И. А. Ильина памяти л. Г. Корнилова 1 Ввоскресенье 26 апреля в 6 час вечера русским националь­ным студенческим объединением и Галлиполийским землячеством в зале «Глагол» (Ригрова набережная, 18) устраивается открытое заседание

Вид материалаЗаседание

Содержание


С. Варшавский
Памяти ген. корнилова
«о сопротивлении злу»
Речь-доклад и. а. ильина
Речь-доклад и. а. ильина
О сопротивлении злу
Доклад проф. ильина
Д. Пасманик
Омоложенное евангелие
Из любви к Богу,—
И. Демидов
П. Струве
И. Демидов
«православный» струве
В. Даватц
По поводу «меча»
Если возможно с вашей стороны
Оправдание меча и убийства I
Среди газет и журналов
Религия мести
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   21

ПРИЛОЖЕНИЕ


О СОПРОТИВЛЕНИИ ЗЛУ СИЛОЙ:

PRO ET CONTRA


ПОЛЕМИКА ВОКРУГ ИДЕЙ И.А. ИЛЬИНА




ПАМЯТИ Л. Г. КОРНИЛОВА1

В воскресенье 26 апреля в 6 час. вечера русским националь­ным студенческим объединением и Галлиполийским землячеством в зале «Глагол» (Ригрова набережная, 18) устраивается открытое заседание, посвященное памяти Л. Г. Корнилова по случаю 7 го­довщины со дня его смерти. Вступительное слово скажет П. Б. Стру­ве. Речь на тему о сопротивлении злу произнесет И. А. Ильин, приехавший на днях в Прагу из Берлина.

С. Варшавский


«О ПРОТИВЛЕНИИ ЗЛУ»

(От нашего пражского корреспондента)2

Галлиполийское землячество и русское студенческое националь­ное объединение ознаменовали седьмую годовщину со дня смерти Л. Г. Корнилова устройством публичного собрания, на котором, кроме русских, присутствовали и представители чешской обществен­ности. Председатель собрания П. Б. Струве дал краткую харак­теристику покойного вождя Добровольческой Армии и предложил почтить его память вставанием, что и было исполнено. Затем слово было предоставлено временно гостящему в Праге проф. И. А. Ильину, выступление которого произвело очень большое впечатление.

Л. Г. Корнилов является ярким носителем того духа, той идео­логии, которую проповедует оратор, и потому он связал свое вы­ступление с его именем.

С большой смелостью, вооруженный тщательным изучением избранной темы, оратор обрушивается на «нелепое и злостное» учение Л. Н. Толстого о непротивлении злу и хочет «перевер­нуть эту страницу в истории русской интеллигенции». Его задача — доказать, что Толстой извратил и ложно истолковал учение Христа, поставив сентиментальность, жалостливость, размягчение души на место действенной христианской любви, требующей борь­бы со злом.

Оратор сознает и объемлет всю трудность стоящей перед ним задачи, но бросается в бой со всею страстностью убежденного человека и со всею верою в победный исход. Нет, конечно, ни­какой возможности в газетном отчете воспроизвести эту большую, захватывающую речь, но с основными положениями молодого философа мы попытаемся ознакомить читателя.

Нам кажется, что это нужно сделать, ибо его речь явилась своего рода событием в наших интеллигентских кругах и найдет, вероятно, немало откликов.

Всем своим темпераментом, всеми силами своей ищущей и негодующей души оратор ополчается против «жизненного дезер­тирства», против «моральной слякоти» наших дней и берется дока­зать, как христианин, и притом как православный, верующий хри­стианин, что любовь христианская не исключает меча.

Надо только правильно определить природу любви, надо по­нять, что такое борьба со злом в христианском смысле слова.

Борьба со злом, ведомая злым существом, во имя зла не есть борьба. «Гад съедает другую гадину», по слову Достоевского, и сам потом находит свою гибель, но это не борьба в христианском значении слова. Только сопротивление злу, проистекающее из оду­хотворенной любви, есть истинная борьба и она не только не воз­браняется христианством, но составляет долг христианина.

Две величайших заповеди положил Христос: любовь к Богу и любовь к ближнему. Что есть любовь к ближнему? Это любовь к божественному началу в ближнем, признавание в нем сына Божия; только человек, нашедший сам в себе и утвердивший сына Божия, может постигнуть его и в другом, и люди суть братья лишь постольку, поскольку они — сыны Божий. Любовь к ближнему вы­текает из любви к Богу, вторая заповедь — продолжение и раз­витие первой.

Под этим углом зрения, во имя искания божественного совер­шается новое измерение людей и понятий: любовь — это связь духа с духом.

В ближнем ценна его душа, искра Божия в нем, луч божествен­ного...

Все обычные воззрения меняются при таком подходе к человеку и его жизни.

Обычное воззрение считает сытость лучше голода, здоровье выше болезни, власть выше подчинения, жизнь выше смерти, а ис­тинно христианское воззрение может предпочесть голод сытости, болезнь — здоровью, подчинение — властвованию, смерть —жизни.

Обычное воззрение считает множество людей выше одного че­ловека, а христианство противопоставляет одного многим, отри­цает равенство, равноценность людей, ибо люди, подобно звездам, различествуют в славе своей.

Искание Божеского в человеке приводит к неприятию дьяволь­ского: дьяволу можно желать преображения, но любовное прия­тие дьявола невозможно.

Христос заповедал прощать врагов, но он говорил о личных врагах человека, а не учил нас любви к врагам Божьего дела и содействию растлителям малых сил.

Для этих растлителей, для врагов Божьего дела у Христа было и огненное слово, и изгоняющий бич, и грядущие вечные муки.

Христос учил прощать несчетно «брату, согрешившему про­тив меня», но акт личного прощения нельзя смешивать с прощением соблазнителей, для которых жернов на шею — еще не самый худший исход.

Надо прощать свою обиду, быть кротким в отношении личного врага, но кто дал человеку право прощать обиду, нанесенную другому, подставлять не свою, а чужую щеку? Бездейственно со­зерцать злодеяние, совершаемое над ближним, не значит быть кротким, а равносильно соучастию в злодеянии. Божьи слуги нуж­даются в мече для отвращения творимого перед ними зла. Их суж­дение может стать тяжким и безрадостным, и в борьбе с безволь­ным сентиментализмом они должны решаться на безжалостную суровость к отдельному человеку, на возмездие, на казнь.

Зло обладает четырьмя свойствами: оно едино, агрессивно, лукаво и многообразно. Думать, что зло можно уменьшить, дого­ворившись с ним,— наивно, рассчитывать, что его можно истощить беспрепятственностью, — преступно. Зло слишком удобопревратно, и только решительный волевой отрыв от него во спасение, и меч — решающее орудие.

Оратор обрушивается на тех, кто, не приемля зла, ограни­чивается тем, что отвертывается от него. Умыв руки, такие люди начинают отыскивать оправдание для своего поведения: бесплод­ность борьбы, необходимость сохранить себя для семьи и т. д. Отсю­да один шаг до оправдания самого зла. Для характеристики этих нравственных дезертиров оратор воскрешает старое русское слово — «хороняка». Заканчивает он призывом к активности, к волевой любви во спасение родины и выражает пожелание, чтобы русские люди пребыли верными творческому духу тех правителей, вождей и воинов русских, кои с умом и славою носили меч свой.

Как мы уже отметили, речь произвела очень большое впечат­ление.


ПАМЯТИ ГЕН. КОРНИЛОВА3

Союз офицеров б. Российских армий и флота. Русский нацио­нальный студенческий союз и Внепартийное национальное объеди­нение русских в Германии извещают, что в воскресенье, 24-го мая, в 8 час. веч. в Шуберт-зале (Бюлов-штрассе, 104) устраивается заседание, посвященное памяти генерала Лавра Георгиевича Кор­нилова.

Речь на тему: «О сопротивлении злу» произнесет профессор И. А. Ильин. Вход свободный и бесплатный. Для оплаты расходов по найму помещения всех присутствующих на заседании просят делать добровольные взносы при входе в зал.


«О СОПРОТИВЛЕНИИ ЗЛУ»4

В воскресенье 24 мая Союз офицеров б. Российских армий и флота, Русский национальный студенческий союз и Внепартий­ное национальное объединение русских в Германии устроили за­седание, посвященное памяти национального русского героя Лавра Георгиевича Корнилова. Речь на тему: «О сопротивлении злу» произнес проф. И. А. Ильин, указавший, что творческое напряже­ние героя, утверждающее национальный символ, является исходным путем для всех тех, кто ищет этот утраченный символ. Еще не поставлен — из камня и дерева — памятник Лавру Георгиевичу Корнилову, но духовный образ его неотступно стоит перед нами и, несомненно, он будет поставлен когда-нибудь рядом с Мининым и Пожарским. Идея православного меча, священная и великая идея, была движущей силой Корнилова, Среди причин, которые привели нас к национальной катастрофе, главная — это неверное строение нашей души, выражающееся в сентиментальной размягченности. В этом искажении нашей души не последнюю роль сыграла тол­стовская идея о непротивлении злу, идея, которой присуща соблаз­нительная видимость единственного правильного толкования слова Христова. И докладчик надеется, что эта толстовская страничка русской нигилистической морали будет скоро вырвана, а на ее место поставлена старая русская идея православного меча.

Сопротивление злу проистекает из одухотворенной любви, ибо.. любовь без духа не реальная ценность, а нереализующая сила. Эта любовь вступает в единение только с живым добром. Оду­хотворенная любовь определяется ее религиозным освящением. Она перестраивает все мировоззрение — изменяет отношение к Богу и к родине, религии и семье. В глазах одухотворенной любви мно­жество людей, как таковое, не может заменить качеств одного человека. Она знает, что есть люди, которым лучше бы умереть или не родиться, чем злодействовать. Истинная любовь не знает сенти­ментальной гуманности. Начало духа ограничивает любовь, указы­вает предел ее слепому развитию. Не любит вовсе тот, кто утвержда­ет, что любит все. Духовная зрячесть и духовная воля полага­ют ту грань, где кончается ложная гуманность. Перед нами должен быть всегда образ Архангела Михаила, образ хранителя Ге­оргия.

Христианин, желающий соблюдать учение, не призван вовсе к тому, чтобы показывать умиленную любовь к нераскаявшемуся злодею. Проблема бытия злодея не есть только проблема постра­давшего. Обиженный может и должен простить личную обиду. Но в душе у него не должно быть сентиментальных иллюзий, будто, простив злодея, он уничтожил зло. «Не противься злу» — надо понимать в смысле кроткого перенесения личных обид. Нельзя этот благой призыв понимать как непротивление злу вообще. Св. Феодосии Печерский учил: живите в мире со своими врага­ми, а не врагами Божьими. Духовная любовь имеет силу оста­новиться на стойком «нет». Единственная ее функция — благожела­тельство. Земной любви свойственно беспредметное умиление, из которого и проистекает эта слащавая мораль. Наоборот, духовная любовь знает, что между основными заповедями Христа может возникнуть лишь внешний конфликт именно тогда, когда любовь к Богу требует беспощадного и жесткого отношения к людям. Не слабость, не падение, не заблуждение, не грешность караются, ибо карающий по-прежнему желает караемому преображения и очищения; карается зло, его самоутверждение. Есть злодеи, по от­ношению к которым должна быть подавлена последняя вспышка жалости. Так духовная любовь, поставившая себе задачу искоре­нение зла как такового, приходит к необходимости института смертной казни. Оставаясь в родном лоне благожелательства, духовная любовь видит различные стадии отношения к злодею: не­одобрение, несочувствие, осуждение, обличение, противодействие и как последняя стадия — смерть.

Путь отрицательной любви безрадостен. Вступивший на этот путь подвергнется осуждению сентиментальных и безвольных, тех, кто во имя либерализма только ждет того момента, чтобы при­звать Пугачева и Разина и, открыв тюрьмы, показать нам, что могут сделать соединенные силы революции и уголовщины.

В понятии этого безрадостного пути и кроется понимание идеи православного русского меча.

И этим мечом был препоясан Лавр Георгиевич Корнилов.


РЕЧЬ-ДОКЛАД И. А. ИЛЬИНА5

В пятницу, 5-го июня, в 81/2 час. вечера в помещении Между­народной конференции производства, мира и порядка (6, сквар Рапп, между №№ 35 и 37 авеню Рапп) состоится устраиваемое совместно Русским национальным комитетом, Парламентским комитетом и Общевоинским союзом публичное собрание, на кото­ром бывш. профессор Московского университета И. А. Ильин повторит сказанную им недавно в Праге и Берлине речь на тему: «О сопротивлении злу».

В Праге речь И. А. Ильина, произнесенная им в собрании Галлиполийского землячества в память Л. Г. Корнилова, на котором председательствовал П. Б. Струве, произвела на слушателей, как русских, так и чехов, огромное впечатление и явилась целым собы­тием в русской пражской жизни. После этого она с большим успехом была повторена в Берлине.


РЕЧЬ-ДОКЛАД И. А. ИЛЬИНА6

В пятницу, 5-го июня, в 8 час. 30 мин. вечера в помещении Международной конференции производства, мира и порядка (6, сквар Рапп, между №№ 35 и 37 авеню Рапп) состоится устраи­ваемое совместно Русским национальным комитетом, Парламент­ским комитетом и Общевоинским союзом публичное собрание, на котором профессор И. А. Ильин скажет речь на тему «О сопро­тивлении злу».

На покрытие расходов взимается 2 франка.

Сообщения: Метро—«Эколь Милитер». Трамваи №№: 14, 20, 26, 28, 43, 92. Автобусы: АС, АН, AD, AQ, M, Y, AX.

И. А. Ильин — замечательный философ-юрист, доктор государ­ственного права, в ближайшем будущем выпускает целую книгу, посвященную противлению злу, как проблеме религиозной фило­софии. Эта проблема глубоко волнует в наше время умы многих, и в особенности религиозно и церковно настроенной молодежи.


Н. П. В.7

О СОПРОТИВЛЕНИИ ЗЛУ

(на докладе И. А. Ильина)8

Трудно поверить, чтобы доклад И. А. Ильина «О сопротивлении злу» произвел «громадное впечатление в Берлине и Праге», как о том вещала предшествовавшая докладу настойчивая реклама. На­полнившая приятный и уютный зал на сквере Рапп публика про­водила докладчика без большого энтузиазма.

И. А. Ильин посвятил свой доклад памяти «русского нацио­нального героя ген. Л. Г. Корнилова», но говорил «не о жизне­описании его», а «труднее и священнее — о том, что носил он в своем сердце и к чему звал», иначе говоря, об «идее православного меча, утраченной русским сознанием, но сохранившейся в русском сердце и ведшей белых героев».

Если оставить в стороне талантливую, хотя и многословную форму изложения, основная, неоднократно повторяемая мысль до­кладчика сводится к следующим положениям:

«Служение Богу требует иногда безжалостности к человеку, а жалость к человеку является иногда предательством Божьего дела». «Из любви к Богу нужно сдержать любовь к человеку». «Человек, угасивший в себе образ Божий, нуждается не в благо­желательстве, а в гневе...»

Существует «слепое религиозное воззрение», неправильно убежденное в том, что «все люди равны и все имеют право на жизнь, что человек выше вещи», и существует правильное «одухо­творенное» воззрение, проникнутое «духовной любовью» и полагаю­щее, что «есть вещи, которые выше человека (так, «Христос выгнал людей из вещественного храма»), и есть люди, которым лучше умереть.

На этой концепции, которую докладчик называет «христи­анской, особенно же православной», строится затем вся теория «о сопротивлении злу». «Теория» направлена своим острием против «неверного и зловредного учения Льва Толстого, развра­тившего последние русские гражданские поколения», и по суще­ству сводится к бесспорному в своей примитивности утверждению о том, что «бессмысленно отстаивать для злодея свободу беспрепятственного злодеяния».

«Духовная любовь, оставаясь благожелательной к просветлению всякого человека, меняет свое отношение к человеку по мере зла, в нем содержащегося». На этом пути «духовная любовь проходит ряд логических состояний» — от «неодобрения» до «тюрьмы» и «казни».

Евангельский завет о прощении обид? Да, личных обид, но — восклицает докладчик — «кто дал мне право прощать злодею по­ругание святыни?». Есть вещи, которые выше человека...

«Любовь кончается там, где начинается зло». Правда, Новый Завет был дан тогда, когда «угроза и кара совершили свое дело обуздания ветхозаветного человека», но, по мнению докладчика, «по-прежнему необходим меч рассечения добра и зла». Нельзя быть благожелательным ко злу, оставаться нейтральным перед лицом зла. «Духовная любовь должна быть активна», «из любви уговаривая и казня». И. А. Ильин полагает, что именно к этому сводится учение Христа и что именно так учила и должна учить «христианская, особенно же православная» церковь.

Не будь упоминания имени Христа и ссылок на святые и цер­ковные авторитеты, что можно было бы возразить против этих странных, как сама земля, бесспорных житейских труизмов, та­лантливо переложенных в своеобразной и художественной форме?

Тезисы И. А. Ильина при различной и меняющейся мотиви­ровке пребывают неизменными на протяжении всех веков суще­ствования человечества, и уж во всяком случае задолго до хри­стианской эры.

Если только об этом печальном законе человеческой истории хотел рассказать докладчик, то не к чему было облекать доклад в столь торжественную и многовещающую форму; зачем понадоби­лось совершать над этим законом обряд крещения, налагать на него христианскую санкцию и унижать смысл Христова откровения — неизвестно.


ДОКЛАД ПРОФ. ИЛЬИНА9

Лекцию профессора Ильина «О непротивлении злу» слушала с напряженным вниманием переполненная большая зала. Кого тут не было... И обычная публика приходских собраний, и бывшие военные, и преподаватели всякой «общественности», и дамы, и мо­лодежь.

Привлекало и имя автора, и тема. Многих и многих, ищущих ответа на все вопросы жизни — а в том числе и политики — только в Евангелии, волнует и смущает смысл заветов Христа о всепро­щении и мире в применении к вопросу о борьбе со злом, временами как будто требующий забвения заповеди любви... особенно если эта заповедь толкуется по-толстовски: и противиться злу не надо, и даже судить злодея нельзя, не говоря уже о каре вредного всему святому в жизни человека — отнятием у него самого жизни... Христианская любовь и прощение — с одной стороны, борьба и возмездие — с другой. Мир — и меч!

Два часа длилась лекция.

А содержание? Трудно сказать, насколько удалась автору его задача: разбить — как он решительно заявил — вредное и ошибоч­ное толкование христианской любви, внедренное не одному уже по­колению русской интеллигенции Толстым.

Несомненно, однако, что приведенные лектором доводы застав­ляют задуматься над этим вопросом серьезно всякого, впавшего в соблазн подмены идеи деятельного добра и любви к ближнему, как она требуется христианством, сентиментальным и дряблым чувством терпеливого и добродушного преклонения пред силою зла во имя будто бы христианского прощения, неосуждения и непротивления злу. Такое пассивное, хотя бы и любовное, отно­шение человека к окружающему не только не есть христианская любовь, а, напротив, пособничество злодею, служение не Христу, а Диаволу.

Любовь к ближнему, завещанная Христом, есть только та, которая вытекает из любви к Богу — требуемой первой и самой великой, по Евангелию, заповедью. Любить в ближнем следует не его человеческую сторону, а только отражение в нем Божьего обра­за, и потому христианская любовь свойственна человеку, только сумевшему достичь уже любви к Богу, а при этом невозможна уж любовь ни к чему дурному и злому в личности ближнего...

Отсюда христианская любовь «любить» только добро в людях, и для злодеев в сердце христианина ей места нет.

К людям, одержимым злою силою, творящим зло, попирающим святыню — веру, родину, благо ближнего,— у христианина долж­но сохраняться только благое желание: обращение злодея на путь добра, а дальше — уже отказ от общения с ним, осуждение, кара... даже казнь. Не мир, а меч. Тот меч, который благословляла всегда Церковь для борьбы со злом мира, меч справедливого закона, меч православной власти, меч, которым всегда, везде, все века боролись «лучшие» в человечестве против «злых» за веру и ро­дину, благо и культуру, начиная от царя до рядового воина. Такая деятельная любовь не совместима с чувством непротивления злу.

А христианское прощение обид? Оно совершенно необходимо. Оно-то и есть непременное условие христианской борьбы со злом, оно только и дает борцу оправдание в извлечении меча... Личного чувства мести за свою личную обиду в этой борьбе быть не должно. Своим врагам свою полученную от них обиду христианин обязан прощать безгранично, беспредельно. Свое отдать, хотя последнее, хотя бы и врагу, христианская любовь повелевает с тою же самою непримиримою строгостью, с какою запрещается равнодушно смотреть на зло, творящееся на глазах христианина: поругание веры, разрушение основ общественной жизни, соблазн «малых сих».

Для «злодеев», способных на это, и кроткий лик Христа пылал гневом, и у него находился бич, и он сулил им и «жернов на шею», и вечный огонь мук.


Д. Пасманик10


ЧЕРНО-БЕЛОЕ11

Один мой приятель, берлинский художник, лет двадцать тому назад показывал мне свои рисунки, сделанные все из черных линей­ных орнаментов на фоне белой бумаги. Тогда это была новость. Мой приятель ожидал от меня выражения одобрения, восторга, при­знания. А я не мог скрыть своей правды: все его рисунки были мне не по душе. В них была сухая схематичность, от которой веяло надуманностью, нежизненностью, т. е. фальшью. Жизнь сложнее, красочнее, разнообразнее. С тех пор я нажил себе врага: худож­ники ведь очень обидчивые люди. Но потеря приятеля не помешала тому, что я с тех пор не перевариваю ничего черно-белого, где бы оно ни проявлялось: в рисунке, в писаном слове, в мысли, в жизни. Черно-белое до сих пор остается для меня огромной ложью, отвратным исканием жизненной красоты.

На днях мне опять пришлось столкнуться с черно-белым в области русской эмигрантской мысли.

5-го июня проф. И. А. Ильин прочел в Париже доклад на тему: «О сопротивлении злу». Новая газета П. Б. Струве «Возрождение», публикуя сообщение о предстоящем докладе, сообщала: «В Праге речь И. А. Ильина произвела на слушателей, как русских, так и чехов, огромное впечатление и явилась целым событием в русской пражской жизни. После этого она с большим успехом была повторена в Берлине». Следовательно, предстояло приобщиться к «цело­му событию» в русской пражской жизни. Я не помню: может быть, ваш пражский корреспондент уже сообщал вам об этом «событии», но все же я считаю не лишним вернуться к нему, ибо если эта речь — событие, то очень печальное, с которым надо бороться.

Содержание речи, продолжавшейся добрых два часа, сводится, в сущности, к следующему:

Есть любовь сентиментальная, чувственная и есть любовь одухо­творенная, освященная христианской божественностью. Настоящая любовь — только последняя. Эта любовь вовсе не обозначает все­прощение, как обыкновенно думает весь христианский мир. Еванге­лие повелевает прощать врагам, но только личные обиды. Но если оскорбляют святыни Божественные, дух человеческий, отечество, прощения быть не может. Евангелие повелевает, если тебя ударят в одну щеку, подставить вторую, но Христос изгоняет из храма мытарей и всех кощунствующих. Более этого: Евангелие грозит даже мечом тем, которые оскорбляют божественные установления. Вы уже сами понимаете, каковы выводы из этих положений: во имя духовной любви можно и должно уничтожать (лектор употре­бил термин «казнить») врагов Божьих, врагов отечества, растли­телей малолетних. Лектор не постеснялся иронизировать над теми, которые во имя какой-то сентиментальности отказываются доносить на врагов добра и святости. ...Я слушал, и на душе у меня все более и более сгущалось чувство беспредельной тоски, все углуб­лялось ощущение патологического; временами казалось, что там, на трибуне, бредит сумасшедший. Но нет, четко и звучно формулиро­валась линейная черно-белая мысль. И мне стало вдруг очень ясно: большевистский яд отравил лучших. Ильин проповедовал мораль чекистов, только навыворот.

И где смысл всей этой проповеди? Выходило так, будто мы в состоянии расправиться с эмиссарами Сатаны, растлившими Россию, но по мягкодушию и под влиянием ложно понятой хри­стианской любви мы стесняемся снять головы всем этим Зиновье­вым, Рыковым, Калининым, Каменевым, Фрунзе, Дзержинским и т. п. Как будто, когда велась фактическая борьба с больше­виками при Корнилове, Колчаке, Деникине, Врангеле, люди справ­лялись с Евангелием, надо ли уничтожать врагов России или нет. Как будто в зале между слушателями был бы хоть один, который сомневался бы, как поступить с большевиками, если материальная сила была бы на его стороне.

Все содержание доклада Ильина было, таким образом, бес­предметное, бесцельное, ибо в реальной жизни нет вовсе той проблемы, которую выдвинул докладчик. К сожалению, между его слуша­телями присутствовали и такие, которые, если могли бы, расправи­лись бы основательно не только с большевиками, но вообще со вся­кими инакомыслящими, вроде покойного В. Д. Набокова12 или поныне здравствующего П. Н. Милюкова. На днях лишь морской офицер, по поручению целой организации, оскорбил действием генерала русской армии только за то, что последний думает иначе, чем Кирилловны13. Да нет, вся русская жизнь по эту и по ту сторону рубежа слишком насыщена ненавистью и враждой, чтобы надо было проповедовать мщение на основании Евангелия.

Но знаете, что меня больше всего опечалило? То, что Ильин вовсе не верующий христианин, он вовсе не Торквемада, он лишь подражатель Победоносцева14. Христианство для него является средством, орудием государственной целесообразности.

И это самое опасное, ибо такая политика разлагает всякое искреннее религиозное верование, она может оправдать некоторые, на первый взгляд непонятные нам поступки патриарха Тихона15 В одном я убежден: глубоко верующий христианин не мог бы повторить мысли докладчика. В крайнем случае он вышел бы из всех затруднений, опираясь на подлинное Евангельское постановление: Кесарево Кесарю, Божье Богу.

Так оно и есть: на земле существует особый порядок, который вытекает из идеи государственной целесообразности и националь­ного благополучия. Во имя этих принципов мы обязаны напрячь все наши силы, чтобы освободить Россию от ее нынешних упра­вителей. Не во имя мщения, а под давлением идеи государствен­ности мы должны очистить Россию от большевиков и от больше­визма. И больше ничего. А будущую жизнь возрожденной России мы должны строить на принципе любви, правды и справедли­вости. Благодаря большевикам люди стали злыми, черствыми, не­навистниками. И долго придется работать, чтобы в человеке уничто­жить зверя. Поэтому сохраните Евангелие во всей его чистоте, не обезображенной линеарными16 комментариями Ильина.

И еще раз повторяю: если его доклад был «событием», то очень печальным событием, против которого я протестую, ибо имею на это некоторое право.

На докладе г. Ильина председательствовал А. В. Карташев, председатель Национального Комитета17, а в газетах сообщалось, что последний является одним из организаторов доклада. Против этого факта я протестую изо всех сил. И вот почему. Позвольте мне нескромность: первый, который выступил в печати (в газ. «Общее дело») с призывом о созыве общерусского Национального съезда, был автор этих строк. Затем в продолжение нескольких месяцев В. Л. Бурцев18 и я много работали, пока наша идея не осуществилась. Цели Национального союза выражены очень ясно в программе, выработанной покойным В. Д. Набоковым и принятой первым съездом. Эта программа не имеет ничего общего с идеями Ильина. Одним из горячих защитников (а отчасти и автором) озна­ченной программы был А. В. Карташев. Noblesse-oblige!19 Эта программа абсолютно запрещает Национальному Комитету при­крывать своим авторитетом мрачные идеи г. Ильина.

Или Национальный Комитет бесславно закончит свое существо­вание!

Черно-белое никогда не было и никогда не будет национальными цветами России. Я предпочитаю красно-бело-голубое знамя, знамя Петра Великого и Пушкина.


М. Кольцов20

ОМОЛОЖЕННОЕ ЕВАНГЕЛИЕ21

Говорят, теперь антирелигиозную пропаганду надо вести осто­рожно. Спорить не буду, потому что не спец.

Но сказано о пропаганде антирелигиозной. Насчет религиоз­ной — ничего не сказано.

Поэтому — подальше от греха — займусь пропагандой рели­гиозной.

Хочу в двух словах рассказать о ценнейшем богословско-этическом докладе, весьма разъясняющем суть новейшей религиозной морали.

Читал доклад верующий русский христианин, профессор Ильин. Читал в переполненной аудитории Берлина, Праги и Парижа. Как о том вещала широкая реклама, доклад «произвел громадное впе­чатление» в первых двух городах. В третьем городе, судя по отзы­вам, доклад вызвал меньший восторг. Но не в восторге дело.

Ильин говорил очень много, растекался широким потоком, журчал маленькими ручейками, понижал голос до херувимского шепота и повышал до архангельского рыка. Вспоминая праведных и блаженных в лоне Христовом, кадил «русскому национальному герою» генералу Корнилову, веял над залом благоуханными воскрылиями мыслей «об идее православного меча, утраченной русским сознанием, но сохранившейся в русском сердце и ведшей белых героев»... А по существу высказал совсем ясную и простую мысль.

Служение Богу, — сказал Ильин, — требует безжалостности к человеку. А жалость к человеку является иногда предательством Божьего дела!

Из любви к Богу,— говорил еще Ильин, — нужно сдержать любовь к человеку.

— Человек, угасивший в себе образ Божий, — поднял указую­щий перст Ильин, — нуждается не в благожелательстве, а в гневе!

Спасибо христианнейшему философу Ильину. Что у умного на уме, то у Ильина на языке. Не поблагодарят Ильина священники! Но мы — даже похлопать готовы за откровенность.

До сих пор официальная церковная мораль, покрывая и защи­щая капитализм, реакцию, империалистические войны, все же находила нужным держаться хотя бы внешне рассуждении о непро­тивлении злу.

«Аще ударит тебя в одну ланиту, подставишь ему другую», Это добродетельное Евангельское намерение должно было служить укором, в первую очередь для безбожников-революционеров, для коммунистов, для сторонников беспощадной классовой борьбы.

Пусть полковой священник помогал солдатам умерщвлять вра­га. Но тут же, в походной церкви, он пел «на земле мир и в человецех благоволение», говорил проповеди о любви и снисхождении к врагу. Привет религиозному реформатору Ильину! С его приходом непротивленские штучки в церкви упраздняются.

По Ильину, существует «слепое религиозное воззрение», не­правильно убежденное в том, что «все люди равны и все имеют право на жизнь» и существует правильное «одухотворенное» воз­зрение, проникнутое «духовной любовью» и полагающее, что «есть люди, которым лучше умереть».

Отсюда и новая христианская теория: о сопротивлении злу. Ильин жестоко критикует Евангельский завет о прощении обид:

— Да, личных обид! Но кто дал мне право прощать злодею по­ругание святыни? Любовь кончается там, где начинается зло!

Так навинчивает и накручивает богобоязненный философ Ильин христианнейшую эмигрантскую паству. И паства лакомо слушает, словно до пирожков добралась. Вот это мораль! Вот это — христианство-модерн! Вот это — что надо!

...У популярного религиозного философа Ильина есть, кроме духовных, еще и светские обязанности. Во Христе он проповедует «непорочное убийство». В миру — сотрудничает с недавно упомя­нутым Петром Струве в новой газете «Возрождение». И поучает:

— Мы не левые, мы не правые! Мы русские патриоты!22

Чего хотят патриоты из «Возрождения» — мы знаем. Императо­ра и городового хотят они. Духовная и светская идеология, как видите, очень удобно увязана у профессора Ильина!

Бедные, затырканные, замшелые наши попики, живо- и мертво-церковники! Они все еще суетятся, шебаршат, что-то еще комбини­руют про христианскую любовь, всепрощение и общий мир на земле. А их коллеги за границей — уже изготовили новейшей марки патен­тованное православие, с оправданием еврейских погромов, граждан­ской войны и белого террора. Что значит за границей побывали. Сразу забили российских, заскорузлых толстопятых!