Прискорбье и загробье

Вид материала

Рассказ

Содержание Двое на обочине

ДВОЕ НА ОБОЧИНЕ

- Что же ты, друг, не ссылаешься в своей диссертации на мои работы? – журил своего любимого аспиранта Федора его научный руководитель Чапов.- Чуть ли не на каждой странице – ссылка на Беднякова! Да ты, что? Вот и поступал бы к нему в аспирантуру! Согласись, не логично, совсем не логично, пользоваться всем тем, что тебе здесь предоставили, и заглядывать в чужой огород... Да этот Бедняков в свое время дал отрицательный отзыв на мою докторскую... А я надеялся, в свое время, думал тоже, кажется, свой человек, ан нет, продажный человек, твой Бедняков...

* * *

Чапов окончил экономический факультет университета еще в пятидесятых. В те времена экономическая наука рассматривалась лишь как ветвь господствующей идеологии, отрицавшей здравый смысл, или, иначе говоря, утверждавшей с точностью до наоборот все, что противоречило здравому смыслу и настоящей науке. Причем всякое там колобродство, выискивание противоречий, жалкие потуги на поиск истины жестоко преследовались, да так преследовались, что самым приятным было бы для студента исключение из вуза. Чтобы закончить в те времена экономический факультет, надо было быть или полным невеждой, выходцем из медвежьего угла, или двуличным хитрюгой, ленившимся учиться, скажем, в техническом вузе, где, как известно, могут запросто отчислить за сопромат, но желающим иметь высшее образование, почет и уважение ученого человека. А ученых в те времена действительно умели уважать.

Вот такое разделение студентов на невежд и хитрюг в пятидесятых годах породило потом две крупные экономические школы в шестидесятых- восьмидесятых, «научная» борьба между которыми и привела к так называемой перестройке. Кстати, намечался и мир между этими двумя школами, выразившийся в счастливом браке первого советского президента...

* * *

Итак, Федор был аспирантом у доктора экономических наук Чапова. А сам Чапов руководил одним из научно-исследовательских экономических институтов. Еще на приемных экзаменах в аспирантуру он обратил внимание на дельные ответы Федора и взял его к себе аспирантом.

Федор в свое время с отличием окончил политехнический институт и был распределен на работу в Сибирь, а проектный институт. Начитавшись популярных статей об экономической науке, которые в шестидесятые годы выдавал журнал «Наука и жизнь», Федор уволился с работы, схитрил, проработал полгода колхозным сторожем в родной своей деревне и, получив новую трудовую книжку, поступил в столичный университет, как колхозник без всякого конкурса, по своему невежеству - на экономический факультет.

Учиться было легко... и неинтересно. Единственный предмет, который он с охотой посещал – это иностранный. Общеобразовательные предметы для него были лишь повторением недавно пройденного. А собственно экономических наук он так и не заметил кроме конспектирования громоздкого «Капитала», который доводилось конспектировать и в политехническом.

Однокурсники были моложе его на лет 5-7 , поэтому с ними было не интересно. Со случайными людьми Федя тоже не любил сходиться. Однако относительное одиночество не прибавляло в нем скуки. Будучи от природы любознательным, он посещал лекции на историческом и философском факультетах, а также проводил время в библиотеках, где переводил для себя доступную зарубежную литературу по экономической тематике.

Уже позже, как облыжный студент, получив распределение опять-таки в родную Сибирь, в проектный институт, он прочел объявление о наборе в аспирантуру в столичный академический институт. Позвонил, узнал условия приема, и, не задумываясь, поехал поступать на очное обучение.

* * *

- Вот тебе потенциальный список членов ученого совета – продолжал Чапов. - Обязательно эти лица должны присутствовать в списке использованной литературы. Понял? И в тексте диссертации должны быть приведены их цитаты... А этих... - убери вовсе. Ты, что, хочешь, чтобы тебя обвинили в буржуазном уклоне или биологизме. Обвинение в биологизме еще, пожалуй, даже, хуже, чем в буржуазном уклоне. Буржуазный уклон можно исправить, извиниться, что увлекся, что завлекли молодого дурака сирены своими сладкими голосами. Ученый люд поймет. С кем и когда слабостей не бывало... Люди ведь любят, когда признается кто-то в своей слабости, потому что чувствуют себя сильнее. А вот биологизм в экономике, - его тебе никогда не простят. Это же, как змея маскируется под рыбу, гадко всем... Это как предатель, пользующийся запрещенными приемами. После обвинения в биологизме тебя больше никогда не будут слушать на ученом совете... понял?

- Да, кажется, понял. Я бы хотел поработать над диссертацией еще один год.

- Да ты с ума сошел! Через год неизвестно, что будет. А у тебя, поверь, есть все, все есть… Никто, нет, мало кто будет читать саму диссертацию, разве что мэнээсы, которые подготавливают по разным там вопросам пояснительные записки своим шефам. А основная масса читает только введение и заключение диссертации, а также автореферат. Так, что на это - особое внимание. Введение, заключение и автореферат я сам прочитаю и введу поправки...

И обрати особое внимание на свою речь. Отрепетируй ее на магнитофоне. Введение и заключение диссертации, по сути, и должны составить твой доклад. Прежде всего, надо поблагодарить членов ученого совета. Потом отметить особый вклад в науку поименно, умерших классиков и опять таки, уже поименно членов ученого совета.

Заключение речи – тоже важный момент. Здесь надо отметить Шаповала и Терша. Сказать, что без их трудов ты бы не посмел даже подумать о написании диссертации. Только их труды дали тебе желание и вдохновение приступить к своему труду. Скажи, что публике представляется возможность теперь оценить, насколько ты не исказил их основные идеи...

Да, кстати, не забудь подготовить доклад к очередной конференции молодых ученых и аспирантов. На этой конференции надо заявить о себе как о подающем надежды молодом ученом. Надо, обязательно надо выступить блестяще и скромно одновременно. И не спорь, ради бога, ни с кем. Отвечай на возражения примерно так: «Да, ваше замечание очень верное, но... есть ряд отдельных моментов, к сожалению, еще мало освещенных всесторонними исследованиями...». Это и не обидит других, и не даст потерять тебе лицо. Понял?


И вот научная конференция. Одна рыженькая девочка в своем докладе предлагала развивать легкую промышленность на Ямале и на Таймыре, обосновывая свое гениальное решение избытком неработающих жен геологов и газовиков на этих полуостровах...

- А вы считали, во что обойдется вся эта затея? – Не удержался наш Федя. - Даже мужицким счетом, без калькулятора, можно прикинуть... Так,.. затраты на строительство..., на оплату труда.., полярные надбавки.., дополнительные затраты на отопление... плюс вывоз на большую землю... Федя, как бывший проектировщик называл и сопоставлял цифры, на ходу подсчитывал убытки от необдуманной затеи молодой незнакомки.

Потом в зале засмеялись. А Феде стало жалко будущую преобразовательницу Севера. Она не могла ничего возразить, покраснела, захлопала рыжими своими ресницами и торопливо удалилась с трибуны.

На следующий день научный руководитель этой девочки при встрече с Федей в коридоре не поздоровался с ним. Сначала Федя подумал, что тот, как важная и сверхзанятая персона, не заметил его, ничтожного аспиранта, и в тот же день опять поздоровался, чуть громче прежнего. Чужой шеф опять прошел молча мимо его.

Чапов вызывает Федю к себе.

- Ты что там намолол на конференции?

- Выступил с прениями о развитии родного Севера. – Федор попытался объяснить суть происходящего, но Чапов его перебил.

- У меня и так напряженные отношения с Шаповалом. Ведь он, как мне передали, подумал, что я специально тебя послал на конференцию, чтобы ты срезал его аспирантку, а тем самым дал знать всем, что дни Шаповала в институте сочтены.

- Я об этом вовсе не думал. -У Феди глаза стали круглыми...

- Ну, гляди, гляди, дружок... Шаповал – член ученого совета, и он еще отыграется на тебе...

- А что мне теперь, ползать перед каждым членом ученого совета?

- Ты не ползай. А притворяйся, что ты ползаешь! Башка у тебя светлая. А какое трудолюбие! И воля, характер, смотрю, у тебя есть... Быстро давай защищай кандидатскую. Через пару лет, если, морально и социально подготовишься – докторскую, напролом пойдем, вместе пойдем... И потом уже можно не притворяться... Они, поверь, будут ползать перед тобой. И если представится возможность, - тогда – дави! Не надо забывать обид, это глупое представление. Надо помнить и добро, и зло...

* * *

Чапов понимал, что тучи над ним сгущаются. Шаповал и Терш принадлежали к другому, враждебному ему клану. Он знал, что давно они саботируют его решения, и ждут момента, чтобы его свалить. На днях погиб в автомобильной катастрофе его духовный наставник, его шеф. Вся страна об этом недоумевала. Но Чапов, сам Чапов, понимал, черт побери, что их взяла.

Чапов торопился. Он отыскивал себе сторонников по медвежьим углам, он хотел из них сделать свою гвардию.

Чапов ничего не боялся, кроме того, чтобы не успеть.

Голодные военные годы, жажда к учебе, патологическая страсть к чему-то святому, непостигаемому и недостижимому – все это помогло Чапову стать Чаповым. И на борьбу, борьбу за себя и вот за это непостижимое и недостигаемое ушла у Чапова вся жизнь.


* * *

Какая здесь убогая серость! Федору было уже душно в выбранном им академическом институте. Какая тут наука? Одни интриги. Федор в расстроенных чувствах пришел к себе в комнату в аспирантское общежитие, снял обувь и не раздеваясь лег на кровать. Хотелось обдумать свое житье-бытье.

Аспирант Кимонов сидел за письменным столом. Он что-то писал и задавал Феде вопросы.

- А как иначе сказать такое выражение: «Прежде всего, следует отметить особый вклад...».

- Ну, наверное, «В первую очередь необходимо выделить основополагающие решения...»

- Молодец, Федор!

- А как иначе сказать такое выражение: «Совершенно справедливо утверждается многими»

- Ну, пожалуй: « Большинство совершенно справедливо утверждает...»

Феде даже стали нравиться такие игры. Разыгрывалось воображение, пополнялся и укреплялся в сознании лексикон научных слов и выражений.

Позже, однажды, он случайно увидел на столе, забытую Кимоновым толстущую рукопись. Ему стало интересно, и он полистал ее. Это была трудолюбиво переписанная Кимоновым чья-то диссертация из Ленинской библиотеки, переписанная синей пастой. Черной же пастой буквально на каждой строке вносились изменения, авторство многих из которых признал сам Федя.

Федя все же не был окончательным подлецом, чтобы написать донос на Кимонова. У него была природная деликатность, он даже не уличил Кимонова в грубом плагиате. А зачем наживать себе врага? Он просто упал в его глазах, и как аспирант, и как человек. Только и всего...


Лет через пятнадцать, после развала как всего плохого, так и всего хорошего, Федор будет потрясен, читая в центральном журнале статью академика Кимонова, советовавшего, как же вывести страну из кризиса. Особым перлом в статье было утверждение, что в наших условиях кривая спроса и предложения могут и не пересекаться!

* * *

Федор сожалел, очень сожалел, что побоялся, струсил связаться в свое время с Бедняковым. Среди ученой публики о Беднякове ходили легенды. Одни считали его вздорным, неуравновешенным человеком. Аспиранты, которых вел Бедняков, боготворили его. В основном он набирал к себе бывших математиков и физиков, в совершенстве владеющих английским языком. В академическом институте, где работал Бедняков, на него руководство не то махнуло рукой, не то кто-то сверху пригрозил пальцем руководству института. Слухи слухами, но Федор и сам знал, что после пасквильной статьи на Беднякова в одном из центральных изданий вскоре, через месяца два или три, там же было опубликовано сообщение о награждении Беднякова правительственным орденом.

Бедняков не вел семинары и не имел возможности читать лекции. Зато Федору порекомендовали в том же институте, где работал Бедняков, посещать аспирантские семинары профессора Феля. Федор познакомился с его печатными работами. Они ему понравились. Действительно, без обычного словоблудия, характерного для гуманитариев, излагались конкретные экономические проблемы и предложения по их решению.

Федор стал ходить на семинары Феля, предварительно узнавая сроки их проведения у так называемого старосты семинара. Интересно было слушать Феля. Однажды на семинаре речь зашла о проблеме совместных эффектов. Федя уже имел честь сталкиваться с этой проблемой, работая в проектном институте. И поэтому он решил задать мучавший его вопрос.

- Используя традиционные методы расчетов при всяких условных допущениях можно рассчитать экономический эффект, скажем, в размере 100 единиц. Но известно, что эффекты связаны между собой не только конъюнктивно, но и дизъюнктивно. Так, в комплексной увязке, решая единую экономико-математическую задачу, как показывает практика, экономический эффект всегда оказывается меньше, причем не на какие-нибудь проценты, а в 10-30 раз. И, поскольку, каждый раз нельзя поставить и решить такую задачу в заданные сроки, ведь это - дело творчества одиночек, а не массовых расчетов, поэтому надо эмпирически находить какие-то коэффициенты, и корректировать смежные эффекты...

- Кто вы? Где работаете, Где учитесь? – вместо ожидаемого ответа Фель сам стал задавать ему вопросы.

Федя назвал себя, свой институт, что он учится там аспирантом и кто у него руководитель. Фель ничего не стал отвечать. После семинара он подозвал к себе старосту кружка и о чем-то долго с ним шептался. На вопрос Феди, когда состоится следующий семинар, староста ничего не ответил ...

* * *

Федя, как и обещал своему шефу, вернувшись с летних каникул, привез готовую уже диссертацию, учтя все дельные и не дельные замечания Чапова. И это – после первого года обучения в аспирантуре. Наконец, после летних каникул собрались все однокурсники, тут же организовали вечеринку. Завязались дружеские разговоры.

- Наверное, ты, Федя, - дружески обратился к нему Кимонов, - уже первую главу диссертации закончил?

- Нет, зачем же ты так обо мне... Я приехал с готовой диссертацией.

И тут Федя удивленно заметил, что лица у друзей заметно побледнели...

Федя и тут не стал задавать лишние вопросы по этому поводу, опять таки из-за своей деликатности.


* * *

- Молодец, мой друг, - Чанов не скрывал своего восторга.- В срок уложился и учел все необходимое. Тут и править нечего. Автореферат сам подготовишь?

• Да.
  

Все равно через неделю покажи мне его. Да, теперь тебе надо дать свою диссертацию на отзыв, ну, скажем, Тершу и кому-нибудь из наших. Иначе будет буча. Скажут, что мы подтасовали все.

Федя все понял. Но ему очень не хотелось идти к Тершу. Уж очень надменно тот выделялся из всех в институте. Молодой доктор наук, всего пятьдесят лет, он выглядел моложе своих ровесников. В академических кругах считалось хорошим тоном, чтобы сотрудники о своих кандидатских в возрасте 27-28 лет, а о докторских – в возрасте 45-50 лет.

Если сотрудник заявлял о себе раньше, - то что тут начиналось! В адрес нарушителя правил сыпались обвинения: карьерист, проходимец, вот он имеет лапу волосатую, да вычислить нельзя, чью...

- Посмотрим, посмотрим, - неприязненно заворчал Терш, когда Федя принес ему свое творение. – Полистаем, что ты тут написал. Не у Феля ли ты все слизал?

Вот тут то Федя побледнел. Да, он не мог пройти мимо завораживающей простоты математических формул Феля, совершенно не противоречащих мужицкому здравому смыслу. Но не передрал же он его, как тот же Кимонов неизвестного автора. С другой стороны, у Феди не могло не остаться огорчение: как могут противоречить такие замечательные работы Феля такому отношению к нему Федора, которое он уже испытал!