Опроизведениях Эдуарда Асадова так же, как и об их авторе, мне доводилось писать и говорить в своих лекция

Вид материалаЛекция

Содержание


Дорожите счастьем, дорожите!
Россия начиналась не с меча!
Дорогие оковы.
Реликвии страны.
Одно письмо.
Что такое счастье?
Грядущий день.
«веселье руси».
Падает снег.
Двадцатый век.
Разные натуры.
Сколько лет мы не виделись с вами.
Древнее свидание.
Иванам не помнящим родства.
Когда порой влюбляется поэт…
Любим мы друг друга или нет?
Не привыкайте никогда к любви.
Она уснула на плече моём.
Гибнущая деревня.
Преступление и наказание.
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23

Избранное.

Эдуард Аркадьевич Асадов.


ТВОРЧЕСТВО ВЫСШЕЙ ПРОБЫ.


Если я скажу, что золото никогда не тускнеет, то вряд ли кого-нибудь удивлю. Оно действительно не поддаётся ни времени, ни щелочам, ни кислотам. То же самое происходит и с произведениями больших и ярких мастеров искусства и литературы. К сожалению, как и золото, в жизни нашей литературные шедевры встречаются довольно редко. Впрочем, встречайся они часто — золото перестало бы быть золотом. Но они есть, и мы, чтобы не путать их с произведениями менее яркими и глубокими, привыкли называть подобные книги классикой. И мы сейчас не будем, пользуясь прежними консервативными критериями, считать классикой лишь произведения прошлых веков. Да, классика есть. Она живёт и сегодня, если только внимательно ко всему приглядеться. О произведениях Эдуарда Асадова так же, как и об их авторе, мне доводилось писать и говорить в своих лекциях как в институтских аудиториях, так и по линии общества «Знание». Книги Асадова прошли самое главное и самое трудное испытание — испытание временем. Вот уже более пяти десятилетий книги Эдуарда Асадова являются едва ли не самыми любимыми и самыми читаемыми как в нашей стране, так и далеко за её пределами. Чтобы не быть голословной, с абсолютной уверенностью скажу, что вряд ли найдётся человек, который, не кривя душой, видел хотя бы раз книгу Эдуарда Асадова, пылящуюся на полках книжного магазина. Но не только испытание временем прошли эти книги, они прошли абсолютно невредимыми сквозь кислоты и щёлочи завистливой и недоброжелательной критики. Почему так получилось? Ответ, как говорится, прост до смешного: да потому, что на стороне Эдуарда Асадова были миллионы читателей всех возрастов и профессий — от школьника до ветерана и от рабочего до прославленного учёного. Сразу же возникает вопрос: чем же волнуют и покоряют эти стихи читателей? Да прежде всего огромной художественной и жизненной правдой, самобытностью и неповторимостью интонаций, полифоничностью звучания. И всё-таки самое главное — то, что не поддаётся практически никакому анализу, никаким препарированиям критики, короче говоря, то, что Михаил Исаковский назвал когда-то «секретом поэзии», а именно — литературный талант.


Каких бы тем ни касался Асадов, о чём бы он ни писал, это всегда интересно и ярко, это всегда волнует душу. Обратите внимание на широту и многогранность его палитры, на глубину и страстность каждой его строки. Тут и горячие, полные предельных эмоций стихи на гражданские темы, такие как «Реликвии страны», «Россия начиналась не с меча!», «Иванам непомнящим родства», знаменитая «Трусиха», «Моя звезда» и другие. Тут и пронизанные лиризмом, то нежные, то проникновенно-доверительные тихи о любви.


Асадов любит не только людей и родную землю. Он любит всё живое на ней. Немного найдётся у нас поэтов, у которых было бы столько образных, ярких и глубоко взволнованных стихов о природе.


Есть в творчестве Асадова один совершенно уникальный и до трепета взволнованный цикл о наших четвероногих и крылатых друзьях. Вспомните стихи этого цикла: «Медвежонок», «Бенгальский тигр», «Пеликан», «Баллада о буланом Пенсионере», «Яшка», «Зарянка» и, может быть, самое знаменитое стихотворение этого цикла «Стихи о рыжей дворняге». После Сергея Есенина ни один поэт в нашей литературе не мог бы похвастать таким удивительным циклом. При этом автор не просто любит, но проникает в душу каждой лошади, пеликана, медвежонка или собаки.


Откуда в стихах Асадова столько силы, мужества, столько неукротимой страсти в борьбе за правду, совесть, за красоту человеческих отношений, за всё прекрасное на земле? Откуда черпает он темы для своих произведений? Ответим уверенно: прежде всего из жизни! Из той самой жизни, в борьбе за которую Эдуард Асадов отдал едва ли не всё, что может отдать, сражаясь за неё, человек! Напомним же коротко некоторые вехи его биографии. Эдуард Аркадьевич Асадов родился седьмого сентября 1923 года в Туркмении, в городе Мары, в армянской семье. Родители будущего поэта, Лидия Ивановна и Аркадий Григорьевич, были школьными учителями, воспитавшими в сыне с первых лет его жизни честность, благородство, искренность и вообще самые светлые качества души. К сожалению, отец Эдуарда умер очень рано, когда мальчику было только пять лет. И Лидия Ивановна переехала с сыном на Урал, в Свердловск (ныне Екатеринбург), туда, где жил дедушка будущего поэта, Иван Калустович Курдов, которого Эдуард Аркадьевич называл потом с доброй улыбкой «историческим дедушкой». А дедушка-то и в самом деле был историческим. Живя в Астрахани, он с 1885 по 1887 год служил секретарём-переписчиком у Николая Гавриловича Чернышевского, после того, как тот возвратился из Вилюйской ссылки, и навсегда проникся его высокими философскими идеалами. В 1887 году по совету Чернышевского он поступил в Казанский университет, где познакомился со студентом Володей Ульяновым и участвовал вместе с ним в деле организации нелегальных студенческих библиотек. В дальнейшем, окончив естественный факультет университета, он работал на Урале земским врачом. Глубина и неординарность мышления Ивана Калустовича оказали огромное влияние на формирование души внука, на его веру и совесть, в доброту, горячую любовь к людям. Первые свои стихи Эдуард написал в восьмилетнем возрасте. И в дальнейшем писал их и в школьные годы, и на фронте, и в госпитальной палате, и вообще всегда и везде.


В 1938 году Лидия Ивановна переехала с сыном в Москву, где Эдуард продолжал учиться, он мечтал о поступлении в Литературный институт и с головой погрузился в книги, молодёжные споры и поэзию, продолжая писать запальчивые и взволнованные стихи. Выпускной бал в 38-ой московской школе состоялся 14 июня 1941 года, а ровно через неделю — война. И Эдуард Асадов, не дожидаясь призыва, с первых же дней уходит на фронт добровольцем. Воевал он на четырех фронтах — Волховском, Ленинградском, Северо-Кавказском и 4-м Украинском. И за годы войны прошёл путь от наводчика орудия до офицера, командира батареи Гвардейских миномётов «Катюши»). В боях за освобождение Севастополя в ночь с 3 на 4 мая 1944 года при выполнении важнейшего боевого задания лейтенант Асадов был тяжело ранен и навсегда потерял зрение. Но даже обрушенный в тяжелейшее горе, он не потерял ни мужества, ни души, ни веры в светлые идеалы. Смыслом его жизни была поэзия. И в госпитале между операциями он упорно продолжает писать стихи, которые впоследствии были одобрены сначала мэтром нашей литературы Корнеем Ивановичем Чуковским, а затем и приёмной комиссией Литературного института им. Горького. Далее пять лет учёбы в институте, напряжённых, упорных и трудных, пять победоносных ступеней и в учёбе, и в творчестве. Пять лет без единой тройки и как результат — диплом с отличием, так называемый «красный диплом», и в год окончания института (в 1951 г.) первая книга стихов «Светлые дороги». И снова годы горячего и упорнейшего труда и всё новые и новые книги. До настоящего времени их выпущено всего тридцать пять. И каждая новая книга, это, без всяких преувеличений, новый прорыв в прекрасное.


Как живёт, над чем сегодня работает и за что ратует Эдуард Асадов? На это в значительной мере ответит книга, которую вы держите в руках. В ней опубликованы и стихи, которые вы любите с давних пор, и огромное количество новых произведений. Несмотря на постигшее его громадное горе — смерть от сердечного приступа близкого друга и талантливой артистки Галины Валентиновны Асадовой (Разумовской), жены поэта, — он, проявив самые сильные стороны своей души, продолжает упорно работать! Глубочайшее ему за это спасибо!


Пожелаем же Эдуарду Аркадьевичу Асадову новых творческих успехов, здоровья и счастья!


АЛЕКСАНДРА ЗОСИМОВА, кандидат филологических наук.


СТИХОТВОРЕНИЯ.


ДОРОЖИТЕ СЧАСТЬЕМ, ДОРОЖИТЕ!


Дорожите счастьем, дорожите!

Замечайте, радуйтесь, берите

Радуги, рассветы, звёзды глаз —

Это всё для вас, для вас, для вас.


Услыхали трепетное слово —

Радуйтесь. Не требуйте второго.

Не гоните время. Ни к чему.

Радуйтесь вот этому, ему!


Сколько песне суждено продлиться?

Всё ли в мире может повториться?

Лист в ручье, снегирь, над кручей вяз…

Разве это будет тыщу раз!


На бульваре освещают вечер

Тополей пылающие свечи.

Радуйтесь, не портите ничем

Ни надежды, ни любви, ни встречи!


Лупит гром из поднебесной пушки.

Дождик, дождь! На лужицах веснушки.

Крутит, пляшет, бьёт по мостовой

Крупный дождь в орех величиной.


Если это чудо пропустить,

Как тогда уж и на свете жить?!

Всё, что мимо сердца пролетело,

Ни за что потом не возвратить!


Хворь и ссоры временно оставьте,

Вы их все для старости оставьте.

Постарайтесь, чтобы хоть сейчас

Эта «прелесть» миновала вас.


Пусть бормочут скептики до смерти.

Вы им, жёлчным скептикам, не верьте —

Радости ни дома, ни в пути

Злым глазам, хоть лопнуть, — не найти!


А для очень, очень добрых глаз

Нет ни склок, ни зависти, ни муки.

Радость вам сама протянет руки,

Если сердце светлое у вас.


Красоту увидеть в некрасивом,

Разглядеть в ручьях разливы рек!

Кто умеет в буднях быть счастливым,

Тот и впрямь счастливый человек!


И поют дороги и мосты,

Краски леса и ветра событий,

Звёзды, птицы, реки и цветы:

Дорожите счастьем, дорожите!


1968 г.


* * *


Я могу тебя очень ждать,

Долго-долго и верно-верно,

И ночами могу не спать

Год, и два, и всю жизнь, наверно.


Пусть листочки календаря

Облетят, как листва у сада,

Только знать бы, что всё не зря,

Что тебе это вправду надо!


Я могу за тобой идти

По чащобам и перелазам,

По пескам, без дорог почти,

По горам, по любому пути,

Где и чёрт не бывал ни разу!


Всё пройду, никого не коря,

Одолею любые тревоги,

Только знать бы, что всё не зря,

Что потом не предашь в дороге.


Я могу для тебя отдать

Всё, что есть у меня и будет.

Я могу за тебя принять

Горечь злейших на свете судеб.


Буду счастьем считать, даря

Целый мир тебе ежечасно.

Только знать бы, что всё не зря,

Что люблю тебя не напрасно!


1968 г.


РОССИЯ НАЧИНАЛАСЬ НЕ С МЕЧА!


Россия начиналась не с меча,

Она с косы и плуга начиналась.

Не потому, что кровь не горяча,

А потому, что русского плеча

Ни разу в жизни злоба не касалась…


И стрелами звеневшие бои

Лишь прерывали труд её всегдашний.

Недаром конь могучего Ильи

Осёдлан был хозяином на пашне.


В руках, весёлых только от труда,

По добродушью иногда не сразу

Возмездие вздымалось. Это да.

Но жажды крови не было ни разу.


А коли верх одерживали орды,

Прости, Россия, беды сыновей.

Когда бы не усобицы князей,

То как же ордам дали бы по мордам!


Но только подлость радовалась зря.

С богатырём недолговечны шутки:

Да, можно обмануть богатыря,

Но победить — вот это уже дудки!


Ведь это было так же бы смешно,

Как, скажем, биться с солнцем и луною,

Тому порукой — озеро Чудское,

Река Непрядва и Бородино.


И если тьмы тевтонцев иль Батыя

Нашли конец на родине моей,

То нынешняя гордая Россия

Стократ ещё прекрасней и сильней!


И в схватке с самой лютою войною

Она и ад сумела превозмочь.

Тому порукой — города-герои

В огнях салюта в праздничную ночь!


И вечно тем сильна моя страна,

Что никого нигде не унижала.

Ведь доброта сильнее, чем война,

Как бескорыстье действеннее жала.


Встаёт заря, светла и горяча.

И будет так вовеки нерушимо.

Россия начиналась не с меча,

И потому она непобедима!


1974 г.


ДОРОГИЕ ОКОВЫ.


Россия без каждого из нас обойтись может.

Но никто из нас не может обойтись без России.

И.С. Тургенев.


Париж. Бужеваль. Девятнадцатый век.

В осеннем дожде пузырятся лужи.

А в доме мучится человек:

Как снег, голова, борода, как снег,

И с каждой минутой ему всё хуже…


Сейчас он слабей, чем в сто лет старик,

Хоть был всем на зависть всегда гигантом:

И ростом велик, и душой велик,

А главное — это велик талантом!


И пусть столько отдано лет и сил

И этой земле, и друзьям французским,

Он родиной бредил, дышал и жил,

И всю свою жизнь безусловно был

Средь русских, наверное, самым русским.


Да, в жилах и книгах лишь русская кровь,

И всё-таки, как же всё в мире сложно!

И что может сделать порой любовь —

Подчас даже выдумать невозможно!


Быть может, любовь — это сверхстрана,

Где жизнь и ласкает, и рвёт, и гложет,

И там, где взметает свой стяг она,

Нередко бывает побеждена

И гордость души, и надежда тоже.


Ну есть ли на свете прочнее крепи,

Чем песни России, леса и снег,

И отчий язык, города и степи…

Да, видно, нашлись посильнее цепи,

К чужому гнезду приковав навек.


А женщина смотрится в зеркала

И хмурится: явно же не красавица.

Но рядом — как праздник, как взлёт орла,

Глаза, что когда-то зажечь смогла,

И в них она дивно преображается.


Не мне, безусловно, дано судить

Чужие надежды, и боль, и счастье,

Но, сердцем ничьей не подсуден власти,

Я вправе и мыслить, и говорить!


Ну что ему было дано? Ну что?

Ждать милостей возле чужой постели?

Пылать, сладкогласные слыша трели?

И так до конца? Ну не то, не то!


Я сам ждал свиданья и шорох платья,

И боль от отчаянно-дорогого,

Когда мне протягивали объятья,

Ещё не остывшие от другого…


И пусть я в решеньях не слишком скор,

И всё ж я восстал против зла двуличья!

А тут до мучений, до неприличья

В чужом очаге полыхал костёр…


— О, да, он любил, — она говорила, —

Но я не из ласковых, видно, женщин.

Я тоже, наверно, его любила,

Но меньше, признаться, гораздо меньше.


Да, меньше. Но вечно держала рядом,

Держала и цель-то почти не пряча.

Держала объятьями, пылким взглядом,

И голосом райским, и чёрным адом

Сомнений и мук. Ну а как иначе?!


С надменной улыбкою вскинув бровь,

Даря восхищения и кошмары,

Брала она с твёрдостью вновь и вновь

И славу его, и его любовь,

Доходы с поместья и гонорары.


Взлетают и падают мрак и свет,

Всё кружится: окна, шкафы, столы.

Он бредит… Он бредит… А может быть, нет?

«Снимите, снимите с меня кандалы…»


А женщина горбится, словно птица,

И смотрит в окошко на тусклый свет.

И кто может истинно поручиться,

Вот жаль ей сейчас его или нет?..


А он и не рвётся, видать, смирился,

Ни к спасским лесам, ни к полям Москвы.

Да, с хищной любовью он в книгах бился,

А в собственной жизни… увы, увы…


Ведь эти вот жгучие угольки —

Уедешь — прикажут назад вернуться.

И ласково-цепкие коготки,

Взяв сердце, вовеки не разомкнутся.


Он мучится, стонет… То явь, то бред…

Всё ближе последнее одиночество…

А ей ещё жить чуть не тридцать лет,

С ней родина, преданный муж. Весь свет

И пёстрое шумно-живое общество.


Что меркнет и гаснет: закат? Судьба?

Какие-то тени ползут в углы…

А в голосе просьба, почти мольба:

— Мне тяжко… Снимите с меня кандалы…


Но в сердце у женщины немота,

Не в этой душе просияет пламя.

А снимет их, может быть, только ТА,

В чьём взгляде и холод, и пустота,

Что молча стоит сейчас за дверями.


И вот уж колёса стучат, стучат,

Что кончен полон. И теперь впервые

(Уж нету нужды в нём. Нужны живые!)

Он едет навечно назад… назад…

Он был и остался твоим стократ,

Прими же в объятья его, Россия!


13 октября 1996 г. Красновидово-Москва


РЕЛИКВИИ СТРАНЫ.


Скажи мне: что с тобой, моя страна?

К какой сползать нам новой преисподней,

Когда на рынках продают сегодня

Знамёна, и кресты, и ордена?!


Неважно, как реликвию зовут:

Георгиевский крест иль орден Ленина,

Они высокой славою овеяны,

За ними кровь, бесстрашие и труд!


Ответьте мне: в какой ещё стране

Вы слышали иль где-нибудь встречали,

Чтоб доблесть и отвагу на войне

На джинсы с водкой запросто меняли!


В каком, скажите, царстве-государстве

Посмели бы об армии сказать

Не как о самом доблестном богатстве,

А как о зле иль нравственном распадстве,

Кого не жаль хоть в пекло посылать?!


Не наши ли великие знамёна,

Что вскинуты в дыму пороховом

Рукой Петра, рукой Багратиона

И Жукова! — без чести и закона

Мы на базарах нынче продаём!


Пусть эти стяги разными бывали:

Андреевский, трехцветный или красный,

Не в этом суть, а в том, над чем сияли,

Какие чувства люди в них влагали

И что жило в них пламенно и властно!


Так повелось, что в битве, в окруженье,

Когда живому не уйти без боя,

Последний вомн защищал в сраженье

Не жизнь свою, а знамя полковое.


Так как же мы доныне допускали,

Чтоб сопляки ту дедовскую славу,

Честь Родины, без совести и права,

Глумясь, на рынках запросто спускали!


Любой народ на свете бережёт

Реликвии свои, свои святыни.

Так почему же только наш народ

Толкают нынче к нравственной трясине?!


Ну как же докричаться? Как сказать,

Что от обиды и знамёна плачут!

И продавать их — значит предавать

Страну свою и собственную мать

Да и себя, конечно же, в придачу!


Вставайте ж, люди, подлость обуздать!

Не ждать же вправду гибели и тризны,

Не позволяйте дряни торговать

Ни славою, ни совестью Отчизны!


1992 г.


ПЕРЕКРОЙКА.


Сдвинув вместе для удобства парты,

Две «учебно-творческие музы»

Разложили красочную карту

Бывшего Советского Союза.


Молодость к новаторству стремится,

И, рождая новые привычки,

Полная идей географичка

Режет карту с бойкой ученицей.


Всё летит со скоростью предельной,

Жить, как встарь, — сегодня не резон!

Каждую республику отдельно

С шуточками клеят на картон.


Гордую, великую державу,

Что крепчала сотни лет подряд,

Беспощадно ножницы кроят,

И — прощай величие и слава!


От былых дискуссий и мытарств

Не осталось даже и подобья:

Будет в школе новое пособье —

«Карты иностранных государств».


И, свершая жутковатый «труд»,

Со времён Хмельницкого впервые

Ножницы напористо стригут

И бегут, безжалостно бегут

Между Украиной и Россией.


Из-за тучи вырвался закат,

Стала ярко-розовою стенка.

А со стенки классики глядят:

Гоголь, Пушкин. Чехов и Шевченко.


Луч исчез и появился вновь.

Стал багрянцем наливаться свет.

Показалось вдруг, что это кровь

Капнула из карты на паркет…


Где-то глухо громыхают грозы,

Ветер зябко шелестит в ветвях,

И блестят у классиков в глазах

Тихо навернувшиеся слёзы…


17 февраля 1992 г. Москва