Ажажа владимир георгиевич иная жизнь

Вид материалаДокументы

Содержание


Письмо сантехника арк. голикова кандидату технических наук в.г.ажаже
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   64
Мне представляется, что главный враг человечества - это вульгарность человеческого сердца, человеческого воображения. Например, вульгарно-плоское воображение Маркса, его российских наследников, вульгарно-ортодоксальное воображение мигулиных.

А я, как собака в поисках хозяина, заручившись рекомендацией Хрунова, уже договаривался с космонавтом А.В.Филипченко об образовании секции НЛО в возглавляемой им Федерации космонавтики при ДОСААФ. Мой доклад на президиуме Федерации завершался, все согласно кивали, но в зал ворвался взволнованный незнакомец.

"Кого вы слушаете? Кто дал ему слово? Об этом человеке (то есть, обо мне) отрицательно высказывался один из членов Политбюро!!!" - на одном дыхании все это прокричал, как оказалось, директор Московского планетария Парцевский. Он даже дрожал, то ли от негодования ко мне, то ли от подобострастия к неназванному идолу. Выстраиваемое нами с Филипченко здание рухнуло в минуту. Оспаривать что-либо было бесполезно. Мы с членом Политбюро были в разных весовых категориях. Вышло, как в планетарии: когда зажигается свет, ты вновь переносишься от звезд к терниям.

Мне вспоминается директор другого планетария, Вильнюсского. Думается, он, этот деликатный, тихий и уважаемый в городе человек по фамилии Камишаускас вообще не способен кричать, даже если его будут принуждать все Политбюро, вместе взятое. Что поделать - собранность, сдержанность и элементарное чувство меры никогда не были в числе национальных достоинств русского народа. А Прибалтика - это особый, красивый мир и жизненный уклад, пропитанный гуманизмом. Я был там многократно - курсантом, офицером, лектором, курортником.

Паланга!- упруго звучит, как струна. Как волна, ползущая с левого фланга. Как танго, как колокол Ганга. Паланга! Курорт высокого ранга на белом песке, Полоской седой на виске. Как штанга, удары волны по груди. Паланга! И чайки летят впереди.

Нашу дрейфующую, как "Летучий голландец", группу мы назвали Московской уфологической комиссией. А чуть позже, в отличие от других возможных московских комиссий, добавили к названию "имени К.Э.Циолковского".

Где мы только ни заседали - в редакции газеты "Социалистическая индустрия", в задней и передней комнатах музея имени Николая Островского, в аудитории корпуса гуманитарных дисциплин МГУ. Там нас по чьей-то наводке накрыл проректор МГУ. Он вбежал не хуже Парцевского и, заикаясь, потребовал освободить аудиторию, где якобы вот-вот должны начаться какие-то занятия. А в этот момент как раз выступал импозантный Куницын. Проректор его узнал и сменил гнев на уговоры. Но работа была сорвана, и мы ушли длинным коридором, зияющим открытыми дверьми пустых аудиторий. Следующее прибежище комиссии - клуб Шелкового комбината имени Я.М.Свердлова близ Новодевичьего монастыря. Здесь мы проявили дипломатичность, оформившись как вновь образованный Народный университет научно-технических знаний. Я расписал тематический план цикла занятий на несколько месяцев, но не поставил нигде своей фамилии. Для официальных органов она стала одиозной. План был напечатан, вывешено расписание. Прибывали желающие участвовать. Порою заседания превращались в расширенный ученый совет, где присутствовало больше сотни человек.

Но меня пригласили выступить и на настоящем ученом совете в Институте прикладной геофизики. Предложение исходило от директора института

С.И.Авдюшина. Совет как совет, доклад как доклад. Вопрос - ответ. Практически никакой дискуссии. Никто не встрепенулся, никто не возмутился. Приняли к сведению, пожелали взаимных успехов. Кто-то даже похлопал в ладоши, а кто-то, правда, посоветовал расширять фактографическую основу за счет отечественной, а не зарубежной статистики. Я согласился, сказав, что уфологи-общественники стремятся именно к этому.

А через пару недель газета "Труд" рассказывает об этой встрече в унизительном для меня тоне. Схема заметки классическая. Сначала письмо читательницы: можно ли доверять конспектам лекций В.Г.Ажажи, где рассказывается о невероятных вещах (дается пример невероятного). Газета отвечает, что с этим вопросом они обратились к специалистам.

Член-корреспондент АН СССР В.В.Мигулин, например, говорит, что доверять Ажаже нельзя. Его не раз критиковали за ненаучность, и даже пришлось за это уволить из Академии наук.

Вот это да!- думаю. Ведь чтобы быть уволенным из академии, надо сначала быть туда зачисленным. А я соприкасался с ней только по общественной линии - через секцию подводных исследований Океанографической комиссии, работая не в академической системе, а в оборонке.

Затем редакция обращается к Авдюшину. Да, говорит он, знаем такого. Недавно

его подвергли разгромной критике после выступления в нашем институте.

Интересно, кто из них фантазирует? Корреспондент или Авдюшин? Когда была эта

критика? Может быть, до моего выступления или когда я уже уехал? И где она

проходила? В курилке под лестницей или, простите, в туалете?

Смело иди своей дорогой, и пусть люди говорят, что им угодно. Этот давно известный тезис мне нравился, и я старался не растрачивать время, энергию и себя, в конце концов, на сведение счетов, отстаивание прав, а выражать себя делами. "О, гримасы двадцатого века! Если будешь тонуть в дерьме, все равно права человека завсегда на твоей стороне".

А тут еще статья Б.Коновалова в "Известиях" "Тайна летающих тарелок раскрыта?". Корреспондент начинает с того, что теперь Ажажа и другие заядлые "тарелочники" вынуждены замолчать, ибо... Ибо два океанолога А.Монин и

Г.Баренблат математически обосновали образование в морях и океанах линзоподобных пучностей. Эти линзы - суть порции воды другой плотности - образуются, видимо, во время шторма, долго сохраняются, могут содержать в себе посторонние включения и должны выглядеть в воде как летающие тарелки. Далее исследователи, используя метод подобия, переносят эти рассуждения на атмосферу. По МонинуБаренблату - сокращенно МБ - "летающие тарелки" - это концентрации воздуха другой плотности, в которых может также собираться промышленная пыль, придавая им "металлический" оттенок. Их мгновенное исчезновение тоже объясняется - это есть ничто иное, как мгновенное рассыпание при попадании в слой с резким перепадом плотности. Вот и все. Простенько и со вкусом. А главное, что "сделано в академии".

А то, что это явная нелепица, которую смогли измыслить люди, неудосужившие себя хотя бы повернуть в сторону модели НЛО "головы качан", так это никого не волнует. Ребенку понятно, что тарелка конструкции МБ не полетит против ветра, а НЛО летает, что она не может образоваться на высоте с десяток километров, где НЛО гоняются за самолетами. И, наконец, детище МБ не оставит посадочных следов и явно не исторгнет из себя человекоподобных существ.

И я решился. Дай, думаю, пожалуюсь на "Труд", а заодно и на "Известия" секретарю ЦК КПСС Зимянину. И отправил письменную жалобу.

И вот звонок из ЦК. Звонят на работу, в ЦНИИ. "Мы хотели бы с Вами поговорить, приезжайте". Я: "Раз Вы хотите, раз я Вам нужен, приезжайте Вы. Тем более у меня сейчас нет ни транспорта, ни лишнего времени, я сдаю тему". Пауза. Видимо, советуются, как поступить. Но главное в партократии - не дай, Бог, не выполнить распоряжение босса. "Подождите, мы Вам перезвоним". Через час на цековской "Волге" я приехал на Старую площадь.

В кабинете инструктора ЦК Александра Серафимовича Потапова смиренно старился от ожидания заместитель главного редактора газеты "Труд". Фамилию его я сейчас не припомню, не записал. Помню только, что с одним глазом у него было не в порядке, чуть ли не повязка, как у Кутузова или Моше Даяна. В общем, как высмеивал Аркадий Райкин склеротиков: "Помню, что наши были в трусах".

А Потапова я вписал в свой блокнот. Уж очень он понравился мне своей обходительностью, плавно перетекающей в задушевность, хотя смысл беседы заключался в ее бессмысленности. "Вот вы тут пожаловались товарищу Зимянину. Да, пожалуй, газета была не права. Поспешила, редакция не проверила. Нельзя так работать (взгляд в сторону редакции)". Вступает замглавного: "Если бы я в тот день дежурил по номеру, такого бы не случилось. Мы признаем свои ошибки". Я: "Тогда давайте опровержение". Потапов: "Вы уж нас извините, но в газете такого масштаба не принято". Я: "А оболгать человека многомиллионным тиражом принято?" Потапов: "Давайте возвысимся над личными обидами. И газета, и я приносим вам извинения. Такого больше не повторится". Я: "Извинения я, конечно, принимаю. Но почему все это напоминает дорогу с односторонним движением. Почему редакции не берут статьи уфологов и не публикуют их хотя бы в порядке дискуссии? Почему нас отлучили от общества "Знание" в тот момент, когда проблему ВЦ и НЛО только обсуждать и обсуждать?"

Потапов проводил меня по ковровой дорожке до лифта и, тепло прощаясь, просил звонить, если будут препятствия моим выступлениям.

Я поделился этим со своим братом Эрнстом, также работавшем в одном из московских почтовых ящиков. И он сразу решил устроить там мое выступление, чтобы уменьшить число косых взглядов, бросаемых в его сторону. Его партком был против. Тогда он по наивной простоте позвонил Потапову, но, на всякий случай, назвавшись другой фамилией. "Какие лекции? Ни в коем случае. Ажажа распространяет буржуазную идеологию".

После перестройки я встретил А.С.Потапова, но уже в качестве главного редактора газеты "Труд". "Как живешь, старина? Давно не виделись!!." - спросил он, как ни в чем не бывало.

Так и живем. Выступать я стал реже. Не каждый решался пригласить запрещенного лектора. Исключение составляли закрытые учреждения, которых в Москве предостаточно. Но и там получалось не всегда. Приезжаешь, бывало, в почтовый ящик и читаешь в вестибюле, что лекция отменяется из-за болезни лектора. Или к началу появляется антилектор из "Знания", направленный, вернее, натравленный райкомом. И устроители вынуждены передо мною искренне извиняться. Чаще всего антиподэрзацем выступал кандидат физико-математических наук В.Лешковцев, соавтор разгромной статьи в "Правде" 1968 года.

Время с 1980 по 1988 я бы отметил в своей хронологии как прессинг, который возрастал по всем направлениям. Начались нелады на работе, у руководства не без помощи извне стало лопаться терпение по поводу моей уфологической сущности. Пришлось еще раз сменить место работы и еще раз "сыграть в ящик", то есть опять перейти в закрытое учреждение. Повышенная секретность налагала ограничения, но, в основном, в пределах рабочего дня.

Терпение лопалось и у неруководителей, энтузиастов и неэнтузиастов НЛО. А что, в сущности, дальше? Когда же состоится долгожданный контакт? Нетерпеливые мыслители на короткие дистанции требовали продолжения уфологического действа.

Когда я пишу эти строки, прошло известие о смерти поэта Юрия Левитанского. Среди его прекрасных строчек есть и такие:

Что-то случилось, нас все покидают.

Старые дружбы, как листья, опали.

Что-то тарелки давно не летают.

Снежные люди куда-то пропали.

А ведь летали над нами, летали,

А ведь кружили по снегу, кружили.

Добрые феи над нами витали.

Добрые ангелы с нами дружили.

Добрые ангелы, что ж вас не видно?

Добрые феи, мне вас не хватает!

Все-таки это ужасно обидно -

Знать, что ничто над тобой не летает.

...Лучик зеленой звезды на рассвете,

Красной планеты ночное сиянье.

Как мне без вас одиноко на свете,

О, недоступные мне марсиане!

Снежные люди, ну что ж вы, ну где вы,

О, белоснежные нежные девы!

Дайте мне руки, раскройте объятья,

О, мои бедные сестры и братья!

...Грустно прощаемся с детскими снами.

Вымыслы наши прощаются с нами.

Крыльев не слышно уже за спиною.

Робот храпит у меня за стеною.

В самом деле, в небе наступило относительное затишье. Но разбуженные НЛОактивностью конца семидесятых годов, уфологи и не думали успокаиваться, применяясь к условиям, действуя, к сожалению, разрозненно и, конечно, поразному.

Московская комиссия теперь встала на прочный якорь в Доме культуры энергетиков на Раушской набережной. Его директор Сергей Ершов не только предоставлял комнату для заседаний, но и, хвала ему, помогал запустить в действие сложный механизм Уфологической школы "Базис". Здесь уже диктовали экономические законы: аренда зала, оплата преподавателей и, соответственно, взносы слушателей. Тогда это вполне укладывалось в допустимые пропорции. Я начал составлять программу занятий.

B это время из Болгарии приехал историк и журналист Димитр Делян. И пришел в гости вместе со своей женой Тони.

У них все было, как у нас,- активность НЛО, пробуждение общественности, неумные объяснения академиков. Я поделился материалами, в основном самиздатовскими. Димитр пригласил нас в Софию, где, как он сказал, я известен по конспектам моих лекций. Я поблагодарил его и развел руками. Увы, как сотрудник оборонного института, я был невыездным.

А весной 1988-го в газетах появилась одна из ласточек перестройки - новое положение о поездках за рубеж, снимавшее многие ограничения для таких, как я. Самым трудным оказалось получить не визу, а подпись руководителя предприятия в графе, подтверждающей, что я допущен к секретной работе по такой-то форме. Заметьте, не разрешающую подпись, а констатирующую. Ведь против фактов не попрешь. Допущен к секретам - значит, допущен. Тем более, что допускал не директор, а КГБ. Не знаю, надолго бы затянулась пауза, срывающая поездку, но после того, как я пожаловался заместителю председателя Госкомитета, подпись была получена. Видимо, руководство в силу инерции боялось, что на моем примере начнутся массовые загранпоездки застоявшихся в родной стране сотрудников почтовых ящиков. Во всяком случае, я первым пробил лунку в многолетнем запретительном льду и, оформив отпуск, укатил вместе с Аллой в Болгарию.

Когда у гостившего за границей земляка спрашивают, какая там была погода, он обычно отвечает: хорошая. Еще бы, когда в гостях, да еще за границей, погода всегда будет хорошей. Болгарское гостеприимство, свежие харчи, почет, уважение и неподдельный интерес к твоему делу - что может быть приятнее... И встречи, выступления, выступления, встречи.

С обаятельным космонавтом Георгием Ивановым обсудили принципы создаваемой им общественной организации по изучению аномальных явлений; с директором Института космических исследований Борисом Боневым говорили о необходимости развития отдельного направления - измерительной уфологии или уфометрии. Димитр вытащил меня на болгарское телевидение. Обливаясь потом в свете юпитеров, я полтора часа читал свою накатанную годами лекцию, а затем отвечал на вопросы Димитра. Кончилось тем, что партийное руководство Софии определило мое выступление как "образец научно-популярной пропаганды" и наградило двухнедельной путевкой на Золотые пески.

Запомнилось выступление в Электромеханическом институте имени Ленина и колоритная фигура энергичного Стамена Стаменова, молодого, гораздого на фантазии инженера, превратившегося с годами в одного из лидеров болгарской уфологии.

На лекциях в Софии я впервые поставил под сомнение инопланетное происхождение НЛО. Я заявил, что проблема НЛО и проблема поиска внеземных цивилизаций - это два различных научных направления. Такой перелом, отход от того, что я проповедовал целые десять лет подряд, вызвал недоумение многих. Если не с других планет, то откуда?

ПИСЬМО САНТЕХНИКА АРК. ГОЛИКОВА КАНДИДАТУ ТЕХНИЧЕСКИХ НАУК В.Г.АЖАЖЕ

Уважаемый товарищ В.Г.Ажажа,

я прошу ответить вас по сути -

можно жить нормально или жить дрожа

с этою летающей посудой?

Все-таки вы бывший командир-подводник, все-таки держите кое-что в уме... Может быть, они к нам летают за водкой? Почему же плохо с водкой на Луне?

Если есть тарелки, значит есть кастрюли. Уважаемый товарищ Владимир Ажажа, со мной такое было в минувшем июле, что до сих пор вибрирует душа!

Я живу в Медведково (которое Топтыгино),

в пятницу, как водится, шел я под хмельком.

Вдруг во тьме кромешной лампочка вспыхивает красно-сине-розовым нездешним огоньком.

Сразу стало как-то мне холодно-невесело, члены онемели, как от паралича, тут я наконец-то и докумекался, что лампочка не наша - не Ильича.

Дорогой Георгиевич товарищ Ажажа,

дальше что - не помню, как память отшибло... Очнулся - вижу: рядом лежит хороша баба обнаженная не нашего пошиба.

Я, конечно, в сторону и бубню молитву, хоть не верю в Бога, а бубню.

Думаю - как двинется, я ее поллитрой, спрятанной в кармане,- убью!

Тут она взлетела (или, может, встала) золотая, словно солнышко внутри, и - чтоб мне ослепнуть!- где у наших пара, Ажажа Георгиевич, у нее - три!

Дальше фотопленка памяти засвечена. ...И когда о ЗАГСе я заговорил, мне она шепнула: Узнаешь колечко, что в начале эры ты мне подарил?

Я тебя четыре столетия искала. Какие неудобные у вас века....

Где я ни бывала, пока не узнала,

что переселился ТЫ - в сан-тех-ни-ка!

Владимир Георгиевич, я еще не двинулся и в моем послании - ни крохи лжи. Помню птицу Феликса (или, может, Финиста), на которой с ней мы улететь должны.

Я, конечно, чувствую - бабу заносит

и сказал: "Иди-ка ты, откуда пришла!"

Но с тех пор - как будто душу отморозил, чувствую - пустая у меня душа.

Вроде бы я знал ее до того, как встретил, и колечко вроде бы... Товарищ Ажажа, только вы не думайте, что все дело в третьей, она и с двумя была бы хороша.

Я с тех пор ни грамма, бросил без таблеток. Пусть меня высмеивают, но мое - мое.

Мне бы только встретить в моем Медведкове Финиста-тарелку-лампочку ее.

Ровно в полночь выйду, сосчитаю звезды, постою у темного гаража.

Пусть душа надышится - ЕЮ пахнет воздух. Как же дальше жить мне, товарищ Ажажа?!

Петр Вегин

ПОВОРОТ

- Трагизм - или трагикомизм?- положения был в том, что я с 1976 года вбивал в голову тысячам людей: нас постоянно посещают инопланетяне. Я это принял как догму, слепо поверив Циолковскому. В этом меня также постоянно укрепляли контактанты, выносящие из каждого близкого общения с пришельцами уверенность, что они прибыли с той или другой планеты. Да какие, черт возьми, могли быть сомнения, когда мы сами уже щупаем другие небесные тела зондами и луноходами, и представители рода человеческого прошлись по Луне. Но осторожность в суждениях, оказывается, надо соблюдать всегда, особенно, когда громоздишься на трибуну и говоришь не о прошлогоднем урожае в Австралии, а на тему, которая волнует каждого. Лекции лекциями, но ведь сколько разошлось конспектов. А сколько магнитофонных лент? Множество людей, поверив тому, что я проповедовал не щадя живота, основательно и надолго вписали инопланетян в выстроенное в каждом из них понимание естественно-научной картины мира. Люди шли за мной, как школьники из легенды о хаммельнском флейтисте, не ведая, что окажутся в западне. "Судить меня надо праведным судом или с позором сжечь на костре как носителя ереси". Да, и такие мысли посещали меня в те дни. Но были и другие, оправдательные.

Ведь в пирамиде НЛО я заменил только один камень: откуда они. Сама проблема от этого не проиграла, она лишь усложнилась. Еще в 1980 году в рукописной книге "Кое что о НЛО" мы вместе с Никитой Шнее (как я уже упоминал, Шуринов из числа соавторов самоустранился, боясь не угодить режиму) привели не одну, а несколько гипотез происхождения НЛО, допуская не только внеземной вариант. Но ко мне конкретное осознание того, что это - не инопланетяне, пришло вдруг, как удар молнии. И причина тому - время пребывания НЛО на земле, то есть длительность посадки. Как раз Шнее перевел с английского каталог посадок НЛО, составленный Тэдом Филлипсом. Не везде там указан временной промежуток, но среднее арифметическое из того, что удалось извлечь, составляет около пяти минут, из нескольких сообщений по СССР удалось получить еще меньше - около трех минут, но здесь число случаев для анализа было совсем мало, то есть, как говорят в науке, выборка была нерепрезентативной.

Всего пять минут. Спрашивается, для чего же тогда пускаться в непростые транспланетарные или трансгалактические путешествия? Чтобы посидеть на вожделенной цели каких-то триста секунд? Так ведь за это время не только какое-то изыскание, но, простите, малую нужду совершить не успеешь. Ведь даже у альпинистов, покоряющих вершины ради спорта, финишная пауза длится гораздо дольше.

Можно, конечно, полагать, что НЛО - это сателлиты, разлетающиеся с базыносителя. А можно и не полагать, а полагаться только на факты. А фактов, указывающих их инопланетное пристанище, увы, пока нет. Никто не видел, как они взлетают с других планет или туда возвращаются. Их хитроумная техника и необычные маневры тоже не показатель. Мы реагируем на них так же, скажем, как отреагировали бы сегодня папуасы Новой Гвинеи на новизну телерадиоэлектроники, найдя ее, допустим, в зарослях бамбука. Им и в голову не придет, что эта штука сработана на Земле.

А нести свои сомнения и свои новые, еще пахнущие нафталином мысли в аудиторию я уже не мог. Запрет на мои выступления действовал повсеместно, моя фамилия стала одиозной, я был, как волк, обложен красными флажками со всех сторон.

В этой обстановке НТОРЭС Украины собирает в Киеве научно-техническое совещание по изучению аномальных явлений в атмосфере. Знаю, что оно будет очень представительным и сугубо научным. Справляю себе туда командировку, благо, что в Киеве были учреждения, с которыми взаимодействовал мой почтовый ящик. Приезжаю, звоню И.С.Кузнецовой. Она поначалу испугалась. Мое присутствие могло сорвать мероприятие, на которое с трудом получили согласие властей и Украинской Академии наук. Но мы решили разыграть пессимистическую комедию. Кузнецова внесла меня в список присутствующих, но не меня, а некоего В.Г.Ажаяна из Москвы. А если возникнут вопросы на пропускном пункте, я должен буду изворачиваться сам, ссылаясь на опечатку в списке. Но да здравствует советская караульная служба - самая бдительная служба в мире! Вахтер даже не взглянул на мои документы. И я, забившись на последний ряд, молча, как Штирлиц при свидании с женой, проучаствовал в интереснейшем обмене мнениями. Более десятка докторов наук, с полсотни кандидатов под председательством академика Г.С.Писаренко высказались в решении за то, чтобы дать научную путевку в жизнь изучению НЛО на украинской земле. В последние годы, если мне не изменяет память, в Киеве прошло еще четыре подобных совещания.