Скотт. Пуритане Вальтер Скотт. Собр соч в 8 томах. Том М.: Правда, Огонек, 1990 Перевод А. С. Бобовича

Вид материалаРеферат
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   38
Глава XLIV


Но оторвать померкнувших очей

Не мог он от Эмилии своей;

Лежал он молча и уже без сил,

Потом сжал руку ей и дух свой испустил.


"Паламон и Арсит"


Нездоровье приковало Эдит к постели на весь тот памятный день, когда

ее так сильно потрясло внезапное появление Мортона. На следующее утро,

узнав, что она чувствует себя много лучше, лорд Эвендел снова вернулся к

своему решению покинуть Фери-ноу. Незадолго до полудня в комнату Эдит вошла

леди Эмили, необычно сдержанная и серьезная. Поздоровавшись, она заметила,

что хоть ее новость и тяжела для нее самой, но снимет с мисс Белленден

немалое бремя.

- Мой брат, - сказала она, - сегодня уезжает из Фери-ноу.

- Уезжает! - воскликнула мисс Белленден, пораженная этим известием.

Надеюсь, к себе?

- Я имею основания предполагать, что он задумал более дальнее

путешествие, - ответила леди Эмили. - Что может его теперь здесь

удерживать?

- Боже милостивый! - воскликнула Эдит. - Зачем я родилась на горе

всем, кто мужественен и благороден! Что нужно сделать, чтобы удержать его

от этого рокового шага? Я сейчас выйду к нему. Скажите, что я умоляю его

поговорить со мною перед отъездом.

- Это бесполезно, мисс Белленден. Но я скажу ему о вашем желании.

Она вышла с тем же безразличным видом, с каким вошла, и сообщила

брату, что мисс Белленден чувствует себя лучше и изъявляет желание сойти

вниз и повидаться с ним до отъезда.

- Я думаю, - добавила она с раздражением, - что надежда в скором

будущем избавиться от нашего общества принесла исцеление ее расшатанным

нервам.

- Сестра, - сказал лорд Эвендел, - ты несправедлива или завидуешь.

- Несправедлива, Эвендел, возможно, но я никогда не думала, - сказала

она, взглянув на себя в зеркало, - что меня могут упрекнуть в зависти, не

имея на то более веских причин. Но пойдем к леди Маргарет; она готовит

настоящее пиршество. Тут можно было бы накормить целый отряд, если б он у

тебя был.

Лорд Эвендел молча последовал за нею в гостиную, зная, что бесполезно

бороться с ее предубеждением и оскорбленной гордостью. Стол был накрыт под

тщательным наблюдением леди Маргарет и уставлен всякими яствами.

- Вряд ли вы будете утверждать, милорд, что вы сегодня утром

позавтракали; перед отъездом вам нужно отведать хотя бы того, что в

нынешних обстоятельствах могут предложить обитатели этого скромного дома,

которые перед вами в таком долгу. А я люблю, чтоб, уезжая на охоту или по

делу, молодые люди как следует подкреплялись, и я говорила об этом его

священнейшему величеству, когда он завтракал в Тиллитудлеме в году от

рождества Христова тысяча шестьсот пятьдесят первом, и его священнейшее

величество изволил ответить на это, подняв и выпив за мое здоровье кубок

рейнвейна: "Леди Маргарет, вы говорите совсем как оракул горной Шотландии".

Таковы были подлинные слова его величества короля, так что ваша честь может

судить, опираюсь ли я на высокий авторитет, когда настаиваю, чтобы молодые

люди не отказывались от завтрака.

Нетрудно догадаться, что значительную часть этой речи почтенной леди

лорд Эвендел пропустил мимо ушей, так как напрягал слух в ожидании легких

шагов Эдит. Его рассеянность, вполне, впрочем, естественная, обошлась ему

дорого. Пока леди Маргарет исполняла обязанности радушной хозяйки, роль,

которую она играла с большим удовольствием и искусством, - к ней подошел

Джон Гьюдьил, прервавший ее на полуслове. Как обычно, возвещая хозяйке дома

о приходе лица незначительного, он сказал:

- Там один хотел бы переговорить с вашей милостью.

- Один? Что это еще за один? Разве у него нет своего имени? Вы так

разговариваете со мной, словно я держу лавочку и выхожу к каждому, лишь

только мне свистнут.

- Да, сударыня, у него есть свое имя, - ответил Джон, - но только

вашей милости неприятно его услышать.

- Что это значит? Какую чепуху вы городите!

- Это Теленок Джибби, миледи, - сказал Джон сверхпочтительным тоном,

хотя обычно позволял себе отступления от этикета, полагаясь на свои заслуги

старого, преданного слуги, не покинувшего господ в беде. - Если уж ваша

милость стоит на своем, так это не кто иной, как Теленок Джибби, который

пасет за мостом коров Эдди Хеншоу; в Тиллитудлеме его звали Гусенком

Джибби, и он отправился на боевой смотр и там...

- Помолчите немного, Джон, - сказала старая леди, с достоинством

поднимаясь из-за стола, - вы позволяете себе дерзость, полагая, что я стану

разговаривать с этим человеком. Пусть он сообщит о своем деле либо вам,

либо Хедригу.

- Он и слышать об этом не хочет, миледи; он твердит, что пославший его

велел передать эту вещь только вам или лорду Эвенделу, никому другому. По

правде говоря, он не очень-то трезвый, да и остался таким же дурачком,

каким был.

- В таком случае гоните его, - сказала леди Маргарет, - и прикажите

ему прийти завтра утром, когда протрезвится. Наверно, он хочет попросить у

нас какой-нибудь милости как бывший слуга нашего дома.

- Может статься, миледи: он, бедняга, в лохмотьях.

Гьюдьил еще раз сделал попытку выяснить, в чем состояло поручение,

данное Джибби: оно действительно было исключительной важности, так как то

были несколько строк Мортона к лорду Эвенделу, извещавшие последнего о

грозящей ему со стороны Олифанта опасности и умолявшие либо немедленно

искать спасения в бегстве, либо выехать в Глазго и отдаться властям, где

он, Мортон, мог бы обеспечить ему покровительство. Эта наспех составленная

записка была вручена Мортоном Джибби, которого он увидел вместе с

находившимся под его опекою стадом у моста. Он велел ему сразу же идти в

Фери-ноу и передать ее в руки лорда Эвендела, подкрепив свое поручение

двумя долларами.

Но судьбе, видно, было угодно, чтобы участие Джибби в делах семейства

Белленден в качестве гонца или в качестве воина неизменно кончалось

неудачно. Как назло, он застрял в кабаке, чтобы проверить, хорошие ли

монеты дал ему его наниматель, и притом так основательно, что, когда

добрался до Фери-ноу, скудная доля рассудка, отпущенная ему природой, была

окончательно потоплена в эле и бренди. Вместо того чтобы спросить лорда

Эвендела, он пожелал говорить с самой леди Маргарет, имя которой было более

привычно для слуха. Его к ней не допустили, и Джибби, пошатываясь, поплелся

назад, оставив письмо у себя и выполнив в точности инструкции Мортона в

одном-единственном пункте, и именно в том, в котором нарушить их было бы

весьма кстати.

Через несколько минут после его ухода в гостиную вошла Эдит. Она и

лорд Эвендел были смущены этой встречей; леди Маргарет, которой, не сообщая

о происшедшем, сказали только о том, что их брак на время отложен из-за

недомогания ее внучки, объясняла охватившее их смущение робостью жениха и

невесты и, чтобы их не стеснять, затеяла светский разговор с леди Эмили.

Воспользовавшись удобным моментом, Эдит, лицо которой стало

мертвенно-бледным, невнятно и сбивчиво прошептала лорду Эвенделу, что ей

нужно сказать ему несколько слов. Он предложил ей руку и проводил в

маленькую комнатку, которая, как мы уже сообщали, находилась рядом с

гостиной. Усадив ее в кресло и усевшись возле нее, он приготовился слушать.

- Я очень смущена, милорд, - были первые слова, которые она смогла

выговорить, да и то с трудом. - Я, право, не знаю, что я должна сказать и

как к этому приступить.

- Если мое присутствие для вас тягостно, - мягко сказал лорд Эвендел,

- то вскоре вы от него избавитесь.

- Значит, вы решили, милорд, пуститься на эту отчаянную затею в

содружестве с этими отчаянными людьми, несмотря на свой трезвый и

проницательный ум, несмотря на настояния ваших друзей, несмотря на верную

гибель, которая вас ожидает?

- Прошу прощения, мисс Белленден, но даже ваши увещания не могут меня

удержать, раз дело идет о моей чести. Мои кони оседланы, мои слуги готовы к

походу, и сигнал к восстанию будет подан, как только я прибуду в Килсайт! И

если меня призывает моя судьба, я не стану бежать от нее. Умереть, -

добавил он, беря ее руку, - вызвав в вас сострадание, раз я не смог

добиться любви, для меня тоже немалое утешение.

- О милорд, останьтесь! - произнесла Эдит голосом, проникшим ему в

самое сердце. - Кто знает, быть может, время принесет разъяснение странным

событиям, которые так меня потрясли, и мои возбужденные нервы, может быть,

успокоятся. О, не торопитесь навстречу гибели! Оставайтесь с нами, будьте

нашей опорой и надейтесь на всесильное время!

- Слишком поздно, Эдит, - сказал лорд Эвендел. - Было бы очень

неблагородно злоупотребить вашим расположением и вашими добрыми чувствами.

Я знаю: любить меня вы не можете; ваша скорбь так сильна, что она вызвала

образ умершего или отсутствующего; это говорит о вашем чувстве к другому, и

чувстве настолько глубоком, что мне остается рассчитывать лишь на вашу

дружбу и благодарность.

В этот момент в комнату ворвался запыхавшийся и испуганный Кадди.

- О милорд, прячьтесь, они окружили дом! - было его первое

восклицание.

- Кто они? - спросил лорд Эвендел.

- Кавалерийский отряд во главе с Бэзилом Олифантом, - торопливо

ответил Кадди.

- Прячьтесь, милорд! - повторила за Кадди перепуганная насмерть Эдит.

- Клянусь небесами, не стану я прятаться! - вскричал лорд Эвендел. -

Какое право имеет этот мерзавец осаждать меня в чужом доме или

останавливать на дороге? Я проложу себе путь даже в том случае, если

придется сразиться с целым полком; скажите Хеллидею и Хентеру, пусть

выводят коней... А теперь прощайте, Эдит! - Он обнял ее и нежно поцеловал.

Затем, вырвавшись из рук леди Эмили и леди Маргарет, пытавшихся его

удержать, он выбежал из дома и вскочил на коня.

Все были в смятении; женщины, крича, бросились к окнам; отсюда они

могли разглядеть кучку всадников, из которых, видимо, лишь двое были

солдаты. Они были уже на открытом лугу перед хижиной Кадди, где начинался

подъем к усадьбе; и медленно, соблюдая меры предосторожности, приближались

к дому, ожидая, очевидно, встретить сопротивление.

- Он может спастись, он еще может спастись! - повторяла Эдит. - О,

если бы он свернул на боковую дорогу!

Но лорд Эвендел, решив грудью встретить опасность, которая его

отважной душе представлялась меньше действительной, приказал слугам

следовать за ним по пятам и спокойно направился вниз по главной аллее.

Старый Гьюдьил побежал за оружием; Кадди схватил ружье, выданное ему для

охраны дома, и последовал за лордом Эвенделом. Поспешившая на тревогу

Дженни тщетно цеплялась за его платье, суля ему смерть на плахе или на

виселице "за то, что суется в чужие дела".

- Замолчи, сучья дочь, - рявкнул Кадди, - кажется, говорю тебе

по-шотландски. Разве чужое дело смотреть, как лорда Эвендела прикончат у

меня на глазах? - Сказав это, он махнул рукой и понесся вниз по аллее.

Впрочем, сообразив по дороге, что, за отсутствием Джона Гьюдьила, он

окажется единственным пехотинцем, он занял выгодную позицию за оградой,

вставил новый кремень, взвел курок и, прицелившись в хозяина Бэзила, как он

его называл, приготовился к действию.

Как только лорд Эвендел выехал из аллеи, отряд Олифанта расступился,

чтобы его окружить. Их начальник и еще трое хорошо вооруженных людей, из

которых двое были драгуны, а третий одет в деревенское платье, не

сдвинулись с места. Впрочем, крепкое сложение, хмурое злое лицо и

решительные движения третьего свидетельствовали, что он - наиболее опасный

противник из всех. И тот, кому доводилось встречать его прежде, без труда

узнал бы в нем Белфура Берли.

- За мной! - приказал лорд Эвендел слугам. - И если нам помешают,

делайте то же, что я. - Он направил коня легкою рысью прямо на Олифанта и

уже собирался его спросить, на каком основании тот загораживает ему путь,

как Олифант закричал: "Стреляйте в предателя!" - и все четверо одновременно

разрядили свои карабины в несчастного лорда. Он пошатнулся в седле, вытащил

из кобуры пистолет, но не смог выстрелить и свалился с коня, раненный

насмерть. Его слуги вскинули карабины: Хентер выпалил наудачу, Хеллидей,

смелый и решительный парень, прицелился в Инглиса и уложил его наповал. В

то же мгновение из-за ограды раздался еще один выстрел, отомстивший за

смерть лорда Эвендела, так как пуля попала в лоб Бэзилу Олифанту, и он

замертво упал на землю. Его люди, пораженные столь быстрым возмездием, не

трогались с места, не зная, что предпринять, но Берли, загоревшийся боевым

пылом, воскликнул: "Смерть мадианитянам!" - и с палашом в руке бросился на

Хеллидея. В этот момент послышался топот, и кавалерийский отряд, несясь во

весь опор по дороге из Глазго, начал разворачиваться на роковом поле. Это

были драгуны, которых вел голландский генерал Виттенбольд, сопровождаемый

Мортоном и представителем гражданских властей.

Предложению немедленно сдаться, сделанному во имя Бога и короля

Вильгельма, повиновались все, за исключением Берли, который, надеясь

скрыться, повернул коня и пустил его вскачь. Несколько солдат под командою

офицера бросились за ним в погоню, но только двоим, чьи кони оказались

выносливее, почти удалось настигнуть его. Он дважды, не торопясь, обернулся

в седле и, разрядив сначала один, а потом и второй пистолет, ускакал от

преследователей, смертельно ранив одного из драгун и подстрелив лошадь

другого. Так он скакал до Босуэлского моста, где, на его беду, ворота

оказались запертыми и под сильной охраной. Повернув, он примчался к берегу

Клайда и, отыскав подходящее место, устремился в воду; пули

преследователей, стрелявших из карабинов и пистолетов, свистели вокруг

него, и, когда он был уже на середине реки, в него одна за другою попали

две пули. Почувствовав, что опасно ранен, он поворотил коня назад к левому

берегу, показывая жестами, что сдается. Кавалеристы прекратили стрельбу,

дожидаясь его возвращения. Двое из них въехали в воду, чтобы схватить его и

обезоружить. Но вскоре выяснилось, что он хотел отомстить, а не сдаться и

спасти себе жизнь. Приблизившись к обоим солдатам, он собрал последние силы

и нанес одному из драгун страшный удар по голове, сваливший того с седла.

Второй, дюжий и мускулистый, в то же мгновение уцепился за Берли. Тот, в

свою очередь, сдавил ему горло, словно тигр, который, издыхая, не выпускает

добычи, и оба, упав с коней во время схватки, оказались в воде. Их увлекло

течением. За ними тянулся кровавый след. Стоявшие на берегу видели, как они

дважды оказывались на поверхности воды; голландец пытался плыть, но Берли

не выпускал его из рук, решившись, видимо, погубить его вместе с собой. Их

трупы были найдены на четверть мили ниже по течению Клайда. Так как

освободить драгуна из цепких объятий Берли можно было, лишь обрубив

последнему руки, их поспешили зарыть в одной общей могиле, на которой и

посейчас сохраняется нескладный надгробный камень с высеченной на нем еще

более нескладной эпитафией*. И пока душа этого мрачного фанатика летела в

небо, чтобы отдать отчет в своем земном бытии, душа храброго и благородного

лорда Эвендела также покидала его бренное тело. Увидев, что произошло с

лордом Эвенделом, Мортон спрыгнул с коня, чтобы оказать посильную помощь

своему сраженному насмерть другу. Тот сразу его узнал, но, не в силах

что-либо выговорить, дал понять знаками, чтобы его перенесли в дом. Это

было сделано со всею возможной осторожностью; его окружили опечаленные

друзья. Впрочем, шумное горе леди Эмили намного уступало безмолвной скорби

Эдит. Еще не зная о присутствии Мортона, она заключила в объятия

умирающего. Она не знала и о том, что судьба, отнимая у нее одного

преданного поклонника, возвращала ей, словно воскресшего из мертвых,

другого, - до тех пор пока лорд Эвендел, взяв их руки в свои, не сжал их с

глубоким чувством и не соединил вместе, после чего возвел к небу взор, как

бы моля о благословении их союза, откинулся на подушки и тотчас испустил

дух.

______________

* Благородный читатель! Я попросил моего почтенного друга Питера

Праудфута, странствующего торговца, известного многим в стране честностью и

порядочностью не менее, чем своими муслинами, батистами и мелким товаром,

чтобы при первой поездке в эти места он достал мне точную копию упомянутой

эпитафии. Согласно его сообщению, которому я не имею оснований не доверять,

она звучит следующим образом:

Здесь камень прах земной хранит,

Джон Белфур Берли здесь лежит,

Он полон пламенного рвенья,

За лигу требовал отмщенья,

В бою при Магусе он был,

Он Джеймса Шарпа умертвил,

И здесь, голландцами сражен,

Был в воды Клайда брошен он.

(Прим. автора.)


ЗАКЛЮЧЕНИЕ


Я решил было освободить себя от труда писать заключительную главу,

предоставив читателю дорисовать в своем воображении все происшедшее после

смерти лорда Эвендела. Но, понимая, что нарушение сочинителем давней

традиции, даже если оно удобно и ему и читателям, вызовет неудовольствие,

я, признаюсь, был в большом затруднении, когда, к моему счастью, меня

пригласила на чашку чая мисс Марта Баксбоди, еще не старая женщина, с

большим успехом занимавшаяся в течение добрых сорока лет изготовлением

дамских нарядов для Гэндерклю и окрестностей. Зная ее пристрастие к

повестям подобного рода, я попросил ее просмотреть накануне моего посещения

эти разрозненные в то время листы и помочь мне опытом, который она

накопила, прочитав все книги в трех библиотеках для чтения в Гэндерклю и

двух соседних городках, где бывают базары. И когда с трепещущим сердцем я

предстал перед нею в назначенный вечер, я нашел ее весьма склонной

удостоить меня похвального отзыва.

- Никогда еще, - сказала она, протирая очки, - ни один роман, кроме

"Истории Джемми и Дженни Джессеми", не приводил меня в такое волнение, - но

там действительно настоящий пафос. А что касается вашего плана отказаться

от заключения, то он никуда не годится. На протяжении вашего повествования

вы сколько угодно можете щекотать наши нервы, но, если вы не обладаете

талантом автора "Юлки де Рубинье", никогда не омрачайте конца. Пусть в

последней главе блеснет солнечный луч: это совершенно необходимо.

- Мне было бы очень легко, сударыня, повиноваться вашему пожеланию:

ведь обе четы, в которых вы по своей доброте принимаете столько участия,

прожили долгую счастливую жизнь, произведя на свет сыновей и дочерей.

- Нет нужды, сэр, - сказала она с упреком, - пускаться в подробности

относительно их супружеских радостей. Но почему бы вам не сказать несколько

слов об ожидавшем их счастье?

- Но, сударыня, - возразил я, - вы же знаете, что всякая книга

становится менее интересной по мере того, как автор подходит к концу; тут

то же, что с вашим чаем. Это превосходный зеленый чай, но в последней чашке

он неизбежно окажется и более слабым, и менее вкусным. Если я нахожу, что

последняя чашка не становится лучше оттого, что на ее дне вы обычно

находите нерастаявший сахар, то я также думаю, что рассказ, выдыхаясь к

концу, может быть только испорчен нагромождением различных подробностей,

которые и без того должны быть ясны читателю, - и это даже в том случае,

если автор не пожалеет на них своих самых ярких эпитетов.

- Это не так, мистер Петтисон, - сказала почтенная леди, - вы

состряпали заключительные главы вашей истории очень поспешно и крайне

неловко, я сказала бы, что вы сметали их неизящно, на живую нитку, и я в

моем деле задала бы хорошую трепку даже самой молоденькой ученице,

выпустившей из своих рук такую скверную и неряшливую работу. Если вы не

исправите этой грубой ошибки, рассказав нам подробно о свадьбе Мортона и

Эдит и о том, что стало с другими действующими лицами вашей повести,

начиная с леди Маргарет и кончая Гусенком Джибби, предупреждаю вас, никто

не скажет, что вы добросовестно сделали вашу работу.

- Ну что же, - ответил я, - у меня такое обилие материала, что я,

вероятно, смогу удовлетворить ваше любопытство, сударыня, если только вы не

потребуете уж очень мелких подробностей.

- В таком случае, - сказала она, - первое и самое важное: получила ли

леди Маргарет свое состояние и свой замок?

- Да, сударыня, получила, и притом самым простым путем: как наследница

своего достопочтенного кузена Бэзила Олифанта, не оставившего после себя

завещания. Таким образом, после смерти того, кто при жизни так упорно и

коварно ее преследовал, ее состояние не только осталось в прежних размерах,

но и несколько возросло. Джон Гьюдьил, восстановленный в своей давней

должности, стал еще более важным, чем прежде, а Кадди с величайшим

восторгом занялся обработкой земель Тиллитудлема и водворился в своей

старой хижине, но, как человек осторожный, никогда не хвалился тем метким

выстрелом, который возвратил и его госпоже, и ему их прежние резиденции. "В

конце концов, - сказал он Дженни, от которой у него не было тайн, - старый

Бэзил Олифант был двоюродным братом моей госпожи, и к тому же лицом

значительным; правда, насколько я понимаю, он действовал против закона, не

предъявив приказа о задержании и не предложив лорду Эвенделу сдаться, и

хотя я столько же думаю о том, что его укокошил, как если бы пристрелил

куропатку, все же лучше об этом помалкивать". Он не только умолчал о своем

подвиге, но искусно поддерживал слухи, будто это сделал старый Гьюдьил, за

что и получил изрядную толику стаканчиков бренди, поднесенных ему

дворецким, который, резко отличаясь характером от благоразумного Кадди, был

склонен скорее преувеличивать, чем преуменьшать свою доблесть. Слепая вдова

была обеспечена до конца своей жизни; позаботились и о маленькой провожатой

Мортона к водопаду. Что касается...

- Но какое отношение имеет все это к свадьбе, к свадьбе главных

действующих лиц?.. - прервала меня мисс Баксбоди, нетерпеливо постукивая по

своей табакерке.

- Свадьба Мортона и мисс Белленден была отложена на несколько месяцев,

потому что их обоих глубоко опечалила смерть лорда Эвендела. А потом они

поженились.

- Надеюсь, не без согласия леди Маргарет, сударь? - спросил

непреклонный критик. - Я люблю книги, поучающие молодых людей повиноваться

воле родителей. В середине романа молодым людям не возбраняется влюбляться

без их согласия, но в конце концов они все же должны получить их

благословение на брак. Даже старый Делвил и тот принял в семью Сесили, хотя

она и была дочерью человека низкого происхождения.

- И здесь, сударыня, произошло то же самое, - подтвердил я. - Леди

Маргарет ответила согласием на предложение Мортона, хотя старый ковенантер,

его отец, долгое время ее немало смущал. Эдит была единственным упованием,

и она хотела видеть ее счастливой. Мортон, или Мелвил-Мортон, как чаще его

называли, стоял так высоко во мнении света и был во всех отношениях такой

завидною партией, что она отказалась от своих прежних предубеждений и

утешилась мыслью о том, что браки заключаются на небесах, как ей заметил,

по ее словам, его священнейшее величество блаженной памяти король Карл II,

когда она показывала ему портреты ее прадеда Фергюса, третьего графа

Торвуда, красивейшего мужчины своего времени, и его второй жены, графини

Джейн, горбатой и одноглазой. Таково было замечание его величества короля,

говорила она, в одно памятное ей на всю жизнь утро, когда он почтил ее

посещением и изволил у нее завтракать...

- Достаточно, - сказала мисс Баксбоди, снова прерывая меня. - Если она

приводила столь авторитетное мнение, чтобы объяснить свое согласие на

мезальянс, то и у меня нет никаких возражений. Ну, а как же старая

миссис... как же ее зовут... домоправительница?

- Миссис Уилсон, сударыня? - ответил я. - Она стала, быть может, самой

счастливой из всех, ибо один раз в году, но, заметьте, не больше, мистер и

миссис Мелвил-Мортон в весьма торжественной обстановке обедали в большом

зале с дубовой панелью; в подобных случаях открывались в другое время

завешенные штофные обои, расстилался ковер и на стол ставились огромные

медные канделябры, увитые лавровыми листьями. Приготовления к этому

ежегодному пиршеству заполняли ее мысли на протяжении полугода; остальные

полгода старая Элисон наводила порядок после состоявшегося обеда, так что

один день удовольствия давал ей работу на целый год.

- А Нийл Блейн? - спросила мисс Баксбоди.

- Дожил до преклонного возраста, попивал бренди и эль за счет своих

посетителей независимо от их убеждений, пел песни вигов и якобитов по

желанию трактирных гостей и накопил столько денег, что после его кончины

Дженни смогла выйти замуж за мелкого землевладельца. Надеюсь, сударыня,

ваши вопросы исчерпаны, так как, по правде говоря...

- А Гусенок Джибби, сударь? Что стало с Гусенком Джибби, услуги

которого оказались чреватыми такими последствиями для действующих лиц вашей

истории?

- Учтите, моя дорогая мисс Баксбоди (извините за фамильярность), прошу

вас, учтите, что даже память прославленной Шахразады, этой королевы

рассказчиков, не смогла вместить всех подробностей. Я не вполне осведомлен

обо всем, что случилось с Гусенком Джибби, но я склонен думать, что он и

есть некий Гилберт Даден, иначе Теленок Джибби, которого секли, возя по

всему Гамильтону, за кражу курицы.

Мисс Баксбоди поставила левую ногу на решетку перед камином,

откинулась на спинку стула и устремила взгляд в потолок. Заметив, что она

впадает в задумчивость, я испугался, не готовится ли она продолжать

дознание, и потому, взявшись за шляпу, поспешил пожелать ей покойной ночи,

пока демон критицизма не подсказал ей новых вопросов. Таким же образом,

любезный читатель, принося благодарность за ваше терпение, не изменившее

вам вплоть до этого часа, я беру на себя смелость покинуть вас до следующей

встречи.