Все только начинается Клайд считал, что ему здорово повезло. Не всякому доведется вот так, запросто, буквально с улицы устроиться к гному
| Вид материала | Документы |
- Ему не повезло: все попытки уйти из жизни вслед за погибшим сыном не увенчались успехом, 4950.09kb.
- Не повезло племени лярвов с вождем. Ну, что суров ладно, а вот то, что при нем холодать, 17.85kb.
- Как же здорово, когда все только начинается! Например путешествие, 27.9kb.
- Все кончилось в тот же вечер, что и началось. Тогда я затрепыхался; до сих пор беспокоюсь., 98.27kb.
- Сегодня начинается курс лекций, который я читаю для всех, кто хочет побольше знать, 300.22kb.
- Перевод с английского, 3131.91kb.
- Работая с детьми не первый год, я все чаще отмечаю, что «все новое это хорошо забытое, 82.79kb.
- Дано мне тело, 6054.78kb.
- Нравственные искания Андрея Болконского по роману, 28.78kb.
- Самый драгоценный дар, который человек получает от природы, здоровье. Недаром в народе, 91.98kb.
Дел для гостей нашлось действительно немало. Как поняла Марусенька, Тарсод с родича и сына старого друга денег не брал совсем, но с истинно гномской практичностью использовал две дармовые пары рук для своих нужд. Конечно, никто не стал приковывать их в дальних штреках. Но мстителям пришлось и навоз из стойла таскать, и перекладывать тяжелые ящики под руководством колдуна, меланхоличного мужчины, погруженного в свои мысли, но иногда с бесстрастным выражением лица рассказывающего смешные неправдоподобные истории:
– ...Ну, вырвал рыцарь у спящего Валакаса зубы, и быстренько вернулся к эльфам. Король увидел зубы-то и отдал ему в жены принцессу. Была пышная свадьба, и вот, в брачную ночь, слышит рыцарь стук в опочивальню. «Кто там?» – спрашивает. А за дверью голос: «Шещас ужнаеш!»...
Марусенька так и прыскала со смеху, едва не роняя свой груз, а колдун с еле заметной усмешкой косился на нее и начинал новый рассказ:
– Поспорили как-то кобольд, огр и хобгоблин: кому из них живется лучше. Кобольд говорит: вот у нас в пещерах все огромное...
Потом беглецы помогали старшим сыновьям Тарсода обходить коридоры и осматривать все щели, через которые во владения гнома-изгнанника могло проникнуть любое существо крупнее келтира. Глядя на спокойных плечистых крепышей, уже отрастивших короткие бороды, гостям было трудно представить напуганных мальчишек, привлекавших духов своим страхом. Теперь эта обязанность перешла к их младшим братьям и сестрам.
Марусенька осматривала каменные стены особо тщательно: ей все время чудилось, что остальные делают это как-то небрежно. В одном месте ее внимание привлек странный запах. От узкой, в ладонь, щели, несло прелой соломой. Но обстучав все камни поблизости, Марусенька не нашла никакого лаза.
– Мало ли, какие крысы могли натаскать себе в гнездо соломы из стойла? – пожал плечами старший тарсодов сын, Оранд. – Завтра законопачу тут все цементом, и дело с концом.
Наконец, настало время ужина. После бани и купания в горячем подземном озерке, распаренные и чистые до скрипа, гости отдали должное искусной домашней стряпне. Все обитатели подземного поселка собрались в большом зале гостевого дома. Пылал очаг с вечными углями, на которые для запаха подбрасывали то прутики яблонь, то можжевеловые шишки. Седди завел свой рассказ, даже для много раз слышавшей его Марусеньки звучащий, как пересказ эльфийской книжки про приключения. Гномишке снова стало странно – ведь она являлась персонажем этого повествования, будто героиня легенд. Порой она вставляла от себя несколько слов, поправляя Седди, но больше молчала. У караванщика был талант рассказчика, его хотелось слушать и слушать.
– Ну вот, я думаю, что Кселла с драконом не смогут нас учуять под землей да еще сквозь запах сернистой воды, – закончил Седди. – А долго рыскать над дорогами она не сможет, ей нужно возвращаться на север. Поэтому завтра мы без помех тронемся дальше.
– Ясненько, – неодобрительно покрутила головой жена Тарсода. – Все бы вам в переделки попадать. Ежли до сих пор везло в живых остаться, так нечего и лезть на рожон. Небось, друзья ваши все вместе соображают не хуже вас двоих. Надо было их слушать.
– Все мы молодыми были, – буркнул из угла рослый орк. – Месть не изменит прошлого, но чтобы понять это, нужно хоть раз отомстить.
– Да, чужая мудрость – как чужой меч. Кому по руке, а кому и не годится, – согласился с ним колдун. – Пусть идут. Я им свитков дам на всякий случай.
Жрец молча покачал головой, но ничего не произнес. Его молодое круглое гномское лицо казалось странным из-за совершенно белых бороды и волос. Гномишка косилась на него, но так и не решилась спросить что-либо.
– Если им в эльфийские земли, то может проводить их короткой дорожкой? – подмигнула мужу-орку повариха. – Которой мы за приправами ходим?
– Это можно, – солидно кивнул Тарсод. – Слышьте, горячки, есть у нас тоннель, почти к самой Парящей деревне выводит. Ежли хотите – проведем вас по нему. А нет – так не обидимся, может у вас наверху дела какие.
– Тоннель? – глаза гномишки загорелись. – Пожалуй, это лучшее, что я слышала за последние дни! Конечно, мы отправимся по тоннелю.
– Ну, по рукам, – кивнул Тарсод. – Завтра Оранд проводит вас до границы владения, дорогу покажет. Оттуда сами дойдете. Цепочка вам дверь откроет в конце.
Наутро беглецы попрощались с подземными жителями и в обществе молчаливого Оранда тронулись по длинному узкому тоннелю на север. Стены этого подземного тракта не были обработаны или украшены, только грубые следы кирки попадались на камнях, да потеки, которые оставляет магический огонь. Границу владения обозначала кованая решетка. Оранд открыл калитку и выпустил гостей. Полупрозрачные духи, колыхавшиеся между металлических прутьев, потянулись было к живым, но разочарованно отпрянули, подчиняясь договору с Тарсодом.
– Удачи! – кототко попрощался гном и неспешно двинулся обратно, вскоре скрывшись за поворотом.
Через несколько часов Седди и Марусенька достигли круглой пещерки, из которой по описанию Тарсода им предстояло попасть прямо в эльфийские рощи. Посреди пещеры на камне сидел жрец Марф.
– Тоже решил проводить нас? – насмешливо спросила Марусенька. Как обычно, стесняясь, она начинала топорщить свои колючки.
– Нет, просто мне оказалось по пути с вами, – усмехнулся жрец.
– Удивительное совпадение, – фыркнула гномишка. – Ты, наверное, хочешь сказать нам что-то мудрое? Только знай – я все равно не отступлюсь.
– Ты пылаешь ярко, как сухая ветка, – покачал головой жрец. – Для истиной мести жар должен быть скрытым, как вечный уголь, упавший внутрь твоего сердца. Я уверен, что ты пойдешь своей дорогой и получишь свои уроки, как задумано Богиней. Но если ты хочешь мудрости, я скажу тебе одну простую вещь. Если дикий вивер разорвал твоего врага, это не значит, что эта тварь вдруг стала твоим другом. Подумай об этом как-нибудь перед сном.
– Вот спасибо, – язвительно сказала гномишка. – Лучше дикий вивер на голову врагов, чем добрые советы друзей из кустов.
– Я хотел дать вам два полезных зелья, – улыбнулся жрец так светло, словно Марусенька поблагодарила его от всей души. – Может быть они пригодится вам в вашем путешествии. Твоя внешность, Седди, сын Доникора, навела меня на мысль о декокте, который мы обнаружили среди оставшихся от гигантов вещей. Он не творит особых чудес, не помогает в бою, но он меняет внешность любого разумного, и даже его ауру, видимую магам и жрецам. Если вам нужно будет стать неузнаваемыми, он вам поможет. А второе зелье – противоядие, которое я советую вам выпить немедленно.
– Мы покуда еще не отравлены, – удивился Седди.
– Оно спасет вас от яда, который может оказаться в питье, еде или даже воздухе повсюду на этом материке, – пояснил жрец. – Его действие не закончится через несколько часов. Оно будет с вами навсегда.
– И много ядов нам перестанет угрожать? – сбавив тон, поинтересовалась Марусенька.
– Только один, но самый коварный, – пояснил жрец. – Ваши друзья защищены от него, а вы нет.
– Наши друзья? Защищены от яда? – гномишка снова вытаращила глаза. Седди усмехнулся, глядя на нее.
– Я видел сон, – пожал плечами жрец. – Поэтому я тут. Большего мне не открылось. Вы будете пить? – и он вынул два пузырька с мутно-коричневой жидкостью.
– Конечно, мы выпьем эту бур... это зелье, – поспешно согласился Седди. – Я уверен, что твой сон был неспроста.
– А я не уверена ни в чем, – буркнула Марусенька, тем не менее тоже опрокидывая пузырек в рот. – Что делаешь ты в поселении изнанников, противясь воле наших Старейшин, а?
– Я тоже отправился мстить когда-то, – спокойно пояснил жрец. – Но Марф отвела меня от этого пути и направила на иной. Новый путь длиннее, но мне обещано, что он даст мне исцеление от жажды мести вернее, чем убийство.
– Тю, – махнула рукой гномишка. – Может, ты просто испугался? Может, ты не настоящий жрец?
– Нет, я просто пошел долгой дорогой ожидания. А вы ступайте своей дорогой. Я благословлю вас, чтобы развеять ваше неверие, – усмехнулся жрец и взмахнул руками. Оба путника ощутили прилив сил и бодрости, словно не пробирались подземными тропами несколько часов. – Прощайте! – с этими словами жрец слился со стеной и исчез.
– Похоже, все-таки настоящий жрец-то, – смутилась Марусенька. – А что он болтал про свою месть?
– Я слыхал, что всю его семью жестоко вырезали монстры под предводительством темных жрецов. Некоторых принесли в жертву, некоторых просто замучали. Он несколько лет потом искал свою невесту, которую вроде бы взяли в плен, но так и не нашел никаких ее следов. Он обучался у лучших мечников и собирал небольшой отряд для ответного рейда в некие развалины, но тут с ним произошло преображение и он стал жрецом.
– Глупость какая, – нахмурилась Марусенька. – Хотя, конечно, явись мне сама Марф, я бы тоже спорить не стала. Куда деваться, если богиня-то прикажет? Только она ведь всем подряд не является. Хотела бы я теперь получить от нее совет, как мне быть, да только тишина... – гномишка наморщила нос.
– Может быть, ты просто плохо прислушиваешься, – вздохнул Седди и шагнул из-под сводов тоннеля под серое предрассветное небо, дышавшее прохладой над эльфийскими рощами.
Глава 57. Крысы
Кых высунула нос из кустов с осторожностью перепуганного элпи. На поляне царила тишина, прерываемая только шипением догорающих углей костра и храпом кого-то из чужаков. Кых мысленно хмыкнула. Хмыкать вслух было бы крайне неосторожно. Она была уверена, что с другой стороны в эту же поляну уже вперилось не менее десятка жадных голодных взглядов. Но те, кто зашел со стороны ущелья, просчитались. Опытные торгаши поставили свои телеги и фургоны у глухой скальной стенки, а сами улеглись у прохода. Прокрасться к вожделенным товарам можно было только мимо чутко спящих воинов. Или... спуститься по заросшей плющом скале на тонкой ненадежной веревочке. Она одна решилась на это, и вскоре будет вознаграждена сытным ужином и парой полезных штуковин, которые можно продать или оставить себе.
Кых беззвучно оскалила зубки, прикрыв их вымазанной трявяным соком ладошкой. Она ловкая, очень ловкая, и ей не нужно ничьё покровительство. Живущие наверху скоры на расправу, но неуклюжи. Живущие внизу добренькие растяпы, но у них крепкие замки. В животе шевельнулся шершавый комок жеваной травы. Она не могла идти в ночь голодная. Урчание в животе могло запросто ее выдать. Кых попыталась наесться хоть чем-то. Но эта трава такая противная! Как только буйволы едят ее?
Кых скользнула под ткань ближайшего возка. По запаху она без труда определила, что в нем можно поживиться копченым окороком, колбасками и лепешками. Запах фруктов, доносящийся из соседней телеги, а так же запахи железа, сахара, муки, капусты, зерна и пряностей казались ей несъедобными. Она попросту не знала этих запахов.
Малышка нащупала у себя на поясе пару узелков. Конечно, риск сорваться будет больше, если она отвяжет две или три веревочки. И так весь криво сплетенный пучок шпагатов с трудом выдерживал ее. Но если она нагрузится едой и рухнет вместе с ней, будет хуже. К тому же ей нужны свободные руки, чтобы цепляться за плющ.
Вытащив из телеги массивный окорок, пару колец колбасы, мешочек с лепешками и какой-то резной ящичек, Кых привязала свои шпагаты к украденным вещам и скользнула в переплетение плюща. Ей удалось подняться довольно легко, почти не опираясь на ослабленную веревку. Торопливо озираясь, не подкрадывается ли кто со спины, Кых выудила из ущелья свою добычу. Окорок, колбасы и лепешки отправились в заплечный мешок. А вот ящиком она решила заняться немедленно. Нелепо тащить такой громоздкий предмет вниз. Она и так перегружена. Вдруг там внутри окажется какая-нибудь ерунда?
Несколько движений ножа – и крышка, жалобно заскрипев, открылась со стороны вырванных из дерева петель. С щелчком сработала ловушка, встроенная в замок. Если бы Кых попыталась воспользоваться отмычкой или просто поковырять ножиком в скважине, она могла бы остаться без пальцев. А так три обоюдоострых лезвия только искрошили крышку шкатулки, спрятанной в ящике. Кых отбросила их палочкой – вдруг отравленные? Шкатулку она кинула на валун, стоящий чуть ниже по склону. Полированое дерево треснуло и на траву вывалились золотые монеты и круглый сверток.
Из леса послышались шаги. Шел кто-то из своих, почти бежал. Нужно было сматываться. Пусть думают, что она прорыдала всю ночь в какой-нибудь расщелине. У нее теперь есть запас еды на пару недель, деньги и эта круглая штука, которую, возможно, удастся продать возле тракта.
Кых запихала монеты в рот, за щеку и как можно бесшумнее скользнула в щель, уводящую в глубину скалы. Она знала, что никто не сможет протиснуться следом за ней, но арбалетная стрела вполне могла догнать беглянку. Поэтому только за поворотом узкого лаза она перевела дух. Еще пара сотен локтей – и яма со льдом укроет ее запасы. Тут не ходят твари, тут не шастают гномы, и никто из мелких не сможет забраться так высоко. А старшие... они еще пожалеют, что прогнали ее! Им сюда просто не протиснуться!
Прежде чем отправляться вниз, Кых до отвала наелась. Это заняло несколько часов. Она ела крохотными кусочками, медленно пережевывая, и все равно в какой-то момент травяной ком рванулся из желудка наружу. Отдышавшись и заев мерзкий вкус подтаявшим льдом, она снова начала перемалывать во рту нежнейшее мясо с хрустящей сытостью лепешки. Наевшись, Кых сунула в рот дольку дикого чеснока. Многие в коридорах заедали жгучей травой мучительный голод. Вот если кто-то учует, что он нее пахней окороком, ей будет гораздо хуже.
Свернув в свою спальню, больше похожую на волчью конуру, Кых напряженно прислушалась. Далеко наверху осыпались камушки и слышался мерных шум шагов. Воришки возвращались. С добычей или нет – ей нет никакого дела. Кых скользнула в отверстие и поскорее замоталась в грязные шкуры. Нож она сжимала в кулаке, спрятав лезвие за обшлагом широкого грязного рукава. Если они решат ее убить, она заберет с собой двоих или троих. Они еще не знают, что у нее есть оружие. И что она училась им пользоваться тоже не знают. Но шаги прошелестели мимо. Чья-то голова сунулась было в отверстие, но тут же убралась с ехидным смехом.
– Нажралась чеснока и дрыхнет! – произнес сиплый шепот.
– Ничего, жрать захочет – поумнеет, – отозвался другой, от которого ненавистью сводило скулы и затылок. – Но мы тогда захотим от нее гораздо больше, чем вчера, правда?
– Точняк! – приглушенный, и от этого еще более опасный смех затих вдали. Кых уколола себя кончиком ножа в палец и яростно прошептала:
– Я вернусь когда-нибудь, уроды, и вырежу сердце каждому из вас!
Она облизала кровь с пальца и выбралась из своего убежища, настороженно прислушиваясь. Нужно проведать мелкоту. Это самое важное дело, которое ей оставила мама.
Соблюдая предельную осторожность, она ввинтилась в особо узкую расщелину и оказалась в просторной пещерке, где на охапках сена возились малыши. Если бы не Кых, большинство их них было бы обречено на гибель. Оторванные от матерей, еще не умеющие ни добывать себе пищу, ни защищаться от тварей и тех, кому вздумается поразвлечься, дети тут умирали десятками до того как ее мама занялась ими. Там, в глубине штрека, они вдвоем долбили в мягком песчаннике общие могилы и хоронили крохотные тела. А живых относили в этот закуток.
Кых провела в этой пещерке долгие годы. Они с мамой выползали наверх через извилистый ход, начинающийся в низком своде. Никто из детей не мог последовать туда за ними. Расщелину, ведущую в коридор, мама завалила до половины камнями. Тех, кто перелезал эту преграду, уже можно было отпускать в общие коридоры. Некоторые из них все равно погибали – нелепо, случайно. Но тут уж ничего не поделаешь. Некоторые возвращались сюда, в безопасное гнездо. Они здорово помогали Кых. Особенно те из них, кто мог видеть, слышать и говорить.
Лишенные зрения, слуха или языка выживали реже. Уродливые обрубки во рту плохо справлялись с едой и питьем, все выливалось из дрожащих ротиков и дети голодали. Слепые могли расшибиться даже в этом замкнутом пространстве, а глухим сложнее всего было ориентироваться в подземном мире.
Некоторое время назад надсмотрщики негласно одобрили выхаживание рабских ублюдков. Еще бы, ведь тут подрастали новые рабы! С тех пор они стали подбрасывать Кых какую-нибудь пищу или приволакивать кувшин-другой кислого молока. Но этого было недостаточно. Поэтому она продолжала добывать и добывать еду. Хорошо еще, что в пещерке был родник с чистой водой, всегда можно было напиться или вымыть замухрышек. Мама поясняла Кых, что от грязи дети могут заболеть и умереть. Поэтому их нужно обязательно мыть. Правда, от ледяной воды некоторые тоже болели. Но немногие. Постепенно все к ней привыкали и переставали даже дрожать.
Сегодняшней подачкой от надсмотрщиков был мешок подгнивших яблок. Три малышки постарше уже старательно чистили фрукты осколками кремня, а четверо мальчишек тщательно пережевывали их для тех, кто еще не обзавелся полным комплектом зубов. К счастью, таких было мало: стражники предпочитали не отнимать у матерей совсем грудных детенышей, правда иногда кормящие матери тоже погибали в забоях.
Кых принесла детям ветчины. На упоительный запах стали сползаться даже самые изуродованные и безучастные. Кых резала мясо тонюсенькими ломтиками и вкладывала в жадные ротики. Завтра она принесет им яиц, много яиц. Сегодняшний караван спутал ее планы, а ведь она уже три дня назад нашла кладку угольной ящерицы. Там около сотни кожистых кругляшей, дети будут сыты до отвала. Яйца можно пить сырыми, можно испечь в крохотном очаге, который Кых всегда тщательно задвигала плоским камнем, как заслонкой. Если кто-то из озорников подпалит сухие подстилки, пещера может превратиться в огненный ад в считанные секунды. Тут все меры безопасности сыграют против малявок. Большая часть просто погибнет – обгорит или задохнется. Но и обходиться совсем без очага Кых было трудно. Поэтому она раздобыла горсть вечных углей и обустроила печурку.
Нельзя было сказать, что Кых не любила этих детей. Пожалуй, она вообще не понимала, что такое любовь. Дети были необходимостью, обязательным условием ее существования. Так велела мама. У мамы был план, и Кых его воплотит.
После ужина она посадила старших детей учиться писать и читать. Подчинялись они ей беспрекословно. Власть кормящего в подземельях практически безгранична. Кых это иногда доставляло удовольствие, и она позволяла себе покомандовать: например, заставить старших мыть малышей без ее участия или убираться самим, сгребая отсыревшую и вонючую траву с пола в мусоный отвал. Но она делала это нечасто. Лучше наприседаться с замарашками у родника до ломоты в спине, чем обнаружить через день на недомытых попах и спинах свежие язвы.
– Пишите: е-да хо-ро-ша, – диктовала она ученикам. Те царапали палочками по мягким листьям черного плюща, который Кых собирала возле поздемных озер.
– Во-да хо-лод-на. Мя-со со-ле-но-е. Не-бо си-не-е...
– Кых, а когда мы увидим небо? – робко спросила самая старшая из детей, Ти.
– Посмотрим, – отмахнулась от нее строгая воспитательница. – Сейчас там опасно.
Всего несколько дней назад было ни капли не опасно, потому что Кых была не одна. Она входила в группировку западных коридоров, она была допущена к вожаку Грою, она читала ему по вечерам эльфийские романы и получала лишний кусок мяса. Подростки жили в пещерах своей, полузвериной-полурабской жизнью. Часто надсмотрщики угоняли группу ребят постарше на какие-нибудь работы. Но они никогда не вмешивались в разборки группировок и не трогали вожаков со свитой, если те не зарывались. Поэтому жизнь Кых несколько лет текла легко и спокойно. Она отрабатывала повинность на несложных работах, вроде расчистки коридоров после оползня, возилась с детьми и читала вожаку своей группировки книжки. Грамотных в пещерах было очень мало, и ее умение ценилось не меньше, чем талант слагавшего песенки полуэльфа или фокусы юркого мальчишки, уверявшего, что его отец был придворным паяцем какого-то князя. Кых заодно поручалось записывать всякие важные вещи или писать списки для надсмотрщиков. Но Грою стало мало красивых описаний из книжек. В свои восемнадцать человеческих лет он выглядел уже совсем взрослым мужчиной. Тощие девчонки из его окружения быстро ему надоели. Почему он обратил внимание на Кых, которая едва доходила ему ростом до подмышки, было непонятно. Но, увы, это произошло. У Кых было право отказаться – на первый раз. Потерять все – положение в коридорах, привилегии, пайку, но уйти целой. Она выбирала долгих 10 или 15 секунд. Потом развернулась и молча ушла. Говорить было не о чем.
Охота на нее начнется завтра или послезавтра. Если Грой не передумает. Отсиживаться в детской пещере она не сможет – если решат достать, то все равно продолбятся как-нибудь, но при этом детям тоже достанется.
Нужно уходить самой и уводить детей. У мамы когда-то был план, была и карта, нарисованная на лоскуте, бывшем когда-то нижней юбкой. Но она хотела, чтобы Кых подросла. И дети подросли. Но детей все время приносили новых. И приносят до сих пор. А Кых может быть и вытянется еще на ладонь в высоту, но вряд ли станет могучим силачом, типа зеленых полукровок. Вон уже сейчас Ти выше нее и шире в плечах. А кроме Ти у нее есть Мар и Рео – тоже зеленокожие и сильные до жути. Придется им потрудиться.
Кых все привыкла делать очень тщательно. Так ее учила мама. Поскольку маме отрезали язык еще до рождения Кых, ей пришлось обучить Кых читать как можно раньше. Кых – это так мама произносила имя своей дочки. По-другому не получалось. И сама Кых тоже сначала пыталсь говорить как безъязыкая: кых да ыгы, да мы-мы. Если бы тогда с ними не жила старая Дилина-Вонючка, Кых могла совсем не научиться говорить. Но Вонючка была очень болтливая старуха. Рядом с ней заговорил бы и камень. А мамины слова-письма приходилось разбирать медленно, старательно складывая слоги в слова. И все указания мамы Кых выполняла так же поэтапно и старательно. Она до сих пор так и жила – словно читая свою жизнь по мятому листку плюща по слогам.