в православном понимании — это взять грех на себя и ради него пойти на Голгофу. Вот и задумайтесь, прежде чем обличить: можете ли восстрадать о грехе ближнего?

Я знаю священников, которые несут свое чадо, своего спасаемого, страдают вместе с ним, болезнуют о нем, молятся о нем. Более того, обличая этого ближнего перед ним самим, они хотят укрыть его от нападок других. Когда же человек без любви обличает, он, наоборот, старается выставить на позорище (а позорище со славянского — «зрелище»), т.е. старается показать всем наготу этого человека, язвы его.

А когда обличается грех с любовью и болью за ближнего, тогда и рождается стремление защитить его, укрыть, не дать на съедение волкам, сострадать его страданиям, даже если за это последуют нападки на тебя самого.

Пострадать за других... Тут. разве что Митеньку Карамазова вспомнишь (вот опять Достоевский невольно вторгается в наш разговор). Да, пожалуй, и все. Очень уж мы в подобном случае о чистоте своей хлопочем: как бы не подумали о нас, что мы хуже, чем есть на самом деле. Вот она и цена той любви, о которой мы так охотно говорим в тех же газетах. Но полистайте их, почитайте, как они говорят о любви к народу, к Отечеству! Одни, как Хам, сын Ноя, смеясь над отцами. Другие вроде бы спасая их, но, как тот же Хам, без любви и элементарного уважения стремятся выставить напоказ наготу чужую, порадоваться чужим неприятностям. И дым коромыслом...

— А дух обличения без любви, он может завести в такие дебри... Возьмем для иллюстрации уход некоторых священников, духовно родившихся в Русской Православной Церкви, в Московском Патриархате, — в Церковь Зарубежную, которая, конечно же сохранила Православие и благодатную жизнь, имеет своих святых, мироточивые и обновленные иконы. У шедшие священники мотивируют свой уход теми беззакониями, которые в нашей Церкви происходили да и происходят сейчас. А также и любовью к Отечеству. В своих обличениях они во многом справедливы и правы. И возразить что-либо им трудно. И уходя, эти священники как бы сохраняют свою чистоту. Они уже не несут ни на себе, ни с собою грехов Московского Патриархата и выбирают ту форму духовного жительства, в которой нет им искушения на эти грехи, идут туда, где чистота им как бы обеспечена. И вот, достигнув этой желанной чистоты, начинают они обличать ту Церковь, из коей вышли.

Но одни уходят, а другие остаются. И среди оставшихся есть священники, в не меньшей степени видящие пороки, которыми болеет наша Церковь (конечно же, не в мистическом смысле, а в отношении чад ее и служителей), но они не уходят, несмотря на это. Причем не уходят не по малодушию, не по предательскому соглашению с грехом, что гнездится внутри Церкви. Они не уходят потому, что не могут оставить в беде Матерь-Церковь, они не хотят быть независимыми и непричастными к ее грехам, они несут всю тяжесть ее грехов, оставаясь в ней, любя ее, молясь за нее. И, по мере данной им Божьей благодати, очищая ее изнутри.

Можно, конечно, со стороны освистывать. Это делать несложно. А остаться внутри, нести всю эту немощь, весь этот грех, стыдиться, краснеть за эти грехи, но не уходить, а болезновать и очищать... Вот такой человек имеет право обличать.

Скажем, те же диссиденты брежневского времени, пока они были с нами, пока шли по этапам, слово их звучало, как колокол на башне вечевой, но когда они уезжали и становились лекторами Чикагского университета, их слово теряло эту силу. Особенно если переезд за рубеж был не насильно осуществлен, а добровольно. Так оставалось ли после этого моральное право обличать Россию? Люби Россию в непогоду — повторю эту летучую фразу, облетевшую некогда газеты. Вот когда ты в ней, под секущими ее дождями и метелями, с ее болями и пороками, тогда и есть моральное право ее обличать.

А когда — в далеке... под ласковыми лучами солнца, на подстриженной изумрудной лужайке, конечно, Россия уже смотрится иной, и чувства рождает иные, и обличение рождается иное — иной силы, иного звучания.

— С этим я согласна. Но не совсем. Я поясню, почему. Вот вы — выходец из протестантской Церкви. Открыв для себя православие, вы вольно или невольно сравнивали, сравнивая, отвергали. И отвергали ту Церковь, из которой вышли. Ваши проповеди, ваши книги несут печать обличения протестантизма. Вы это делаете с любовью и болью, но все-таки обличаете, находясь уже вне, со стороны...

— Тут можно продолжить аналогию. Пользуясь моими словами, можно тогда сказать, что можно обличать коммунистов, только оставаясь в коммунистической партии. А если ты из нее ушел, тогда уж рот на замок и молчание. Но есть грань. Апостол Павел оставил, например, еврейскую синагогу, вошел в христианскую Церковь и обличал. Да, есть грань, когда та организация (коль зашла речь о партии), общество ли уже на корню согрешает, когда грех возведен в ранг догмата и учения — тогда оставаться в ней уже нельзя, ибо оставаться в таком случае — значит быть лично причастным ко греху.

И если вернуться к разговору о Церкви, давайте допустим невероятное: Московская Патриархия объявляет о том, что священникам нужно сотрудничать с КГБ. Вот тогда оставаться в ней было бы нельзя. Ибо оставаясь в ней, ты явно или молчаливо предавал бы Христа, принимая это. Как это было в партии, комсомоле: «С уставом ознакомлен, обязуюсь выполнять». Этим ты даешь подписку. Так и в случае с Церковью. Если устав изменен и догматы, заповеданные Богом, попраны, как можно в ней находиться? Но если есть грех людей в Церкви, каким бы он ни был массовым, а учение остается в чистоте, тогда оставлять ее — значит давать дорогу злу.

В коммунистической партии произошло нечто иное. Там грехи ее (те же репрессии) — не просто результат качеств Ленина, Сталина. Они заложены в самом учении о революции, о диктатуре пролетариата, о классовой борьбе. Само учение по сути уже греховно, и быть в организации, исповедующей греховное учение, просто нельзя. Уход необходим, а пребывание греховно. Если же человек из ереси переходит в Православие и потом обличает ересь, то обличение спасительно для душ людей. И если человек уходит из компартии, поняв весь ужас и безбожие ее греховного учения, он может помочь, уже со стороны протянув руку помощи заблудшим, оставшимся, непрозревшим.

И вот тут мы возвращаемся к теме покаяния. Ведь у порвавшего с партией ничего не выйдет, если он не осознает всей греховности своего пребывания в рядах КПСС, не раскается в содеянном, не очистит этим покаянием душу, не возьмет на себя весь грех коммунизма, совершенный даже не им, а предшественниками, пока не почувствует сопричастность этому греху. Но до сих пор только и слышится из уст бывших уже коммунистов: нам каяться не в чем, мы честно работали... Есть в чем. Я, оказавшись в партии заодно со всеми очарованными. идеями перестройки, пропагандируя их, субсидировала из своего кармана это последнее коммунистическое деяние, развалившее страну. Как это пелось: «То, что отцы не достроили — мы достроим». Только получилось наоборот: что не доломали — мы доломаем... И доломали. Как ни верти, причастная к этому, мечена этой кровавой красной безбожной звездой, потому что только тосковала по Богу, а в душе Его не было. Грех — на многих-многих из нас. Он лежит на всем народе...

— Вот мы говорили о немцах, покидающих Россию. Настало время, когда жизнь в России стала им невмоготу и нежеланна и они уезжают на историческую родину, ибо только там видят возможность сохранить свою национальную и самобытную культуру. Так же и в русской эмиграции часть ассимилировалась, а часть сохранилась в национальной чистоте. И настанет время их возвращения на родину, в Россию, иначе нависает угроза ассимиляции. А ассимиляция не лучший из процессов. Потеря родовых корней явление печальное...

Так вот... Единоплеменники мои, покидая Россию, бегут от коммунизма. Они не уверены, что компартия не вернется к власти. И для многих из них слово «русский», к великому сожалению, ассоциируется со словом «коммунист» так же, как ассоциировалось для русских, особенно в 40-50-годах, слово «немец» со словом «фашист». Немец — значит фашист. Я это в детстве много слышал, когда мне кричали: «Немец!» — это значило фашист.

Мне кажется, это несправедливо. Сколько русских людей пало от рук безбожников-коммунистов, которые вели воину с собственным народом, не щадя русских так же, как и представителей других национальностей...

— Несправедливо и немцев обзывать всех фашистами, сколько их сидело за колючей проволокой в фашистских лагерях. Но в данном случае тот и другой народ пережил страшнейшее духовное падение. Немцы впали в грех фашизма, русские — в грех коммунизма. Произошло падение, а дальше — расплата за этот грех, которая пала и на невиновных. Кстати, расплату эту тоже надо нести со смирением, не зажигаться: «Я не фашист, я — немец! Я не коммунист — я русский!» Есть личное покаяние, есть и национальное покаяние, о нем особенно хорошо говорит Александр Солженицын. Да, я, немец, лично никогда не имел никакого отношения к фашизму, но я не могу открещиваться от этого явления, так же и русскому невозможно откреститься от коммунизма.

Как? Совсем не откреститься?!

— Почему же, можно. Покаянием. Как апостол Павел говорит: «Покайся и да крестится каждый из вас». И русский народ должен покаяться в грехе коммунизма и креститься. А пока народ еще не покаялся, еще не осуждено это отступление от Бога, не принесено еще покаяния всенародного. Даже тот русский, который от колыбели был православным и никакого отношения к этому безбожию не имел не может себя считать чистеньким и никакого отношения к этому не имеющим. Ты должен чувствовать себя частицей этого народа и сопереживать ему. Если мать упрекнут, что сын что-то украл, она же не может сказать: «Но, простите, крал он, я к этому не имею никакого отношения». Она не может ни физически, ни духовно от этого отгородиться, ибо сын — это частица ее существа, так и каждый из нас должен чувствовать себя частицей народа и нам должно быть стыдно за то, что произошло с нашим народом, мы не должны от этого открещиваться.

Христос, будучи безгрешным и чистым, взял на себя грех народа. Священник тоже в некоторой степени берет на себя грех, который исповедует кающийся. В этом суть его служения. Если он просто выслушал, принял к сведению и отпустил грехи, то это уже не пастырь, не священник. Был такой старинный обычай на Руси: батюшка склонял голову, кающийся клал руку ему на шею и исповедовал свои грехи. А священник принимал их на себя, ибо его служение — это соучастие служению Христа, т.е. сораспятие со Христом. Как Симон Киринеянин нес Христов Крест на Голгофу, так и каждый священник несет грех на себе — грех прихожан, своих чад духовных. Так и каждый истинно русский человек должен склонить шею и воспринять этот грех народный и понести его в покаянии.

Именно так поступали великие пророки и святые, которые оказывались у самого ключа народного национального покаяния. Когда святой первым выходил, надевал на себя вретище, посыпал голову пеплом и начинал каяться, с ним каялся весь народ. А если бы он вышел при костюмчике, в галстучке, подбоченясь, указал бы народу, что ему надо бы покаяться, то это было бы пустое дело...

Вот после этих слов становится понятным глубокий смысл строк Священного Писания о том, что во время второго пришествия Христа, в день Страшного суда, судимы будут и народы.

— Да, как есть грех личности и любовь личностей, так и есть грехи народные и добродетели народные. Есть свои добродетели у русских, у немцев, у французов и т.д. И есть ведь общенациональные пороки. И за них. судимы будут народы.

Не только личности принимали и отвергали Христа, но и народы. Не приняли Его иудеи, отверг Его и русский народ. Ведь принимал же он Христа тысячу лет назад при князе Владимире именно как народ. И отверг в начале века тоже как народ. Ведь это была национальная трагедия — революция, гражданская война...

Человечество — это не банка с горохом, где каждая горошинка отдельна от другой. Нет, оно как стручец гороховый — где все взаимосвязано: одна энергия, одна жизнь, одним соком горошины питаемы. То есть человечество — это единое древо, род, от которого и пошло слово «народ». Библия нам и дает эту картину от Адама и Евы — от одного древа. И если на нем страдает одна ветвь, то от этого страдает и все древо. Эта взаимосвязь и взаимозависимость всего сущего на земле очевидна.

Была такая византийская императрица Евдоксия, которую смело обличал святой Иоанн Златоуст и которая отправила его в ссылку. По пути туда он и скончался, и похоронен был в городе Команы. Сын Феодосии, ставший после смерти матери императором, претерпевал много мук и бедствий государственных из-за нее — своей матери. И только тогда это все прекратилось, когда он у гробницы ее принес покаяние за гонения, которые она учинила на святого Иоанна Златоуста. Потом сын поехал к могиле Иоанна Златоуста, сам участвовал в перенесении мощей святого через 30 лет после его кончины в Царьград. Таким образом он искупил вину матери и восстановил внутреннюю духовную правду, попранную ею. Только после этого благоденствие пришло к правителю императору Феодосию II, в его отечество.

Вот так же и наше общество, не будет оно благоденствовать ни при рынке, ни при демократии, ни при самодержавии — да кто бы ни пришел к власти! — пока всенародно не принесет покаяния в своих грехах — в грехе богоотступничества, в грехе цареубийства, отцеубийства, царь-то был батюшка... В этом должно быть принесено общенародное покаяние и в грехе поругания собственных святынь, своей веры, своей культуры, быта и много еще чего. Когда оно будет принесено, тогда Божье благословение может почить на нашем народе. Но без этого покаяния не будет нам Божьего благословения. И мы должны покаяться и за отцов, и за дедов, чтобы передать Божье благословение своим детям.

+++

«Людям первого допотопного мира дано было времени на покаяние 120 лет, и они были предупреждены, что за грехи будет общее наказание от Бога — потоп. Время шло, а люди развращались и не думали о покаянии и не верили проповеднику покаяния, праведному Ною, — и слово Божие исполнилось в точности. Евреи не верили пророкам, что они будут пленены вавилонским царем, и продолжали идолопоклонничать — и пошли в плен, и Иерусалим был разорен, и все богатство перешло в Вавилон. Современные Иисусу Христу иудеи не уверовали во Христа как в Мессию и умертвили Его крестною смертию, и пророчество Христа о падении Иерусалима вскоре исполнилось. Иудеев истребили римляне без пощады. Так и в нынешнее время народ обезумел, не внемлет воплю Святой Церкви, говорят — это сказки, нас обманывают священники для своего дохода. О слепые... не на ваших ли глазах все события, предсказанные Евангелием и ныне сбывающиеся? Вот война истребительная, голодовка, моровые поветрия. Неужели и теперь не верите в Правосудие Божие? Господи, спаси народ русский, Церковь Православную в России — погибают: всюду разврат, всюду неверие, богохульство, безначалие...»

Из проповедей святого праведного
протоиерея Иоанна Кронштадтского, 1907-1908 гг.

+++

«Я прошу Тебя, Отче Святой: Я покидаю этот мир и возвращаюсь к Тебе, а они остаются в этом мире;

храни же именем Своим тех, которых Ты дал Мне, чтобы они пребывали в единении, как и Мы с Тобой...»

Евангелие от Иоанна. гл. 17.
Первосвященническая молитва Господня.

КОГДА ВЗИРАЮ Я НА НЕБЕСА...

«В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один. ...И создал Бог два светила великие: светило большое для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днем ц ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвертый».

Ветхий Завет. Бытие.

+++

А какой должна быть любовь к Земле, на которой мы живем, со всем ее живым и неживым миром, какой должна быть любовь к Вселенной, в которой вращается, дышит, живет, плачет и смеется, несмотря на все ужасы, этот маленький земной шар? Но прежде чем обратить свои взоры к Земле и Космосу, попытаемся определить для начала: а что есть человек в этом огромном мироздании?

Отeц, Геннадий, каждый из нас — крошечная песчинка по сравнению с земным шаром, а уж о Вселенной я молчу. Что представляет из себя человек в этой космической цепочке? Действительно пылинку? Но мы — не «пыльна ветру». И любой человек каким-то особым чувством ощущает, что это именно так и. что пребывание наше на Земле исполнено особого, таинственного смысла. И многие ученые склоняются сейчас к тому, что человечество во Вселенной уникально и нет никого подобного ему в этом огромном мире. Но почему тогда тот мир. что вне нас. так огромен? И таких непостижимых вопросов о тайнах нашего бытия множество. Я сейчас обращаюсь к вам не только как к священнику, но и как к человеку науки — в прошлом физику, — который тоже размышлял над этими вопросами и находил какие-то ответы.

— Иными словами говоря, вы спрашиваете: зачем на семью в два-три человека дом с пятьюдесятью комнатами? Их все не только не обиходишь, но и побывать в них не успеешь.

И в самом деле, зачем человеку нужно столько планет, столько галактик? Звезд только невооруженным глазом видно шесть тысяч. А уж сколько их на самом деле! «Открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне дна...»

Так к чему же это великое пространство для такого небольшого количества таких маленьких жильцов Земли?

И к тому же не летающих...

— И никогда не бывавших в этих «комнатах». Зачем тогда эти «комнаты»? Я тоже об этом часто думал в детстве. И как-то мне этот вопрос своеобразно открылся в обратном направлении — в направлении ухода в микромир. Это так называемый антропный принцип, о котором сейчас говорят в научном мире, т.е. признается, что человек все-таки один, и Вселенная существует для человека.

Вот смотрите: для того чтобы был человек, нужны все его клетки. Для того чтобы были клетки, нужны молекулы, из которых они состоят. Для того чтобы были молекулы, нужны атомы и элементарные частицы, из которых молекулы состоят. Атомы и элементарные частицы образуют целые микрогалактики, не менее поражающие воображение, чем макро. И если брать числа, то порядок этих чисел для физика, изучающего микромир, такой же, как и для того, кто изучает макромир, т.е. как для астрофизика. Только одни цифры — в положительной степени, а другие в отрицательной.

Значит, весь этот гигантский комплекс микрочастиц необходим только для того, чтобы был один человек. То есть я сам — уже целый космос, я сам — уже вселенная, я сам — уже миллиарды галактик, планет и систем, функционирующих по удивительным законам квантовой теории и т.д.

И тогда уже близка другая мысль: оказывается, чтобы мы были, нужны миры, так как мы сами состоим из миров. А теперь поразмыслим в другом направлении. Для того чтобы был человек, нужна земля. Это нам понятно. А земле нужен воздух, нужна атмосфера. А это уже довольно большой «дом». Но чтобы была земля, нужно солнце, вокруг которого она должна вращаться.

Значит, для того, чтобы я один существовал или со своим семейством, уже нужна «квартира» размером с солнечную систему — не меньше. Но для того чтобы «была солнечная система (ведь Солнце тоже двигается по своей орбите), нужна галактика, в которую входит Солнце.

И когда доходишь мыслью до этого, то многое не кажется абсурдом. Для того чтобы на земле могло быть все то, что есть, чтобы происходили все реакции, чтобы была атмосфера и чтобы кислород и водород образовывали воду и т.д., нужны целые солнечные системы и галактика. А чтобы была галактика, наверное, нужны мегагалактики. И уже в обратном направлении, не в микромир, а в макромир, все это разворачивается в стройную систему.

И тогда действительно стоишь и вместе с псалмопевцем Давидом говоришь: «Когда взираю я на небо, на солнце, на луну, на звезды, то что есть человек, что Ты посещаешь его, что Ты помнишь его?..»

Стоит человек, смотрит на небеса и с изумлением начинает понимать: этот огромный мир был нужен для того, чтобы он, человек, был. И хотя никогда я в этих «комнатах» не бывал и никогда не побываю, но, оказывается, они необходимы для того, чтобы была та конкретная «комната», в которой я живу, для того, чтобы был я сам, ибо я сам — уже вселенная.

А этот маленький человек, если отсчитывать от него в одну сторону — в микромир и в другую сторону — в микромир, он на какой части этой «оси» находится?

— Посередине. Земля находится посредине и человек.

То есть человек, «я» — это центр вселенной?

— Да, мы Птоломея высмеяли, но теперь по восходящей спирали опять возвращаемся к его теории.

И в этом огромном тварном (Богом сотворенном) мире человек — отображение Бога, образ Бога. И по воле Создателя в центре этого мироздания и воссиял через человека образ Божий.

Человек является некоей скрепой, скрепляющей этот микро и мегамир, являющейся его серединной точкой, его связующим звеном. Если взять два шара, соединить их, то эта точка соприкосновения принадлежит той и другой сфере. А все остальные точки принадлежат уже либо той, либо иной сфере. Но эта общая точка, единственная.

И в жизни земной так же: все принадлежит либо видимому вещественному миру, либо невидимому духовному миру. И только человек принадлежит обоим этим мирам, ибо имеет душу и тело. Тело его принадлежит вещественному миру, зримому и осязаемому, а душа — миру невидимому, духовному. Человек же — точка соприкосновения этих двух миров, которые оба в нем существуют. В нем сливается воедино целая вселенная материальная и целая вселенная духовная.

Кстати, я слышал от космонавтов, что после полета с ними происходило некоторое внутреннее духовное изменение, после того, как они впервые сами своими глазами видели со стороны Землю, — эту голубую планету в космических пространствах. С ними что-то происходило, т.е. возвращались они на Землю не такими, какими улетали. Ибо они приобретали новое чувство — чувство землян. Вот мы говорили с вами о россиянах. А у этих россиян появляюсь чувство землян (которое у нас в суетных буднях, может, и не появляется), что мы на одном корабле, что мы — одно, что мы — земляне...

Если и появляется, увы, ощущение это надолго в наших сердцах не задерживается.

— Я был на встрече частного характера с одним космонавтом. В комнате нас было не так уж много. Он несколько раз летал и космос, рассказывал о космосе, несколько раз задевались вопросы религи озные, но очень косвенно. Из его oтветов было ясно, что он — материалист, Бога не знает и никакого религиозного опыта не имеет. Много рассказывал о кораблях, о том, как все эти полеты совершаются и т. д. А было это первого августа, уже к вечеру — к дню памяти Ильи пророка. И прямо с этой встречи я поспешил в храм, ко всенощной, что служилась на Ильин день, на день того пророка, который на огненной колеснице был взят живым на небо. И я участвовал в богослужении, которое шло в прекрасном, величественном православном храме. Ощущение осталось от того дня такое: там, где я видел живого космонавта, не раз бывавшего в космосе, я чувствовал сплошную заземленность, вещественность. Я не чувствовал космоса. Но в храме, где не было никакого космонавта, где большей частью молящихся по тому-то времени были бабушки, я чувствовал космос, я чувствовал небо, я чувствовал Илью пророка, возносящегося на огненной колеснице. Я чувствовал свое единство со всей Вселенной — этой и той, иной, невидимой. И мне кажется, русский космизм — это не то, о чем рассказывал космонавт на той встрече, это не первые наши спутники и ракеты, это даже не полет Гагарина в космос — первый в истории человечества. А это то, что было пережито в храме. Вот там я ощутил космос и связь с небом. В храме было небо, а не там, где шел разговор, образно говоря, о гайках, винтиках и шурупах.Космос был , под сводами храма.

Но для этого необходимо не вещественное, а духовное освоение человеком космоса.

— Разумеется. Ведь преподобный Серафим Саровский тоже восхищаем бывал. Не на «Восходе», не на «Востоке», не на «Союзе», а землю тоже со стороны видел и в иных мирах был.

Куда космическому кораблю не войти...

— И апостол Павел в те миры возносился при жизни на земле. Вот тот путь к природе, путь святости, путь Авиды (отца знаний). Когда человек сохранял сначала свое сердце и очищал его в своем стремлении к Богу, он действительно становился космическим, если хотите. Может, молился отец Серафим и о иных мирах и галактиках, нам не дано это знать. Но ведь он был в иных мирах, видел не просто атмосферу, как ее видят космонавты, ему открывалось иное. Серафим Саровский видел голубую дымку над Россией. А это дымка фимиама молитв русских людей. Этого не видели наши космонавты, пользуясь только иллюминатором и физическим зрением.

А где он сейчас, фимиам-то?..

— Ну, сейчас бы преподобный Серафим какое-нибудь смрадное облако увидел. А они этого не видят. Духовное видение — то же восхождение в иные миры и в космос. И святым открывались глубинные законы природы. Но это уже божественная физика...

Мы же обычно говорим о Гагарине, который в космос летал и Бога не видел. Мы — это первый спутник, первая ракета, первый выход в космос. Но не все посетившие космическое пространство так, как мы, воспринимали эти полеты. Вспомним первый полет человека на Луну. Два человека тогда вступили на поверхность ее — Армстронг и Олдрин. Два человека — два мира. Армстронг, когда сделал первый шаг, сказал: «Этот маленький шаг человека является великим шагом всего человечества». Сродни горьковскому «человек — это великолепно, это звучит гордо». А Олдрин, который вслед за ним ступил на Луну, прочитал восьмой псалом Давида: «Когда взираю я на небеса Твои дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил. То что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?»

Вот с этими словами астронавт Олдрин ступил на Луну.

Другой астронавт, Ирвин, на Луне даже причащался. Он брал Дары, которые там принял и, впоследствии, нес пастырское служение. Как видите, совсем другое мироощущение и мировосприятие...

Вы прочитайте один из последних псалмов Давидовых — это гимн, в котором сливаются голоса видимых и невидимых существ, ангелов и людей и всей природы, живой и неживой. И все сливается в единый космический хор, прославляющий своего Творца.

+++

«Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних.

Хвалите Его, все Ангелы Его, Хвалите Его, все воинства Его.

Хвалите Его, солнце и луна, хвалите Его, все звезды света.

Хвалите Его, небеса небес и воды, которые превыше небес.

Да хвалят имя Господне, ибо Он сказал и они сделались, повелел и сотворились.

Поставил их на веки и веки; дал устав, который не прейдет.

Хвалите Господа с земли, великие рыбы и все бездны.

Огонь и град, снег и туман, бурный ветер, исполняющий слово Его,

Горы и все холмы, дерева плодоносные и все кедры,

Звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые,

Цари земные и все народы, князья и все судьи земные, юноши и девицы, старцы и отрок -

Да хвалят имя Господа; ибо имя Его единого превознесено, слава Его — на земле и на небесах.

Он возвысил рог народа Своего, славу всех святых Своих, сынов Израилевых, народа близкого к Нему, Аллилуйя.»

Ветхий Завет. Псалом 148-й.

А ИМЯ ЕМУ ВАВИЛОН

«Блаженно и величественно было жилище Адамово. Нечестиво и горько было место, где обитал Лот. Но в обители жизни умер Адам, а Лот среди мертвых сохранил жизнь, потому что восхотел жить. Свобода наша по собственной своей воле делается и победительницею и побежденною».

Святой Амвросий Медиоланский,
IV век.

+++

Мы — дети галактики, но самое главное — мы дети твои, дорогая Земля...» — пели мы когда-то. И пели еще о том, что не рокот космодрома снится покоряющим космос, а зеленая трава у дома. Мчится наш земной шар — этот крошечный корабль в бесконечности. Что ж мы делаем на нем, пассажиры этого корабля?

И продолжая беседу с отцом Геннадием о любви к Земле, я, конечно же, не спрашиваю его, достойно ли мы себя ведем, ибо и слепому видно, что наше отношение к Земле беспощадно. Его можно назвать одним словом — «надругательство». И не может быть мира там, где дети издеваются над матерью.

— Я не верю в инопланетян, — говорит отец Геннадий, — но если б какие-нибудь марсиане появились и попросили рассказать о Земле, об ее истории, то мне стало бы стыдно перед жителями другой планеты, как стыдно бывает всякому любящему Отечество за грехи своей родины, ибо он — частица ее.

Мне бы стыдно было за то, что творил когда-то на нашей земле какой-нибудь вавилонский деспот, за то, что римские патриции могли вкушать трапезу, когда в этом же зале в это же время гладиаторы проливали свою кровь, за Ницше, за фашизм, за безбожие... За блуд, который расползся по всей земле, за СПИД...

Вдруг все эти явления стали бы иметь какое-то отношение и ко мне, ибо я — землянин. И я не смогу уже этим марсианам сказать, что я ко всем грехам разных времен, разных народов никакого отношения не имею. Ибо все это было на планете, на которой я живу, ибо все живущие на ней, как и я, земляне. И я уже буду стыдиться и краснеть за то, что у нас все это было, за то, что войны у нас не затихают и семьи наши распадаются...

И на свалках находят мертвых младенцев и. живых детей голодных, брошенных родителями. Страшный мир...

— Высшая монашеская степень — это великая схима. Так вот, схимник — это тот, кто молится за весь грешный мир. Любой из нас может встать и сказать: «Господи, спаси мир!» Но это ничего не даст. А схимник тот человек, который действительно вмещает всю землю в свое сердце и предстоит пред Богом в молитве за этот мир.

Вот видите, мы начали говорить о любви к Земле, и она сама опускает нас с высот своих к нашим злободневным проблемам. Ведь Земля — это наш дом. Дом, в котором мы живем и который мы, увы, не бережем. Когда Господь сотворил Адама и Еву, он дал им повеление владычествовать и охранять ее. И Авель, сын Адама, был пастырем, оберегал стада. Он ничего с ними не делал, только хранил их, берег, пас творения Божий, ему врученные. Другой сын Адама и Евы, Каин, пытался как земледелец переделывать землю, он вторгался в ее недра, видоизменяя ее. Это и есть путь цивилизации, путь покорения природы, не духовного, а физического, чтобы физически ее заставить работать на себя.

Мы не должны ждать милостей от природы, взять их у нее наша задача. Этот лозунг покорения природы нам с детства врезали в сердце...

— Но простите, а чем природа перед нами провинилась, чтобы ее покорять? Что за наполеоновские, захватнические замашки? Даже такой мыслитель — его считают православным, — как Николай Федоров, в начале века учил покорению природы, уверяя, что без этого не может быть воскресения, и прочее.

Но это учение страшное, не в православии корни его... Федорову, может быть, простительно: он не знал еще, во что это выльется. Так же, как Фредерику-Жолио Кюри было простительно, что он брал в руки радий, и его коллегам. Сейчас за это любого студента отчислят из университета. А это были гениальные физики, им давали Нобелевскую премию. Они просто не знали, к чему это приведет. Федоров тоже не знал, а мы-то знаем, к чему приводит покорение природы! И сейчас продолжать восхищаться этой идеей и продолжать покорять природу — это сознательное нарушение заповеди о любви к ближним, ибо природа и Земля — это наши ближние.

Кстати, Адам изначально, даже не имеющий Евы, не имеющий семьи, имел вокруг себя сад и имел животных, которые пришли к нему, и нарекал им имена, чтоб выразить существо каждого из них. Если говорить вульгарным современным языком, Адам был крупный зоолог: он знал природу и всех животных. Но знал не потому, что учился зоологии, а потому, что был образом Творца этих животных и ему открывался их строй, природа, сущность. И | единственное, что его с ними связывало, — это любовь. Он любил творения своего Творца, венцом которых был сам. И там, в раю, львы не терзали антилоп, и кошки не пожирали мышей, и не кусали комары Адама. То есть природа существовала гармонично, ибо она еще не знала греха. А с грехопадением человека мир пришел в расстройство, в него вошло зло. Человек не послушался Бога, теперь тварь перестала слушать человека. И тварь стала бояться человека. А человек действительно стал хищнее зверей. Существует диссонанс, страшное расстройство в нашем мире. Теперь человек в поте лица добывает хлеб. Он извлекает из земли себе пищу, одежду. Хотя должен был быть только пастырем, как Авель. Теперь же он стал «земледельцем», как Каин, то есть преобразующим природу. (Вот как давно началась эта война). И все с большим остервенением человек накидывается на природу, заставляя ее работать на себя. В этом греховная суть вавилонской башни, которая, сколько бы ее ни строили, все равно недостроена и разрушится. В этом суть и европейской цивилизации, которая, по крупному счету, с эпохи Возрождения стала воздвигаться по вавилонским образцам, а теперь покорила весь мир. Европейский цивилизованный строй покоряет сейчас все народы.

За ним гоняются, нам его все время в пример ставят...

— Теперь и Япония даже такова, и кто только не последовал ему.

И вот в этот греховный мир приходит Христос. Во время сорокадневного поста пошел Иисус в пустыню, «и был Он со зверями». Мы говорим о том, что они — страшные, злые. Но злых зверей не бывает. Злы только духи — падшие и нечистые, вселившиеся в животных. Звери же — прекрасное творение Божие, но с падением человека одолеваемое нечистым духом. Причем и сам нечистый дух разный. В Священном Писании это отражается. Скажем, дух лукавства более овладел лисой. Дух свирепости -львом, дух беспощадной злости — волком, боязливости и трусливости — зайцем. И духи эти нечистые, овладев зверьми, действуют через них,

И когда Христос — как Его еще называют, второй Адам, пошел в пустыню, то... если первому Адаму были приведены все животные прекрасными, то на второго Адама ринулась вся эта хищная рать. Точнее, ринулись на него те нечистые духи, что были в них.

И вот ринулись они на него, но когда приблизились, то почувствовали своего Владыку, и вынуждены были отступить духи нечистые. И первое изгнание нечистых духов произошло, может быть, из этих одержимых и не повинных в том (ибо человек в том повинен) животных.

Потом они уже ласкались ко Христу, как те первые животные к Адаму. Восстановилась изначальная гармония мира. Ибо Христос пришел спасти не только человека, но Землю, весь Космос и всю Вселенную. И со Христом та гармония, что была в раю, вновь восстановлена. Мир преобразился. Мы это видим в житиях святых. Мы знаем Герасима Палестинского, которому лев возил воду. А Марии Египетской, когда она скончалась, лев вырыл могилу. Преподобный Сергий Радонежский мирно уживался с медведями, зачиная в глуши Радонежских лесов Троице-Сергиеву лавру, как и намного позже, уже в XIX веке,, мирно сосуществовал с ними Серафим Саровский.

Исключительное отношение к животному миру было у известного католического святого Франциска Ассизского, который мог беседовать с птицами. И они, собравшись стайками, слушали его. После того он осенял их крестным знамением, и они крестообразно на все четыре стороны разлетались. Его ученики беседовали даже с рыбами, которые, выстроившись рядами, высунув свои носики, слушали их, после были благословляемы и уходили опять в воду.

С самим Франциском был случай, когда в одной деревне волк поедал овец, и святой пошел прямо в чащу, где обитал зверь. Крестьяне отговаривали его, зная жестокий нрав волка. Он и в самом деле кинулся злобно, но Франциск, который всегда называл зверей братьями, сестрами, тут же обратился к брату волку с увещеваниями. И волк, очутившись вдруг перед иной реальностью, не похожей на ту, что вокруг, останавливается и, присев на задние лапы, поднял передние. Волк начинает служить человеку, как это делает преданная собака!

Такого не добился ни разу за всю историю цирка ни один дрессировщик. Львов и тигров дрессировали, но не волков. Так вот, Франциск отчитал зверя за его нехорошие дела и сказал, чтобы он пошел и попросил прощения у крестьян.

В село они вернулись уже вдвоем. Когда изумленные крестьяне вышли навстречу, волк, присев на задние лапы, стал служить им. Он не будет больше задирать овец, сказал Франциск, но брат волк хочет есть, и его надо кормить. И в течение полутора лет волк жил в этой деревне, ходил от дома к дому, ему выставляли еду. Так он там в деревне и скончался.

Тихо и смиренно... Честное слово, я выслушала эту историю с тихим восторгом, забытым уже со времен детства, когда слушала сказки. Видите, сравнение какое. Сказки... скажут неверы и маловеры. А верующие, которые сердцем понимают, как и почему такое чудо происходило, объяснить его, увы, не смогут...

— А чудеса бывают, когда святость побеждает злобу, побеждает дух зла и восстанавливаются отношения любви.

Ведь дрессировщик тоже владеет зверьми, они его слушаются, но для этого он пользуется кнутом, иногда и пистолетом, иногда и пряником. Пользуется своим умом, хитростью, смекалкой, в конце концов (назовем это наукой дрессировки) он заставляет зверей работать на себя.

Но преподобный Серафим не дрессировал медведя, и святой Герасим льва не дрессировал. Они побеждали дух злобы духом любви. Между святым и зверем был Бог, а Бог есть любовь. Между дрессировщиком и зверем нет никого, он действует прямо: ты — я. А святой — через Бога. Это уже не прямая, а треугольник, где все озаряется светом любви, В этом суть.

После того, как святая Мария Египетская перешла через Иордан, реку не надо было спасать. Но после того, как мы овладели Енисеем, — его спасать надо. После общения святых со зверьми их не надо было заносить в Красную книгу. Но после того, как мы овладели животным миром, он стал вымирать и погибать. То же самое происходит и с растительным миром.

Мы неприветливы к природе. Мы относимся к ней жестоко, по-каиновски. Мы порабощаем, мы действительно покоряем ее, как будто она наш враг, мы идем на нее войной и, пользуясь преобладанием своего разума, одерживаем победу. Правда, жестокость этой победы возвращается потом к нам той же жестокостью. Побеждая, мы губим себя.

Вот она, истинная суть всех наших экологических проблем: цивилизация без Бога — это наша гибель. И все потому, что между людьми и природой нет Бога. Действует лишь безблагодатный ослепленный человеческий разум. А современный человек, увы, как тот математик, ответивший Наполеону на вопрос «а почему в твоей толстой книге нет упоминания Бога»: «Я в этой гипотезе не нуждался». Он обходился только уравнениями.

Обходясь только «уравнениями», человек поворачивает реки. А потом споры, симпозиумы, куда поворачивать лучше. Потом крики оппонентов и опять споры, симпозиумы и огромные деньги.

— Это споры строителей вавилонской башни: туда класть кирпич или не туда. Да куда его ни клади, ты кладешь его в Вавилонскую башню.

Все равно рухнет... Глядя на Божьи храмы, я часто думаю: вся история на нашей Земле вершится двумя силами: силами, которые возводят храмы Божий, и силами, которые рушат эти храмы и пытаются построить башню Вавилонскую. Но башни падают, а храмы, несмотря ни. на что, остаются...

+++

«И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. ...И сказал Господь: не отстанут они от того, что задумали делать. ...И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город.

Посему дано ему имя Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли и оттуда рассеял их Господь по всей земле».

Ветхий Завет.
Первая книга Моисеева. Бытие, гл.11.