Харьковский серафим

Вид материалаДокументы

Содержание


Иоанн Максимович – С.Ш.
Вместо эпилога
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
***

Непосредственно с судьбой отца Николая Загоровского связана история чудотворной Богородичной иконы, о чем имеется несколько документальных свидетельств.

Послушница Татьяна вспоминала: «Село, где протекало его пас­тырство, называлось Малыжино. Это была непроходимая глушь. Трудно было ему примириться с прозябанием в глухом и диком захолустье. Его келейная икона Божией Матери (разрядка моя – С.Ш.) была свидетельницей его горьких слёз. Матерь Божию он призывал на помощь в духовной борьбе. И произошло чудо: его блестящие душевные таланты преобразились в духовные. Артист-комик превратился в знаменитого проповедника и пастыря».

Поразительны и другие строки духовной дочери отца Николая, рассказывающие историю бытования этой иконы, но уже как чудотворной. Читаем: «Икона Божией Матери, перед которой он молился, написана в итальянском стиле, и не является копией древней иконы «Взыскание погибших». Но отец Николай назвал её «Взыскание погибших» – Малыжинская, украсил её драгоценными камнями и почитал как чудотворную (!). Сколько раз впоследствии читал он перед ней акафист: «Радуйся, благодатная Богородице, Дево, всех погибающих спасающая!». И Матерь Божия приходила на помощь: исце­ляла, спасала, бесов изгоняла…»

Примечательны свидетельства матери Магдалины (в миру Уляша – С.Ш.) о судьбе этой иконы, так прочно связанной с судьбой отца Николая. Она вспоминала: «Батюшка свою икону всегда с собой носил, и много исцелений от неё было. Очень много Батюшка исцелял больных перед этой иконой. А когда сюда приехала (имеется в виду во Францию – С.Ш.), то дочь Батюшки, Лидия, говорит: «Уляша, знаешь, Володя папу не видел. Мы приехали к сыну Батюшки – Владимиру. Он давно уехал за границу. Ты подари эту икону Владими­ру Николаевичу (!)…» Семейная реликвия заняла своё достойное место.

Однако есть и продолжение этого свидетельства: «Когда я ему её подарила, он мне сделал копию (!), и он говорит: «Ты мне подарила чудотворную икону. Она потом, конечно, будет в храме, а сейчас пока будет у меня, а тебе вот – эта копия».

В свою очередь, дочь отца Николая заказала «большую икону «Взыскание погибших» для храма в Медоне».

Потом внук Батюшки, – как сообщает мать Магдалина, – Сергей, сказал ей: «Магдалина, ты всё время молишься, и потому хорошо, чтобы икона была у тебя… и пускай перед ней день и ночь лампада горит за всех духовных детей, за всех сестёр, за всех благоде­телей… А если будет монастырь или подворье, тогда можно будет туда отдать…» Все члены семьи отца Николая Загоровского оказались по-своему причастны к этой иконе.

И заканчивает духовная дочь Батюшки словами: «Если в Харькове будет монастырь в честь иконы «Взыскание погибших», то икона чудотворная пойдет в Россию». По её утверждению, в Харькове перед самой революцией должен был открыться женский монастырь в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших». Она вспоминает: «И дом нам пожертвовали, и сёстры уже были, и Владыка Антоний (Храпо­вицкий) благословил (!)…» Революция, увы, лишила их надежды и раз­рушила планы. Сохранилась фотография послушниц и тайных монахинь, которых постригал в разные годы отец Николай, на которой видно, сколь внушительно было число его духовных дочерей. У одной из его духовных дочерей в Харькове сохранился точный список келейной иконы отца Николая Загоровского. Икона в серебряном окладе с чеканными выступами в виде чепца, причем этот список был сделан еще при его жизни, и потому особенно почитаем и бережно сохраняем.

После ознакомления с этими свидетельствами возникает немало вопросов, требующих четкого ответа. Почему отец Николай свою икону назвал «Взыскание погибших»? Для этого, очевидно, были какие-то серьёзные причины. Кто и когда написал этот список иконы, и почему именно «в итальянском стиле»?

Загадкой остается ответ на вопрос: связана ли эта икона с той, которая некогда бытовала в старинном Загоровском монастыре? И, наконец, была ли она храмовой или же только «келейной»? Последний вопрос далеко не праздный.

В «Настольной книге для священнослужителей», составленной преподавателем харьковской духовной семинарии С.В. Булгаковым и впервые изданной в Харькове в 1892 году, есть список «особо чтимых святых икон», в котором мы находим неожиданные сведения: «Образ Божией Матери «Взыскание погибших» в слободе Малыжино Богодуховского уезда». Однако, в этом справочном издании речь идёт об иконе, которая находилась в Малыжино, и считалась глубоко почитаемой святыней еще до того, как в слободе стал служить молодой священник Николай Загоровский. Напомним, что его служение началось в 1894 году. Нет сомнения, что в то время икона была храмовой.

«Особо чтимую святую икону» в селе Малыжино упоминает и «Справочная книга для Харьковской епархии», составленная Иваном Самойловичем и напечатанная в Харькове в 1904 году, т.е. уже во время священнического служения отца Николая Загоровского, но дополнительных сведений об истории этой иконы, к сожалению, не приводится, кроме указания, что она находилась в Успенской церкви села Малыжино.

В то же время, в двухтомном сборнике Е. Поселянина при описании этой иконы сообщаются сведения, которые представляют исклю­чительный интерес: «Древняя чудотворная икона «Взыскание по­гиб­ших» находится в селе Малыжино Богодуховского уезда, Харь­ков­ской губернии. Обретена она, по преданию, около 1770 года (!), про­славлена исцелением помещицы Лесницкой и троекратным избав­ле­нием той местности от холеры». Это, пожалуй, наиболее подробные сведения о Ма­лыжинском чудотворном образе Божией Матери.

«Полный Православный Богословский Энциклопедический Сло­­варь» приводит такие факты: «Взыскание погибших» – икона Божией Матери. Находится в храме Калужской губернии. Написана она в XVIII веке по заказу местного крестьянина Обухова в благодарность Царице Небесной за избавление от замерзания. Подобные иконы суще­ствуют еще во многих церквях. Чудотворный список находится еще в Харьковской губернии в селе Малыжино Богодуховского уезда с 1770 года». Указание времени её бытования нам представляется особен­но важным.

Современное справочное издание «О Тебе радуется или Русские иконы Богоматери XVI – нач. ХХ в.в.», вышедшее в Москве в 1995 году, поместило следующие сведения об иконе «Взыскание погибших»: «По преданию икона явилась в г. Малыжино Харьковской губернии в 1770 году. Другая, такая же икона прославилась в то же время в селе Бор Калужской губернии. Известна, как избавительница от холеры. В Москве в церкви Воскресения Словущего также находится икона «Взыскание погибших»(1802), которая считается чудотворной. Память её отмечается 5 (18) февраля. Иконография, по-види­мому, воз­никла в результате копирования западного образца».

На этой иконе Божья Матерь изображена сидящей, а на коленях Ее по правую руку стоит Бого – младенец Иисус Христос. Он охваты­вает руками шею Матери и прижимается к её щеке. Этот иконогра­фи­ческий образ восходит к древним византийским иконам, получившим название в специальной литературе, как тип иконы «Умиления».

Именно такая последовательность мест, где находились разные списки этой иконы, в этом справочном издании вряд ли случайна. По молитвам перед чтимыми списками иконы «Взыскание погибших» в разных местах России и в разные годы, верующие люди получали помощь и заступничество.

Еще немало загадок таится в истории книг, редких изданий и духовных святынь, связанных с былыми событиями и конкретными судьбами.

Загадки остаются, но, в то же время, в процессе поиска появляются новые, и порой неожиданные подробности, так или иначе связанные Промыслом Божиим с личностью отца Николая Загоровского. Мать Магдалина уточняет: «Наша икона «Взыскание погибших» была с откры­той головкой…» Это уточнение является немаловажной деталью. Пресвятая Дева изображалась с непокрытой головой не случайно. По одному из преданий, Она отдала свой покров для спасения грешника. Это образ Богоматери, которая взыскует и спасает любого не только от телесной, но и духовной гибели. Тип иконы «Умиление» говорит о сострадании и сердечном сокрушении. Это один из самых распростра­ненных и самых древних в христианской иконографии вариант изображения Богоматери.

Интересно, что Русская Зарубежная Церковь, прославив в лике святых отца Николая Загоровского как исповедника веры, пострадавшего при советской власти, изобразила его с иконой, которую он держит в руках (при внимательном рассмотрении видно, что это икона «Взыскание погибших»).

***

В 1993 году в Харькове вышел «Православный молитвослов», в котором приводятся не только тексты акафистов, посвященных новомученикам за веру, погибшим на Слобожанщине, но и списки тех священников, которые были арестованы и погибли в годы репрессий. Всего одной строкой даются сведения и об отце Николае Загоровско­м: «Протоиерей Загоровский Николай Михайлович. 1872. Ахтырка, про­живал в Харькове. Арестован 17 марта 1923 года. О дальнейшей его судьбе сведений нет».

В «Архипелаге ГУЛАГ» Александра Исаевича Солженицына мы находим сведения, которые позволяют представить общую картину гонений на лиц духовного звания в этот период.

Он писал: «Весной 1922 года ЧК, только что переназванная в ГПУ, решила вмешаться в церковные дела. Надо было произвести еще и «церковную революцию» – сменить руководство и поставить такое, которое лишь одно ухо наставляло бы к небу, а другое – к Лубянке. Такими обещали стать живоцерковники, но без внешней помощи они не могли овладеть церковным аппаратом. Для этого арестован был Патриарх Тихон и проведены два громких процесса с расстрелами: в Москве – распространителей Патриаршего воззвания, в Петербурге – митрополита Вениамина, мешавшего переходу церковной власти к живоцерковникам. В губерниях и уездах, там и здесь, арестованы были митрополиты и архиереи, а уж за крупной рыбой, как всегда, шли косяки мелкой – протоиереи, монахи, и дьяконы, о которых в газетах не сообщалось. Сажали тех, кто не присягал живоцерковному обновленческому напору. Священнослужители текли обязательной частью каждодневного улова…»

Сотруднице исторического музея Харькова, Светлане Анатольевне Бахтиной, на запрос о священнике Николае Загоровском удалось получить справку из Службы Безопасности Украины по Харьков­ской области.

Приводим текст этого документа: «15 мая 1923 года постановле­нием Особой комиссии НКВД по административным высылкам Загоровский Н.М. был осужден к высылке за пределы на три года. Про­живал по Рудаковскому переулку д.11 (этот дом сохранился – С.Ш.). В обвинительных материалах статья Уголовного Кодекса указана не была (?!). Признан в том, что являлся ярым монархистом. В период революционного движения 1905-1907 годов выпустил брошюру «Бога бойтесь – Царя чтите!». С 1921 года использовал проповеди для антисоветской агитации. Реабилитирован прокуратурой Харьковской области 30 декабря 1992 года».

Документ выдан 29 декабря 1993 года. Он достаточно красноречив. Осужден без предъявления конкретной статьи Уголовного Кодекса. За что же он был выслан на три года и куда? При чтении этого документа не оставляет ощущение какой-то недоговоренности.

Пока же ясно одно: уже с весны 1923 года жизнь о. Николая Заго­ров­ского проходила вне Харькова. К моменту ареста ему исполнилось только пятьдесят лет.

Название брошюры «Бога бойтесь – Царя чтите!» вселяет надежду на её обнаружение среди редких изданий периода первой русской революции.

***

Если отец Николай Загоровский был арестован весной 1923 года, то это значит, что до этого времени он продолжал служить в церкви и читать свои проповеди. Возникает естественный вопрос: в каких храмах, принимая во внимание, что они закрывались один за другим, про­ходило его служение? Где в этот период жил отец Николай? Быть может, скрывался и находился на нелегальном положении? Или же переходил из храма в храм?

В журнале «Православная жизнь», на который мы уже ссылались, находим некоторые ответы. Оказывается, по возвращении из ссылки, у себя дома, он организовал «тайный женский монастырь», в котором служил до дня его изгнания из Харькова.

Перед революцией он стал формировать женский монастырь, и его устройство тогда шло полным ходом. Затем разразилась револю­ция, но, несмотря на это, устройство монастыря оставалось мечтой всей его жизни.

Его духовная дочь Уляша по поводу событий после ареста 1923 года вспоминала: «Сначала мы оказались в Петербурге, но в 1930 году отец Николай за отказ принять декларацию митрополита Сергия был арестован и помещен в дом предварительного заключения. Его направили на Соловки…»

Она указывает даже адрес, по которому в Ленинграде они жили перед арестом: Боровая улица, дом 46. По её словам, «в одну ночь арестовали пять тысяч человек, особо преданных церкви людей». Тюрьма была настолько переполнена, что отец Николай девять дней стоял (!), но потом один уголовник (политических неизменно сажали вместе с уголовниками – С.Ш.) сжалился, и уступил ему место…Так стали известны обстоятельства, место и время его второго ареста.

И снова обратимся к чтению «Архипелага ГУЛАГ». «Весной 1929 года, – писал Солженицын, – по всей стране началась крупная операция чекистов по ликвидации придуманной ими «Всесоюзной конт­р­­революционной церковно-монархической организации «Истин­но – Православная церковь». Закончилась эта кампания в 1932 году...» Он отмечает, что «серебряные седины их (священников – С.Ш.) мелькали в каждой камере, а затем и в каждом соловецком этапе…»

Писатель подобен летописцу печальных страниц нашей истории. «Но будем всё время помнить, что верующих сажали непрерывно, само собой. Тут всплывают какие-то даты и пики, то «ночь борьбы с религией» в Рождественский сочельник 1929 года в Ленинграде (!), когда посадили много религиозной интеллигенции..., то там же в феврале 1932 года закрытие многих сразу церквей и одновременно густые аресты духовенства. А еще больше дат и мест – никем до нас не донесено», – сетует автор. Очевидно, после такого «сочельника» и был арестован отец Николай.

Остаётся неизвестным, сколько времени о. Н. Загоровский пробыл на Соловках, хотя понимаем, что произошло чудо: он остался жив, в то время как на Соловках погибали многие представители ду­ховенства. Уляша приехала к нему, когда он после Соловков находился уже на поселении.

Она вспоминала: «После пребывания на Соловках отец Николай с другими узниками был отправлен на Крайний Север, на поселение. Шли по тундре пешком, изнуренные и измученные. В одном месте путники заночевали в покинутой часовне. Проснувшись, отец Николай увидел, что спал под образом «Взыскание погибших» (!). Это несказанно его обрадовало: он почувствовал, что находится под покровительством Царицы Небесной. Лишь он о д и н дошел до места назначения – все остальные умерли в пути». Эта икона являла милость людям, которые были на пороге гибели (отсюда её название – С.Ш.). Икона помогала в доступной человеку форме воспринимать Божественную благодать.

На поселении он пробыл недолго, хотя из воспоминаний ясно, что ещё до начала Великой Отечественной войны отец Николай сумел возвратиться в родные места.

***

Впечатляет эпизод из его после лагерной жизни, который опять-таки вспоминает его преданная духовная дочь Уляша. Она свидетельствует: «Когда отец Николай отбыл срок наказания, его отпустили жить, где он хочет, кроме Харьковской губернии. Он выбрал город Обоянь Курской губернии, как ближайший к Харькову».

Подъезжая к Обояни, в поезде отец Николай и Уляша говорили о том, что никого здесь не знают, и некуда им пойти. Случайно их разговор услышала жена ссыльного священника. Она сообщила им, что в Обояни существует тайный женский монастырь, и дала им адрес. Далее следует описание эпизода, трудно объяснимого с точки зрения «здравого смысла». Читать его без волнения невозможно: «Мать-привратница категорически отказывалась их впустить, так как она боялась привлечь к монастырю внимание властей… – Вы всё – же доложите о нас игуменье, – попросил отец Николай. Мать-игуменья скоро вышла и приветливо пригласила их войти». Оказалось, что в ночь перед их приездом ей во сне явился преподобный Серафим и сказал: «К тебе прибудет харьковский Серафим, ты его прими…» (разрядка моя – С.Ш.).

Услышав этот вещий сон, отец Николай заплакал: на Соловках он был тайно пострижен в монахи с именем Серафим, и об этом никто не знал, даже преданная ему духовная дочь. Именно под благодатным покровом Серафима Саровского о. Николай Загоровский вы­жил и смог продолжить своё служение людям и Господу.

Начав служение в Харькове в Серафимовской церкви, в которой впоследствии всё дышало благодатью – иконостас и намоленые стены, отец Николай во все последующие годы оставался под покровом Серафима Саровского.

***

В журнале «Православный путь» в 1966 году были опубликованы воспоминания И.М. Концевич о священнике Николае Загоровском. Иван Михайлович Концевич приехал учиться в Харьковский университет еще в начале 1915 года и через знакомых снял комнату в доме Загоровского. Ему довелось часто прислуживать в церкви и сопрово­ждать батюшку, когда тот служил молебны на дому. Концевич был свидетелем многих эпизодов в жизни отца Николая.

В его воспоминаниях немало интересных подробностей, вплоть до описания внешности Загоровского. Читаем: «Батюшка был невысокого роста, широкоплечий и скорее полный. У него окладистая борода, но волос на голове почти не было. Чертами лица он напоминал греческого философа Сократа. Но выражение его лица было несравнимым ни с кем! Оно дышало лаской и приветливостью. Сияло и све­тилось необычайной добротой, и привлекало всех и каждого». Но ведь и внешний облик преподобного Серафима Саровского излучал необычайную доброту и приветливость.

В этих же воспоминаниях мы находим чрезвычайно интересный и ранее неизвестный факт священнической деятельности Загоровского. Оказывается, по благословению оптинского старца Анатолия (Потапова), отец Николай рано начал старчествовать. Читаем: «При жизни вели­кого старца Амвросия было несколько смиренных иереев Божиих, на которых Господь пролил особую благодать пророчества или стар­чества вне монастыря… Старец Амвросий несколько таких подвижников провидел на расстоянии и благословил старчествовать… Старец Анатолий следовал совету старца Амвросия – благословлять некоторых принимать на себя этот редчайший путь подвига…»

По свидетельству духовной дочери отца Николая Загоровского, монахини Алипии, оптинский старец Анатолий (Потапов) был его духовником еще с дореволюционного времени.

О личности отца Анатолия рассказывает протоиерей Сергий Четве­риков в главе «Последние оптинские старцы» в своей книге «Правда Христианства». Он пишет: «В 1905 году он уже привлекал к себе вни­мание и сердца богомольцев своим внимательным и любовным выслушиванием их печалей и жалоб… он пользовался уже большой известностью как общепризнанный старец…» И еще одно важное сви­де­тельство: «Около него уже создалась та особенная духовная атмосфера любви и почитания, которая окружает истинных старцев, и в которой нет ни ханжества, ни истеричности… Отец Анатолий и по своему внешнему согбенному виду, и по своей манере выходить к народу в черной полумантии, и по-своему стремительному, радостно-любовному и смиренному обращению с людьми напоминал преподобного Сера­фима Саровского».

…Отцу Анатолию (Потапову) пришлось пережить все бедствия революции и большевизма. Красноармейцы его обрили, мучили и издевались над ним. Он много страдал от новой власти, но, по – воз­можности, продолжал принимать страждущих. В начале 1922 года у него побывала семья Концевич из Харькова, уповающая на его духов­ную помощь. Навсегда они запомнили его мудрые слова: «Не бойся ни горя, ни страданий, ни всяких испытаний: всё эти посещения Божии тебе же на пользу. Перед кончиной своей будешь благодарить Бога не за радости и счастье, а за горе и страдания, и чем больше их было в твоей жизни, тем легче будешь умирать, тем легче будет возно­ситься душа к Богу».

По возвращении домой, они первым делом поделились своими впечатлениями с отцом Николаем и его матушкой. Это был последний привет и своеобразный завет оптинского старца своему духовному сыну и преемнику. По некоторым данным, он закончил свой земной путь удивительно: 29 июля 1922 года приехала какая-то комиссия его арестовывать и он, не противясь, попросил себе отсрочку на сутки, чтобы приготовиться, а когда на следующий день за ним пришли, то посреди кельи лежал в гробу мёртвый старец…

Всю жизнь о. Николай Загоровский духовно окормлял, наставлял, врачевал своих пасомых, и это тоже сближает его и со старцем Анатолием, и с преподобным Серафимом Саровским. Популярность отца Николая в народе была чрезвычайно высока.

Как отмечает Концевич, «влияние отца Николая было очень велико и далеко простиралось… Учитывая это, большевики призвали отца Загоровского, и предложили ему войти с ними в известное соглашение. От него требовалось только одно: не произносить против коммунистов проповедей. Они даже предлагали ему субсидию золотом (!) на его благотворительность. На это предложение отец Николай ответил, что он служит Единому Богу и никому больше. Вскоре его арестовали и посадили в тюрьму».

Такие признания непосредственного свидетеля жизни отца Николая бесценны. Но далее мемуарист приводит обстоятельства ареста отца Николая, которые не совпадают со временем его первого ареста, и могут быть отнесены совсем к другому периоду жизни отца Николая. Читаем: «Возможно, что арест отца Николая последовал после того, как он с толпой народа отстоял от разгрома монастырь, где находилось местопребывание харьковского архиерея, которым в то время был Владыка митрополит Антоний Храповицкий».

Это могло иметь место лишь весной 1918 года. Не исключено, что первый раз его арестовали еще в самом начале революции, но отпустили.

А в последующие годы последовало еще два ареста.

По поводу ареста 1923 года Концевич вспоминал: «Когда весть об аресте отца Николая распространилась, то вся площадь перед тюрь­мой покрылась крестьянскими подводами, полными деревенской про­визией. Пока отец Николай содержался в тюрьме – все узники корми­лись привезенным ему питанием. Видя такую великую на­родную любовь к отцу Николаю, власти решили, что спокойнее будет, если его удалить из Харькова».

По поводу обстоятельств его ареста сохранилось и другое свидетельство, которое оставила мать Иерусалима: «И вот я помню, как он объявил народу, что я сегодня служу последнюю литургию, потому что должен готовиться к аресту, потому что мне сказали: «Не поминай Патриарха Тихона!». А я подчиниться этому никак не могу. И как он это сказал, такой был плач, что даже было слышно за километр на улице. Он плакал и рыдал, и все провожали его, а вечером пришли к нему домой, и его арестовали. Поместили его в тюрьму. А у него была очень большая паства… и когда узнали, что его арестовали, то наутро начальник тюрьмы испугался: вся площадь вокруг тюрьмы была покрыта крестьянскими повозками и на них продукты… кормили всех заключенных… И когда начальник видит, что и сегодня, и завтра, и послезавтра повозки не уезжают, чуть ли не ночуют, тогда решили его выслать… в Петербург…» Атмосфера былых событий передана удивительно живо.

О факте принятия монашеского пострига И.М. Концевич пишет так: «Он был на Соловках тайно пострижен и назван Серафимом. Он не ожидал, что еще вернётся в мир, и что жизнь его продолжится, – и принял тайное монашество…»

К сожалению, остаётся неизвестным, кто постригал его, и при каких обстоятельствах произошло это событие. Ведь именно в те годы на Соловках томились и погибали лучшие российские епископы и священники. Можно сказать, весь «цвет» православной церкви.

***

В 1998 году в Москве в издательстве «Серебряные нити» вышла книга И.И. Осиповой под названием «Сквозь огнь мучений и воды слез» с подзаголовком: «Гонения на Истинно Православную Церковь. По материалам следственных и лагерных заключенных». Именно из этого источника мы узнаем новые подробности второго ареста отца Николая Загоровского. Читаем: «Николай Михайлович Загоров­­с­кий родился в 1872 году в харьковской губернии. Окончил Духовную семинарию. В 1894 году рукоположен в иерея. В 1923 году выслан на три года «за контрреволюционные проповеди». После возвращения из ссылки в Харьков организовал молельню на квартире. В ноябре 1929 года – арест по делу «Ленинградского филиала Истинно Православной Церкви». З августа 1930 года приговорен по статье 58.10. и 11 УК РСФСР к 10-ти (?) годам ИТЛ» (исправительно – трудовых лагерей – С.Ш.). Конечно, приведенные сведения требуют дополнений и вызывают немало новых вопросов, но в то же время, значение этого документа трудно переоценить.

***

В 1999 году в Петербурге была напечатана серьёзная монография историка М.В. Шкаровского «Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви», которая опиралась исключительно на архив­ные документы по истории церкви недавнего времени.

Отцу Николаю Загоровскому в этом издании уделено несколько страниц, которые значительно расширяют сведения, известные нам ранее. Читаем: «Загоровский Николай Михайлович (1872-1943), про­то­иерей. Родился в Ахтырке Харьковской губернии. Окончил харьковскую духовную семинарию. В сане священника с 1894 года. Служил в церквях Харькова: в больничной (до июля 1922 года) и Рождественской (июль 1922 года – март 1923). Арест – 17 марта 1923 года по постановлению Ком. НКВД УССР по административным высылкам с Украины на три года. В середине 20-х годов вернулся в Харьков. Примкнул к иосифлянам в 1928 году. Жил в Ленинграде, служил тайно, устроил на квартире домовую церковь. Арестован 17 января 1930 года. По постановлению КО ГПУ от 3 августа 1930 года приговорен к 5-ти годам лагеря. Этапирован на Соловки 18 августа 1930 года. После освобождения жил в ссылке. В 1941 году жил в Обояни Курской области. Во время оккупации вернулся в Харьков, служил на дому. Выехал из Харькова с отступавшими германскими войсками. Умер в конце 1943 года в Перемышле (Польша)».

Сопоставление печатных источников позволило увидеть незначительные разночтения в дате второго ареста и определении самого срока «наказания». Но так ли это существенно? Свидетельства документов скупы, но, тем не менее, заметно расширяют прежние биографические сведения об отце Николае Загоровском.

***

В 1999 году в Харькове вышла книга священника Михаила Мат­веенко, посвященная истории Харьковской епархии, охватывающая период с 1850 по 1988 год. Изучая вопросы церковной истории 20-х годов, автор касается борьбы с обновленцами, которую вел в Харькове епископ Павел Кратиров. Однако, эта борьба продолжалась не­долго, поскольку 17 марта 1923 года ГПУ арестовало его и еще три­над­цать священников и двух мирян.

Автор приводит интересные подробности, связанные с этим арестом:

«Для защиты арестованного епископа в суде верующие собрали два миллиона рублей, чтобы нанять адвоката, но он не потребовался: суда не было! Постановлением особой комиссии НКВД по административным высылкам от 15 мая 1923 года было определено: «Выслать из пределов Украины сроком на три года епископа Старо­бель­ского Павла Кратирова, Колчицкого Николая Федоровича, прото­иерея Благовещенского собора, Загоровского Николая Михайловича, прото­иерея, Радченко Павла Митрофановича, священника, мирян Гюбиева Сергея Александровича и Стешенко Петра Петровича».

Далее объясняются мотивы ареста. Причина высылки епископа Павла и некоторых священников оказалась в том, что они не призна­ли ВЦУ (Высшее Церковное Управление – С.Ш.) как каноническое учреждение, и не желали подчиняться ставленникам «Живой церкви»…»

Заметим, в данном случае автор опирался на материалы архива Украинской Службы Безопасности по Харьковской области, и это позволило узнать имена всех, кто вместе с отцом Николаем проходил по этому делу.

***

Можно предположить, что священническое служение отца Николая в первое пятилетие после октябрьского переворота было связано с немалыми трудностями. И тот факт, что оно продолжалось до весны 1923 года, сам по себе красноречив. Ведь церкви в городе закрывались одна за другой, или же переходили к «обновленцам». Харьков тоже был средоточием внутренней борьбы и в этом направлении. Идеологический разброд туманил головы многим верующим, и оставаться в этой обстановке несгибаемым как отец Николай, на преж­них рубежах православия, конечно же, было нелегко.

Примечательно, что первый раз его арестовали «за контрреволюционные проповеди». Это свидетельство принципиальности отца Николая. Он держался мужественно, как настоящий воин Христов. Однако высылку из Харькова переносил тяжело, и сильно тосковал, о чем свидетельствует удивительный документ, чудом сохранившийся у одной из родственниц его духовной дочери Дуняши.

В сентябре 1923 года он написал поэтическое послание, направленное своим духовным чадам. На Рождество 1924 года его привезла из Ленинграда «Дуничка» (в тайном монашеском постриге – мать Мелетия – С.Ш.). Несмотря на высылку из Харькова, духовная связь отца Николая со своей паствой не прекращалась. Текст его стихотворения, волнующий душу, под названием «Изгнанник», мы приведём ниже (см. приложение 1).

Обратим внимание, как сам отец Николай ощущает себя: «пастырь и узник» или «изгнанник и узник, Благовестник Креста». И еще: «Старец – изгнанник».

Многие строки звучат как своеобразное духовное завещание: «Живите же в Боге, как я со слезами, нежной любовью всегда вас учил…» И еще: «Храните завет мой: В любви пребывайте… Спасайтесь о Господе… молитвы и слёзы мои вспоминайте… Готовьте вы Господу души свои…» Эти слова, как никакие другие документы, делают образ Батюшки Николая зримым.

Уляша, в частности, писала о том, что «у него был дар слёз» и он часто, слушая духовные песнопения своих духовных чад, проливал слёзы.

В стихотворении есть своеобразное предсказание собственной смерти на чужбине: «Когда я умру на чужбине чужой».

Интонация стихотворения указывает на то, что в душе отец Николай был человеком с тонким и глубоким восприятием мира, людей, родного края, без которых не представлял своей жизни.

Интересны подробности, на которые обращает внимание И.М. Кон­цевич в книге «Оптина пустынь и её время», где одна глава посвящена отцу Николаю Загоровскому.

В этой книге мы находим такие свидетельства: «При Батюшке образовался особый хор, с которым он посещал частные дома для молебнов, его приглашали нарасхват. После молебна пили чай и общим хором пели «Псалмы» – духовные стихи. Многие из них были написаны самим Батюшкой…» (!) Надо полагать, это были поэти­ческие переложения известных текстов (разрядка моя – С.Ш.).

Всей своей судьбой отец Николай Загоровский был неотделим от Харькова, Украины, от своей паствы. Весной 2000 года в журнале «Православная жизнь» на титульном листе были напечатаны строки из стихотворения отца Николая Загоровского:

«Храните заветы.
В любви пребывайте.
Спасайтесь о Господе.
Готовьте для Господа души свои».

Затем следует объяснение, что «это строки из послания духовным чадам, написанного в стихах новым священно – исповедником Сера­фимом, до монашества – протоиереем Николаем Загоровским».

Примечательно, что проникновенные слова из его «духовного заве­щания» не затерялись во времени и продолжают жить. Их органично дополняет другой документ.

У одной из его духовных дочерей сохранилась тоненькая тетрадка с пожелтевшими от времени листами, куда была вписана Рождественская проповедь отца Николая (судя по всему, написанная его рукой – С.Ш.). И хотя текст не датирован, тем не менее, ясно, что написан он во время его первой ссылки. В конце этого пронзительного документа встречаются строки: «Спасайтесь, спасайтесь о Господе Иисусе, чада мои возлюбленные, и спасены будете, и будет спасена вся земля! Христос с вами да будет всегда. Мати Божия да осеняет вас ризочкой своею святой, благодатным спасительным покровом своим, и да соберёт вас всех, моих крохоток. В обитель свою «Взыскание погибших»… Я же, грешный и недостойный, духом, любовью и молитвами всегда и неизменно с вами и пред Господом за вас».

Но далее можно прочитать текст, который как бы «выпадает» из единой ткани проповеди: «Я уже написал вам, деточки мои, эти строки, был вечер 3-го января по новому стилю, а 21 декабря по старому стилю. Дул сильный ветер, шел дождь! Стало заметно, как в Обводном канале вода быстро начала подыматься, и пошли волны против течения. Я стоял на Афонском подворье за всенощной, вдруг загрохотали пушечные выстрелы, от которых дрожали здания и дребезжали стёкла в окнах. То предупреждали всех жителей о несчастьи наводнения. Было жутко, и сердце ныло. Чувствовалось, как мы мелки и ничтожны пред всем существом Божиим. Море устремилось на город. Волны в реках пошли обратно. Наводнение повторилось, принесши большие несчастия. То Господь говорил людям, забывшим Его и оставившим веру в него: «Я есмь!». То Господь говорил и нам, всем верующим, но беспечным о своём спасении: «Я есмь, приду внезапно и сотворю Свой суд праведный над всеми!». И под впечатлением пережитого, я еще и еще умоляю вас, чадца мои, с благоговением прочитайте вы 25 главу Евангелия от Матфея, притчу о десяти девах, прочитайте всю главу сию до конца, и пусть головки ваши склонятся над нею в тихих думах. Я же, отец ваш духовный и Старец, взываю к вам: бодрствуйте! Молитесь! Спасайтесь! В Боге живите, потому что не знаем ни дня, ни часа, в который придет Сын Человеческий».

Заканчивается этот поразительный документ признанием того, что сам он «радостно в Боге несёт свой крест изгнания…» И вряд ли нужен какой-либо комментарий: текст красноречиво говорит сам за себя. Обнаруженные письма отца Николая к своим духовным детям вынесены в отдельное приложение.

***

Ссылка его в Ленинград явилась своеобразной «репетицией» более жестоких преследований, но, тем не менее, отцу Николаю удалось организовать из верных чад тайную домовую церковь, а помимо этого, подобие женского монастыря в честь чудотворной иконы Божией Матери «Взыскание погибших», и назвать эту тайную обитель «Тихая пýстынька». Об этом особенно ярко свидетельствуют его письма к «сестричкам-сироткам», как называет он в письмах своих духовных дочерей.

В книге М. Шкаровского приводится интересный факт: по определению Священного Синода Украинской Православной Церкви от 22 июня 1993 года священник Николай Загоровский был объявлен «местно-чтимым святым Харьковской епархии».

Этот волнующий факт подтверждается и «Православным Церковным Календарем» на 1995 год, изданным в Харькове, в котором приводится список «Новомучеников Слободского края», причисленных к местно-чтимым святым.

Однако в харьковский источник вкралась досадная ошибка. Читаем: «Протоиерей Загоровский Николай Михайлович. Арестован 17 марта 1923 года. Погиб в заключении» (?)

Очевидно, составителям календаря не были известны обстоятель­ства его жизни после первого ареста в Харькове.

***

В современном православном петербургском журнале «Возвращение» в 1999 году была напечатана статья историка В. Антонова о «священномученике архиепископе Димитрии (Любимове) и его спод­вижниках». В ней отмечается, что «советская юстиция была к «иосифлянам» безжалостна, и подвергала их репрессиям до окончательного искоренения». Их не только арестовывали и ссылали, но ста­ра­лись физически уничтожить «поэтапно», как самых опасных идейных противников. Ленинград справедливо считался центром этого движения в православной церкви. После массовых арестов в августе 1930 года и расстрела на Шпалерной Владыки Димитрия, оставшиеся «иосифляне» стали уходить в катакомбы. Многие на протяжении десятилетий гибли в тюрьмах, лагерях и ссылках.

В. Антонов пишет: «Случайно в руки чекистов попал протоиерей Николай Михайлович Загоровский (1872-1944), до 1923 года служивший в церкви при Александровской больнице в Харькове, а затем, после трёхлетней ссылки устроивший домовой храм в своей ленинградской квартире (!). Сюда к нему, «как к Старцу», приходили верующие, испрашивая совета – «какой Церкви держаться?». Ответ убежденного «иосифлянина» был определенным. За свои убеждения он получил п я т ь лет лагеря, после чего, как и большинство его подельников, отправился в ссылку» (разрядка моя – С.Ш.).

Заметим, что автор неточно указывает год смерти Загоровского, зато появляются важные подробности его второго ареста, происшед­шего не в Харькове. В этой публикации находим еще одно подтвержде­ние факта его духовного подвига – «старчества».

***

Удивительны порой бывают сплетения разных имен и судеб. Они заставляют задуматься над глубинным смыслом чисто внешних совпадений.

Напомним фрагмент воспоминаний духовной дочери святителя Иоанна (Максимовича) Зинаиды Юлем: «Я увидела низенького седого старца в белой рясе, с непокрытой головой: – Да это же Серафим Саровский! Тогда он повернулся в нашу сторону, слегка наклонив голову, и кротко улыбнулся…»

А вот, что запомнила духовная дочь отца Николая Загоровского монахиня Магдалина, хорошо знавшая Иоанна (Максимовича) в период своей жизни в Харькове и Владыку Антония (Храповицкого), возглавлявшего в то время харьковскую кафедру.

Её воспоминания сохраняют приметы живой речи. Читаем: «Тогда он ( Иоанн Максимович – С.Ш.) был студентом, и каждый день приходил к митрополиту Антонию (Храповицкому). Там, в Покровском соборе были мощи святителя Мелетия (Леонтовича), и хотели там всё обновить. Митрополит Антоний благословил, чтобы Батюнечка (отец Николай – С.Ш.) наш этим занялся…Владыка Иоанн тогда студентом был, и звали его Мишей… Когда Батюшка придет, он скорее выбегает и берёт у него благословение идти на занятие, и вот отец Николай ему говорит: – Миша, ты Батюшку никак не пропускаешь (имея в виду Антония Храповицкого – С.Ш.). Обязательно ты, наверное, будешь архиереем и святым».

Провидческие слова, не правда ли?

И заканчивает мемуаристка такими словами: «И вот Владыка Иоанн – и архиерей, и святой… Скоро будут прославлять. И мой Батю­нечка – тоже святой».

А тогда, в то далекое время, услыхав эти слова, Миша Максимович улыбнулся и сказал: «Это вы, отец Николай, будете святым».

Два подвижника православного благочестия. Два праведника ХХ века, вскормленные харьковской землей.

Оба почитали слобожанские святыни – Куряжский и Ахтырский монастыри, Озеряны и Святогорский монастырь, благоговели перед чудотворными иконами Харьковщины. Оба прославлены в лике святых (Русской Православной Церковью за рубежом – С.Ш.).

В их обликах – отсвет благодати Серафима Саровского, вся жизнь которого была истинным подвигом любви, примером подвижнического служения людям. Под его покровительством отец Николай начал свое служение в Харькове, а когда наступили дни тяжких испытаний, и жизнь его была под угрозой, то Преподобный Серафим Саров­ский даровал ему второе рождение в монашестве.

В конце 30-х годов, уже после испытаний на Соловках и в ссылке, он обрел спасение в затворе в тайном монастыре, в Обояни, куда его направил промысел Божий по молитвам и заступничеству Серафима Саровского.

А местом его упокоения стал старинный город Перемышль, где издавна жили поляки, русские, литовцы, украинцы и евреи. В этом древнем городе Галиции мирно соседствовали друг возле друга старинные соборы: православный, греко-католический и римо – католический, как естественное свидетельство пересечения разных ветвей христианства. Именно в этом месте почил один из потомков старинного княжеского польско – украинско – литовского рода Сангушко – Загоровских. Как рассказывают документы, на протяжении нескольких столетий его представители исповедывали православную веру. И кто знает, может не случайно свой земной путь он завершил на родине предков, очень давно живших на Волынской земле.

***

Архимандрит Нектарий (Чернобыль), чья молодость также была связана с Харьковом, вспоминает о последнем периоде жизни отца Николая: «При немцах он возвратился в Харьков и устроил у себя на квартире домовую церковь. Я приходил туда на службы, вместе с другими исповедывался и причащался… Зять протоиерея Николая Загоровского в то время был директором харьковского оперного театра. Отца Николая приписали к театру, и мы эвакуировались вместе с актерами. По дороге наш поезд обстреливали советские самолеты».

Объясняя решение отца Николая, уехать вместе с семьей дочери, отец Нектарий отмечает, что это решение ему далось очень нелегко. На это же в своих воспоминаниях указывает и мать Иерусалима. Она пишет: «Когда Батюшка вернулся в Харьков, он в церкви не служил, а в своем доме, в полуподвале. И это были такие литургии, такое торжество! Мы с мамой и сестрой всегда ходили. Народу собиралась полная комната. У него большая комната была. Так людей полно всегда было. Пение было прекрасное. Монашечки всегда при нём. Все причащались, все так радовались, как будто вернулось прежнее… Но тут красные стали наступать. Его бы, конечно, арестовали. Дочь Лидочка уже уехала с мужем. И он говорит матушке: «Не могу я тут ждать этих красных, мне даже страшно помыслить, что они приближаются…»

Ему исполнилось семьдесят лет. Он был стар, болен, измучен лагерем и ссылкой, где изрядно подорвал свое здоровье. Мысль о возможном аресте не давала ему покоя.

Архимандрит Нектарий об этих мучительных испытаниях пишет: «Отец Николай решил двинуться на Запад, ибо, как он говорил, боль­шевиков он не был в силах снова увидеть… когда он переезжал границу своего отечества, то горько заплакал…»

Мать Магдалина, верная ему до последних дней его жизни, следовала за ним неотступно, и об этих горьких днях испытаний тоже оставила свои свидетельства: «Батюшка был уже больной. У него случались частые сердечные припадки… а умер тихо, спокойно. Почти вся больница выходила смотреть – такой он лежал светлый, такой улыбающийся, такой хороший… и панихиды были, и похоронили его в Перемышле». Не менее важны и другие её свидетельства, по-своему подтверждающие известное ранее: «…оказывается в том месте, где его похоронили, в Перемышле, его деды и прадеды все поумирали. Ведь батюшка был из древнего рода, и даже где-то там был монастырь Загоровских…» Об истории монастыря и истории старинного рода мы рассказываем в отдельной главе.

Архимандрит Нектарий заканчивает воспоминания важным свидетельством о последних минутах жизни отца Николая, естественно дополняющим предыдущие: «А вскоре с ним случился удар, и его положили в больницу, где он прожил всего несколько дней. Всё произошло так, как он описал свою смерть в одном стихотворении, написанном двадцать лет назад, в бытность его в Петрограде».

И заключает: «Батюшка, который не отличался особой красотой при жизни, на смертном одре был более чем прекрасен. Лик его носил отпечаток нездешнего мира, непередаваемой словами красоты».

***

Цитаты из разных документов, легенды и забытые имена, события, даты и разрозненные факты – всё обретает удивительную строй­ность, и даже своеобразную завершенность, вызывая глубокое молит­венное благоговение перед людьми, так преданно служившими и Гос­поду, и людям.

Отец Николай Загоровский, святитель Иоанн (Максимович) и, наконец, сам Преподобный Серафим Саровский – все они были пламенны в своем служении.

Они – образец для подражания, который дан промыслом Божиим нам, простым грешным, в утешение, назидание и награду.

Вместо эпилога


Формы жизни в посмертии бывают самые разные и удивительные. Так, в ноябре 1993 года благочинный церквей юга Франции отец Игорь (Дулгов) «принял монашеский постриг с именем Серафим в честь новомученика Серафима Загоровского, харьковского чудотворца». Для него жизнь «харьковского Серафима» стала примером для подра­жания в собственном священническом служении. Ныне он Архиепископ Серафим Брюссельский и Западно-европейский; викарий Западно-европейской епархии Русской Православной Церкви за рубежом.



2



3



4



5



6



7



8



9



10



11



12



13




14