Прискорбье и загробье
| Вид материала | Рассказ |
Ничтожество, , молча, про себя, думал Федя, помня советы шефа. Дело в том, что Феде довелось читать и монографию Терша. Написать монографию – значит создать необходимое принятыми правилами игры условие для предстоящей защиты докторской диссертации. Из 300 страниц этой монографии Феде удалось выписать только несколько цифр и ни одной цитаты... Работа была серой, ненужной и откровенно безмозглой. Если что-нибудь и походило на идею, так это примерно такие рассуждения: «раз в Забайкалье удельный вес цемента мал в структуре производства, то надо его увеличить» или «поскольку Тюменская область лишена своего производства цемента, то надо его там создать».
Как и ожидалось, Федя получил один отрицательный и один положительный отзыв о своей диссертации. И это устраивало обе стороны. Значит, предстояла борьба!
Защита любой диссертации в те времена проходила в два этапа. Сначала – предзащита, а потом – сама защита. Все решалось на предзащите. Если она проходила удачно, то сама защита всегда оставалась чистой формальностью. Если не удачно, - то назначалась очередная предзащита. Для чего, скажете, это делалось? Во-первых, это было удобно прежде всего институту и противоборствующим сторонам. Сор не выносился из избы... Иначе все передряги были бы известны высшей аттестационной комиссии, и чем бы это обернулось для института или его кланов – неизвестно. Во-вторых, оформление диссертации связано с многими формальными процедурами, поэтому никто не хотел себя обременять жесткими правилами, установленными сверху.
**********
А вообще говоря, сколько времени уходит на отзывы, рецензии, ученые советы, ведомственные заседания, обязательные статьи, конференции, перечитывание взаимно выдаваемого хлама. На изучение материала, ознакомление с действительностью, не говоря о научных экспериментах. – на это времени не оставалось. Кажется, вся эта рутина и была выдумана последовательными усилиями, чтобы на действительные дела не оставалось времени, иначе самим пришлось бы себя скомпроментировать и уступить место другим.
И вот, наконец, предзащита диссертации. В специальном зале заседания ученого совета находились: трибуна для выступающих, длинный стол, на котором восседал кворум ученого совета, а также добрая сотня мест в партере для любой желающей публики, потому что предзащита – всегда являлась спектаклем, который нельзя было увидеть ни в одном театре!
Заблаговременно выступающий развешивал на стенах плакаты, – чаще всего своеобразные для себя шпаргалки, а не демонстрационные материалы для публики.
И вот воссел на свои места ученый совет – дюжина лысых стариков в черных, давно забывших утюг, костюмах.
Председатель ученого совета представил публике Федора. Затем зачитали отзывы о его работе. И, наконец, дали слово самому диссертанту. Потом начались прения. Сначала поднялся с места Шаповал.
- Скажите, пожалуйста, а какова методологическая основа вашей диссертации?
- Методологической основой, - заученно отвечал Федор, - является марксизм-ленинизм, а также ряд трудов известных советских ученых.
- Я внимательно изучил вашу диссертацию, имел честь выслушать ваш доклад. И вот что замечу, прямо с первого вашего плаката уже потянуло буржуазностью. Луч Неймана, принцип Эджворта…Что это такое?
- Это идеологически безобидные технические термины. Понимаете… - и наш Федя пустился в пространные объяснения перед дюжиной черных воронов. Это была его роковая ошибка. Его шеф сидел на самой задней скамье и сокрушенно качал головой.
- Технические термины, говорите, - продолжал Шаповал, - Вы здесь что, техническую диссертацию защищаете?
Федя что-то мямлил в ответ, мямлил весьма неубедительно для публики.
Потом, далее задавали простецкие, на первый взгляд вопросы, но отвечать почему-то на них было трудно.
- Не думаете ли вы, что название вашей диссертации не соответствует ее содержанию?
- А в чем заключается практическая значимость вашей работы?
И на каждый такой дурацкий вопрос приходилось затрачивать по пять-десять минут на ответ. Большинство вопросов были пустяковыми, как, например, такой:«На странице такой то вы утверждаете, что... Не могли бы вы разъяснить подробнее...». И ни одного существенного замечания по диссертации! Кажется, не было понимания рассматриваемой проблемы даже у членов ученого совета!
Иногда один и тот же вопрос задавали по несколько раз, будто бы сговорившись между собою (кстати, так оно и было). И какой бы ни был убедительный ответ, несведущей в данной конкретике публике казалось, что наш диссертант плавает и отвечает весьма и весьма неубедительно, раз ему по несколько раз задают один и тот же вопрос. а очередной вопрос о научной новизне его работы Федя не сдержался и вспылил:
- Не может много новизны даже в самой лучшей работе. Что такое новое? В этом вопросе даже философы путаются. Возьмите, например, черта, изобретенного попами. До попов о чертях не знал ни кто. Поэтому черт – понятие абсолютно новое. Но вглядитесь в образ черта. Рога – от коровы, хвост – от обезьяны, борода – от козла, а сковородка – с кухни. И элементы то общеизвестные. Будто бы и нового ничего нет. А правильным здесь будет то, что из общеизвестных элементов можно комбинировать новые объекты. Из общеизвестных кирпичей можно построить….
- С чертями все ясно. – перебил Федю Терш. - Не кажется ли вам, что содержание защищаемой вами диссертации очень мне напоминает содержание монографии профессора Феля?
Терш демонстративно достал из кармана пачку сигарет и, пренебрегая ожидаемым ответом, демонстративно направился к выходу из зала ученого совета.
- Я уважаю теоретические разработки профессора Феля, - начал Федор. И не скрываю, что многое у него перенял. Но это совершенно не значит, что я списал его работы. Мало того, я готов с ним подискутировать по внесистемным эффектам и методике их расчета.
В зале прошел неодобрительный гул. Даже Чапов побледнел. Но вдруг из глубины зала поднялся сам профессор Фель! Оказывается, он тоже пришел на предзащиту.
- Что за спектакль тут устроили? Зря вы на парня ополчились. Да, я запомнил его. И специально сюда пришел, чтобы послушать его доклад. Думаю, его диссертация одна из самых содержательных, которые мне пришлось встречать.
Зал на мгновение затих. Публика, зная бесспорный научный авторитет Феля, явно пересматривала свое отношение к докладчику. Даже Чапов улыбнулся, но как-то смущенно. Наступил переломный момент.
И вот взял слово молодой сотрудник института. Федя его раньше не знал.
- Наш диссертант в ходе подготовки к экзамену по специальности написал пособие, - вот оно. – И он поднял фолиант, который Федя подготовил весной этого года.- Здесь в конспективной форме изложены и ваши, уважаемые члены ученого совета, основополагающие идеи. Уже второй поток аспирантов размножает в частном порядке, для себя на ксероксе это пособие.
Послышались и другие похвальные отзывы, но все, опять-таки, по пустякам.
В конечном результате предзащита была оценена положительно, и Феде через полгода был назначен срок защиты диссертации.
И все же, он вышел из зала с ощущением, словно на него вылили ушат с помоями. Он видел, что никто в этом мире не признает чужого достоинства, а тем более – интеллектуального превосходства другого человека. Тот же плагиатор Кимонов видит в нем, меряя на свою колодку, такого же плагиатора, только хитрого и скрытого. А кто выдумывает свое– тот далече, как Фель, или уже умер, так легче рассуждать для успокоения своей души...
Ладно, пусть ты тешишь себя иллюзией, что признают тебя после смерти, и твое имя будет вписано золотыми буквами на научной стеле. Но это тоже заблуждение. Кто-то подобный Кимонову, или похлеще еще и изворотливее, перепишет твои труды, творчески используя словарь синонимов, и впишет свое имя на той же стеле. А тебя не разыщут и историки, потому что на хрен кому ты нужен. Федя даже раззаботился, хватит ли у его друга по аспирантуре интуиции, чтобы находить дельные идеи, которые могут быть содержатся в научных статьях, присылаемых ему на рецензии и в редакцию его академического журнала.
Может так и действительно развивалась наука? Да, нет же. Взять, к примеру, математику. Уже в студентах ясно, кто есть кто. И у людей самооценка быстро подтягивается к внешней оценке. Тут никуда не денешься. Слабаки огорчаются и если не сменят специальность, то быстро ломаются, особенно тот, кто не лишен честолюбия. Но в математике нет и не может быть плагиата. И все там естественно. Ах, почему я не математик?
В экономической науке, даже несмотря на ее клановость и засилье демагогов, еще можно кое-кого поставить на место. И пусть одно звучит на словах и отражается на регалиях, но все равно каждый сукин сын чувствует свою цену, ориентировочно, но все равно, чует. А что творится в литературе? В театре? В живописи? Там каждый – гений. И предостаточно подтверждений в своей гениальности для любой бездарности и даже неумехи. Если столь знамениты Пикассо или Матис, то каждый выпускник суриковки уже по определению – гений.
* * *
Легкий хлеб, как он развращает людей! А особенно, когда легкий хлеб сочетается с солидным доходом. Разумеется, в этих условиях появляется ожесточенная конкуренция. Легкий хлеб привлекает в первую очередь хватких, жадных, честолюбивых, а также, разумеется, всех прочих. И начинается борьба... Люди подлеют, люди падают от инфарктов... У честного человека сердце начинает биться чаще, если он изменяет себе, идет на сделку с совестью... Подлец или иной ловчила делает это обыденно, и поэтому он спокойнее.
Это все та же проблема рыцаря и обывателя. Для первого главней всего –честь, для второго – выгода. И если обыватель почует выгоду без риска, то рыцарю приходит конец. Обыватель естественным образом вытеснит рыцаря из облюбованной ниши. Для своего самосохранения обыватели группируются в конкурирующие стаи, каждая из которых ничем не лучше друг друга. Стая позволяет драться за этот легкий кусок хлеба, а в случае победы – получить свой, положенный мосол: кто звание академика, кто – должность директора института, кто – досрочную докторскую диссертацию, пусть и защищенную на одной мякине. И все мысли участников стаи будут направлены не на науку, а на интригу и борьбу.
В случае поражения, напротив, стая изгоняется с заветной территории. Тут уж никому из членов стаи не отвертеться, что, мол, «я не я, и свинья не моя». Всем, каждому свое припомнят победители. Кто-то с внешней помпой уходит на пенсию, из директоров института в заштатные вузовские профессора, защита диссертаций откладывается до неопределенных времен.
Ну а кто не захотел пристать ни к одной из стай, чаще их ждет незавидная судьба «скромного теоретика», а порой, при смене власти могут и запросто турнуть, особенно если внешние данные – фамилия, цвет волос длина носа или ширина лица будут походить на представителей побежденного клана.
В таких сферах, как экономическая наука, к тому же отравленных идеологией, можно быть совершенным профаном. Один грузин, как рассказывали, переплел какой то обтекаемый текст, совершенно не относящийся к теме диссертации, и выдал его за оную. Реферат подготовил ему научный руководитель. Диссертацию его никто не читал. Все члены ученого совета знали, что их ждет роскошный ужин в одном из столичных ресторанов. Одним словом, защита прошла «на ура».
В других науках, в так называемых более точных, прикладных науках, может быть, требуются элементарные знания, может быть. Только и всего. А там валяй дурака хоть всю жизнь. Ставь опыты, описывай их, пиши статьи на тему «Взаимосвязь того то с тем то» или на тему «Некоторые особенности протекания...». Главное, работа не пыльная, не торопливая, приносит рублей на грамм пота во много раз больше, чем в производстве.
Чапов оказался прав. Перед самой защитой диссертации Федя стал свидетелем торжества Шаповала, Терша и Удода над его любимым учителем. Несколько проколов директора института Чапова, наложенных во времени, одновременно письма «снизу» и недовольство «сверху», и Чапов уже – профессор одного из институтов по повышению квалификации, будто бы созданных благотворительным образом для таких, как он, которых «уходят».
Оппозиция на радостях великодушно позволила Феде защитить кандидатскую диссертацию. Но на этом и закончилась его столичная карьера. И вот Федя снова в своем родном проектном институте, теперь – заведующий лабораторией.
* * *
Он и в провинции продолжал ревниво относиться к любимой ему науке. Однажды на ученом совете уже проектного института один «ученый», готовивший докторскую, предложил утвердить в плане кандидатскую диссертацию только что поступившему на работу парню, инженеру, ранее ничего не имевшего с экономической наукой.
Федя задал этому парню несколько вопросов, и, убедившись, что тот совершенно далек от затеянного, высказал мнение, что ему должно быть рановато думать о защите кандидатской диссертации. Сначала надо бы пройти какой-то экономический всеобуч, чтобы получить элементарные понятия и навыки расчетов.
И ведь какая обида взялась у этого, в общем-то, неплохого и умного парня, какая обида! И на всю жизнь! Федя стал для него коварным врагом. А его потенциальный шеф, надо же, шеф запомнил, помнил много лет. И вот настал момент, когда он тоже срезал критикана, но более изощренным способом, когда тот пытался выйти вовне из института на защиту докторской!
* * *
Все здесь рассматриваемые трагедии заключаются в том, что обыватель относится к науке как к дойной корове, справедливо видя в ней и работу непыльную и высокооплачиваемую. Чего же еще желать! И такие случайные люди в науке чисто, по обывательски, воспринимают всякую критику, всякие выпады в свой адрес, которые направлены в защиту чистоты науки, как недоброжелательность, сварливость... и несправедливость.
Но есть две правды. Правда – обывателя, и правда рыцаря. Польза и честь никогда не сойдутся... Наука – это сфера чести, то же самое и армия.
Нет, не подумайте, что автор презирает обывателя, совсем нет. Обыватель стремится к спокойной, размеренной жизни, к благополучию. Не он – возмутитель спокойствия. Зато он – основа любого гражданского общества. Но его нельзя допускать до власти, до армии, до науки. Иначе все это загниет. Здесь должны господствовать рыцари-профессионалы, а не такие бездари и ловкачи, как Шаповал, Терш, Кимонов или рыцарь-недоучка Чапов.
Экономистов страна выпускала слабых. Почему-то считалось, что каждый может им стать, хоть в пятьдесят лет. И кем только не были заполнены экономические отделы наших проектных и научно-исследовательских институтов: бывшими директорами, списанными летчиками, женами высокопоставленных чиновников, упорными заочницами с навыками десятиклассниц… И действительно, путаная теория Маркса, как его борода, кроме демагогии никого ничему не научала. Учебники были примитивные. Каждый год студенты слушали одно и то же, только в разных интерпретациях. Студенты понимали это, и после первого курса практически больше не учились, застревая на уровне где-то десятого класса: что-то приобретя в вузе, и что-то подзабыв из школьной программы. Но спесь, разумеется, всегда была на уровне. И вот страна получила недоброе наследие, аукнувшеейся идеологизацией экономической науки, а потом – и экономическим застоем страны.
* * *
Есть хороший, проверенный способ очистки науки от случайных людей – не платить дармовых, бюджетных денег. И тогда обыватель от нее отступит.