Исторический факультет вопросы истории, международных отношений и документоведения

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

Примечания


1 Леви-Брюль Л. Первобытный менталитет. СПб., 2002. С. 11.

2 Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1999. С.325-326.

3 Анреев И.Л. Происхождение человека и общества. М., 1988. С. 161.

4 Кликс Ф. Пробуждающееся мышление. М., 1983. С. 159; Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 2000. С. 164.

5 Чернецов В.Н. Медвежий праздник у обских угров. Томск, 2001. С. 5.

6 Молданов Т. Картина мира в песнопениях медвежьих игрищ северных хантов. Томск, 1999. С. 104.

7 Мелетинскии Е.М. Указ соч. С. 166.

8 См.: Источники по этнографии Западной Сибири. Томск, 1987. С. 216-238.

9 Мелетинский Е.М. Указ. соч. С. 165.

10 Леви-Стос К. Указ. соч. М., С. 126.

11 Коуэл М., Скрибнер С. Культура и мышление. М., 1977. С. 39.

12 Мелетинский Е.М. Указ. соч. С. 165.

13 Чернецов В.Н. Указ. соч. С.29.

14 Там же. С. 32.

15 Кликс Ф. Указ. соч. С. 152-153.

16 Чернецов В.Н. Указ. соч. С. 9.


Т.С. Михалевская

Женщины в теософском движении – феномен Нового времени


Теософское общество, как и теософское движение в целом, по-прежнему привлекает к себе значительное общественное внимание. Обилие литературы оккультно-мистического характера на печатном рынке, множество сайтов, форумов, чатов, посвященных теософии и эзотерике в Интернете – все это говорит о том, что идеи теософов получили значительный резонанс в общественном сознании. И все же, несмотря на такое положение вещей, продолжает ощущаться недостаток научной критической литературы в этой области.

С чем может быть связан подобный парадокс? Как выяснилось из многочисленных Интернет-бесед, апологеты этого учения просто не нуждаются в критическом осмыслении как самих текстов, так и истории развития движения, ссылаясь на то, что подобное знание не может ничего добавить к «мудрости», изложенной в работах теософов. Наука же зачастую снисходительна к теософии, считая ее скорее «данью моде», нежели феноменом, заслуживающим обстоятельной научной критики. Думается, что крайности этих подходов могут быть значительно скорректированы тщательными и всесторонними исследованиями, что, в свою очередь, даст интересные и неожиданные результаты. Ведь теософское знание может быть рассмотрено и проанализировано с различных позиций: и как попытка социокультурной религиозной рефлексии, как феномен изменения общественного религиозного сознания, вышедшего за пределы этнической замкнутости, как попытка синтеза и «интернационализации» религиозного опыта, как совершенно особая форма знания и мистического опыта 1, как уникальная попытка объединения философии, религии и культуры, как культурологический анализ (порой весьма глубокий) разных религиозных форм сознания – вот тот, далеко не полный круг возможных тем, которыми можно очертить интерес к теософии и ее движению.

Меня же интересует еще один аспект этого религиозно-философского феномена – роль женщин в теософии. Данный сюжет обращает на себя внимание тем, что и основательницей Теософского общества явилась женщина, наша соотечественница – Елена Петровна Блаватская, ближайшими ее сподвижницами были тоже женщины (Анни Безант возглавила Общество после кончины Блаватской), и далее знамя теософии понесли женщины (наиболее выдающимися последовательницами можно назвать Елену Ивановну Рерих и Алису Бейли). Сейчас Теософское общество также возглавляет женщина (Радха Бернье). Однако роль женщин в теософии отнюдь не ограничивается организацией кружков и течений, она гораздо глубже – ее можно рассматривать как своеобразную гендерную рефлексию женщин сквозь призму оккультно-мистического опыта, как попытку анализа новой поло-ролевой функции женщины в стремительно меняющемся мире, обществе и мироздании в целом.

Свои взгляды на «женскую проблематику» дамы-теософы выражают порой открыто и сознательно, откликаясь на общественный интерес к ней. Вот что писала об этом Е.И. Рерих: «Первая задача, встающая перед женщинами, это – во всех странах добиваться полноправия и одинакового образования с мужчинами и всеми силами стараться развивать свое мышление и, главное, уметь стоять на своих ногах, не возлагаясь всецело на мужское начало. На западе много поприщ открыто сейчас женщине, и нужно сказать, что на всех они очень успешны»2. Алиса Бейли в своих мемуарах, рассуждая о превратностях и сложностях женской судьбы, отмечала, что важнейшими женскими качествами должны быть стремление самой женщины к независимому мышлению, рефлексии и жизненной стойкости: «Полагаю, я не феминистка, но знаю: если женщина по-настоящему умеет мыслить, она может добраться до вершины дерева»3. Подобные мысли и высказывания далеко не редкость в работах теософок, тема роли и места женщины осмысливалась ими глубоко и разносторонне.

Тексты религиозно-философского и оккультного содержания также проникнуты этими размышлениями и чувствами. Однако здесь мы имеем дело уже не только с их личными и сознательными взглядами на положение женщины, а с взглядом, прошедшим сквозь определенные религиозные и мистические убеждения, зачастую «обезличенным», так как женщины утверждали, что мысли эти не всегда принадлежали им самим (а их Великим Учителям). Феномен этот дает нам возможность судить о взглядах теософок относительно «женской проблемы» как о своеобразной имплицитной гендерной рефлексии. Например, в «Тайной Доктрине» Е.П. Блаватская, проводя анализ деформации лунного символа и культа, обращает внимание на важность «женского начала» в религиях и мифологиях разных народов, которая была забыта или извращена христианами: «… Следовательно, она [Луна] есть прообраз нашей Троицы, которая не всегда была всецело мужского характера»4. По мнению теософов, мужское и женское начала уравновешены в природе и должны быть уравновешено в обществе, чему ищут обоснование в священных древних текстах. Как считают оккультисты, половое неравноправие приводит к нарушению вселенского порядка и к хаосу в обществе. «Страшное падение нравственности, болезни, дегенерация некоторых народностей имеют в основании рабскую зависимость женщины. Женщина лишена возможности пользоваться в полной мере величайшим человеческим преимуществом – приобщением к творческой мысли и созидательной работе. Она лишена не только равноправия, но во многих странах и равного образования с мужчиной. Она не допущена к выявлению своих способностей, не допущена к построению общественной и государственной жизни, полноправным членом которой она является в силу космического закона или права. Но женщина-раба может дать миру только рабов. Поговорка – у великой матери и великий сын – имеет глубокое космически-научное основание. <…>Велика справедливость космическая! Унижая женщину, мужчина унизил себя! В этом нужно искать объяснение скудости проявления мужского гения в наши дни»5.

Хотелось бы также вскользь затронуть особенности биографий женщин-теософов, так как думается, что эти сложные судьбы как нельзя лучше иллюстрируют их личные убеждения в сфере поло-ролевой функции женщины в современном им обществе. (Для рассмотрения я выбрала биографии Е.П. Блаватской, Анни Безант и Алисы Бейли, очертив, таким образом, временные рамки: конец ХIХ – начало ХХ в.).

Если опустить всю многосложность конкретно-событийной канвы этих биографий, то можно выделить массу сходного как в самих судьбах, так и в личностных характеристиках названных женщин. Во-первых, это социальное происхождение – принадлежность к высшим слоям общества. Во-вторых, это атмосфера глубокой религиозности, царившая в их семьях и окружении. В-третьих, традиционная для того времени патриархальность семейных отношений, но наряду с этим – возможность получения хорошего образования для девочек в рамках этой же патриархальности. Казалось бы, все вышеизложенные факторы должны были породить традиционную женскую личность, однако судьба их сложилась иначе – было нечто, что мешало этим девочкам «вписаться» в традиционные социальные и ролевые рамки. Каждая из женщин описала это «нечто», но по сути дела это какое-то очень сильное чувство внутреннего искания, ожидание, погруженность в мир собственных переживаний, которые выделяли девочек из общества сверстников, делали их странными и замкнутыми: «Эта постоянно возобновляющаяся мука была, видимо, первым признаком мистической тенденции в моей жизни, которая позднее мотивировала все мое мышление и деятельность. Мистики – это люди с сильным ощущением двойственности. Они всегда искатели, сознающие нечто, что надо искать»6. Все трое пережили несчастливый брак, непонимание и как финал – развод (что осуждалось обществом как грубая девиация). Этот факт позволяет говорить о моих героинях, как о своеобразном маргинальном женском типе, который характеризуют время и состояние социальных, семейных и гендерных взаимоотношений, переживающих глубокий внутренний кризис.

Слом привычных поло-ролевых рамок повлек за собой дальнейшее изменение и жизни и личности этих женщин – каждая из них, сбросив «путы общественных норм», ступает на «истинный путь» собственных, личностных исканий. Для Блаватской – это путешествия по миру в поисках «древней мудрости», для Безант – работа в лагере английских социалистов, а Бейли, в поисках средств к существованию для своих детей, поступает рабочей на завод по производству рыбных консервов.

Религиозные убеждения также претерпевают значительные изменения: Блаватская полностью окунается в мир восточных верований; Безант, ступив на политическое поприще социализма, становится убежденной атеисткой; Бейли переживает полнейший слом всех своих религиозных убеждений. Однако эти и многие другие испытания, выпавшие на «годы становления», не только не сломили твердости духа, но сделали их еще более сильными. И несмотря ни на какие преграды, они продолжают развиваться, учиться и искать. Эти искания и привели их к теософии.

Почему же именно теософия привлекала к себе такие выдающиеся женские личности? Что она давала такого, чего они искали и не находили в традиционной религиозной системе и общественных отношениях? На этот вопрос, пожалуй, невозможно дать однозначный ответ. Постараюсь хотя бы вкратце перечислить вероятные факторы. Во-первых, это возможность личного мистического опыта – общение с Учителями Мудрости, которые, по заявлению теософок, руководили не только их работой, но и отправляли им письма и посылки, приходившие чудесным образом, а также направляли их в жизни. Естественно, христианство не могло предоставить им столь широких возможностей личного контакта с божеством. Во-вторых, бурно развивающееся Общество нуждалось в сильных и опытных лидерах (Блаватская, например, бурно восхищалась умом и ораторскими данными своей ученицы Безант, называя ее «Демосфеном в юбке»7), и здесь их таланты и лидерские качества оказывались востребованными, позволяя самореализоваться. Немаловажную роль, как мне кажется, играла и некая приверженность к «тайному, эзотерическому знанию». Оккультизм и все, что с ним связано, наделяли их еще и чувством обладания особой «мудростью», тайной, мистикой, недоступной остальным. И та особая миссия, которая возлагалась теософским учением на женщину, позволяла ощутить себя не только в привычной роли женщины – жены и матери, но спасительницей мира и человечества. Все вышеперечисленные факторы, могли способствовать привлечению женщин в ряды поклонников теософии.

Однако такие яркие и неоднозначные личности, тяготеющие к лидерству, а зачастую и открытому аферизму, не могли долгое время находиться в согласии и строгой субординации. Изучая историю развития теософского движения, невозможно не заметить, что она полна громких скандалов с привлечением прессы, разоблачений, афер и публичных разрывов отношений между теософскими школами. Причем центральной фигурой скандала выступала, как правило, женщина.

Подводя итог своим рассуждениям, хотелось бы отметить, что наличие самого феномена теософии и особая роль женщины в ней объясняется, прежде всего, изменениями в области общественных структур, кризисом традиционной системы гендерных отношений, который с течением времени только набирал силу. Думается, в этом и ответ на вопрос, почему теософия в ХХ в. не получила массового признания. Она являлась порождением кризиса, но с разрядкой утратила былое значение, хотя и не прекратила существовать. Как подтверждение этого можно привести в пример опыт нашей страны, где интерес к оккультно-мистическим течениям достиг апогея к началу 90-х гг. ХХ в., то есть совпал с общественным кризисом и распадом СССР, однако постепенно, с преодолением кризиса, интерес к ним начал неуклонно падать.


Примечания

1 Кругова Т.Г. Теософия как рефлексия религии // Безант А. Древняя мудрость. Новосибирск, 1994. С. 5-33.

2 Письма Елены Рерих 1929-1938. Новосибирск, 1993. Т. 2. С. 305-306.

3 Алиса А. Бейли. Неоконченная биография [Электрон. ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.

4 Блаватская Е.П. Тайная Доктрина. Новосибирск, 1991. Т. 1. Космогенезис. С. 478.

5 Письма Елены Рерих 1929-1938. Новосибирск, 1993. Т. 1. С. 12-13.

6 Алиса А. Бейли Неоконченная биография [Электрон. ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.

7 Желиховская В.П. Рада-Бай: Биографический очерк. СПб., 1893. С. 50.


VI. Вопросы методологии истории и исторического сознания


И.С. Катков

Отражение немецкой ментальности в работе П.С. Палласа

«Путешествие по разным провинциям Российской империи»


Проблеме изучения ментальности сегодня посвящено множество работ, тем не менее до сих пор нет единой методики, которая помогла бы реконструировать картину мира и определить достаточно точно черты ментальности, присущие тому или иному этносу. Представляется, что это неслучайно, ведь сфера ментальности настолько относительна, текуча и переменчива, что применительно к ней заключения догматического характера представляются практически невозможными. Вместе с тем современному научному сообществу ясно, что для исследования ментальности необходим междисциплинарный подход, который соединил бы в себе знания из различных областей, в том числе из психологии, социологии, философии, истории, этнологии и др.

Реконструкции этнически специфической картины мира возможны не только при обращении к народной культуре: мифологии, обрядовой практике, традиционному народному искусству, но и культуре профессиональной: произведениям деятелей науки, искусства, политики и др. Исследование первоисточника, то есть текста самого сочинения, во-первых, представляет широкие возможности для междисциплинарного подхода, во-вторых, дает богатый материал, который не всегда можно получить при анкетировании или непосредственном общении с представителями того или иного этноса. Несомненный интерес в указанном направлении представляют труды немецких исследователей, путешествовавших по России, и оставивших объемные сочинения. Анализ первоисточника позволяет воссоздать мировидение исследователя, воплотившее в себе «категории», которыми мыслит и в соответствии с которыми выстраивает своё поведение любой этнос. «Каждое дерево, принадлежащее к определенному виду, обладает своими неповторимыми индивидуальными особенностями, но оно вместе с тем несет в себе некоторые основные черты, характеризующие его как целое»1. То же самое можно отнести и к человеку. Конечно же, нельзя делать однозначные выводы, используя лишь одну работу. Необходимо провести анализ как минимум нескольких сочинений, чтобы прийти к более или менее достоверному результату.

Для исследования в данной статье была взята работа немецкого ученого натуралиста П.С. Палласа «Путешествие по разным провинциям Российской империи», которая содержит обширный материал, явившийся результатом путешествия автора по территории России с 1768 по 1773 г. Собранные научные материалы П.С. Паллас обрабатывал всю свою жизнь. Ученый отмечал, что «главным свойством оного сочинения почитается достоверность», которую он старался отражать в примечаниях и в самих известиях «не отступая нигде от истины»2. Он с удовлетворением подчеркивал, что «ничего не сочинял, не приписывал со схожим»3. Исследователь указывал, что натуралист не должен ничего скрывать, прибавлять, а описывать то, что видит, и так, как это понимает. Достоверность – одна из причин, по которой труд и сейчас представляет несомненный интерес.

Со свойственным немцам точностью и педантичностью П.С. Паллас проявлял свои исследовательские способности. Это выражалось в неукоснительном следовании четкой схеме изучения флоры и фауны, вдобавок ко всему исследователь сопровождал свои изыскания иллюстративным материалом, использовал несколько языков для описания животных и растений (русский, латынь, языки коренных народов). От его взгляда ничто не ускользало. Даже незначительные факты, на которые многие не обратили бы внимания, становились неотъемлемой частью его исследования. Например, он проследил движение тараканов от центра Азии на запад: «сверх того, сверчки и тараканы только до Самаровского яму находятся, а далее нигде оных не видно»4. Он писал: «Многие вещи, которые сейчас кажутся незначительными, со временем у наших потомков, могут приобрести большое значение»5. Эти слова оправдались, так как изучение многих лишь указанных фактов разрослось в особые отделы науки6.

Схематизм, работа по шаблону – одни из главных особенностей менталитета немцев. Свои путевые заметки П.С. Паллас вел по строго определенной схеме. Во-первых, он описывал природные ресурсы с экономической точки зрения: ландшафт, растения, в том числе целебные, животный мир, реки, озера и т.д., с точки зрения их полезности и практичности. Во-вторых, приезжая в какой-либо город, он сразу же определял его местоположение, наличие промыслов, занятия горожан. В-третьих, важное место уделял описанию промышленных заводов, детализируя в мельчайших подробностях особенности производства, оборудования, дальнейшие перспективы развития предприятия и т.д. В-четвертых, давал детальное описание коренного населения, включая одежду, праздники, обрядность, язык и т.д.

Для немецкого мировосприятия уважительное отношение к труду является определяющим, и в этом смысле П.С. Паллас типичный представитель немецкого менталитета. При описании коренных народов ученый всегда указывал на их отношение к работе, выстраивая характеристики именно по этому признаку. Чаще всего его поражала леность и беспечность как русских, так и коренных народов. «В местах Сибири можно овощи выращивать, и с пользою разводить можно, но сибиряки даже о том, не стараются. Красноярские жители в качестве работы, часто собирают дикий хмель, для того, чтобы брагу гнать и быть навеселе»7. Характеризуя мордву, П.С. Паллас писал, что «хотя мордвинцы, почти самые неопрятные изо всех Российской державе подданных народов; однако должно им приписать похвалу, что они рачительные пахари, и почти Российских мужиков в том превосходят»8. О чувашском народе сообщил следующее: «впрочем пахари они прилежные, держат много, не столько опрятные, сколько трудолюбивы»9.

Негативный стереотип восприятия русских сформировался у исследователя также вследствие многократно наблюдаемых фактов легкомысленного использования природных богатств, нерадивости, отсутствия должного прилежания к работе. Так, по прибытии в город Касимов исследователь удивлялся, что «город построен худо, хотя вокруг города очень много камня. Здесь все строения из бревен и улицы мостят бревном и досками. Любому иностранному человеку может показаться чудачеством оное, вдобавок недавно построенные казенные дома выстроены из первой попавшейся глины, не рассуждая, о ее доброте»10. Далее П.С. Паллас замечает, что когда этот город принадлежал татарам, они строили все из камня, не оставляя его без употребления, в отличие от русских.

Описывая древние разработки руды в Сибири, ученый стремился снизить приоритет русского народа и приписать эти разработки немцам и их предкам: «Кто был оный рудоплавительный народ? Может быть, парфяне в историях затерянные? Или искусные немцы, происходящие от их поколения, и того ради, как изобретатели славные»11.

Характеризуя современное ему железорудное производство, Паллас отмечал лишь негативные черты. «Работа по добыче железной руды близ реки Вежонки ведется совсем беспорядочно. Для добычи железной руды используют непродуктивные методы, вдобавок ко всему не обивают ямы досками и не ставят подпорья, от чего часто работников давит земля»12. Проезжая по окрестностям Красноярска, он замечает, что на рудниках по реке Карыш работа шла очень медленно, сетует, что все в запустении, дает советы, как наладить производство.

На стеклянной фабрике в окрестностях Барнаула П.С. Паллас познакомился с изобретением талантливого русского ученого Ползунова, машиной, действующей посредством огня. Наряду с другими иностранцами, П.С. Паллас утверждал, что русские не могли создать что-либо нового в области техники, и машина Ползунова представляла лишь копию английской машины. «Оная машина, которая действует посредством огня, по описанию известной английской машины сделана с двумя цилиндрами, с такими намерениями, чтоб оную для проведения ветров на заводе вместо водяных колес употреблять»13.

Еще один пример говорит сам за себя. В 1772 г. в Красноярск прибыл студент В. Зуев, входивший в состав экспедиции П.С. Палласа. Он вернулся из поездки по низовьям реки Оби, где собрал ценные сведения по этнографии остяков и самоедов, причем его описание самоедов является самым ранним. П.С. Паллас привел эти сведения в сокращенной форме, что значительно снизило их научную ценность.

П.С. Паллас, таким образом, как и многие другие иностранцы, не верили в силу русского народа и утверждал, что приоритет в научно-техническом открытии и исследовании может принадлежать только иностранцам.

Уже при жизни П.С. Палласа ставили в один ряд с самыми знаменитыми путешественниками. Энергичность, которую он проявлял в экспедиции, – колоссальна. Выполняя указания Академии наук, он не жалел себя, изнемогал от болезней, заработанных в поездках. Молодой и здоровый до путешествия, П.С. Паллас вернулся из него изможденным, с подорванным здоровьем. На 33 году жизни у него поседели волосы, его мучило острое воспаление глаз, угрожающее полной потерей зрения, и хроническое заболевание желудка. Вскоре после путешествия он потерял верную спутницу – жену, которая умерла, оставив ему четырехлетнюю дочь. Однако сознание выполненного научного долга победило в нем все тягостные чувства: «Блаженство видеть природу в самом бытии, где человек весьма мало отделился от нее, и учиться ей, служило мне за утраченную при этом юность и здоровье лучшею наградою, которую от меня никакая зависть не отнимет», – писал П.С. Паллас, итожа свой жизненный путь14. В данном случае его пример П.С. Палласа иллюстрирует еще одну черту немецкого менталитета. «Для немца сознание выполненного долга превыше всего, в противном случае рушится упорядоченность в мире»15.

Таким образом, можно сделать вывод, о том, особенности национального характера П.С. Палласа повлияли на его научную деятельность. Во-первых, его добросовестность, боязнь упустить любую мелочь в сборе материала и его обработке прослеживаются в ходе всей работы. Благодаря этому его труд является актуальными и сегодня. Во-вторых, ученый записывал свои наблюдения по четкой схеме-шаблону, отступить от которой не позволяла его немецкая педантичность. В-третьих, П.С. Паллас характеризовал другие народы по такому приоритетному признаку, как отношение к работе, что привело его к мысли о незначительной роли русской культуры в мировой цивилизации. В-четвертых, для П.С. Палласа, как и для любого немца, главным чувством является осознание выполненного долга и настойчивость в достижении поставленных целей, а также их способность переносить связанные с этим трудности и лишения.