Geum.ru

Все эксперты и все опросы могут сказать, какие книги покупаются лучше, какие хуже. Или какие жанры

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   36

Доктору КК сразу же повысили зарплату, но его жалование не шли ни к какое сравнение с теми гонорарами, которое платили ему телевидение и газеты за интервью, за позволение напечатать его фото, за рассказ, как ему удалось соединить эти хитрые штучки, и о какой кинозвезде каким местом он в это время мечтал и думал.


2041-й год.

Стремительно теряет то значение, какое раньше имел спорт. Теперь это больше соревнование генетических инженеров: кто смоделирует более прочную структуру соединительной ткани, а когда пошли ломаться при чрезмерных нагрузках кости, то занялись костям. Теперь на соревнованиях атлеты поднимают вообще немыслимые веса, смотреть страшно. Да, смотреть страшно как на поднятый вес, так и на самих спортсменов, что уже и не люди будто, и киборги, терминаторы в человеческом обличье.

То же самое и с конкурсами красоты. Началось давно, когда впрыскивали разогретый парафин в женские груди, потом его заменили силиконом, а сейчас любая богатенькая может положить на стол фото понравившейся фотомодели и сказать: хочу, чтобы меня сделали такой же. И умельцы от пластической хирургии делают и фигуру из безобразно толстой и корявой, и морду из монголо-бурятской удлинено аристократическую, и все-все, чем красотка привлекает взоры восторженных мужчин.

В бодибильдинге, культуризме, пауэрлифтинге и фитнесе та же картина… Здесь, правда, обходятся без операций, но успех зависит от того, какие добавки и сколько их потреблять. Есть такие флакончики, что надо быть диктором сети авиалиний, чтобы потреблять в нужном количестве, но зато горы мускулов гарантированы, даже если все врем будешь лежать на диване.


2042-й год.

Решение насчет ужасающего перенаселения пришло вроде бы само собой. С самой неожиданной стороны. Уже давно замечено, что цена лекарств растет по экспоненте, а стоимость операций вообще зашкаливает, но все эти цены показались смехотворными, когда начались операции на генах.

Стоимость рядового вмешательства в гены, чтобы поправить одну-единственную болезнь, обходилась на первых порах в стоимость новенького авианосца, затем в цену Боинга, но ниже уже не падает. То-есть, операции на генах могли позволить себе в самом деле только состоятельные люди, остальные же… остальные довольствуются тем, что дает бесплатная медицина. Но кто им запрещал поднять задницу из кресла, отставить пиво, выключить пиво и пойти поработать сверхурочные? Поучиться, повышая квалификацию? Вообще поучиться, они и в школе оживали только на переменах, когда можно потискать одноклассниц, дать в лоб младшекласснику, а на уроках отключались!

Цены на модификацию человеческих генов перестали падать потому, что операция была доведена до совершенства, да.

У каждого человека своя комбинация генов, потому генные хирурги сперва долго искали, находили и выделяли нужный ген, затем проводили тончайшую и сложнейшую операцию, затем вживляли человеку обратно. Нельзя было такой же улучшенный и исправленный ген вживить другим людям, это не аэрозоль от насморка или аспирин, что подходит всем.

Эти, генетически измененные, сперва ничем не отличались от остальных людей, разве что никогда ничем не болели, затем стали замечать, что престарелые миллионеры быстро молодеют, обрастают молодыми мышцами, распрямляются. Начинают говорить молодыми уверенными голосами, потом пришла короткое поветрие, когда многие увлеклись фигурами, наращивая горы мышц до невероятных размеров, но вскоре все поняли бессмысленность такого занятия. Это имело смысл в какой-нибудь Древней Греции или старой Европе, когда каждый килограмм на штанге стоит рек пролитого пота, а сейчас нужно всего лишь сходить в клинику…

И наконец-то началось повальное увлечение резервами мозга. Правда, оказалось, что резервы не так уж и велики, как оптимистически восклицали в прошлом веке: мол, мозг работает на десять процентов, остальное спит, энтузиасты говорили о семи процентах. о пяти, шло некое соревнование, что на потребу журналистам скажет меньшую цифру, пока не договорились, что мозг работает на два процента, остальное же в резерве…

Оказалось, что на самом деле мозг работает почти на семьдесят процентов. Только тридцать в запасе, но и те подключаются время от времени, когда нужно решить задачу или выбраться из неприятной ситуации. Так что пришлось сперва модицифировать ген, отвечающий за пропускную способность нейронов, а затем сумели расшифровать и поправить ген, отвечающий за абсолютную память.

Как только человек получил возможность запоминать все, что хотел, научный прогресс стремительно прыгнул еще дальше.


2043-й год.

Машины начинают напоминать танки. Не столько, правда, внешне, но по защитным качествам некоторые даже превосходят: бессмертие потерять намного жальче, чем остаток и без того короткой жизни. А защищать такие машины прошлось еще по весьма прозаической причине: долгоживущие начали прикреплять на ветровое стекло талончик страховой компании, а те, кому долгая жизнь не светит в силу финансовых причин, злились и либо подрезали, либо не давали дорогу, а то и вовсе шли на столкновение, зная прекрасно, что трус обязательно отвернет в сторону.

Страховые фирмы растут, как грибы: после достижения даже не бессмертия, а долголетия, резко возрос спрос на общую безопасность. Одно дело – потерять жизнь, которой и так с гулькин нос, другое – практически бессмертие, ибо сегодняшнее долголетие дразнящее обещает плавно перейти в бессмертие. Причем, сейчас, когда еще не определилась приоритетная линия, к бессмертию можно придти как путем генной перестройки, так и банальной заменой отмирающих органов на механические. Можно и самым проверенным и дешевым вариантом: с помощью замены донорскими органами, как раз научились в массовой порядке выращивать отдельные органы в банках.

Первыми, кто ощутил на себе смену приоритетов – автомобилестроение. Повышенным спросом пользуются автомобили с самыми надежными системами безопасности, а тюнинг впервые начали осуществлять не в сторону украшения железного друга, а в сторону установки добавочных средств сохранения жизни.

Тут же возникла ввиду востребованности новая специальность, моментально ставшая модной, престижной и высокооплачиваемой: сэйфлайфинг. По доходности фирмы сэйфлайфинга или слайфа, как вскоре сократили, догнали страховые и адвокатские конторы, а специалисты по слайфу зарабатывают выше, чем менеджеры высшего звена.

Михаил, чья фирма практически обанкротилась, наконец решился расстаться с устаревшей, даже допотопной профессией «врача для здоровых людей» и стал слайфистом, хотя в нашей компании зло сам же издевался над свихнувшимися чудаками, стремящимися прожить как можно дольше любой ценой.

Аркадий так вообще перещеголял Колю по количеству ядовитых шуточек, приколов и злых анекдотов, направленных по адресу нового умопомешательства. Да и вообще появился новый вид юмора, приколов, шуточек, ориентированный на аудиторию слайфистов. В короткий срок он обогнал даже юмор программистов, который тоже совсем недавно возник из ничего, но слайфистов и намного больше, и, главное, каждый из нас в той или иной мере слайфист. Даже Михаил, хотя и высмеивает это направление, но уж слишком яростно высмеивает.


2044-й год.

Какая-то хрень с этим продлением жизни. Накатил новый вал ярого антисайонтизма, да такой мощной, что во многих странах идут столкновения с разгневанными неолуддитами. Полиция и внутренние войска не справились, пришлось вывести из казарм солдат, а из них хреновые защитники: им резкое продление жизни не светит, жалованье не то, защищают высоколобых неохотно, но дисциплина все же взяла свое. Повстанцев сумели рассеять, сейчас идут аресты, но не слишком явные, чтобы не накалить обстановку снова.

Теперь уже и по своему опыту вижу, что на всех этапах прогресса возникают движения против него родимого, прогресса. Против любого: обычных ткацких станков, как проявили себя первые луддиты, против нанотехнологий, генетики, пересадки органов, модифицированных продуктов… Вообще против всего, что несет прогресс.

Если смотреть с каких-то заоблачных высот, воспринимая человечество как единое целое, то оно реагирует, как и отдельный человек, вполне адекватно перед принятием какого-то решения: колеблется, сомневается, рассматривает доводы «против», но… все-таки идет дальше. Однако это видно только сверху, очень даже сверху, а здесь льется кровь, люди мечутся, цепляются за старые иллюзии, защищают свои взгляды уже только потому, что они свои, родные, и неважно, что взгляды отражают средневековые идеалы, а жизнь стремительно ушла вперед…

На очередной день рождения Жанны Леонид пришел с новой женой, очаровательной женщиной, сделанной пластическими хирургами под Памелу Андерсон, такая же огромная грудь и тонкая талия, пухлые сексуальные губы и высокие скулы. Мы обменялись рукопожатием с Леонидом, я повернулся к его жене.

- Ого, Леонид, я тебя поздравляю! Какая у твоей жены грудь!.. Можно потрогать?

Она рассмеялась, польщенная.

- Да, конечно! Убедись, что настоящая.

Я пощупал ее молочные железы, тяжелые и горячие, однако идеальной формы, не столько для того, чтобы в самом деле убедиться, сколько, чтобы сделать ей и Леониду приятное. Даже приподнял маечку, обнажив груди, кожа снежно белая, а розовые кружки просто горят, как расплавленные комочки металла.

Леонид гордо улыбался, не все женщин так следят за собой, не все. Даже в век расцвета пластической хирургии требует усилий, работы, а большинство живут расслабленно, в полном соответствии с девизом бомжей: «Принимайте меня таким, какой я есть». Или какая я есть.

Он хлопнул жену по заду.

- Иди помоги Настене с обедом. А мы с Володей пока посидим у телевизора.

Телеэкран у меня наклеен на стену от пола и до потолка, а также от стены и до стены. Мощные ускорители позволяют трехмерность, неотличимую от зеркального отражения, пока такое не каждому по карману, но я скорее не куплю себе новые туфли, чем откажу в новейшем чипе, видеокарте или материнке нового поколения.

- Переключи на городской канал, - попросил Леонид. – А теперь – на районное вещание…

- Что-то интересное?

- Увидишь, - сказал он загадочным голосом.

Я быстро отыскал в меню из тысяч каналов свой доморощенный, нажал Enter, экран мгновенно сменил картинку с показа мод… достали с этими показами!.. на залитую солнцем площадь. Ветер холодный люди вышли в теплых плащах, воротники подняты, отчего у всех вид зловещий, как у старинных заговорщиков против короля и королевы.

- Смотри-смотри, - сказал Леонид.

- Куда смотреть?

- На главную трибуну!

- Сейчас отыщу…

Я зумил изображение, чтобы вся площадь помещалась на экране, отыскал трибуну и укрупнил кадр. На покрытым зеленым, как знамя пророка, помосте толпились человек десять, все крайне интеллигентного вида, я с удивлением узнал среди них Аркадия.

- А наш доцент не такой уж и тюфяк, - сказал Леонид с удовольствием. – Показал себя даже руководителем вот такого плана…

Я прислушался, Аркадий как раз взял слово и заговорил красиво и пафосно, но очень убедительно, слова подбирает точные, бьющие наповал, его слушали с неослабным вниманием, время от времени толпа взрывалась ликующими воплями. Похоже, это именно Аркадий вывел народ на улицу, требуя полностью запретить животные продукты. Я подумал, что у нашего доцента вообще каша в голове: то протестует против всех высоких технологий, то вдруг принимает и даже горячо ратует за последнюю новинку – создание полноценной искусственной пищи, что сохраняет все вкусовые качества мяса, рыбы и любых овощей и фруктов, какие пожелаешь.

Леонид посмотрел на многолюдную демонстрацию, в круглых глазах насмешка.

- Как сказал бы Коля, - заметил он, - вегетарианцы на марше. Абсолютные вегетарианцы!.. Те, что ели траву, в глазах этих, что на площади, тоже убийцы. Траву убивают и едят, как такое можно в просвещенном мире?

Я смолчал, здесь с Колей и Леонидом, оба страстные мясоеды, мы не столкуемся. Я сразу же перешел на такое странное споначалу питание и ничуть не жалею. Даже раньше, когда начал потреблять биодобавки, креатин, протеин, минералы и витамины в капсулах, так что для меня переход на такую еду прошел почти незаметно. А вот Леониду нужно обязательно видеть перед собой тушку убитого и зажаренного зверька или зверски замученной рыбы.

- Аркадий на месте, - сказал я. – Интеллигенция, как ничто другое, хороша в разрушении и протестах любого рода.

- Аркадий не разрушитель! – запротестовал он.

- В революционеры идут, - напомнил я, - кто не сумел найти себе места в мире. Такие и берутся изменить весь мир, вместо того, чтобы изменять себя…

Он повернулся и посмотрел на меня в упор.

- Это плохо?

- Революционеры должны быть, - признался я. – Беда в том, что революционером быть в самом деле легко. Плюс ореол героя… А вот стать в обществе крупным ученым, политиком или любым заметным деятелем, чтобы и дальше тащить цивилизацию к светлому будущему – у многих кишка тонка. Вот и прут стадами в революционеры, ниспровергатели основ, в «зеленых», уличные банды, андерграунд, пирсинг…

Он спросил с недоумением:

- Постой-постой, а пирсинг при чем?

Я отмахнулся.

- Его тоже ставят из революционного протеста. Против засилья старого мира, в котором нет пирсинга.

Он потряс головой так, что губы зашлепали, как у собаки уши, когда она выбирается из воды и отряхивается.

- Э-э-э… не понял. Все равно не понял. Но ладно, это неважно. Главное, за технологиями нужен глаз да глаз! Вообще за наукой надо присматривать. А то от нее больше гадостей, чем полезности…

Я демонстративно огляделся по сторонам.

- Конечно, и телевизор – гадость, и мгновенная связь, избавление от большинства болезней, комфорт, изобилие… Все это можно осуждать, но что-то никто не отказывается!

- Это совсем другое дело, - ответил он с достоинством. – Даже из другой оперы.

Я попытался смолчать, некоторые вещи настолько очевидны, но доказывать их бессмысленно: оппонентами движет не рассудок, а вера. Или неверие, это неважно. Аркадий гордо заявляет, что никогда не позволит модифицировать свое тело, он-де не киборг, а человек, который звучит гордо, а сам зачем-то утром и вечером чистит зубы пастой, убивающей микробы и сохраняющей эмаль, предпочитает витаминизированное молоко, ежедневно бреется, посещает стоматолога и, гад брехливый, модифицирует свое неприкосновенное тело серебряными пломбами в зубах!

А зачем аппендицит удалил, мелькнула ироническая мысль. Эх, дурачок… Ну хоть не такой, как эти несчастные, что вообще рехнулись на «тайных знаниях тибетских мудрецов», настрадамусей Предсказамуса, целебных чаях китайских императоров и волшебной мази из говна индийских коров. Тех вообще пора в психушки, а этот вполне адекватен, если дать лопату и поручить рыть от забора и до обеда.

Михаил прислушивался с интересом, но в разговор не вступал. Положение у него двойственное: как интеллигент должен бы поддерживать Леонида, однако как преуспевающий бизнесмен, чей бизнес развивается благодаря высоких технологиях, позволившим людям от избытка всего-всего заниматься здоровьем даже здоровым людям.

Женщины тоже помалкивали, они не столь принципиальны и с удовольствием пользуются плодами высоких технологий. А раз так, то по примитивности своей у них язык не поворачивается так уж обвинять науку во всех преступлениях и грехах.

Леонид фыркнул и оглядел всех поверх голов.

– По-моему, - сказал он громко и веско, - бессмертие – жутко скучно. К нему даже приближаться не стоит.

Михаил снова промолчал, я видел, что смотрят на меня, развел руками.

- Я не стану говорить, что это только ваше мнение… я считаю, тебя, Леонид, очень неглупым человеком. Я не стану говорить, что ты, по-моему мнению, просто прикидываешься. Тебе жутко жаждется войти в это бессмертие, но хочется, чтобы никто не увидел, как тебе этого хочется… а чтобы тебя либо переубедили, либо привели в бессмертие насильно. И тогда ты, побурчав, примешь тот мир… чтобы бурчать и критиковать дальше, ибо русский интеллигент, ничего не производя и не создавая, тем не менее все осуждает и все требует изменить. Как он не знает и гневно отвечает, что это не его дело – знать, он-де не врач, он боль, он священная и посконная боль всенародная…

По-моему, я переборщил, даже начал жестикулировать и подвывать трагически, чиста в духе русского интеллигента, высокопарно рассуждающего о судьбах культуры и сцивилизации, Леонид смотрел сперва с укором, потом отступил и уставился почти враждебно.

Михаил сказал предостерегающе:

- Володя, вы чересчур…

- Согласен, - сказал я поспешно, - извините, Остапа понесло. Это я так выравниваю… перегнутое.

- Да уж перегнули, - сказал Михаил, он оглянулся на угрюмо замолчавшего Леонида, - хотя, конечно, какая-то часть правды в ваших словах есть…

Леонид фыркнул.

- Правды? В чем?

- Да я по своим пациентам смотрю, - ответил Михаил, защищаясь. – Ну не хотят люди не то, чтобы умирать, даже стареть не хотят!.. И таких все больше и больше.

- А ты этим и пользуешься, - сказал Леонид осуждающе.

- Я врач, - ответил Михаил со скромностью, что паче гордыни. – Я обязан помогать даже здоровым, если они хотят стать еще здоровее, иммуннее, крепче, моложе. Так что могу допустить мысль… только допустить!.. что некоторые, особо зацикленные на проблеме здоровья могут и ввести в тело дополнительные… э-э… датчики. Ну, сигналтизирующие о повешении уровня сахара в крови…

Леонид сказал с великим презрением:

- Мы говорим не о датчиках! Датчики великая русская культура как-то способна еще допустить… при определенных условиях, но речь идет о вовсе чудовищном вмешательстве в человеческий организм!

Михаил сказал быстро:

- Это не я говорю! Это – Владимир.

Взгляды обратились в мою сторону, я скривился, сказал с безнадежностью:

- Ну почему мы все время врем? Почему не сказать правду?

- А в чем, по-вашему, правда? – поинтересовался Леонид ядовито.

- Мы ее все знаем, - ответил я с великой неохотой, - но… молчим. Так принято. Человек смирился с неизбежностью смерти, но чтобы не выглядеть побежденным, делает вид, что сам отказывается не только от бессмертия, но даже от долгой жизни. Жрет, что попало, пьет, лезет под пули… Так вот мы говорим правду: мы хотим жить вечно!.. А насчет скуки бессмертия… признайтесь, это же несерьезно! Что, в вашей нынешней жизни не бывает скуки? И что, вешаетесь?.. Вечная жизнь точно так же может быть увлекательной или скучной, все зависит от вас. Попутно вопрос: а мертвым быть весело, да?.. К тому же, если в вечной жизни станет скучно, то вон дверь на балкон. Прыжок на асфальт… здесь какой этаж?.. всего-то делов!

Передача с центральной площади закончилась, пошли новости о столкнувшихся поездах в Бразилии, о чудовищном цунами в Индонезии, где смыло и унесло в море полмиллиона человека, разрушены три города и сотни поселков. Тут же телеведущая защебетала о новой выставке цветов на Манежной площади, я покосился на Леонида и Михаила, но у них, как у истинно русских интеллигентов память если и не коротка, то избирательна, не возопили, что надо все бросить и кинуться помогать этим индонезийцам.

Наконец перестали лицемерить, мелькнула мыль. Наконец-то перестали по всем каналам показывать, как к обвалившемуся дому бросаются со всех сторон спасатели с невероятным снаряжением, как президенты стран выражают соболезнование, а высшие должностные лица прерывают все дела и тут же оказывают на месте трагедии, ах-ах, люди гибнут, как можно…

Да, гибнут. Но когда чудовищная волна сметала все на побережье и топила сотни тысяч людей, в Европе как раз был обеденный перерыв, миллионы рабочих и служащих сидели за обеденными столами и погладывали на экраны включенных телевизоров. Ни у одного не выпала ложка из ослабевшей руки, ни один не бросил есть, ни один даже не утратил аппетита. Все усердно работали ложками, вилками, сочувствовали – так принято! – прикидывали, сколько погибших окажется при окончательном подсчете. Потом одни радовались, что угадали, другие огорчались, что так промахнулись.

Да, экономика правит даже моралью. Когда взлет промышленности потребовал массу рабочих рук, их катастрофически не хватало, тут же придумали, что женщина – тоже человек, имеет все те же права, а значит – может работать на фабрике, заводе, в институте, школе и везде-везде, вплоть до того, чтобы служить в армии.

Сейчас так же стремительно в мир ворвалась автоматизация. Такого обилия рабочих рук, оказывается, уже ни к чему. Машины везде заменяют работающих, а многомиллионные толпы бездельников, орущих «Хлеба и зрелищ!» зачем в современном обществе? Тем более не нужны и даже опасны будут в будущем.

Так что мораль общечеловеков, характерная для прошлого, двадцатого века, уже не катит в двадцать первом. Это в прошлом был лозунг, что и дебилы – люди, всяких нарков и бомжей надо подбирать и лечить, затрачивая на них колоссальные средства… а зачем? Простите, в прошлом веке еще как-то было оправдано, а сейчас… зачем? Инстинктивно все чувствуют, что столько народу уже не нужно, потому такое равнодушие к сотням тысячам погибших, хотя там не все нарки, бомжи, дебилы…

И уже видна первая, а потом и вторая волна трезвой морали людей двадцать первого века. А за этими волнами угадывается в блеске молний страшный девятый вал, что сметет все и вся.

За стол садились несколько притихшие, угнетенные, и только появление Коли со Светланой заставило всех снова заулыбаться и вспомнить старые деньки.


Вечером я мрачно гнал машину по опустевшему кольцу, в черепе толклись мысли, мыслишки, а поверх всех накладывалась одна, злая, ургюмая и какая-то мизантропья. Идиоты, выступающие против бессмертия, либо прикидываются дурачками, либо страстно жаждут, чтобы их опровергли. Когда говорим о продлении жизни, никто не имеет в виду, что продлить годы в доме престарелых. Каждый хочет расти и взрослеть дальше, умнеть, учиться, развиваться за те жалкие семьдесят лет, что отпущены природой.