Гулять по московским паркам Карина любила с детства

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14


– Напротив, очень спокойным. Даже чересчур спокойным. Такой, знаете, книжный червь. Хотя, нет… – Женщина прищурилась. – Вы можете меня неправильно понять. Рудольф Васильевич не был, как говорится, не от мира сего. Он был умным, достаточно пробивным мужиком. Но при этом – спокойным. Умел добиваться своего без крика.


– Понимаю, – кивнул майор. Людей он повидал немало, а потому краткая характеристика Екатерины Ильиничны сказала Корнилову о многом. – Вы знали, что у Рудольфа Васильевича есть пистолет?


– Нет.


– А насколько близко вы были знакомы?


– Мы дружили с Валюшей… это его жена. Покойная. Раньше я часто у них бывала. А в последние годы, сами понимаете, реже. После смерти Валюши Рудольф Васильевич стал замкнутым.


– Вы ни разу не видели пистолет и не слышали о нем?


Екатерина Ильинична нахмурилась:


– Почему столько внимания пистолету?


Она пыталась понять ход мыслей Корнилова. То ли по привычке, то ли от скуки.


Майор улыбнулся:


– Вчера вечером к профессору пришел гость. Званый или незваный, мы не знаем. Но, судя по всему, Рудольф Васильевич встретил его с заряженным пистолетом в руке. То есть он знал о готовящемся нападении или предполагал его. Вы говорите, профессор был спокойным и выдержанным человеком, что он никогда не хвастал оружием, значит, он бы не стал его доставать без веской причины. А это, согласитесь, уже интересный факт.


– Ваши коллеги таких вопросов не задавали, – обронила женщина.


– Поэтому мы с ними занимаемся разными делами, – с достоинством ответил Корнилов.


– Знаете себе цену?


– А как же.


– Это хорошо.


Они помолчали, сделав по глотку кофе, после чего полицейский продолжил:


– Когда умерла жена Рудольфа Васильевича?


– Давно, десять лет назад. – Екатерина Ильинична вздохнула. – Всего на три года сына пережила.


– Единственный ребенок?


– Да.


– Что с ним случилось?


– Автокатастрофа.


«Жены нет, детей нет…»


– У профессора бывали гостьи? Я имею в виду женщин.


– Я ни разу не видела Рудольфа Васильевича с женщиной, которую можно было бы принять за его подругу, – спокойно ответила Екатерина Ильинична.


Мимо. А жаль – ревность прекрасно вписалась бы в картину преступления.


Но Корнилов не унывал:


– В таком случае давайте поговорим о друзьях профессора.


– Пытаетесь найти убийцу среди знакомых?


Похоже, ей не очень понравилась эта идея.


– Я просто пытаюсь найти убийцу, – веско ответил майор. – И мне абсолютно все равно, окажется ли он знакомым профессора или обыкновенным грабителем. – Корнилов помолчал, предоставляя женщине возможность осознать смысл своих слов. – Но, как показывает опыт, Екатерина Ильинична, в подобных делах чаще всего убийцами оказываются знакомые или родственники. Рудольф Васильевич не был бандитом, не занимался бизнесом, не мог заполучить смертельных врагов на работе… – «Точнее, эту версию прорабатывает Сантьяга». – Поэтому…


– Остается личное, – вздохнула женщина.


– Совершенно верно. – Полицейский допил кофе. – К тому же друзья Рудольфа Васильевича могут помочь информацией. Кто-то что-то видел. Кто-то что-то слышал. Или догадывается.


– Но друзей, как я понимаю, будут прорабатывать ваши коллеги из местного управления?


– Одно другому не мешает. – Корнилов улыбнулся. – Кого знаете вы?


– Начальника его знаю. – Екатерина Ильинична задумалась. – Знаю двух сослуживцев. И еще к Рудольфу Васильевичу частенько заходил один мальчик, Сережа. Он с Костей, сыном Рудольфа Васильевича, вместе учился. И потом нередко наведывался. Вы с ним еще не говорили?


– Нет. – Майор почуял след. – А как фамилия мальчика?


– Да он и не называл ее ни разу. Сережа и все. Но Рудольф Васильевич к нему очень хорошо относился.


– Описать мальчика сможете?


– Да он уже мужчина. – Екатерина Ильинична улыбнулась. – Описать-то я вам его опишу, вот только вряд ли это он убил. Сережа Рудольфа Васильевича считал за отца.

* * *


Ближнее Подмосковье,


26 сентября, вторник, 10:13


Одно из китайских проклятий звучит так: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен».


В эпоху отсутствия эпох.


На стыке. На изломе. Когда страну выворачивает наизнанку, когда ломается привычный жизненный уклад, исчезают проверенные маяки, черное становится белым, а белое – черным. Когда легко потерять смысл самой жизни. Когда утром ты просыпаешься с ощущением того, что летишь в пропасть, а все на свете цвета становятся серыми.


Китайцы знали, как пожелать настоящую гадость. Осознали, на своем ли, или чужом опыте, каково это – оказаться в безвременье.


Сергей Мурзин сумел пережить распад коммунистической империи. Да, он потерял будущее, к которому стремился, в котором видел смысл жизни. Забросил занятие, которое доставляло ему удовольствие и радость. Он не стал серьезным ученым. И миллионером тоже не стал, не научился поднимать деньги буквально из-под ног, как это получалось у некоторых его знакомых. Но при этом Сергей сумел найти свое место. И пусть его дело было незаконным, зато оно требовало от него профессиональных знаний и приносило деньги, которые позволили Мурзину приобрести скромную квартиру на окраине Москвы и даже сформировать небольшой пенсионный фонд. Можно сказать, что Сергей проскочил девяностые. Пережил безвременье.


В отличие от своих родителей.


Далеко не во всех бывших колониях «подъем национального самосознания» проходил мирно. В некоторых республиках казавшегося вечным Союза власти сумели удержаться от плясок на костях и этнических чисток. Самые «цивилизованные» из них воспользовались опытом гитлеровской Германии, разделив население по национальному принципу и объявив «пришлых» негражданами. Международные правозащитники поддержали дискриминацию радостным улюлюканьем и с удовольствием приезжали на открытие памятников эсэсовским карателям.


А вот родителям Мурзина не повезло. Двадцать пять лет они честно отработали на крупном комбинате в одной из южных республик и, выйдя на пенсию, решили остаться на обжитой, ставшей родной земле. Отец инженер. Мать бухгалтер. Они так и не поняли, за что их стали называть «оккупантами» и плевать в спину. Почему принялись рычать соседи. Почему отворачивались продавщицы в магазинах и кидались камнями дети.


У них не укладывалось в голове, что убить можно только за то, что ты – русский.


Они долго не могли понять, что стали никому не нужны, что их никто не защитит и пришло время бежать.


Мурзины уезжали из ставшего чужим города на автобусе, вместе с другими такими же бедолагами, в одночасье превратившимися из граждан в «русскоговорящее население». Уезжали, оставив «национальным самоосознанцам» дома и нажитое добро, заплатив огромные деньги водителю старенького «Пазика», потому что иначе он отказывался помогать «оккупантам». Уезжали в никуда.


Что произошло потом, достоверно неизвестно. Одни говорили, что автобус упал в пропасть, другие – что подорвался на мине, третьи – что его расстреляли из гранатометов. Но все сходились на том, что сначала пассажиров ограбили. Сергей, опоздавший всего на один день, так и не выяснил правды. Да никто и не собирался расследовать происшествие: подумаешь, автобус со стариками-оккупантами в овраг свалился. Кому они интересны?


Мурза побывал на месте трагедии, помолчал там, положив на обгоревший автобус цветы, и уехал.


И никогда никому ничего не рассказывал. Даже Лужному, отговорившись угрюмым: «никаких следов». Но однажды признался себе, что если бы не та поездка, он, наверное, не смог бы никого убить.


Мурзе не нужно было считать шаги или ориентироваться по приметам. Он прекрасно помнил пень, под которым устроил тайник. Свой собственный тайник на самый крайний случай. Делать схроны Мурзу научил Глыба, который не зря два года топтал десантные бутсы. Показал, как правильно закладывать «товар», как маскировать место, как уходить, не оставляя следов. Глыба любит «партизанить».


Поправка – любил.


Теперь Глыба стал прошлым.


Сергей раскопал землю саперной лопаткой, вытащил жестяную коробку, раскрыл, развернул промасленную тряпицу, угрюмо посмотрел на «макаров» и вздохнул.


– Что делать, раз уж так получилось?


Пистолет не ответил. Даже не блеснул. Лежал спокойный, холодный, терпеливо ожидая, когда придет его время.


– Придет, – пообещал Мурза. – Уже пришло.


Вновь заморосил дождь.


Сергей торопливо убрал оружие в наплечную кобуру, застегнул куртку и положил две пачки патронов в барсетку. На случай полицейской проверки у него была лицензия на оружие самообороны, по которой Мурза в свое время купил смахивающий на боевой пистолет «макарыч». Сергей прекрасно понимал, что серьезную проверку не пройдет, но надеялся на человеческий фактор. Полицейские ведь тоже люди – увидят, что лицензия у приличного мужчины в порядке, бросят взгляд на торчащую из кобуры рукоять и вряд ли потребуют показать оружие. Пятьдесят на пятьдесят, как говорится.


Мурза зашвырнул лопатку в кусты и быстрым шагом направился к станции.

* * *


Зеленый Дом, штаб-квартира


Великого Дома Людь


Москва, Лосиный Остров,


26 сентября, вторник, 10:30


Ночь барон Мечеслав провел неспокойно, ибо снился ему разрыв с Всеславой во всей своей чудовищной красе. В видениях несчастного разрыв представлял собой не пропасть, как можно было подумать, а гигантских размеров айсберг, похожий на тот, что на экранах кинотеатров угробил «Титаник». Белый, неприступный и холодный. Точь-в-точь Всеслава. Причем, несмотря на идущую от айсберга морозную волну, проснулся барон в поту. И, разумеется, в самом что ни на есть прескверном расположении духа.


Он сломал зубную щетку, порезался при бритье, опрокинул бокал с апельсиновым соком и обругал слугу за недостаточно крепкий кофе.


Но айсберг не остался во сне, а продолжал надвигаться.


«Черт, Всеслава, мы должны помириться!»


На фоне ТАКИХ переживаний доклад об инциденте в «Кружке для неудачников» показался Мечеславу мелким и не требующим особого внимания. Красные Шапки отметелили чудов? Любопытно, конечно, но ничего особенного. Не надо попадаться под горячую руку. До барона, так же, как и до Артема, не сразу дошел смысл сообщения. Гораздо больше Мечеслава занимал вопрос, в каком настроении проснулась сегодня королева.


Полчаса после завтрака барон неумело, но с пылом настоящего неофита предавался меланхолии. Он сидел в кресле и тупо таращился на стену, честно стараясь думать только по теме. А еще лучше – ни о чем не думать вообще. Но не получалось. Размышления о Всеславе и королевской мести постоянно перебивались мыслями житейскими, до неприличия обыденными: квартал на исходе, значит, следующие пару дней придется провести в бухгалтерии домена. А в ноябре неплохо было бы устроить аудиторскую проверку.


«Не отвлекайся! Грусти! Тоскуй! Страдай! Предавайся меланхолии, черт бы тебя побрал!»


Эх, Всеслава…


И ревизию арсенала, в конце концов! Волеполк, конечно, мужик надежный, но контроль нужен за всеми.


Слуги ходили на цыпочках и переговаривались жестами, в доме царила полная тишина, но все напрасно – как следует предаться меланхолии у барона не получилось. Помучившись полчасика, Мечеслав решил, что «время лечит», набросал на бумажке тезисы покаянной речи, приказал подогнать к подъезду автомобиль и направился во дворец.


Чтобы еще раз убедиться в том, что разозлить женщину легко, а вот помириться…


– Господин министр! Я как раз собиралась за вами посылать.


– А я уже здесь, ваше величество, как чертик из табакерки, – бодрячком отозвался Мечеслав, всем своим видом показывая: все в порядке, любимая, я не в обиде. Повздорили, с кем не бывает. Не пора ли помириться?


В королевский кабинет барон добрался без проблем – посмел бы кто-нибудь его остановить! – и вошел без доклада. Всеслава не рассердилась, даже чуть улыбнулась, увидев Мечеслава, и откинулась на спинку кресла, подперев подбородок кулачком.


– Как чертик… пожалуй, – задумчиво протянула королева. – А вот в табакерку, господин министр, вы вряд ли поместитесь. Разве что выведете из себя какую-нибудь колдунью.


Намек был очевиден. Ямания, которую барон после вчерашних событий уже видеть не мог, едва сдержала улыбку. Судя по разложенным на столе бумагам, противная секретарша о чем-то докладывала Всеславе, однако при появлении барона Ямания даже не сделала попытки уйти.


Это был плохой знак.


– Мы как раз обсуждали ваши предложения по поводу благоустройства семейных дел Красных Шапок, господин министр.


– Разве я выдвигал предложения?


– В том-то и дело, что нет, – с притворной грустью вздохнула королева. – Из чего мы сделали вывод, что вы слишком ответственно подошли к своему назначению, господин министр, что с головой погрузились в изучение дел и пока не готовы представить на наш суд сколько-нибудь внятный проект.


– Совершенно верно, ваше величество, – кивнул Мечеслав. – Я всю ночь строил планы насчет дикарей.


– Красных Шапок, господин министр, Красных Шапок. Вы говорите о моих подданных.


– Извините, ваше величество.


Королева помолчала, давая возможность барону осознать недопустимость подобных оговорок, после чего продолжила:


– Мы с Яманией решили подсказать, чем вам предстоит заняться в первую очередь.


Канцелярская крыса приятно улыбнулась.


Мечеслав пообещал себе, что кое-кто из присутствующих здесь скоро узнает, что значит вывести из себя барона Зеленого Дома. В табакерку противную секретаршу он вряд ли засунет, а вот, к примеру, в посылочную коробку… Если как следует поработать боевой секирой…


– Господин министр, вы нас слышите?


– Я весь внимание, ваше величество!


– Мы полагаем, что в первую очередь вам надлежит решить социальные проблемы ди… Красных Шапок. Вы обращали внимание на запах, царящий в Южном Форте?


– Гм… да.


Знаменитая вонь бутовских обитателей была темой многочисленных шуток и анекдотов.


– Фата Ямания полагает, причиной этого является чрезмерное потоотделение Красных Шапок, приводящее к быстрому загрязнению одежды и, как следствие, к появлению запаха.


– Но разве это социальная проблема, ваше величество?


– Разумеется, господин министр. Наши подданные вынуждены тратить слишком много денег на приобретение мыла и разного рода чистящих средств, что пробивает огромные бреши в их бюджете и не позволяет богатеть должным образом. Странно, что вы, при всех своих талантах, не догадались о такой ерунде.


Барон попытался вообразить покупающего стиральный порошок дикаря, но фантазии не хватило.


– Предпочитаю важные вопросы, – буркнул Мечеслав. – А рассказывать о ерунде мне, по всей видимости, будут во дворце.


– Не забывайтесь, господин министр, – кротко произнесла королева.


Однако в глазах Всеславы вспыхнули яростные огоньки.


– Извините, ваше величество.


– Одним словом, вы должны сделать им прививки.


– Какие?


– От чрезмерного потоотделения, разумеется. Вы что, совсем меня не слушали?


– И от запаха изо рта, – добавила секретарша.


– Спасибо, Ямания, – кивнула королева и вернулась к Мечеславу: – Свяжитесь с эрлийцами и закажите необходимые для данной процедуры препараты.


Барон представил себе выражение лиц лучших врачей Тайного Города и мысленно застонал.


«А уж что понапишут в газетах…»


– Вакцинацию следует провести в кратчайшие сроки, – вновь вклинилась Ямания. Ей нравилось топтаться на костях поверженного барона.


– И не смотрите таким букой, господин министр. Представьте, как будут вам благодарны Красные Шапки и все жители Тайного Города, когда Южный Форт заблагоухает букетом фиалок.


– Вы войдете в историю.


«А может, бросить все и куда-нибудь уехать? В Антарктиду, например».


Мечеслав искренне надеялся, что унизительный приказ заняться дикарским запахом окажется единственным неприятным сюрпризом и экзекуция закончится, однако просчитался.


– И еще до нас дошли слухи, что вы выдвинули на пост великого фюрера Красных Шапок женщину по имени… Блямба, кажется.


«Только не это!»


– Я никого не выдвигал, – решительно заявил барон.


Однако королева предпочла не услышать министра.


– Некоторые репортеры намекают, что выбор обусловлен существующими между вами особыми отношениями.


– Я не могу оторвать журналистам головы и приделать другие, нормальные.


Всеслава пристально посмотрела на барона:


– Подобные слухи бросают тень не только на вас, господин министр.


– Если бы не мой карьерный взлет, этих слухов бы не было, – язвительно ответил Мечеслав.


Королева чуть изогнула тонкую бровь. Обсуждать с бароном причины его карьерного взлета Всеслава не собиралась, зато хотела услышать объяснения.


С лица Ямании тоже исчезла неуместная веселость: канцелярская крыса прекрасно понимала неудовольствие королевы, и ей было интересно, как несчастный Мечеслав вывернется.


– Насколько мне известно, – официальным тоном произнес барон, – женщина по имени Блямба уехала из Тайного Города по своим, блямбским, делам. Полагаю, она вернется не раньше чем через несколько дней, когда репортерский интерес к ней упадет до нуля.


– Прекрасная новость, господин министр. Вы становитесь тонким политиком.


– Благодарю, ваше величество.


– Кстати, куда подевался великий фюрер Кувалда?


– Ищем.


– Надеюсь, вы сумеете удержать своих подопечных от кровопролития?


– Да, ваше величество, – заверил королеву Мечеслав и с грустной иронией добавил: – Я ведь еще не обеспечил ди… гм… Красных Шапок медицинской страховкой.


– Отличная мысль, господин министр, Ямания, пометьте: медицинская страховка. – Королева усмехнулась: – А что вы будете делать, если Кувалда так и не объявится?


– В этом случае я выберу из Гниличей и Дуричей по претенденту и столкну их лбами, – честно ответил барон. – Но я надеюсь, что одноглазый отыщется.


– Хорошо, оставим это. – Всеслава помолчала. – И последний вопрос, господин министр. Ходят слухи, что вчерашний инцидент между чудами и Красными Шапками подстроен специально, чтобы отвлечь внимание публики от идиотской выходки одной высокопоставленной персоны. Каково ваше мнение на этот счет?


«Вчерашний инцидент?»


– Вы имеете в виду…


– Скандал в «Кружке для неудачников».


Всеслава решила, что барон намеренно сыграл удивление.


– Э-э… Вам понравилось? – Мечеслав абсолютно не представлял, что нужно говорить, и брякнул первое, что пришло в голову.


– Получилось не очень корректно по отношению к рыцарям, однако ход мыслей организатора выдает тонкий ум интригана.


Это был первый теплый ветерок от айсберга.


– Согласен. – Мечеслав склонил голову.

* * *


Южный Форт, штаб-квартира


семьи Красные Шапки


Москва, Бутово,


26 сентября, вторник, 10:33


– А можа она газовый кабель ищет, а? – неуверенно предположил кто-то. – Проснулась пораньше и пошла с лопатой на охоту? Чтобы всем Гниличам угодить, типа.


– Она иначе угождала, – брякнул другой боец. – Вот, помню…


– Заткнись, урод! – не выдержал Шкура. – Не знаешь, так молчи.


– А ты много знаешь?


– Я…


На самом деле уйбуй знал ровно столько же, сколько и остальные: Блямба, в одночасье ставшая героиней Гниличей и практически королевой Красных Шапок, легла спать около часа ночи, просмотрев все репортажи, в которых успела засветиться, и построив массу планов на будущее. Больше ее никто не видел.


Сначала проснувшиеся дикари не обратили на отсутствие Блямбы особого внимания: Шкура решил, что подруга пошла по каким-нибудь делам, остальные завтракали, ругались, чистили оружие, дрались – одним словом, жизнь шла своим чередом. Правда вскрылась, когда Гниличи собрались во дворе Форта, чтобы вновь идти отнимать у Булыжника кувалдинский кабинет и делать Блямбу королевой: раз по телевизору сказали, значит, все решено. Позевывая и поругиваясь, клан высыпал наружу, протер глаза и… и обнаружил отсутствие лидера.


– Ты с ней сегодня спал! – Уйбуй Зубило направил указательный палец на Шкуру. – Ты и виноват!


– Это еще почему?


– Потому что великим фюрером хочешь стать! – Зубило оглядел сородичей: – Погубил Шкура Блямбу, мля!


Сородичи заволновались.


– Погубил ни за грош, вражина!


– Это я ему подсказал! – поддал жару Булыжник, которому очень нравилось, что Гниличи собираются укокошить конкурента. – Какой же ты, говорю, великий фюрер, если у тебя Блямба королевой станет?


Гниличи внимательно выслушали орущего из окна Дурича и сделали правильный вывод:


– Вешать Шкуру! Он Дуричам продался!