Юрис Леон Хаджи
| Вид материала | Документы |
- Абелес леон игнатьевич, 11950.78kb.
- Статье мы коснемся некоторых аспектов историографии отношений молодого Крымского ханства, 247.04kb.
- Л. Н. Толстого в 1880-1900-е гг. («Смерть Ивана Ильича» / «Крейцерова соната» / «Хаджи-Мурат», 190.94kb.
- Леон Уитни: «Психология собаки. Основы дрессировки собак», 2658.87kb.
- Дато Сери Абдулла бин Хаджи Ахмад Бадави, премьер-министра Малайзии и председателя, 153.2kb.
- И. С. Тургенев «Записки охотника» Н. С. Лесков «Левша», «Человек на часах» Л. Н. Толстой, 8.33kb.
- Программа ижевск 2011 Всероссийская студенческая научная конференция, 1061.95kb.
- С. Шапшал несколько слов о караимских князьях челеби, 60.08kb.
- Модель Эрроу–Дебре, 196.62kb.
- Программа тура, 258.26kb.
Полумертвый от усталости, Уингейт поанглийски проповедовал им сионизм, прохаживаясь над их простертыми телами, и читал по памяти на иврите длинные пассажи из Библии. Он до тонкостей знал, как использовать любую часть страны так, как она использовалась древними воинами Иудеи и Израиля.
Арабы, евреи и англичане жили очень близко друг от друга на густо населенной территории, и все тайны были, что называется, на открытом рынке. Новости о странном англичанине и его войске стали предметом ежедневных пересудов. Когда отряд на грузовике покидал киббуц, его всегда сопровождали внимательные взгляды. Чтобы скрыть передвижения, он научил людей выпрыгивать из грузовиков на полном ходу. Они прятались в придорожных канавах, а потом по одному отправлялись к неизвестному арабам месту сбора.
Два бугра у Латруна стояли как последние часовые у входа в БабэльВад. На одной стороне шоссе находился британский тегартфорт. На другой - монастырь траппистов, заслуживший репутацию производителя превосходного дешевого вина. Первоначальное место монастырского поселения было оставлено ради современного здания. В старом покинутом монастыре Гидеону и ИбнЮсуфу можно было встретиться, избежав любопытных глаз.
Гидеон смотрел, как ИбнЮсуф пробирается через поле к покинутому монастырю. ИбнЮсуф был хрупкий человек с мелкими чертами лица в окружении седых волос и седой бороды. Он оглянулся, чтобы убедиться, что его не преследуют, и вошел в здание. Гидеон поманил его от двери монашеской кельи. Орд Уингейт, находясь вне поля зрения, но в пределах слышимости, напряг слух.
ИбнЮсуф рассказал о тщательно разработанном плане Каукджи и его бандитов нападения на Табу. Два отвлекающих маневра, скоординированные с атакой. В Лидде и Рамле проповедники муфтия будут подстрекать к бунту, чтобы связать тамошние британские гарнизоны. Отдельное нападение будет совершено на удаленную арабскую деревню с участием горсточки людей, чтобы вытянуть британцев из Латруна вверх по грязной извилистой дороге, которую легко будет взорвать за ними и таким образом задержать их на несколько часов.
Связав англичан бунтовщиками и ложной тревогой, они перейдут к цели - Табе. Гидеон не спеша беседовал с ИбнЮсуфом, уточняя численность войск, карту взаимодействий, сроки и места. Каукджи собирается использовать до трех сотен человек - крупная операция. Приоритет мятежа - очевидно, захват Табы.
ИбнЮсуф ушел. Уингейт вышел из тени и плюхнулся на жесткий монашеский топчан. Он тупо уставился на затянутый паутиной потолок, а Гидеон через щелочку окна смотрел, как ИбнЮсуф садится на своего осла.
Сосредоточенно погружаясь в свои мысли, Уингейт имел обыкновение машинально вытаскивать из кармана брюк зубную щетку и расчесывать ею волосы у себя на груди. Внезапно он сел.
- Вы доверяете этому типу?
- Я понимаю, что вы хотите сказать, Уингейт. Не все они врут и хитрят.
- О, конечно, они годами будут вести с вами дела, но когда наступит критический момент, они вас продадут за копейку.
- Но они и свой собственный народ продают за копейку, - сказал Гидеон. - Если мы собираемся остаться в Палестине, нам придется выработать компромисс.
- ИбнЮсуф и любой последний араб - узники своего общества. Евреи в конце концов должны будут столкнуться с тем, с чем вы здесь имеете дело. Арабы никогда не полюбят вас за то хорошее, что вы им принесли. Они и не знают на самом деле, как любить. Но ненавидеть! Боже мой, ненавидеть они умеют! И они затаили глубочайшую обиду, по-тому что вы стряхнули с них самообман величия и показали им, кто они на самом деле - упадочный и дикий народ, управляемый религией, лишившей их всех человеческих стремлений... кроме немногих достаточно жестоких и надменных, чтобы командовать ими, как стадом баранов. Вы имеете дело с сумасшедшим обществом, и лучше бы вам научиться его контролировать.
- Это чертовски противно нашей натуре, - грустно заметил Гидеон.
Уингейт резко сменил тему.
- В целом план для Каукджи весьма изощренный, - сказал он.
- Я это знаю, - согласился Гидеон. - Невольно хочется, чтобы вы отдали команду готовности.
- Вы что, не слышали, что я сказал? - воскликнул Уингейт.
- Перед вами не один из тех парней из Особого ночного отряда, с которыми вы беседуете для поднятия духа.
- Я говорю вам, что с тех пор, как вы, евреи, вернулись в Палестину, вы никогда не переставали прятаться в ваших укреплениях. А теперь, когда независимость должна действовать, вы очень возбуждаетесь. К черту британскую армию. Пусть они занимаются охотой по всей Иудее. О Боже, да неужели вы не чувствуете грязную руку какого-то английского офицера, придумавшего для Каукджи эту операцию? - Он вскочил на ноги и начал ходить, остановился перед Гидеоном и ткнул своей зубной щеткой ему под нос. - Поймите ход их мыслей. Каукджи и этот британский офицер... они говорят - не так ли? - что Хагана не сдвинется с места из киббуца Шемеш. Евреи рассуждают только в терминах обороны. Как только территория будет свободна от английских войск, ничто не сможет остановить нападение на Табу. Хагана вмешиваться не станет. Они в этом уверены, абсолютно уверены.
Гидеону Ашу было пятьдесят три, и у него еще хватало сил пускаться на выслеживание в пустыне вместе с молодыми, самыми крепкими воинами. Всю жизнь он бродил по этим лабиринтам арабского ума, ища компромиссов, дружбы и мира. Все это ускользало от него. Первая его радость от Особых ночных отрядов постепенно омрачалась ощущением трагедии. Иллюзия братства с арабами опрокидывалась реальностью, реальностью того, что если мечте о Сионе суждено осуществиться, то евреям придется продолжать наступление, противное их душам.
В келье стало так тихо, как будто в ней размышлял давно исчезнувший монах.
Гидеон в задумчивости вздохнул. Ну хорошо, сейчас они схватятся с арабами, потому что если они этого не сделают, то арабы никогда не перестанут им докучать. Но сколь долго, сколь ужасно долго будет это продолжаться? И все это время дружелюбие еврейского народа будет подтачиваться? Дорога виделась нескончаемо длинной, но это была та цена, которой требовала мечта о Сионе.
- Ну ладно, - сказал Гидеон, - это и есть то, за чем мы все сюда пришли?
- Конечно, момент Сиона близок.
- Не знаю, что за план задумывает ваша голова, Уингейт, но хаджи Ибрагим - гордый человек. Он скорее потеряет все, чем примет нашу помощь.
- Вот это, мой друг, и есть история арабского народа в одной фразе, - ответил Уингейт. - А хаджи Ибрагиму я не дам выбора.
Уингейт, облаченный в синюю спецодежду члена киббуца, вскарабкался на вершину Табского холма через поля сзади, чтобы не встретиться с деревенскими.
- Эй, ты там, - крикнул он мечтателю, сидевшему возле могилы пророка, - давайка дуй вниз в деревню и приведи сюда хаджи Ибрагима.
Крестьянин был поражен внезапным потоком отличной арабской речи.
- А ну, делай что я тебе сказал, - властно подогнал его Уингейт.
Через пятнадцать минут появился хаджи Ибрагим; он остановился за спиной незнакомца, рассматривавшего холмы в бинокль.
- Ты знаешь, кто я? - спросил Уингейт, не поворачиваясь и не опуская бинокля.
- Тот самый психованный английский офицер.
- Точно. Но заметь - я не в форме. То, что я имею тебе сказать, это - другу от друга.
- Возможно, я даю дружбе больше времени развиться, чем ты.
- Не время для заковыристых фраз. Сегодня ночью вас собираются расколошматить, а в Латруне не будет никого, чтобы вас выручить. - Уингейт опустил бинокль, повернулся, улыбнулся и прошел мимо Ибрагима к другой точке обзора. - Клянусь Богом, те ребята, что поставили здесь деревню, знали, что делали. Близко не подберешься, разве что сзади вверх по холму. Но все равно, защититься вы не сможете. У Каукджи слишком много народу. Они подползут на брюхе, скрываясь в высокой траве, на пятьдесят ярдов от того места, где мы стоим... Они станут орать проклятья, и твои люди превратятся в трясущуюся массу мяса, не в состоянии сдвинуться с места.
- Мы сделаем расчет.
- Может быть. Аллах знает. Полагаю, ты продашься за хороший совет.
- Если ты имеешь в виду обращение за помощью к евреям, то не надо.
- А я и не думал предлагать тебе это, хаджи Ибрагим. - Взгляд глубоко сидящих карих глаз Уингейта продолжал задерживаться на склоне. - Ветер придет с моря, - сказал он. - Он будет дуть вниз с холма. А трава сухая. Она загорится, чтобы показаться такой... как при Навине, когда он заставил солнце остановиться. Под ногами у людей Каукджи будет довольно жарко.
- Поджечь поля?
- Конечно, поджечь поля, приятель; конечно же, поджечь их.
- Вот уж самая глупая тактика, какую я слышал, - сказал хаджи Ибрагим.
- Да? А я-то думал, тебе понравится.
- Глупо.
- Однако, хаджи Ибрагим, это то самое, что сделал ваш великий полководец Саладин с крестоносцами у Рогов Хиттима. Заманил их против ветра во всем их вооружении, и поджег поля. Те, что не сгорели заживо или не задохнулись от дыма, пытались вырваться и добраться до Галилейского моря, потому что их тоже поджарило, но между ними и морем стоял Саладин. - Он отвернулся. - Конечно, чтобы быть Саладином, нужно воображение.
С этими словами Орд Уингейт направил свои шаги вниз по склону и исчез из вида.
Когда темнота завершила суетливый день, войско Каукджи начало выскальзывать из Факима и направляться в БабэльВад по тропе, некогда служившей римлянам дорогой на Иерусалим. Еще раньше днем он отправил свое отвлекающее подразделение в маленькую глухую деревню, чтобы выманить англичан из Латруна. Одновременно были взбудоражены толпы в мечетях Рамле и Лидды.
Орд Уингейт вывел свой Особый ночной отряд из киббуца Шемеш и повел его зигзагами через поля вверх по холму, покрытому узором лоскутного одеяла. Если бы их заметили, никто не смог бы определить их направление. Они собрались возле устья БабэльВад, нашли укрытие и замерли. Через час высланные заранее разведчики доложили Уингейту, что люди Каукджи спускаются и приближаются к ним.
- Господи, они же действуют точно по плану, - сказал Уингейт. - Не дышать, не шевелиться. Постарайтесь их сосчитать.
Евреи рассеялись по небольшому обрывистому утесу как раз над старой римской дорогой. Они слышали позвякивание солдатских фляжек и стук сдвинутых с места камней, сопровождаемые ароматом гашиша. Потом до них донеслись голоса, подогревающие кровь для предстоящего сражения. Мятежники Каукджи прошли как раз под Особым ночным отрядом и исчезли из вида в Аялонской Долине.
Уингейт выждал целый час после того, как они прошли, и свистом созвал своих ребят. Они насчитали около двухсот пятидесяти человек, собиравшихся напасть на Табу.
Уингейт разложил карту.
- Мы находимся в стороне от пути. Держаться холмов. Вот в этом месте, за две мили до Факима, устроим засаду.
План состоял в том, чтобы устроить прием силам Каукджи, возвращающимся после нападения на Табу. Люди Особого отряда знали, что для того, чтобы не быть обнаруженными, остаток ночи надо превратить в долгое, убийственное карабканье наверх. Уингейт взглянул на Гидеона, и тот кивнул в знак того, что тоже справится с этим, невзирая на свой возраст.
* * *
В два часа ночи мятежники Каукджи расположились веером у подножья Табского холма и стали крадучись взбираться по склону по направлению к деревне.
По зрелом размышлении над странной встречей с британским офицером, хаджи Ибрагим собрал своих людей и приказал им перенести деревенские запасы керосина наверх к могиле пророка. Полностью уверовав в план, он обильно пропитал керосином весь периметр, так что трава как бы напрашивалась, чтобы ее подожгли.
В половине третьего командир мятежников встал около вершины, поднял свою вин-товку и издал старинный боевой клич: "Аллах акбар!" Ему ответил рев остальных и залп выстрелов.
Хаджи Ибрагим швырнул первый факел в траву и бросился на землю. Его люди один за другим подбегали к периметру, и каждый швырял свой факел в сторону нападающих. Через несколько секунд ворчанье огня перешло в рев, и огромное пламя рванулось к небесам. Над холмом пронесся ветер, почти мгновенно сдув пламя вниз к нападающим. Один за другим вспыхивали человеческие факелы, и проклятья сменились ужасными воплями. Люди прыгали вверх и вниз, земля превратилась под их ногами в пекло. Одни попадали на землю, давясь от едкого черного дыма, другие скатывались вниз, пытаясь опередить вал огня. Пламя настигало их, заставляя в панике разбегаться. За пару минут двадцать пять человек сгорели или задохнулись насмерть. Еще сотня получила тяжелые ожоги.
Остальные, ошеломленные мгновенным разгромом, заковыляли обратно к Факиму, убежищу БабэльВад. С рассветом они начали входить в узкую теснину в нескольких милях от Факима, едва держась на ногах от усталости.
Особый ночной отряд, проделав жуткий форсированный марш, прибыл к теснине несколькими часами ранее и был развернут в засаде. Тех, что остались в живых после Табы, теперь встретила пара пулеметов, установленных так, чтобы искрошить всякого, попавшего под их перекрестный огонь. Оставшиеся в живых после первого залпа побросали свое оружие и разбежались по холмам, чтобы никогда больше не возвращаться к боевым действиям.
Глава тринадцатая
Октябрь 1937 года
Канцелярия Вакф служила Великому муфтию Иерусалима штабквартирой. Она находилась возле большой рыночной площади, известной под названием Гарам эшШариф, бывшей Храмовой горой Соломона и Ирода. На Гарам эшШарифе находилось главное исламское сооружение - Наскальный Купол, доминировавшее над всем остальным в Иерусалиме. Величественному куполу было тринадцать веков. Это было место жертвы Авраама, святая святых еврейского Храма, и местоположение камня, с которого Мохаммед совершил свой легендарный прыжок на небо. В его тени примостилась маленькая копия Наскального Купола, известная как Цепная мечеть, послужившая моделью для более крупных сооружений. Цепную мечеть муфтий объявил своей личной молельней. По несколько раз в день он приходил сюда из канцелярии для отправления духовных потребностей.
Скрестив ноги, он сидел на молельном коврике в размышлении.
- Ваше преосвященство! - раздался голос из тени позади него.
Муфтий медленно открыл глаза и вышел из транса.
- Ваше преосвященство! - повторил голос, отражаясь эхом от мраморных стен.
Муфтий обернулся и увидел Густава Бокмана, нелепо одетого арабом.
- Разве вы не видите, что я молюсь!
- Немедленно уходите, - сказал Бокман. - Англичане окружают ваш совет и всех ваших командиров. Есть ордер на ваш арест.
Ворча, муфтий поднялся на ноги и в замешательстве оглянулся по сторонам.
- Побыстрее, - сказал Бокман, - и спрячьтесь.
Они оба побежали из мечети через Гарам эшШариф к другому большому зданию - мечети АльАкса, вошли и быстро направились по узкой каменной лестнице в потайные пещеры под зданием. Плесень веков смешивалась с запахом пороха, который держали здесь для бунта.
- Не уходите, пока я не вернусь, - велел Бокман.
Прошли день и ночь, прежде чем немец вернулся с узлами. Он принес хлеб и питье, принадлежности для бритья и одежду.
- Что там делается?
Бокман стал бормотать длинный список задержанных. Некоторым вожакам удалось сбежать, но сети были раскинуты по всей стране. По слухам, англичане намерены отправить их на корабле на Сейшельские острова, где-то в Индийском океане.
- Сукины дети! - воскликнул хаджи Амин.
- У нас корабль на якоре в Яффо, - сказал Бокман. - Оставайтесь здесь до арабской субботы, когда в АльАксе будут тысячи почитателей. Это лучший шанс вызволить вас отсюда.
- Не люблю эту темницу.
- Вам нельзя выходить. Во всем Старом Городе патрули. За всеми воротами тщательно следят.
Бокман велел муфтию сбрить бороду и надеть принесенную им одежду - белое одеяние, которое мусульманки надевают к пятничной молитве.
В субботу Гарам эшШариф наводнили двадцать тысяч верующих. Молитвы прервались в полдень, и людской поток вылился в узкие переулочки Старого Города, где обнаружить человека крайне трудно. Хаджи Амин альХуссейни, спрятавшись в толпе женщин, выходивших из Дамаскских ворот, легко проскользнул мимо внимательного взгляда англичан.
Потом его спрятали в корзине среди таких же корзин с помидорами, предназначенными для отправки в порт Яффо; оттуда он отправился на германском грузовом пароходе и по берегу в Бейрут, а затем в Дамаск. В Дамаске хаджи Амин перегруппировал своих людей и продолжал оттуда руководить мятежом в Палестине.
Особые ночные отряды Орда Уингейта твердо установили новые правила новой эры. Нельзя сказать, что только они одни отражали арабский мятеж, но они определенно осадили рвение бунтовщиков. Время безнаказанных арабских ночных набегов миновало навсегда. Особые ночные отряды расширяли свои операции, перейдя границу с Ливаном и лишив бандитов их убежища. Арабские нападения стали выдыхаться.
Партизаны Каукджи были страшно неэффективны. Когда они столкнулись с жестким вызовом, их аппетит к действиям, золоту и славе уступил место тоске по родному дому. Они дезертировали толпами, бросая Палестину ради своих собственных стран.
Не будучи в состоянии сдержать еврейскую иммиграцию или изгнать еврейские поселения, муфтий обратил оставшуюся энергию против оппозиции среди арабов. Еще два года после мятежа шайки хаджи Амина продолжали оргию убийств, и восемь тысяч палестинских арабов перебили друг друга.
Когда муфтий удрал и разбежались Божьи воины Каукджи, выжившие антимуфтийски настроенные арабы обрели мужество и заговорили против восстания, и оно начало выдыхаться.
Еще год, и мятеж муфтия потерпел крах, но успел подорвать власть мандата. С самого начала англичане поставили себя в невозможное положение. Палестину дважды обещали - один раз евреям как их родину по декларации Бальфура, второй раз арабам как часть Великой Арабской страны.
В перерывах между бунтами и мятежами работали Британские комиссии по расследованию. Каждая выпускала Белую книгу, заговаривая о еврейской иммиграции и продаже земли. Всплывали планы раздела. По этим планам евреи должны были получить маленькую полоску земли от ТельАвива до Хайфы, а Иерусалим - постоянный статус международного города. Евреи были склонны принять раздел, но арабы на все предложения просто отвечали "нет". Большинство тех арабов, которые желали компромисса с евреями, были уничтожены сторонниками муфтия.
В апогее арабского восстания высокая британская комиссия сделала вывод, что возможности Британии управлять по мандату исчерпаны.
На европейском горизонте маячила война, и всякая попытка Британии притвориться беспристрастной к Палестине становилась явной. Издав Белую книгу комиссии, англичане окончательно отказались от своих обязательств по отношению к Родине евреев. Чтобы защитить британские интересы в регионе, британская политика должна была теперь любой ценой завоевать расположение арабов.
Накануне второй мировой войны миллионы европейских евреев оказались в ужасной западне. Белая книга отрезала им последние пути к побегу, призвав к отказу от всякой иммиграции евреев в Палестину и к прекращению продажи земли. И хотя мятеж муфтия потерпел крах, английская Белая книга заочно прочила ему победу.
С объявлением войны Германии почти весь арабский мир внутренне стал на сторону нацистов. Преданные всеми палестинские евреи заявили: "Мы будем драться на войне так, как будто нет никакой Белой книги, и мы будем драться с Белой книгой так, как если бы не было войны". В первые несколько дней сто тридцать тысяч мужчин и женщин из палестинских евреев вступили добровольцами в английскую армию.
Хаджи Ибрагим был в угрюмом настроении. Гидеон частенько покидал киббуц Шемеш по разным поводам, отправляясь то в пустыню, то на тренировки, а также и для подпольного снабжения оружием и помощи нелегальным иммигрантам. Иногда он уезжал на несколько месяцев. Каждый раз хаджи Ибрагим чувствовал себя неуютно. Разумеется, он никогда не заговаривал об этом.
Арабские погромщики жестоко обошлись с Табой. Две дюжины его жителей были убиты или пропали без вести. Хаджи Ибрагим понимал, что не будь Хаганы и Особых ночных отрядов, итог был бы куда хуже. Но он никак не мог заставить себя думать в благодарственных выражениях. Наоборот. Араб, дерущийся с арабом, был образом жизни, заведенным сотни лет назад. Спасение, пришедшее от евреев и англичан, было новым унижением.
- Ты слишком стар, чтобы идти на войну, - сказал хаджи Ибрагим Гидеону, наливая ему кофе.
- Не на эту, - ответил Гидеон.
- Если у тебя сто друзей, отбрось девяносто девять и подозревай сотого, - сказал Ибрагим. - Иногда я знаю, что ты мой единственный настоящий друг. Родственники и члены племени - это другое. Они не могут быть настоящими друзьями, потому что они соперники. Часто сыновья могут быть твоими врагами. Но религия не позволяет нам дружить с чужаками. Ну и кто же остается? Я в одиночестве. Я не могу встретиться с человеком и не думать о том, что это мой враг. А мы с тобой по крайней мере можем... можем разговаривать...
Ибрагим становился сентиментальным, и Гидеон сменил тему.
- Симха - новый секретарь киббуца. Ты с ним имей дело.
- Он в порядке. Он в порядке. Мы с ним поладим. Наверняка англичане собираются сделать тебя генералом.
- Да нет, ничего подобного.
- Полковником?
- Да всего лишь обычным советником по арабским делам.