Уважаемые читатели!

Вид материала

Содержание

Литература о В. Маканине
Возьму шинель и вещмешок, и каску
Разговор с сыном

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

Литература о В. Маканине

Кто заказал Маканина? // Литературная Россия. – 2009. - № 24. – С. 1, 14.
Амусин, М. Осень патриархов / М.Амусин // Новый мир. – 2008.- № 10.- с. 146-156.
Александров, Б. Я не убивал их / Б. Александров // Российская газета. – 2008. -5 июня. – С. 26.
Ермолин, Е. Триумф искусства над жизнью / Е. Ермолин // Континент. – 2007. -№ 132. –С. 419-421.
Иванова, Н. Один на один / Н. Иванова // Книжное обозрение.- 2007. -№ 13. – С.1, 3.
Маркова, Т. Н. Ключевые слова в повестях В. Маканина / Т. Маркова // Русская речь. – 2006. - № 2. – С. 17-29.
Огрызко, В. После тумана / В. Огрызко // Литературная Россия. – 2005. - № 8. – С. 4.
Одинцова, С.М. Художественное мышление В.С. Маканина / С. Одинцова // Художественный мир русских писателей XIX-XX веков. – Курган, 2004. – С. 96-107.
Козлова, А. Премиальный «Андеграунд» / А. Козлова // Литературная газета. – 2004. -№ 15. – С. 11
В. С. Маканин // Русская литература XX века. Т.2.- М., 2003. – С. 323-326.
Холодяков,И.В. «Другая проза»: поиски, обретения, потери / И.В. Холодяков // Литература в школе. – 2003. - № 1. – С. 36-40.
Ритм прозы В. Маканина // Русская литература XX века: школы, направления. – М. 2002. – С. 553-566.
Киреев, Р. Контрапункт / Р. Киреев // Литература. – 2002. - № 29. –С. 14-15.
Серафимова, В. Метафорический язык произведений В. С. Маканина / В. Серафимова // Русская речь. – 2002. - № 2. –С. 34-41.
В.С. Маканин // Энциклопедия для детей. Т. 9. – М., 2000. – С. 509.
Одинцова, С. Автор, герой и текст в прозе В. Маканина / С. Одинцова // Этнос, культура, текст. – Курган, 1999. – С. 43-45.
Генис, А. Владимир Маканин / А. Генис // Континент. – 1997. - № 94. – С. 283-285.
Генис, А. Прикосновение Мидаса / А. Генис // Звезда. – 1997. - № 1. – С. 228-230.
Иванова, Н. Случай Маканина / Н. Иванова // Знамя. – 1997. - №4. –С. 215-220.
Роднянская, И. Сюжеты тревоги /И. Роднянская // новый мир. – 1997. - № 4. –С. 200-212.
Левина-Паркер, М. Смерть героя / М. Левина-Паркер // Вопросы литературы. – 1995-. № 5. –С. 63-78.
Липовецкий, М. Парадокс о горе и туннеле /М. Липовецкий // Литературная газета. – 1992. - № 24. – С. 4.
Агеев, А. Истина и свобода / А Агеев // Литературное обозрение. – 1990. -№ 9. – С. 25-33.
Портреты и вокруг // Иванова, Н. Точка зрения / Н. Иванова. – М., 1988. – С.202.
Золотоносов, М. Маканин и ВКР / М. Золотоносов // Урал. – 1988. - № 66. –С. 179-189.
Обсуждаем прозу В. Маканина // Вопросы литературы. – 1988. - № 22. –С. 38-158.
Липовецкий, м. Против течения / М. Липовецкий // Урал. – 1985. - № 12. – С. 148-158.
Бочаров, А. На реке с быстрым течением / А. Бочаров // Дружба народов. – 1984. - № 1. – С. 231-239.

Стол, покрытый сукном и с графином посередине

В не так уж давние времена, когда жизнь наша была сплошь заорганизована и зарегламентировна, мелкая, рядовая, пустячная надобность могла превратиться в тяжкую изматывающую волокиту, процедуру обсуждения на какой-то комиссии с целью выяснения – достоин ты или нет исполнения твоей просьбы, и если отказывали, то разумеется, от имени коллектива, а то и от имени народа, чтобы не пикнул, не возмутился, принял унижение как должное и даже с благодарностью. Очень любили тогда приглашать на товарищеские собеседования, которые чувствительный и нервный интеллигент редко выдерживал, лишь усугубляя свое положение, как в общественном, так и личном планах. А у иных и сердечко не выдерживало, бывали случаи…

Обычно процедура спроса и ответа проходила за длинным столом: сидят по одну его сторону человек 10-12 и мирно беседуют с гражданином, задают ему невинные житейские вопросы, он отвечает…Но если вслушаться или вникнуть, то поймешь, что спрашивающие – судят, а их путающийся под перекрестным допросом визави – уличаемый преступник. Вот такой подспудный психологический поединок «товарищей». Ну и что? – спросит какой-нибудь толстокожий скептик. – Какая тут опасность? Маканин отвечает: «Опасность, что не суд, а, так сказать, спрос по всем пунктам и именно с целью зацепить за что-либо и тебя ухватить, а уж ухватив, они сумеют припереть к стене. (И смолкнешь. И покаянно свесишь голову. И почувствуешь вину уже за то, что живешь: за то, что ешь и пьешь и опорожняешься в туалете)».

Стол, покрытый сукном и графином посередине – это, конечно, символ отношений, метафора духовного порабощения, унижения человека от имени коллектива. А поскольку ничего не проходит бесследно («…Я уже не живу без них, не мыслю себя без них…Они часть моего сознания, что и стало их победой»), то жертва настолько сживется со своим истязателем, что начинает чувствовать беспокойство в его отсутствие. «Я стою в ожидании. Топчусь, топчусь. Я ведь не могу уже без суда. Я уже не могу быть один на один со своей душой. Она уже не моя. Возьмите ее. Пожалуйста, возьмите».

Герою этой скорбной, в общем-то, повести нельзя не посочувствовать, как сочувствуешь каждому подневольному существу, а уж такому, которого гнут в бараний рог, обещая материализовать иллюзию о гармонично развитой личности, сочувствуешь вдвойне.

Взгляд и мысль Маканина здесь, как и в прежних его вещах, сосредоточены на болевом срезе нынешней российской повседневности, его наблюдения снайперски точны, типажи узнаваемы, мотивировки поступков и движений души психологически безупречны, и каждая клеточка сюжета воспринимается как выразительная микроновелла о том или ином персонаже. Да и сам герой-повествователь (а на его месте вполне может оказаться и читатель: их взаимозаменяемость постоянно подчеркивается стилистическими средствами) лишь постольку оказался жертвой «спроса», поскольку на этот раз ему выпало сидеть по ту сторону стола, одному против всех, а прежде ему случалось сиживать и по ту сторону. Он не был тогда ни лучше, ни хуже, чем сейчас; он был таким же обычным человеком, как те, что учиняют ему «спрос» сегодня.

То есть для автора важна не пластика отдельных эпизодов, а их сцепление, взаимное влияние, некий общий порядок, в который они включены и которому подчинены. «Кирпичиками», из которых выстроен этот порядок, являются самые обыкновенные люди – не злодеи, не жертвы: Аникеев, Остроградов, герой-повествователь, читатель. Когда в ходе повествования возникает собственное имя того или иного персонажа («Аникеев я»), это как-то сразу разрушает фантасмагорический ореол действия; но в том-то и состоит мистическая тайна исследуемого писателем среза бытия;, что в каких-то «штатных» ситуациях общественной жизни индивидуальные качества личности – за невостребованностью – как бы утрачиваются и наше с вами поведение безраздельно подчиняется предписанной нам роли.

«Спрос» - не суд, он не имеет целью выяснение конкретной вины и определение наказания, как не имеет и статуса особой области человеческой деятельности. Это скорее род идеологической обработки, подготавливающей человека к безропотному существованию в несвободном обществе. «Всякий человек – человек живой, что и заставляет опасаться, что жизненные промахи, начиная с замаранных в детстве штанишек и конча каплями пота на моем лбу, в ту минуту, когда спрашивают (а почему вы, собственно испугались?), что промахи эти каким-то образом выглянут, засветятся, хотя никак с вопросами не связаны. (Но ведь все сказано, мы знаем). Виноват не в смысле признания вины, а в смысле ее самоощущения» Человек виноватый – вот материал, из которого можно лепить хоть «развитой социализм», хоть нынешний квазикапитализм – такова одна из опорных мыслей маканинского миропонимания, как оно выражено в повести «Стол, порытый сукном…», хотя она, конечно, самим автором прямо и не сформулирована.

Персонажи маканинского произведения – не совсем то же самое, что привыкли мы понимать под типическими характерами: это социально-психологические обобщения философского уровня. И сюжет, разворачивающийся вокруг примечательного стола («Когда они вместе – вся их суть и сила в столе»), - не совсем то, что привыкли мы понимать под сюжетом: здесь эта система связей между основными смысловыми узлами авторского миропонимании. И вся повесть – не совсем повесть: это оригинальная философская система (которая не обязательно ведь должна излагаться в форме неудобочитаемого трактата, где живая вода собственной мысли никак не может пробиться из-под мертвого щебня цитат? в этом плане у Маканина тоже много предшественников); хотя, конечно, это и повесть тоже, даже прежде всего – повесть.

Рецензии

Суриков, В. «Сундучок» и «стол» - спасение и гибель индивидуальности / В. Суриков // Литературное обозрение. – 1995. - № 2. – С. 36-37.
Татауров, П. Когда слепой ведет слепого / П. Татауров // литературная Россия. – 1994. - № 4. – С. 13.
Лукьянин, В. Человек виноватый / В. Лукьянин // Урал. – 1994. - № 2/3. –С. 288-290.

Произведения В. Маканина

Книги

Маканин, В.Избранное : повести и рассказы / В. Маканин . – М.: Советский писатель, 1987. – 544 с.
Маканин, В. Андеграунд, или Герой нашего времени : роман / В. Маканин. – М.: Гелиос, 2005. – 605 с.
Маканин, В. Асан / В. Маканин. – М.: ЭКСМО, 2008. – 478 с.
Маканин, В. Андеграунд, или Герой нашего времени / В. Маканин // Знамя. – 1998. – № 1, 2 , 3.
Маканин, В. Безотцовщина : повести / В. Маканин.- М.: Советский писатель, 1971. – 208 с.
Маканин, В. В большом городе : повести / В. Маканин. – М.: Современник, 1980. -335 с.
Маканин, В. Где-то сходится небо с холмами : повести / В. Маканин . – М.: Современник, 1984. – 207 с.
Маканин, В. Голоса : повести и рассказы / В. Маканин. – М.: Советская Россия, 1982. - 384 с.
Маканин, В. Долог наш путь : повести / В. Маканин. – М.: Вагриус, 1999. – 528 с.
Кавказский пленный : Сб. – М,: Панорама, 1977. – 478 с.
Маканин, В. Ключарев и Алимушкин : роман, рассказы / В. Маканин. – М. Молодая гвардия, 1979. – 286 с.
Маканин, В. Лаз : повесть и рассказы / В. Маканин. – М.: Конец века, 1991. – 176 с.
Маканин, В. Место под солнцем : рассказы / В. Маканин . – М.: Молодая гвардия, 1984. – 316 с.
Маканин, В. На зимней дороге: повести, рассказы, роман / В. Маканин. – М.: Советский писатель, 1980. – 639 с.
Маканин, В. На первом дыхании : повести, рассказы / В. Маканин. – Курган, 1998. – 624 с.
Маканин, В. Один и одна: роман / В. Маканин. – М.: ЭКСМО, 2009. – 350 с.
Маканин, В. Отдушина : повести / В. Маканин. – М.: Вагриус, 2003. – 175 с.
Маканин, В. Отставший: повести и рассказы / В. Маканин. – М.: Художественная литература, 1988. – 432 с.
Маканин, В. Пленный / В. Маканин. – М.: Гелеос, 2008. – 1988с.
Маканин, В. Повести / В. Маканин. – М.: Книжная палата, 1988. – 334 с.
Маканин, В. Повесть о Старом поселке : повести и рассказы / В. Маканин. – М.: Советский писатель, 1974. – 352 с.
Маканин, В.Погоня : роман / В. Маканин. – М.: Вагриус, 2003. – 271 с.
Маканин, В. Пойте им тихо / В. Маканин. – М.: ЭКСМО, 2009. – 446 с.
Маканин, В. Портрет и вокруг : романы / В. Маканин. – М.: Советский писатель, 1991. – 416 с.
Маканин, В. Предтеча : повести / В. Маканин. – М.: Советский писатель, 1983. – 224 с.
Маканин, В. Рассказы / В. Маканин. – М. М.: Современник, 1990. – 446 с.
Маканин, В. Река с быстрым течением / В. Маканин. – М.: ЭКСМО, 2009. – 350 с.
Маканин, В. Старые книги : повести, рассказы / В. Маканин. – М.: Советский писатель, 1976. – 399 с.
Маканин, В. Сюр : повести / В. Маканин. – М.: Вагриус, 2004. – 255 с.
Маканин, В. Удавшийся рассказ о любви : повесть / В. Маканин. – М.: Вагриус, 2001.- 494 с.
Маканин, В. Утрата : повести и рассказы / В. Маканин. – М.: Молодая гвардия, 1989. – 400 с.

Журналы

Маканин, В. Асан : роман / В. Маканин // Знамя. – 2008. - № 8. 9.
Маканин, В. Без политики / В. Маканин // Новый мир. – 2003. - № 8.
Маканин, В. Боржоми : рассказ / В. Маканин // Новый мир. – 2003. - № 11.
Маканин, В. Буква «А» : повесть / В. Маканин // Новый мир. – 2000. - № 4.
Маканин, В. Где-то сходится небо с холмами : повесть / В. Маканин // Новый мир. – 1984. - № 1.
Маканин, В. Долгожители : рассказ / В. Маканин // Новый мир. – 2003. - № 9.
Маканин, В. Долог наш путь : повесть / В. Маканин // Знамя. – 1991. - № 4.
Маканин, В. Кавказский пленный : рассказ / В. Маканин // Новый мир. – 1995. - № 4.
Маканин, В. Квази / В. Маканин // Новый мир. – 1993. - № 7.
Маканин, В. Коса – пока роса : повесть / В. Маканин // новый мир. – 2004. - № 11.
Маканин, В. Лаз : поветь / В. Маканин // Новый мир. – 1991. - № 5.
Маканин, В. Могли ли демократы написать гимн : рассказ / В. Маканин // новый мир. – 2003. - № 10.
Маканин, В. Наше утро / В. Маканин // Литературная газета. – 1992. - № 43
Маканин, В. Неадекватен : рассказ / В. Маканин // новый мир. – 2002. - № 5.
Маканин, В. Нимфа : рассказы / В. Маканин // Новый мир. – 2006. - № 9.
Маканин, В. Ночь… запятая… ночь : рассказ / В. Маканин // Москва. – 2010. № 1.
Маканин, В. Один и одна : повесть / В. Маканин //Октябрь. – 1987. - № 2.
Маканин, В. Однодневная война : рассказ / В. Маканин // Новый мир. – 2001. -№ 10.
Маканин, В.Отставший : повесть / В. Маканин // Знамя. – 1987. - № 9.
Маканин, В.Старость, пятая кнопка : рассказ / В. Маканин // Новый мир. – 2006. - № 10.
Маканин, В. Стол, покрытый сукном и с графином посередине : повесть / В. Маканин // Знамя. – 1993. - № 1.
Маканин, В. Сюжет усреднения : рассказы / В. Маканин // Знамя. – 1992. – 3 1.
Маканин, В. Сюр в пролетарском районе : рассказ / В. Маканин // Новый мир. – 1991. - № 9.
Маканин, В. Там была пара : рассказ / В. Маканин // Новый мир. – 1991. - № 5.
Маканин, В. Удавшийся рассказ о любви : повесть / В. Маканин // Знамя. – 2000. - № 5.
Маканин, В.Утрата : повесть / В. Маканин // Новый мир. – 1987. - № 2.

Булат Окуджава

Лауреат премии «Букер – Открытая Россия» - 1994

за роман «Упраздненный театр»

Об авторе

Булат Шалвович Окуджава родился 9 мая в 1924 года в Москве в семье партийных работников. Детство провел в Москве и Нижнем Тагиле, куда переехала семья. В 1937 году отец был арестован и вскоре расстрелян, мать сослана в один из карагандинских лагерей. Булат Окуджава возвратился в Москву, где вместе братом воспитывался бабушкой.

В 1942 году после окончания девятого класса средней школы добровольцем ушел на фронт. Был минометчиком, затем радистом в тяжелой артиллерии.

В 1945 году после ранения демобилизовался, окончил экстерном среднюю школу и поступил на филологический факультет Тбилисского университете, который закончил в1950 году. Работал учителем в Калужской области, корреспондентом и литсотрудником местных газет. В 1956 году возвратился в Москву. работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», заведующим отделом поэзии в «Литературной газете»

Стихи начал писать в детстве. Первые публикации появились в армейских газетах. В последующий период вышло около двух десятков сборников стихов и песен. С 60-х гг. работал также в жанре прозы. В 1961 году в альманахе «Тарусские страницы» была опубликована его автобиографическая повесть «Будь здоров, школя». Позднее сначала в журналах, а затем отдельными изданиями вышли повести «Бедный Авросимов» (1969), «Похождения Шипова, или Старинный водевиль» (191), «Путешествие дилетантов» (1976-1978), «Свидание с Бонапартом» (1983). Прозаические произведения составили двухтомник (1989). По пьесе «Глоток свободы» (1966), а также повестям «Будь здоров, школя» и «Похождения Шипова, или Старинный водевиль» поставлены драматические спектакли. По сценариям «Верность» (1965, в соавт. с В. Мотылем) сняты художественные фильмы.

в конце 50-х гг. Булат Окуджава начинает выступать в качестве исполнителя авторских песен. Широкую популярность принесли ему песни «До свидания, мальчики», «Песенка о Леньке Королеве», «Полночный троллейбус» и др. Магнитофонные записи его песен разошлись по всей стране. Позднее песни выходят на грампластинках, звучат в спектаклях, фильмах, теле- и радиопередачах. книги песен выходят в нашей стране и за рубежом – в Польше, Болгарии, Германии, США, Швеции. Записываются компакт-кассеты компакт-диски. На стихи Булата Окуджавы сочиняют песни профессиональные композиторы, а также барды В.Берковский,С Никитин и др.

19 июня 1997 г. состоялись его похороны на Ваганьковском кладбище в Москве.

В раннем детстве он решил выяснить, чем, помимо его рождения, знаменателен день 9 мая? И не нашел ничего значительного. Но особенно расстраиваться не стал – вокруг кипела жизнь увлекательная, в Москве, на Арбате, и в Тбилиси, где жили родственники – бабушка и дедушка Окуджава, бабушка Налбадян, а также многочисленные дяди и тети с одной и с другой, грузинской и армянской стороны.

А еще у него были самые замечательные родители, прекрасные люди и настоящие коммунисты. Их прислали из Тбилиси в Москву учиться, дали на Арбате две комнатки в коммуналке.

Через много лет он вспомнит всех поименно в своей семейной хронике «Упраздненный театр», получивший впоследствии Букеровскую премию. Он вспомнит «не

упраздненный» праздник детства рядом с любимыми и любящими, и первые облачка недоумения – куда исчезла из их дома любимая нянюшка Акулина Ивановна? Она называла его «цветочком» и «картошиной», она учила только любви и нежности и пропала после того, как повела его в храм. Почему дядя Володя, скрывавшийся до революции от царской охранки где-то в далекой Швейцарии, ругает Ленина? Почему скрывается в Кутаиси дядя Саша, бывший белый офицер? Отчего такая грусть в глазах поэта Галактиона Тавберидзе, мужа его тетки Ольги?

А облачка со временем сгущались – почему наступает неловкость, когда на праздник в их шумной тбилисской дом заглядывает сослуживец папы – Лаврентий Берия? Зачем его отец мчится за защитой от Берии к Серго Орджоникидзе? Отчего вдруг по рекомендации того же Серго поезд везет их на работу в небольшой поселок на Урале?

Но это еще не гроза, гром грянет, когда из Тбилиси одна за другой придут вести – арестованы дядя Володя и дядя Миша, а также тетя Оля, этот список растет, в нем почти все тбилисские родственники. Через два года – уже без папы – они едут в Москву. Маму, жену врага народа исключили из партии, она устроилась кассиром в какую-то артель и бегала добиваться приема у старого знакомца – Берии, который знал ее мужа по работе: «Шалва – не троцкист и не английский шпион!» Она добилась. Той же ночью за ней пришли…

Нет, сам Окуджава не проводи параллелей между этой скрытой войной против своих и той, которая началась в 1941 году, но они возникают при прочтении текстов «Упраздненного театра» и повести «Будь здоров, школяр!». Общее – и в данном Булатом Шалвовичем определении войны: «Ведь в любом случае кровь остается кровью, смерть – смертью. Война же, согласитесь, вещь противоестественная, отнимающая у человека природой данное право на жизнь». Общее – в «упразднении» ярких, живых. Общее – в бравых песнях его родителей, дальних и близких родственников, пехоты и высшего командного состава ленинской гвардии.

Понимание придет позже, а тогда, в 1937 году, он – сын врага народа: «Я испытал это на себе ежечасно, во всех смыслах. Но я считал, что это ошибка. Я был очень политический мальчик. И я знал, что мои родители – такие коммунисты, каких не бывает вообще в природе. Произошла ошибка какая-то. И когда это до Сталина дойдет, он все исправит». Он ждал, но все двери были закрыты, и его, тринадцатилетнего мальчика, принимает в свою компанию только арбатская шпана. Спасая подростка от дурного влияния, тетка увозит его в Тбилиси. 9 мая 1941 года ему исполнилось семнадцать, он заканчивал девятый класс.

Он все еще «политический мальчик», он обязательно должен быть на передовой, но немного не дорос – в семнадцать на фронт не берут. Что только не делал капитан Качаров из военкомата, чтобы отвадить мальчишек. Орал, топал ногами, потом привык и, чтобы отвязаться, поручил разносить по домам повестки. Они приносили горе, за это их, бывало, били. Но мальчишеский максимализм брал верх. Они все равно требовали, чтобы их забрали в армию. Булат ушел из школы, работал на заводе учеником токаря, занимался ровировкой стволов огнеметов, хотя много лет спустя и признавался, что не знает, что такое ровировка – просто была тяжелая работа, изо дня в день, по 14-16 часов. и продолжал ходит к военкому. капитан Качаров сдался – он дал мальчишкам пустые бланки, мол сами себе пишите повестки. Что они и сделали.

Возьму шинель и вещмешок, и каску,

В защитную окрашенные краску,

Ударю шаг по улочкам горбатым…

Как просто спать солдатом, солдатом.

Забуду все домашние заботы,

Не надо ни зарплаты, ни работы –

Иду себе, играю автоматом,

Как просто быть солдатом, солдатом!

А если что не так – не наше дело:

Как говорится, родина велела!

Как славно быть ни в чем не виноватым,

Совсем простым солдатом, солдатом.

Эту ироническую песню он напишет гораздо позже, возможно, вспомнив свое романтическое представление о службе: «Первый день я попал на передовую. И я, и несколько моих товарищей, такие же, как я, семнадцатилетние, очень бодро и счастливо выглядели. И на груди у нас висели автоматы. И мы шли вперед в расположение нашей батареи. И уже представляли, каждый в своем воображении, как мы сейчас будем прекрасно воевать и сражаться. И в тот самый момент, когда наши фантазии достигли кульминации, вдруг разорвалась мина, и мы все упали на землю, потому что полагалось падать. Но мы упали, как полагалось, а мина-то упала от нас на расстоянии полукилометра. Потом все, кто находился поблизости, шли мимо нас, а мы лежали. Все проходили по своим делам, а мы лежали. Потом мы услышали смех над собой. Подняли головы. Поняли, что пора уже вставать. Встали и тоже пошли. Это было первое наше боевое крещение. Тогда я первый узнал, что я – трус. Первый раз. Кстати, должен вам сказать, что до этого я считал себя очень храбрым человеком, и все, кто был со мной, считали себя храбрыми. А потом шла война. Я многое узнал и видел… И еще узнал, что все, кто были со мной, они тоже боялись. Одни показывали вид, другие не показывали. Все боялись. Это немножечко утешало».

Он был минометчиком, и пулеметчиком, и – после ранения – радистом тяжелой артиллерии.

Есть только люди, для которых каждый день может стать последним. И такой день настанет, но не для школяра, получившего за несколько часов до гибели взвода случайное ранение. Уже в 1986 году Окуджава вспоминал, как это произошло: «Над нашими позициями появился немецкий корректировщик. Летел он высоко, На его ленивые выстрелы из пулемета никто не обращал внимания. Только что закончился бой. Все расслабились. И надо же было: одна из шальных пуль попала в меня. Можно представить мою обиду: сколько до этого было тяжелых боев, где меня щадил! А туту в совершенно спокойной обстановке – и такое нелепое ранение». Но, возможно, именно это ранение и спасло ему жизнь

«Я ненавижу войну», - скажет он позже. Быть может, только в строчках песни к фильму «Белорусский вокзал» есть героический порыв: «А нынче нам нужна одна победа, одна на всех – мы за ценой не постоим…». Остальные военные песни и сюжеты посвящены болей частью разлуке или горестному подсчету потерь. Даже говоря о фронтовых буднях, Окуджава крайне редко и нехотя упоминает «о главном»: «А пули? Пули были. Били часто. Да что о них рассказывать – война».

Разговор с сыном

Мой сын, твой отец – лежебока и плут

Из самых на этом веку.

Кому не знакомы ни молот, ни плуг,

Я в этом поклясться могу.

Когда на земле бушевала война

И были убийства в цене,

Он раной одной откупился сполна

От смерти на этой войне.

Когда погорельцы брели на восток

И участь была их горька,

Он в теплом окопе пристроиться смог

На сытую должность стрелка.

Не словом трибуна, не тяжкой киркой

На благо родимой страны –

Он все норовит заработать строкой

Тебе и себе на штаны.

И все же, и все же не будь с ним суров,

(Не знаю и сам почему).

Поздравь его с тем, что он жив и здоров.

Хоть нет оправданья ему.

Он, может, и рад бы достойней прижить

(Далече его занесло),

Но можно рубаху и паспорт сменить,

Да поздно менять ремесло.

Для него важнее человеческое, сохраненное в нечеловеческое время: подробное описание чаепития на привале, дележка моркови, поедание хрустящих сухарей, мимолетный роман. Любовь, разлука, надежда – вот три кита, на которых стоит его поэтический мир.

В отдел народного образования Калужской области пришел молодой грузин, кудрявый и усатый. На лацкане университетский значок, бело-сине-золотой. В кармане – диплом филолога. В 1950 году Окуджава окончил Тбилисский государственный университет, но оставаться в Грузии не захотел. О том, чтобы распределиться в родную Москву, сыну «врага народа» не приходилось и мечтать. Булат попросил направление хотя бы в какой-нибудь город центральной России. Заведующим калужским областным отделом образования сказал, что самое замечательное, если уважаемый филолог отправится в далекую сельскую школу и поработает там учителем.

Еще на первом курсе Окуджава влюбился в свою сокурсницу – Галину Смольянинову. В Шамординскую среднюю школу Козельского района Калужской области они приехали вместе, уже пережив трагедию – при родах погибла их дочь.

Учительский быт начала пятидесятых годов был очень трудным. Для Окуджавы и его жены он был тяжел вдвойне. Другие педагоги держали скотину, имели огороды. А Окуджава по субботам ездил в город – нужно было добраться до «большой дороги», а там надеяться на случайный грузовик. Он покупал на рынке дешевую колбасу, из которой варили суп. Ни в школе, ни в общежитии учителей не было водопровода и электричества, не хватало дров. Зимой приходилось зажигать в классе керосиновую лампу.

Спустя четыре года у Булата Шалвовича родился сын Игорь. Семья перебирается в Калугу, где Окуджава работает в местной газете, а вечерами преподает в школе рабочей молодежи.

Он проработал учителем всего пять лет. Ученики звали его просто – Булатом.

Эти тяжелые годы подарили ему сюжеты для автобиографической прозы: повести «Новенький, как с иголочки», рассказов «Частная жизнь Александра Пушкина, или Именительный падеж в творчестве Лермонтова», «Отдельные неудачи на фоне сплошных удач», «Искусство кройки и житья». В Калуге выходит первый сборник его стихов.

В 1955 году были реабилитированы родители, в Москву вернулась мама. К ней переезжает и Булат Шалвович с семьей. Через некоторое время он – редактор в издательстве «Молодая гвардия», затем заведующий отделом поэзии в «Литературной газете». В 1961 году он уходит со службы.

В Калуге он считался лучшим поэтом, и от собственных достижений, как потом признавался, немного кружилась голова. Тем сильнее был удар по самолюбию, нанесенный в одном из московских литобъединений: стихи подражательные, слабые. Приблизительно год он был в отчаянии и ничего не писал.. А потом случайно взял в руки гитару… Запела измученная душа, песни рождались одна за другой. Буду атеистом, с помощью трех аккордов проговаривал свои негромкие молитвы. Неожиданно для него эти песни начали раздаваться из плохоньких, появившихся в ту пору первых магнитофонов. Ему звонили, звали в гости, в незнакомые компании, он брал гитару, шел и пел.

Известность росла стремительно, и тут же появились люди, пытавшиеся с этим бороться. В ленинградской газете «Смена» вышел первый фельетон: «На эстраду вышел подозрительный человек. Он запел под гитару пошлые песенки. Но за таким поэтом девушки не пойдут. Девушки пойдут за Твардовским и Исаковским». Было бурное обсуждение этой и еще ряда статей в Союзе писателей, в результате которого Окуджаву неожиданно для его противников приняли в Союз.

Он выходи на сцену, и возникало единство меж поэтом и аудиторией, знавшей наизусть многие его песни. Фазиль Искандер сказал о нем: «До Булата Окуджавы усилиями нашего официального искусства частная жизнь человека рассматривалась как нечто мелкое и даже несколько постыдное. И вдруг пришел человек, который своими песнями доказал, что все, о чем наши люди говорят на кухнях, говорят в узком кругу или думают во время ночной бессонницы, и есть самое главное. Печаль в искусстве, которая понимает и отражает нашу жизненную печаль, есть бодрящая печаль. В этом смысле Булат Окуджава был нашим великим общенародным утешителем. Цель искусства в конечном итоге – утешение».

В 1961 году Константин Паустовский включил повесть Окуджавы «Будь здоров, школяр!» в альманах «Тарусские страницы». Официальная критика эту повесть не приняла. В те же годы Окуджава увлекся историей. Сначала он занялся декабристами. Хотел сделать фильм – не дали. Он переделал сценарий в пьесе «Глоток свободы». Затем был роман о Павле Пестеле _ «Бедный Авросимов». От декабристов – шаг ко Льву Толстому, в 1971 году родилась книга «Мерси, или Похождения Шипова», авантюристический роман с подлинными фактами. Вершинами Окуджавы в исторической прозе следует признать роман «Путешествие дилетантов», посвященный романтической любви друга Лермонтова – Сергея Мятлева и Лавинии Ладимирской, и книгу «Свидание с Бонапартом» - о войне 1812 года. Но и эти сочинения вызвали у критиков неоднозначные оценки. Со временем Окуджава понял: «… время делает свое дело. Это лучший судья. Слабые вещи оно убирает, удачные вещи оставляет. Поэтому нам не нужно суетиться, судить, решать. Все решится само собой, искусство – такая вещь. Я в своей литературной жизни человек счастливый, потому что я прошел через огонь и воду, и медные трубы. И устоял. И остался самим собой, насколько это позволил мне характер.

Blog

Уважаемые читатели!

Содержание