Geum.ru

Сказка о Верной Воле и Вольной Любви

Вид материалаСказка
Подобный материал:
Сказка о Верной Воле и Вольной Любви.


"Перед массивным пилоном - входом в храм, на гладком полированном кубическом камне сидит Женщина, её обнажённое тело невольно поражает своим восковым, янтарным, полупрозрачным цветом; его линии очень остры и рельефны".


Жили-были два царя братушки, два брата одного отца и одной матушки. Жили каждый в своём царстве-государстве собственном, и в радостях жили и в наслаждениях были. Любил старший брат красавицу жёну свою и любил старший брат на охоту ходить, потешаться, да и зверьё, какое дремучее пострелять. Раз, поцеловал старший брат жену свою любимую и на охоту отправился. Да не долго охотился старший брат, как взяла его тоска-кручинушка, в само сердце забилась, да так там и осталась. И возвернулся старший брат домой раньше срока охотничьего, пришёл жену обнять и непонятну кручинушку сбросить. Обошёл старший брат палаты свои светло-каменные, а жену свою любимую не нашёл. Во второй раз обошёл старший брат палаты свои - нет жены его любимой, жены ласковой, и в третий раз обошёл - не нашёл старший брат жены своей. Открыл старший брат двери дворца своего, которые в сады ведут, в сады с птицами певчими, с деревьями плодоносящими, с травою зелёною с цветами райскими. И видит старший брат, как жену его, жену единственную, негр-раб целует в уста алые да за стан-тростинучку рукой чёрной берёт, рукой чёрной обнимает. Ударила кровь горячая, кровь грешная, обезумела головушку брата старшего, вырвал старший брат богатырский меч из ножен своих цвета красного и срубил головы ударом единым жены единственной и раба чёрнорукого. И ушёл старший брат в палаты свои каменные у Бога смерти просить да жену свою любимую оплакивать. И прожил он так девять лет и три года в муках и страданиях неописуемых, для которых и слова людского по всей земле-матушке не сыскать. Постарел старший брат старостью и меч свой богатырский уж и поднять не мог. Ушёл старший брат в сады свои райские, лёг на траву зеленотканную, и стал смерти дожидаться да прощаться с миром земным, с миром жестокогоречным. Тут приходит к нему весть от гонца вести приносимого, что младший брат шлёт поклон брату старшему, и ждёт младший брат брата старшего, что б обнять кровинушку родную да по чарке выпить за здоровие, да вспомнить словом добрым отца с матушкой. И подумал тогда старший брат, что не гоже так умирать брату старшему, не простившись никак с братом младшим, не обняв за плечи братские, не пожелав покаянья душ отцу с матушкой. И собрался старший брат в дорогу дальнюю к брату младшему к брату меньшему.

Встретил младший брат брата старшего, угощал яствами невиданными, да винами терпкими заморскими. Не заметил младший брат кручины старшего, всё жену свою молодую расхваливал, да гордился гордостью молодецкою. А старший брат о своём горе не сказывал, желал брату меньшому вечных дней радостных и жене его светлых помыслов. И собрался раз младший брат на охоту потешную, стал и старшего брата уговаривать. Отказался старший брат с младшим охотиться, посетовал на больну головушку, и отправился младший брат на охоту без старшего. И собрался старший брат в дорогу обратную, решив Богу одному о своём горе поведать да покаяться. Вышел старший брат в сады райские с птицами певчими, с деревьями плодоносящими, с травою зелёною с цветами райскими, что б с женой проститься брата младшего. И видит старший брат, как жену брата младшего негр-раб целует в уста алые да за стан-тростинучку рукой чёрной берёт, рукой чёрной обнимает. Ушёл старший брат в стены высокие в палаты каменные брата младшего, и дал запрет себе: об увиденном брату младшему не сказывать. Да только ноги брата старшего скаменели хуже каменных, и не смог старший брат в дорогу обратную отправиться раньше срока охотничьего брата младшего. Но не долго охотился младший брат, и взяла его тоска-кручинушка, в само сердце забилась, да так там и осталась. И возвернулся младший брат раньше срока охотничьего, и застал брата старшего с телом каменным. Вышел младший брат в сады свои райские просить жену свою любимую, жену ласковую утешить брата старшего словом добрым, словом женственным. А у брата младшего кровь ещё горячей была, чем у брата старшего. Ударила кровь горячая, кровь грешная, обезумела головушку брата младшего, вырвал младший брат богатырский меч из ножен своих цвета чёрного и срубил головы ударом единым жены единственной и раба чёрнорукого. Обнял младший брат брата старшего и старший брат обнял брата младшего за плечи братские, и поведал о горе своём несгораемом, как две капли воды схожим на горе младшее. И решили братья к свету белому обратиться, и скитаться по свету белому до той поры памятной, пока не найдут они утешения у Огня красного, у Земли-матушки, что в небесном Воздухе, и в Воде святой одной десницею сотворённые.

Долго ли коротко ли, да только шесть красных лет горячеющих да шесть чёрных зим холодеющих ходили братья без малого по свету белому. Обносились одежды братские и в лахмотия превратилися. А питались они от людских забав, и от слёз людских проливаемых. Кто им хлебом вольным поможет, и поделиться, а кто и словом Божьим верным скажет, помилосердствует. Полюбились братьям братья меньшие, братья малые света белого, на которых с мечами длинными с острострелами, потешаться ходили они за убийствами в свою пору молодую охотничью. Пели братья с птицею певчею, со зверьём большим, да со зверюшкой малою одним словом-языком разговаривали. Воздыхали братья леса древнего голос праведный чисто сложенный и живой водой омываемый. Грелись братья огнём яркопламенным из земли родной добываемым. Согревала земля верной матушкой, а отец лесной их напутствовал, словом вольным учил да незлобливым.

Раз сидели братья у яркого, у могучего да нежгучего, у костра весёлого да трескучего и духом лесным упивалися, и травинку всякую слышали. Вдруг из гущи лесной да доверчивой к ним выходит девица красная красотою собой нерассказанной, да с глазами большими незрячими, с чёрной тенью от слёз неразгаданных.

-Ах вы, молодцы, ах вы, добрые, - говорит им девица красная, - Ох, вы люди лесные да смелые, не ругайте меня понапраслину, не гоните вы девицу белую, а дозвольте у пламени ясного только руки согреть онемелые.

-Что ты, девица, что ты ясная, - отвечают ей братья смелые, - ты садись у костра у красного, да погрейся, отведай спелые леса ягоды и корения, мёда чистого да душистого от души от пчелиной творение.

Села девица у слажённого в ярком пламени отражённого от земли родной от воды живой духом смелым лесным напоённого. Съела девица леса ягоды, съела девица и корения, съела девица мёда сладкого от души от пчелиной творение. Напилась воды красна девица из прохлады ручья глубокого, и сказала,

-Спасибо вам, молодцы, дай вам Бог, за добро светлоокое.

-Что ты, девица, что ты ясная, - отвечают ей добры молодцы, - будто с нами ты, как прощаешься, будто в путь-судьбу собираешься, где невидимо солнце красное. Подожди, не спеши, ненаглядная, ты поведай нам горе-горюшко, мы поймём тебя лучше всякого, лучше всякого ненарядного.

Отвечает им красна девица,

-Расскажу я вам, добры молодцы, всё поведаю, как на блюдечке, и открою вам тайну страшную, тайну лютую да без ключика.

Поглядела в огонь красна девица, повела рассказ тихим голосом, словно горе-горюшко мерила, решетом, да со дна глубокого.

-Жили люди у нас на приволии, обнимала людей воля небушка, и дома-терема люди строили, и растили детей словно хлебушек. И земля, и вода отдавала нам, и огонь согревал от печалинок, и дышали большие да малые одним воздухом чистым и пряничным. И не ведали люди, где худшее, не делились на веру по валенкам, каждый делал своё - дело лучшее, от витрины резной до завалинки. Всем хватало и хлеба и солнышка, на дворах сторожей не держали мы, а делились и словом и зёрнышком, и весёлые песни слагали мы. Только воздух, от суши засушенный, чёрным страхом неведомо травленный, поселился в доверчивых душах, словно дымом, без ветра оставленным.

Побежали росинками капельки, собираясь дорожками встретиться, собрала их косынкой по капельке, и продолжила сказывать девица.

-Всюду люди заборы поставили, стали мериться силой и званием, лютой злобой цепной испоганены, псы звериные пасти оскалили. Кто сильней и хитрей всё поотняли у других, кто умом простоватые, от полена до хлеба раздольного, от рубахи единой до хаты. Стали люди на души завистливы, стали песни на стрелы обменные, стали люди в крови поколенные, в землю души закапывать листьями. Зачерствела земля червоточиной, отвернулся огонь согревающий, помутнела водица проточная, стала дымом дышать от пожарищей. Появились тут люди, все чёрные, да с крестами, до пуза висящими, стали сказывать, будто греховны мы, и за это отказано в счастье нам. Тут другие совсем бескрестовые, на крестовых набросились с книгами, будто бесы все люди крестовые, будто беды с креста нагноили мы. И не знает народ, где же знания, где же вера-то наша родимая, да не уж-то для страха в страданиях Божьей волей мы все сотворимые?! Только сказывать стали вчерашние, люди, ныне в сединах и трещинах, будто чудище, страха ужаснее, поселилось в мужчинах и женщинах. До крови это чудище жадное, и ласкает, и милует кровушку, и сгоняет, как стадо отрадное, чтобы выпить по капле любовьюшку. А Любовь, что по капле влюбляется, в нашу кровь, что от Бога дарована, стопудовыми цепьями мается, к тёмным скалам-подвалам прикована. И трёхглавая гадость звериная стережёт, и от голода чешется, ждёт от чудища знака змеиного, чтобы с мёртвой Любовью потешиться.

Опустила глаза красна девица, снова в каплях росинки закапали, да не стала их стряхивать девица, замолчала она …, и заплакала. Замер лес без единого шороха, замолчала водица ручейная, и земля затаилась от вороха, пряча птицу и зверя затейного.

Поднялись тут два брата единые, два меча одним светом родимые, в ножнах чёрных и в ножнах рубиновых, два луча в одной точке сходимые. Поднялись две спины крепколитые, поклонились до пояса,

-Девица, - ей сказали, - не плачь, светлоликая, было двое, а стала нас - Троица. Ты веди нас тропами звериными в тёмный свод, где Любовь захоронена, где живёт эта гадость змеиная, будет к ней разговор краткопонятый.

-Проведу я вас, - молвила девица, проведу вас тропами валунными, эти тропы тропинкой не делятся, не сойдёшь с них и ночью безлунною. Эти тропы костями, как листьями в час недобрый камнями побитые, то тела наших молодцев истинных, что в народе давно позабытые.

-Вот и славно, - ответили братия, - вспомнят люди сынов своих преданных, ты веди, чтоб мы время не тратили, - много дел у Любви неизведанной.

Шесть ночей и шесть дней несговорчивых шли два брата и девица красная, и пришли к тёмным скалам узорчатым, где Любовь остывает прекрасная.

-Схоронись, наша девица славная, - просят братья сестру свою младшую, - чует дух человечий трёхглавое, сейчас же выползет, гнида смердящая.

Будто слышала, гадина речи их, от скалы отделилась, как тучею, и сказала,

-Ну, что, человечишки, сразу вас, аль желаете мучаться?

Ничего не ответили братия, два меча их сверкнули как молнии, видит девица - головы катятся и скрываются в море под волнами. Обезумела третья проклятая голова от змеиного пугала, и огнём, что в желудке припрятала, в братьев духом звереющим дунуло. Но огонь есть огонь, в пламе родственный, братьям брат из стихии четвёрошной, и не тронул огонь братьев собственных, и упал к их ногам, словно пёрышком. Снова молнией лезвия братские резанули как горную впадину, снова море взметнулось …, и волнами растворила, как не было гадины. И разрушились скалы безродные, и подвалы с цепями пудовыми, вышло Солнце Любовью свободною, засияло над морем по-новому.


"…На голове Женщины надето нечто вроде металлического шлема; на нём укреплены два рога, поддерживающие шар. Непосредственно сзади Женщины на фоне пилона ясно вырисовываются две могучие колонны, поддерживающие портал".


Живут два царя братушки, два брата одного отца и одной матушки. Живут каждый в своём царстве-государстве собственном, и в радостях живут и в наслаждениях прибывают. И зовут их одними именами славными: одного - Волей Верною, а другого - Верной Волею.