Итика и экономическая динамика евразии: история, современность, перспективы материалы II евразийского научного форума (1-3 июля 2009 года) том I

Вид материалаДокументы

Содержание


Источники и литература
Бурханов А.А.
Василь сакаев
Источники и литература
Юрий шпилькин
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   25

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА:


1. Акишев К.А., Байпаков К.М., Ерзакович Л.Б., 1969. Новое в средневековой археологии Южного Казахстана // Культура древних скотоводов и земледельцев Казахстана. – Алма-Ата, 1969, с. 5-42.

2 Акишев К.А., Байпаков К.М., Еракович Л.Б., 1972. Древний Отрар. – Алма-Ата , 1972.

3. Археологические памятники Татарской АССР (АП ТАССР), 1987. Казань, Таткнигоиздат, 1987, с. 238.

4. Байпаков К.М., 1998. Средневековые города Казахстана на Великом Шелковом пути. – Алматы, Гылым, 1998, с. 215.

5. Бернштам А.Н. 1951. Древний Отрар // Известия АН Казахской ССР. Серия археологическая., № 108, вып. 3., 1951, с. 81-97.

6. Булатов Н.М., 1969. Классификация поливной керамики золотоордынских городов Нижнего Поволжья и Северного Кавказа. – М., 1969.

7. Бурханов А.А., 1999. Некоторые итоги изучения памятников эпохи Казанского ханства (по материалам исследований Заказанской историко-археологической экспедиции в 1995-1999 гг.)// Ученые записки Татарского государственного гуманитарного института. № 7 . Казань, 1999, с. 121-132

8. Бурханов А.А. , 2000. К вопросу истории Казанского царства. // История государственности Республики Татарстан и современность. – Казань, 2000, с. 25-30.

9. Бурханов А.А., 2001 (а). Амуль-Чаджуй – столичный центр Среднеамударьинского региона. // Интеграция археологических и этнографических исследований. – Нальчик-Омск, 2001. , 75-78.

10. Бурханов А.А. , 2001 (б). Новые данные по культуре населения Сарая аль-Махруса. // Материалы научной конференции ТГГИ . – Казань, Изд-во Татарского государственного гуманитарного института, 2001, с. 22-25.

11. Бурханов А.А. , 2001 (в). Средневековое городище Арск - Арча (некоторые итоги историко-археологического изучения). // Интеграция археологических и этнографических исследований. – Нальчик-Омск, 2001., с. 78-79.

12. Бурханов А.А., 2001 (г). Столица в изгнании … // Татарстан, №2 ., 2001, с. 32-35

13. Бурханов А.А., 2002 (а). Средняя Амударья между Ираном и Тураном (к проблеме контактных зон в древности и средневековье). // Диалог цивилизаций: исторический опыт и перспективы XXI века. Доклады и выступления. Российско-иранский международный научный симпозиум. М., Изд-во Российского университета дружбы народов, 2002, с. 75-80.

14. Бурханов А.А., 2002 (б). Этнокультурная ситуация в Среднеамударьинском регионе в эпоху средневековья (к проблеме изучения этнокультурных процессов в контактных зонах Центральной Евразии). // Интегрция археологических и этнографических исследований. – Омск – Ханты-Мансийск, 2002, с. 35-42.

15. Бурханов А.А., 2002 (в). Археология Казанского ханства: история изучения, итоги последних исследований и перспективы. Серия «Материалы и исследования по археологии Золотой Орды и Казанского ханства». Выпуск 1. Казань, 2002 .

16. Бурханов А.А., 2002 (г) Новые археологические исследования в Заказанском регионе Татарстана. // Интеграция археологических и этнографических исследований. – Омск – Ханты-Мансийск, 2002, с. 95-98.

17. Бурханов А.А. , 2002 (д). Памятники Иске-Казанского комплекса (к проблеме изучения и сохранения историко-культурного и природного наследия и роли географического положения и природно-экологических особенностей в заповедных зонах). Серия «Материалы и исследования по археологии Золотой Орды и Казанского ханства». Выпуск 2. – Казань, 2002, с. 30.

18. Бурханов А.А., 2002 (е). Ак-Сарай. // Татарская энциклопедия. - Казань, 2002, с. 83.

19. Бурханов А.А., 2003 (а). Древности Предволжья. Материалы и исследования по археологии Золотой Орды и Казанского ханства. Выпуск 3 . – Казань, Gumanitarya, 2003., с. 36.

20. Бурханов А.А., 2003 (б). Археологическое изучение памятников эпохи Улуса Джучи и Казанского ханства (краткие итоги исследований 1999-2000 гг. в Татарстане и Астраханской области). // Древности. Выпуск 36. Археологические исследования и музейно-краеведческая работа в Волго-Уральском регионе. – М. – Казань, Gumanitarya, 2003, с. 242-252.

21. Бурханов А.А., 2005 (а). Древний Лебап. Часть 1. Археологические памятники области Амуля древнего и раннесредневекового времени .- Казань, Gumanitarya, 2005, с. 195.

22. Бурханов А.А., 2005 (б). Развитие антропогенных ландшафтов и оазисной системы расселения в древности и раннем средневековье (по материалам историко-археологических исследований поселений Среднеамударьинского историко-культурного и географического региона). // Динамика и развитие иерархических (многоуровневых) систем. (Теоретические и прикладные аспекты). Материалы Второй Всероссийской научно-практической конференции. – Казань, 2005, с. 133-138.

23. Бурханов А.А., Бектасов М.Ж., 1994. Амуль-Чарджуй : 2000 лет истории. – Чарджев, 1994, 47 с.

24. Бурханов А.А., Замалтдинов Р.Р., 2003. Изучение археологических памятников в Заказанье 2001 году. // Древности. Выпуск 36. Археологические исследования и музейно-краеведческая работа в Волго-Уральском регионе. – М. – Казань, Gumanitarya, 2003, с. 256-261.

25. Бурханов А.А., Замалтдинов Р.Р., 2004. Ханский домен и столичная территория в средневековых татарских государствах (к проблеме изучения социально-экономических и географических факторов их выбора в Улусе Джучи и Казанском ханстве). // Проблемы истории. Культуры и развития языков народов Татарстана и Волго-Уральского региона. – Казань, Gumanitarya, 2004, с. 161-166.

26. Валиев А., 1977. Древний город и развитие антропогенных ландшафтов в условиях оазисной системы расселения. // Древний город. Материалы Всесоюзной конференции. – Л., Наука, 1977, с. 51-52.

27. Васильев Д.В., 2001. Городище Ак-Сарай. // Археология Поволжья на рубеже тысячелетий. – Астрахань, 2001, с. 70-71.

28. Гарустович Г.Н., Ракушин А.И., Яминов А.Ф., 1998. Средневековые кочевники Поволжья (конца IX-XV веков). – Уфа, 1998

29. Генинг В.Ф., 1976. Тураевский могильник V в н.э. (захоронение военачальников). // Из археологии Волго-Камья. – Казань, 1976.

30. Гулямов Я.Г., 1957. История орошения Хорезма с древнейших времен до наших дней. – Ташкент, 1957.

31. Дергачев В.А., 1989. Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы. – Автореферат докторской диссертации. Л., 1989, 44 с.

32. Древний Амуль: проблемы истории и культуры Средней Амударьи. 1993. Тезисы докладов Международного симпозиума. – Чарджев, 1993, 73 с.

33. Древности Южного Хорезма, 1991. Труды Хорезмской археолого-этнографической экспедиции. Вып. XVI .- М., Наука. 1991, 288 с.

34. Егоров В.Л. 1985. Историческая география Золотой Орды XIII-XIV вв. – М., Наука, 1985, 245 с.

35. Ибрагимов Н., 1988. Ибн Баттута и его путешествия по Средней Азии. – М., 1988.

36. Казаков Е.П., 1981. Кушнаренковские памятники Нижнего Прикамья . // Об исторических памятниках по доминам Камы и Белой. – Казань., 1981.

37. Кульпин Э.С., 1998. Золотая Орда. Проблемы генезиса Российского государства. – М., Московский лицей, 1998.

38. Кызласов Л.Р., 1998. Города гуннов. // Татарская археология, №2 (3). – Казань, 1998, с. 47-64

39. Мамедов М.А., Мурадов Р.Г., 1998. Архитектура Туркменистана. М., 1998.

40. Мамедов М.А, Мурадов Р.Г., 2000. Гургандж. Стамбул, 2000, с.

41. Малов Н.М., Малышев А.Б., Ракушин А.И. 1998. Религии в Золотой Орде. – Саратов, 1998, с. 94-125.

42. Массон В.М., 1976. Кушанские поселения и кушанская археология. // Бактрийские древности. – Л., Наука, 1976.

43. Массон В.М., 1977. Типология древних городов и исторический процесс. // Древние города. Материалы к Всесоюзной конференции «Культура Средней Азии и Казахстана в эпоху раннего средневековья». – Л., Наука, 1977, с. 5-7.

44. Массон В.М., 1997. Предисловие. // Культурные взаимодействия в условиях контактных зон. Тезисы конференции молодых ученых, Санкт-Петербург и СНГ. – СПБ, 1997. с. 5-6

45. Массон М.Е., 1966. Средневековые торговые пути из Мерва в Хорезм и Мавераннахр (в пределах Туркменской ССР). // Труды ЮТАКЭ. Т. 13. – Ашхабад, 1966, 297 с.

46. На среднеазиатских трассах Великого шелкового пути. Очерки истории и культуры. – Ташкент, Изд-во «Фан», Узб. ССР, 1990, 195 с.

47. Неразик Е.Е., 1976. Сельское жилище в Хорезме. (I-XIV вв.). М., Наука. 255 с.

48. Памятники архитектуры Туркменистана. 1974. Л., Стройиздат, 1974. 343 с.

49. Пилипко В.Н., 1985 (а). Поселения северо-западной Бактрии. – Ашхабад, Ылым, 1985, 215 с.

50. Пилипко В.Н., 1985 (б). Побережье Средней Амударьи. // древнейшие государства Кавказа и Средней Азии. Археология СССР. – М., 1985, с. 243-249, 390-396.

51. Рудаков В.Г., 1999. Вопрос о существовании двух Сараев и проблема локализации Гюлистана.// Ученые записки Татарского Государственного гуманитарного института. – Выпуск 7. – Казань, 1999, с. 92-120.

52. Тасмагамбетов И., Самашев З., 2001. Сарайчик. – Алматы, ОФ «Берел», 2001, 320 с.

53. Толстов С.П., 1948. Древний Хорезм. – М., Изд-во МГУ, 1948.

54. Толстов С.П., 1962, По древним дельтам Окса и Яксарт. – М., Наука, 1962.

55. Фахрутдинов Р.Г., 1975. Археологические памятники Волжско-Камской Булгарии и ее территория. – Казань, 1975, 217 с.

56. Федоров-Давыдов Г.А., 1966. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. – М., МГУ, 1966.

57. Федоров-Давыдов Г.А., 1994. Золотоордынские города Поволжья. – М., МГУ, 1994.

58. Федоров-Давыдов Г.А., 1997, Некоторые итоги изучения городов Золотой Орды на Нижней Волге. // Татарская археология. №1, 1997. с. 88-100.

59. Федоров-Давыдов Г.А., 1998. Торговля нижневолжских городов Золотой Орды. // Материалы и исследования по археологии Поволжья. – Йошкар-Ола, 1998, с. 38-59.

60. Хакимзянов Ф.С., 1978. Язык эпитафий волжских болгар. – М, Наука, 1978.

61. Халикова Е.А., 1965. Археологические исследования в Куйбышевском районе ТАССР в 1961 г. // Краткие сообщения Института археологии АН СССР., № 104, М.-Л, 1965.

62. Халимов Н.Б., 1991. Памятники Ургенча. – Ащхабад, 1991.

63. Худяков М.Г., 1991. Очерки истории Казанского ханства. Изд. 2. М., Инсан, 1991, 307 с.

64. Чекалин Ф.Ф., 1899. Саратовское Поволжье в XIV в. по картам того времени и археологическим данным. // Труды Саратовской Ученой архивной комиссии. Т. 2. Вып. 2 ,Саратов , 1899.

65. Чернышев Е.П., 1971. Селения Казанского ханства по писцовым книгам. // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. – Казань, 1971.

66. Юсупов Г.В., 1960. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику. – М.-Л., Наука, 1960.

ВАСИЛЬ САКАЕВ


ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ ФАКТОР

В КЛАССИЧЕСКИХ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ ТЕОРИЯХ


Демографический фактор издавна учитывался в политических и стратегических концепциях Средневековья и Нового времени, задолго до оформления геополитики как самостоятельной дисциплины. Уже тогда философы, ученые и политики задумались над вопросом, как численность, размещение и состав населения влияют на его внешнеполитические возможности. Например, в XVIII веке Жан-Жак Руссо считал, что величина государства как политического организма измеряется протяженностью его территории и численностью населения. В то же время население тесно связано с землей, поэтому её количество и качество определяют численность населения в государстве и даже характер будущих войн. Рост численности населения, превысив определенную величину, которую сельское хозяйство страны способно обеспечить продовольствием, неизбежно вызывает зависимость от соседей. Преодолеть эту зависимость возможно только путем завоевательных войн [1, c.235-239].

С момента возникновения геополитики как самостоятельной дисциплины демографический фактор стал ключевым элементом геополитического и геостратегического анализа. Уже Фридрих Ратцель указывал, что малая численность населения страны является поводом к её упадку (маленький народ проще завоевать). Малые народы, как правило, находятся на низких ступенях развития, а их жизненные силы истощаются в неравной борьбе с силами природы. И наоборот, крупные по численности народы имеют значительно больше возможностей к расширению своего жизненного пространства. Таким образом, по мнению Ратцеля демографический фактор определяет направление и характер геополитики: удел сильных народов – расширение и экспансия, удел слабых – быть поглощенными более мощными соседями.

При этом Ратцель связывал процессы увеличения численности населения страны и её культурного роста. Культурное развитие в свою очередь сокращает зависимость человека от сил природы и является неотъемлемым условием создания великих государств40. Он указывал: «В густом населении заключается не только прочность и порука энергичного развития, но и непосредственный стимул культуры. Чем ближе люди соприкасаются между собой, тем менее погибает культурных приобретений, тем выше поднимается соревнование в проявлении сил. Умножение и укрепление численности народа находится в самой тесной связи с развитием культуры; редкое население в обширной области связано с низкой культурой; в старых и новых культурных центрах мы видим плотно скученные массы» [7, c.55-72]. В плотности и скученности населения Ратцель видел источник силы государства: «Только народы, живущие одной сплошной массой, обладают силой Антея (Святогора-богатыря), черпавшего её из земли, которая является условием, какого бы то ни было самостоятельного развития» [1, c.44].

К элементам демографического фактора можно отнести и миграции населения, которым Ратцель отводит большое место в процессе пространственного роста государства: «Народ растет, умножаясь в числе, страна – увеличивая свою территорию. Для увеличившегося населения необходимы новые пространства: оно перерастает страну. Сначала оно начинает утилизировать внутри государства те участки земли, которые оставались незанятыми; это – внутренняя колонизация. Если этого оказывается недостаточно, народ обращается к внешней колонизации, очень часто связанной с военным движением вперед, с завоеванием» [1, c.21-22]. Дальше он делал вывод: «Вместе с увеличением населения открывается все больше новых земельных пространств» [1, c.27].

Еще дальше пошел ученик Ратцеля – Рудольф Челлен, который среди пяти важнейших политических форм (элементов политики) наряду с геополитикой выдел и «демополитику». Последнюю он понимал как проявление в форме государства народа со своими национальными и этническими характеристиками. То есть географическая и демографическая составляющие государства, по его мнению, равнозначны. Как и его учитель, Рудольф Челлен считал, что численность населения определяет характер политики. Сильные государства с большой численностью населения вынуждены вести завоевания, чтобы давать «излишним» народным массам работу и хлеб. Проявление демографического фактора можно увидеть и в разделении Челленом народов мира на «юные» (немцы, русские, североамериканцы) и «старые» (французы, англичане) [6, c.56-61].

Не меньшее внимание соотношению геополитики и демографии уделяли представители англо-американской школы геополитики. Так, например, на основе анализа плотности населения «Хартленда», Хэлфорд Макиндер сделал вывод об особом статусе «Леналэнда» (территорий восточнее р. Енисей) и соответственно о возможности военного отторжения «Леналэнда» от территории «Хартленда». В частности он писал: «Россия Леналэнда имеет 9 миллионов жителей, 5 из которых проживают вдоль трансконтинентальной железной дороги от Иркутска до Владивостока. На остальных территориях проживает менее одного человека на 8 квадратных километров. Природные богатства этой земли – древесина, минералы и т.д. – практически нетронуты» [2, c.49].

На значимость демографического фактора в оценке морской мощи государства указывал и Алфред Мэхэн, который, в числе составляющих её элементов, выделил «численность народонаселения». Правда, под ней он понимал лишь численность той части населения страны, которая знакома с морем и может быть с успехом привлечена для службы на военном и торговом флотах [5, c.58-64].

Подобно Мэхэну, для анализа геополитического могущества государства другой американский геополитик Николас Спайкмен среди 10 критериев выдели такие демографические характеристики, как «объем населения» и «этническая однородность» [2, c.63].

Усиление демографического фактора в геополитике отмечается и в работах современных ведущих американских геополитиков. Например, Самуэль Хантингтон в работе «Столкновение цивилизаций» качестве фактора грядущего усиления исламской цивилизации выделил именно демографические причины. Благодаря высокой рождаемости в исламских странах, доля жителей этой цивилизации в общей численности населения Земли к 2030 г. вырастет до 30 %. Одновременно высокая рождаемость обеспечит рост доли молодежи в населении исламских стран, которая в силу социальных проблем окажется благодатной почвой для различных религиозно-политических движений. Все это приведет к началу т.н. «исламского возрождения». По демографическим же причинам (сокращение численности населения) С. Хантингтон предрекал в XXI веке уменьшение значимости и влияния православно-славянской цивилизации [3, c.257-261].

Важное место демографический фактор занимал и в геополитических воззрениях представителей русской школы геополитики. В частности, генерал-фельдмаршал Д.А. Милютин в свою концепцию геостратегического анализа включал такой элемент как «народонаселение». Именно народонаселение, его материальное и моральное состояние, наряду с территорией страны и государственным устройством, формируют средства государства для успешного ведения войны, наступательной или оборонительной с той или иной державой. В частности он писал: «Народонаселение, его численность, распределение, степень материального благосостояния, моральное положение не только определяют численность вооруженных сил, но и существенные их свойства, а также указывают в какой степени, в случае войны, правительство может полагаться на содействие народа и на благонадежность самих войск» [4, c.43-48].

Другой российский географ и геополитик В.П. Семенов-Тян-Шанский в своем труде «О могущественном территориальном владении применительно к России (очерк политической географии)» много внимания уделил миграциям населения и применительно к России разработал гипотезу о колонизационных базах в Сибири как гарантах её территориально-политического могущества. В увеличении плотности населения периферийных районов России, особенно Восточной Сибири, он видел возможность сохранения её континентальной системы могущества «от моря до моря».

Таким образом, уже с момента возникновения геополитики демографический фактор являлся ключевым элементом анализа мощи государства. При этом демографический фактор рассматривался как влияние численности, размещения, состава и других свойств населения страны на характер и интенсивность внешней политики государства, его способность защищаться и нападать. В характере народонаселения геополитики прошлого и современные авторы видят источник активности или упадка государства. С течением времени демографический фактор в геополитике ни чуть не утратил своего значения. Напротив, обострение сырьевой проблемы вновь выдвигает на первый план демографический фактор. Для России это актуально вдвойне, так как в XXI веке ей предстоит не только решать проблему обеспечения сырьем растущих потребностей своего населения, но и активно защищать свои сырьевые ресурсы от претензий других государств. Реализация последней задачи для Российской Федерации особенно проблематично в связи с тем, что демографическая сфера нашей страны уже два десятилетия находиться в глубоком кризисе, а последние демографические прогнозы ООН вообще предрекают сокращение на 30% численности её населения в течение первой половины XXI века. Таким образом, в XXI веке демографический фактор, по крайней мере, для России, станет решающим при оценке геополитического положения и геостратегических возможностей страны.


ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА:

  1. Геополитика: Хрестоматия. – СПб., 2007
  2. Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством. – М., 1999
  3. Исаев Б.А. Геополитика. – СПб., 2006
  4. Милютин Д.А. Критическое исследование значения военной географии и военной статистики // Русский геополитический сборник. – 1996. – №2
  5. Мэхэн А.Т. Влияние морской силы на историю, 1660-1783. – М., 2002
  6. Нартов Н.А. Геополитика. – М., 2004
  7. Ратцель Ф. Народоведение (Антропогеография) // Классика геополитики. XIX век. – М., 2003
  8. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре или принципы политического права // Об общественном договоре. Трактаты. М., 2000


ЮРИЙ ШПИЛЬКИН


ЕВРАЗИЙСКАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ

В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ


Причины постоянно сменяющихся фаз объединения, разъединения и вновь объединения на просторах Евразии евразийцы и неоевразийцы искали и продолжают искать в области геологических особенностей региона, в его этнолингвистической и культурной специфике, хозяйственных и природно-климатических составляющих, в зависимости от общепланетарных процессов, взаимосвязи живой и неживой материи и общекосмического влияния на эту часть суши. Эти объяснения частично обоснованы, отчасти спорны. Однако факт остается фактом. Наличие двухфазного процесса объединения – распада и вновь объединения подтверждается самой двухтысячелетней историей государственности Евразии. После распада Союза ССР логично напрашивается этап, знаменующий начало нового объединительного процесса с пока еще неясными параметрами хозяйственного, культурного и политического формата, в основе которого лежит евразийская ментальность.

Один из апологетов концепции «открытого общества» К Поппер, представляя русскому читателю книгу «Открытое общество и его враги», уверял, что капитализм, описанный Марксом «всего лишь химера, умственный мираж», в то время как западные «открытые» общества, по его мнению, «самые лучшие, свободные и справедливые, наиболее самокритичные и восприимчивые к реформам, из всех, когда-либо существовавших» [12, c.14-15]. При этом в разряд врагов дорогого его сердцу «открытого общества» Поппер относил идеалистов и материалистов, Платона и Гегеля, Маркса и Ленина, хотя те и другие выступали за процветание демократии. Современные сторонники либеральной демократии насаждают ее с помощью оружия и в Афганистане, и в Ираке. Книги З.Бжезинского «Большая шахматная игра» и С.Хантингтона «Столкновение цивилизаций», ставшие в конце ХХ века бестселлерами, в начале ХХI века из теоретических прогнозов превратились для некоторых политиков в наставление и руководство к действию.

П.Сорокин в работе «Социальная и культурная динамика» еще в начале ХХ века писал: «Все важные аспекты жизни, организации и культуры западного общества находятся в глубоком кризисе... Тело и ум этого общества больны... Мы находимся между двумя эпохами: умирающей чувственной культурой нашего великолепного прошлого и грядущей идейной или идеалистической культурой творческого будущего. Мы живем на закате шестисотлетнего царствования чувственной культуры...». И когда в разгар мирового финансового кризиса 2008 г. Президент Франции Николя Саркози заявил: «Мы будем перестраивать капитализм, создавать капитализм нравственный», то мало верилось в оптимистические намерения. Реалии таковы, что частнособственнические доходы никак не сочетаются с нравственностью. Экономический кризис по масштабам значительно превышает кризис и 30-х и 90-х годов прошлого века, и продлиться он может до средины следующего десятилетия. 1 млрд. человек в стра­нах третьего мира живет за порогом абсолютной бедности, их годо­вой доход не достигает 370 долларов и каждую минуту на Земле человек умирает от голода. И мало кто верит в способность Запада изменить мир.

Западники считали историю России частью общемирового исторического процесса, а развитие страны должно идти по западноевропейскому пути. Евразийцы противопоставляли исторические судьбы, задачи и интересы России и Запада, трактовали Россию как «Евразию», особый срединный материк между Азией и Европой и особый тип культуры. Называвший себя «последним евразийцем» Л.Н. Гумилев под Евразией понимал не только географический континент, но и сформировавшийся в центре его суперэтнос с тем же названием. По мнению Гумилева за исторически обозримый период этот континент объединялся три раза - тюрками, монголами и русскими: «И при большом разнообразии географических условий для народов Евразии объединение всегда оказывалось гораздо выгоднее разъединения. Дезинтеграция лишала силы, сопротивляемости; разъединиться в условиях Евразии значило поставить себя в зависимость от соседей, далеко не всегда бескорыстных и милостивых» [5, c.292]. «Вся история Евразии, - писал Г.В.Вернадский,- есть последовательный ряд попыток создание единого всеевразийского государства. Попытки эти шли с разных сторон – с востока и запада Евразии. К одной цели клонились усилия скифов, гуннов, хазар, турко-монголов и славяно-руссов» [3, c.31].

Размышляя над проблемой Запад-Восток, казахстанский философ А.Н.Нысанбаев считает, что главным принципом мироотношения Запада является - предметно-практическая деятельность, цель которой состоит в покорении внешнего мира и подчинения его господству человека, а главным принципом Востока – деятельность внутренняя, психодуховная, цель которой состоит в самосовершенствовании человека. Отмечая преимущества и очевидные негативные стороны обоих типов мироощущения, он подчеркивает, что именно евразийство в идеале есть средоточие этих двух полюсов человеческой культуры, евразийство в своей сущности есть особый тип мироотношения, пронизанный нравственным началом и способный благодаря своему практически-гуманистическому потенциалу, стать также и интегральным, т.е. преодолеть крайности Запада и Востока и синтезировать их лучшие черты. «Евразийство как «метафора большого явления» - это прообраз совершенно нового отношения человека к миру, новой формы жизни, единственно достойно отвечающей вызовам третьего тысячелетия». И далее А.Н.Нысанбаев отмечает, что «евразийская философия взаимопонимания», основанная на добрососедских межгосударственных отношениях и интеграционных процессах в евразийском пространстве «вполне естественное проявление глубинной сути евразийства» [11, c.255-257].

В марте 2001 г. в Москве на расширенном заседания совета Общероссийского политического общественного движения (ОПОД) было принято решение об учреждении Евразийской партии России (ЕПР). В заседании приняли участие делегаты практически из всех регионов России. В основных чертах намерения партии изложены в «Манифесте Евразийской партии» и «Тезисах к программе Евразийской партии». Основной своей задачей партия считает «разрешение «национального вопроса» в России…» Помимо этого важной задачей для себя организаторы считают необходимость «пропагандировать точку зрения, которая рассматривает возникновение российского государства как результат совместного социально-политического творчества славянских и тюркских народов». [НГ- Религии, 28.03.2001]. Там же говорится, что ЕПР будет сотрудничать с родственными ей организациями в СНГ с целью воссоздания Союзного государства на конфедеративной основе. Было объявлено о создании в Государственной Думе межфракционной депутатской группы «Евразия», в которую уже согласились войти более 40 депутатов, сочувствующих евразийской идеологии.

Инициаторы новой партии стремятся заручиться поддержкой руководства национальных автономий в составе России, особенно Татарстана, представители которого присутствовали на заседании. По словам Ниязова, «не может идти и речи о создании сильной Евразийской партии без поддержки руководителей Татарстана». Сообщая о заседании, журналист подчеркнул, «что, судя по составу участников, несмотря, на декларируемое евразийство, будущая партия будет, прежде всего, отражать интересы мусульманского сообщества России и национальных меньшинств. Таким образом, фактически оказался обойденным запрет на создание партий по национальному и религиозному признаку, прописанный в новом, еще не принятом законе о партиях».

В отчете сообщалось, что в заседании принял участие Бейбит Сапаралы – лидер Народно-патриотического движения Казахстана, заявивший о намерении создать евразийскую партию Казахстана и заверивший, что президент Казахстана Нурсултан Назарбаев очень сочувственно относится к идее евразийства. Эта новость, у меня как гражданина Казахстана вызвала двойственное чувство. С одной стороны, вызвала удовлетворение, что идея евразийства приобретает новый уровень. Наконец-то исторические дискурсы и теоретические дискуссии евразийства обретают политические очертания. Однако возникает несколько вопросов. Кто возглавит движение евразийцев: харазматический лидер или политическая партия националистического толка, клерикалы, западники или славянофилы, демократы или монархисты? Во-первых, евразийскому движению необходима либо полная секуляризация, либо экуменизм. Очевидно одно, что попытка установить приоритет любой конфессии или нации приведет движение в тупик.

Как следует понимать из слов А. Дугина, избранного Председателем политсовета «Евразия»: «Основным принципом евразийской философии» является «цветущая сложность», которая «является точным аналогом многополярности, о которой говорится в доктрине национальной безопасности Российской Федерации». И поэтому возглас Б.Орлова «Караул! Евразийцы идут!» («НГ», 12.05.01) вызвал не улыбку, а недоумение. Если для доктора исторических наук эта проблема означает только «евразийские игры», то для нас, миллионов людей, живущих на постсоветском пространстве Евразии – это реальность, образ жизни. Без сомнения в первую очередь это проблема взаимоотношений человека, общества и государства. Но отношений не абстрактного человека вообще, а лично моего отношения к моему соседу по дому, к моей стране, в которой я вырос и живу, к России, где я родился, да и к Б.Орлову, живущему на моей Родине. Но при этом надо помнить, что Евразия, так же как и Европа – это, прежде всего «определенная система общественных отношений и выстроенный на этих отношениях образ жизни». Сложилась парадоксальная ситуация. В геополитическом плане происходит интеграция: в ЕС уже около 30 стран, все больше активности набирают такие объединения как ШОС и БРИК, а люди не ощущают личной безопасности, все больше распространяется ксенофобия.

На встрече с представителями общественности в январе 2001 года Президент Казахстана Н. Назарбаев сформулировал национальную идею казахстанского общества – дружба, равенство и равноправие всех народов Казахстана. Были названы основные принципы казахстанской идеи. Первый - равенство всех 130 наций, проживающих в Казахстане. Второй – национальная идентичность, стремление общаться на родном языке, развивать национальную культуру и традиции. Третий – религиозная идентичность народов, пусть каждый исповедует ту религию, которая ему ближе. Четвертый – законопослушание, человек свободен до тех пор, пока не преступил закон. Пятый – развитие малого и среднего бизнеса, в котором должно быть задействовано 50 – 60 процентов трудоспособного населения [1]. Не оспаривая важности этих принципов по существу, думается необходимо в качестве основного выделить принцип личной безопасности каждого гражданина общества. Безопасность политическая, экономическая, правовая, социальная, идеологическая, национальная. В свете проблеме евразийства с полным основанием можно утверждать, что субъектом этих принципов является евразиец.

Евразийцу в полной мере присущи чувства дружбы, равенства и равноправия. Следует подчеркнуть, что евразиец не только географическое понятие. Это скорее культурно-социальное понятие. Можно родиться и жить в Европе или в Азии, но быть евразийцем по своему менталитету. И наоборот жить в Евразии, а быть европейцем или азиатом. Евразиец - в полном смысле интернационалист, сторонник толерантного отношения между людьми различных наций и рас, основанного на взаимопонимании, взаимном доверии, взаимообогащении культур, ценностей, знаний и технологий. Евразиец проявляет терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению, обладает обостренным чувством справедливости, стремлением к образованию и повышению квалификации хорошо владеет русским языком как языком межнационального общения. Поэтому не совсем верно в понятие евразиец включать в качестве основного признака расовую общность, или отдельно взятый этнос. Понятие евразиец не определяется ни религиозными, ни государственными общностями. Казахстан, например, - это страна, а государство – основной элемент политической системы страны, и помимо государства в каждой цивилизованной стране должно быть развитое, самодостаточное гражданское общество, в которое входят все этносы. В Казахстане также не все идет по намеченному плану.

После распада СССР 57 млн. 564 тысячи человек, для которых общим языком межнационального общения являлся русский язык, оказались, не по своей воле в «ближнем зарубежье»: в странах и автономиях, где настойчиво стала проводиться политика внедрения в качестве «государственного» - языки титульных наций. Вне России оказались 25 млн. 610 тыс. русских в бывших союзных республиках, а также 9 млн. 103 тыс. русских в российских автономиях. В такой же ситуации наедине со своими проблемами оказались более 11 млн. украинцев, белорусов и армян, 6 млн. человек тюркоязычных и кавказских этносов, более 4 млн. немцев, евреев, поляков, корейцев и других этносов. Например, в таком положении оказались 1 млн. 815 тыс. казахов и более 232 тысячи человек прибалтийских этносов.

В Казахстане живут представители более 130 национальностей. Они, как минимум, казахстанцы в третьем поколении. В пятом и четвертом поколении – это потомки крестьян-переселенцев и казачества с Украины и России второй половины XIX в., а также сосланных после революции кулаков – наиболее зажиточных крестьян. На строительство Турксиба и промышленных предприятий, а также во время войны, вместе с эвакуированными заводами приехали наиболее квалифицированные рабочие и специалисты. Во второй половине ХХ века - покорители целины и космоса. Подобная ситуация складывалась и в других регионах СССР: воссоздание народного хозяйства в Прибалтике, восстановление разрушенного землетрясением Ташкента, строительство БАМа. Вольно или невольно происходил отбор наиболее дееспособных людей. Они сумели сжиться с коренным населением, синтезируя лучшие ценности национальных культур, перенимая местный образ жизни, обычаи и даже гастрономические пристрастия. Именно они в наибольшей степени олицетворяют собой образ евразийца.

Советская идеология назвала людей, живущих на огромных просторах Евразии, советским народом. Производное от слова Советы – органа государственной власти, понятие не имело географической привязки, носило абстрактный, безличностный оттенок. Однако оно отражало причастность к могучей державе и поэтому распад Советского Союза более всего вызвал тревожное состояние у людей с евразийской ментальностью. В казахстанской прессе были опубликованы статистические данные о том, что с 1993 года по 2000 год численность населения в стране уменьшилось на 1 млн. 530,4 тысячи человек, или на 9, 3 %. В 1999 году отмечен самый низкий за последние десятилетия ХХ века коэффициент рождаемости: 14 – на 1000 человек. Коэффициент естественного прироста населения также снизился и достиг 4,3 на 1000 человек. Причем значительно возрос коэффициент смертности, который составил 9,7 случая на 1000 человек, что на 22,8 % выше уровня 1990 года [13].

Как известно, обобщающий показатель уровня жизни исчисляется по принятой международной методике расчета индексов развития человеческого потенциала (ИРЧП). Этот сводный индекс складывается из показателей: ожидаемой продолжительности жизни, душевого дохода в реальном исчислении и доступности образования. По этому индексу Казахстан занимает 93–е место среди 175 стран, хотя в 1991 году был на 61 месте [14]. Сокращается средняя продолжительность жизни населения. Если в 1989 г. средняя продолжительность жизни по Казахстану составляла – 68,7, а у мужчин – 63,9 лет, то в 1999 г. в среднем - составила 64,4 года, у мужчин же – всего 59 лет [9]. Для сравнения: в США и Германии мужчины в среднем живут 73 года, в Японии - 76, а в Канаде 80 лет. Безусловно, в демографической ситуации Казахстана проявилась характерная тенденция для всех постсоветских республик - снижение рождаемости, обусловленное экономическими факторами, низким уровнем здравоохранения и социального благополучия населения.

Тем не менее, остается без ответа вопрос: какова причина сокращения численности русскоязычного населения в целом по республике. Почему, например, русские, являющиеся в 4 – 5 поколении казахстанцами покидают страну, где родились и устремляются на «историческую родину», где прожить не только не легче, а быть может даже труднее?

Наибольший дискомфорт испытывали славянские этносы. Усилиями местного национализма, внедрялись русофобские мотивы в СМИ, которые проявились в ставших почти обычными обвинениях русских в их якобы колонизаторской сущности, русскому языку был придан статус официального языка, но собрания стали проводить только на государственном, без всякого перевода, постепенно исчезали вывески на русском языке, переименовывались улицы, делопроизводство переводилось на государственный язык, было запрещено двойное гражданство, Тем не менее, на бытовом уровне проявления национализма не воспринимается столь болезненно, как это пытаются представить некоторые политики и средства массовой информации. Социологические исследования подтверждают, что только 13,4 % респондентов указали на ухудшение межнациональных отношений [10]. Однако национализм местных чиновников сделал свое дело, – посеял неуверенность у русскоязычных в благополучном будущем для себя и для своих детей.

Миграционные процессы в Казахстане, видимо, наиболее адекватно отражают общую картину национального состава постсоветского пространства. Численность русских сократилась на 1 млн. 747 тыс. человек, или на 28%, а удельный вес их снизился с 37,4% до 30%. Значительно уменьшилось количество немцев – на 604 тысячи или на 63%, украинцев - на 349 тысяч, или на 39%, татар – почти на 79 тысяч, или на 24%, белорусов – на 70,6 тысячи или на 30,7%. Количество греков сократилось на 73%, лезгин и осетин более чем на 60%, башкир, молдаван и мордвы – на 40 %.

Сокращение русскоязычного населения в определенной степени зависит от снижения детности, но наибольшее влияние на изменение демографической ситуации оказал массовый выезд его за пределы Казахстана. Пик эмиграционной активности пришелся на 1994 год, когда абсолютная миграционная убыль составила минус 410 тысяч человек. Что заставляет срываться с обжитых мест людей, в том числе, далеко не романтического возраста и переселяться туда, где их, в общем - то, никто не ждет? Неужели всему виной национализм? Социологические исследования свидетельствуют о неприятии подавляющей частью населения самой идеи привилегированного положения титульных наций, но «распространенность идей, утверждающих приоритет эгоистически понимаемых национальных ценностей, создает для эксцессов благоприятную питательную среду» [6, 18].

В философском словаре советских времен национализм трактуется как проявление «буржуазной и мелкобуржуазной идеологии и политики, а также психологии в национальном вопросе», как шовинизм, т.е. приоритет одного этноса по отношению к другому. Профессор Кембриджского университета Э. Геллнер рассматривает понятие национализм в позитивном смысле – это, прежде всего политический принцип, теория политической законности, которая состоит в том, что этнические границы не должны пересекаться с политическими. А националистическое чувство – это чувство негодования, вызванное нарушением этого принципа или чувство удовлетворения, вызванное его осуществлением. Причем, националистическое чувство, как верно подметил Кант, возникает из основной человеческой слабости - пристрастности, склонности во всем делать себе исключение.

Профессор из Кембриджа выделил основные приоритеты идеологии национализма: приоритет национальных (этнических) ценностей перед личностными; приоритет одной национальной культуры перед другими культурами; приоритет государственности перед другими формами социальной самоорганизации этноса; приоритет национального прошлого и чаемого будущего перед настоящим; приоритет «народной» жизни и культурной самобытности. Геллнер справедливо отмечает, что «политические проявления националистического чувства стали бы гораздо умереннее, если бы националисты так же остро чувствовали несправедливости, совершенные их нацией, как они чувствуют несправедливости, совершенные по отношению к ним» [4, c.121].

Академик М. Козыбаев считает, что необходимо различать национализм как «патриотизм и любовь к своей нации и национал-эгоизм, который, прикрываясь именем нации, подвергает осквернению национальные интересы и чувства, привнося несуразные национальные идеи». «Малые нации, - считает М. Козыбаев, - находящиеся под эгидой господствующей нации, всегда защищаются, отстаивая свои интересы, естественным образом заботясь о своем самосохранении» [8]. Русские и другие этносы, еще вчера гордившиеся своей принадлежностью к «великому советскому народу» в одночасье в бывших союзных республиках превратились в этническое меньшинство. Быть может, поэтому представители этносов, лишившись своей принадлежности к единому народу и причастности к движению по пути мировой цивилизации, утратили чувство безопасности для себя и своих детей. Даже в самые тяжелые времена столь катастрофически не сокращалось население этнических групп, для которых основным языком общения является русский язык. По мнению одного из исследователей эти процессы можно обозначить как клиентелизм и нео-патримониализм.

В процессе «суверенизации» на постсоветском пространстве в общественное сознание внедряется мысль о том, что представители титульных наций в соответствующей республике имеют право на различные преимущества, особенно связанные с госслужбой. Такое положение усугубили принятые законы о придании языкам титульных наций статуса «государственных» нередко при необязательном изучении русского языка (в отличие от иностранного) или значительном сокращении количества часов на его изучение в нерусских школах, а также повсеместный перевод делопроизводства на языки титульных наций. Вводится требование изучения и обязательная сдача экзамена по государственному языку для врачей и санитарок, мэров и секретарей-машинисток. В вузах нередко проводится сокращение русскоязычных учебных групп, а на некоторые престижные специальности, набор русскоязычных групп вообще прекращается. На какой-то период времени эмиграция несколько замедлилась. Это когда обсуждались варианты и возможности двойного гражданства. Но с прекращением дискуссии на эту тему, отъезд населения вновь увеличился. Все это привело к тому, что в Казахстане только в 1998 году русских выбыло более 186 тысяч, немцев – около 45 тысяч, украинцев – около 30 тысяч, белорусов – около 7 тысяч, корейцев – около 3 тысяч [2, c.80]. Таким образом, за десятилетие численность русскоязычного населения названных этносов сократилась на 2 млн. 643,4 тысячи человек или на 16%.

По свидетельству председателя Агентства по миграции и демографии свой отъезд в начале девяностых годов эмигранты в основном объясняли необходимостью определиться с гражданством в связи с распадом СССР, желанием вернуться на свою историческую родину (в Россию, Германию, Израиль), воссоединиться с родственниками, отсутствием работы из-за остановки предприятий. В последние годы причинами отъезда называются желание создать лучшие перспективы для своих детей, увеличение в Казахстане пенсионного возраста (женщины – до 58, мужчины – до 63 лет), более высокий уровень жизни в странах, куда они уезжают, большая вероятность трудоустройства [14]. Такова система ценностей, определяющая мотивы людей покидающих страну. Уезжают, как правило, люди в активном трудоспособном возрасте, специалисты с высшим и средним образованием, квалифицированные рабочие кадры. Например, в Казахстане этносы имевших на 1000 человек (в возрасте от 18 лет и старше) высшее и средне специальное образование распределялись в следующем порядке: грузины, армяне, азербайджанцы, русские, узбеки, латыши, казахи [7, c.3-6]. А выезжают чаще всего люди с высшим и незаконченным высшим образованием. Только в 1998 г. выехало с высшим образованием 27,3 тыс. человек, со средне-специальным образованием – 57,3 тыс. человек, а со средним и неполным средним образованием – 106,7 тыс. человек.

В 90-е годы в Казахстане каждый десятый из числа безработных – это лица с высшим образованием, каждый третий - со средне специальным образованием. Языковой фактор привел к тому, что за последние годы доля представителей русскоязычного населения сократилась в сфере государственного управления до 39%, в учреждениях финансовой деятельности до 48%, в сфере образования до 38% и в здравоохранении до 43%. Все меньше детей русскоязычного населения поступают в учебные заведения республики. Их доля в вузах составляет 33%, в колледжах – 40, 7% [2, c.44, 68, 73]. В то время как в республике в сфере высшего образования имеется 140 вузов, родители предпочитают платить от 600 до 2000 долларов, чтобы отправить своих детей в Санкт-Петербург, Томск или в Омск. В некоторых русскоязычных учебных группах по 2 -3 студента.

Нормально ли это? Кто-то скажет, да – это нормально, когда каждый имеет возможность выбирать, где ему учиться и жить. Но почему не в Казахстан приезжают учиться при таком количестве вузов, а наоборот. Да и жить к нам из других стран особенно не торопятся приезжать. Более того, не иссякает отток казахов евразийского менталитета. Так, только в Россию в 1996 г. выехали 8 тыс. казахов, в 1997 г. – 10 тыс., в1998 г.– 8 758 казахов. По свидетельству демографов, в приграничных областях России живет около миллиона казахов. Это подлинные евразийцы, они воспитаны на интернациональной культуре, ужились с представителями других национальностей. Они работают в различных отраслях экономики, образования, немало их в сфере управления, административных органах. Пример тому, губернатор Кемеровской области, казах Аман Тулеев, есть они в Казахстане, но их становится все меньше и меньше. В то же время, казахская молодежь учится в вузах, получает стипендии, а в сельских районах работают казахские школы. В Омске работают пять мечетей, из которых самая крупная Сибирская соборная, мечеть открылась в октябре 1997 г. В Омскую область в 1997 – 1998 гг. уехали 1100 казахских семей [2, c.82]. Вывод из этого один: в многонациональной стране, не может объединительной ни какая национальная идея отдельно взятого этноса. Как для Казахстана, так и для России наиболее приемлемой может быть только евразийская идея. Так как в этих странах живут миллионы людей с евразийской ментальностью.