Geum.ru

Ваз, тольятти

Вид материалаДокументы

Содержание


Молодой город - город молодежи
Свадьба тольятти
Подобный материал:
1   2   3   4   5

МОЛОДОЙ ГОРОД - ГОРОД МОЛОДЕЖИ


Когда в 2004 году я встретил Митю, он был двадцатилетним студентом финансового отделения в ТГУ – Тольяттинском государственном университете. Из-за его независимой манеры поведения и лаконичной речи сложно было понять, что у него на уме, но он сразу мне понравился. Как-то я спросил его: «Почему вы выбрали именно финансы?». «Да просто потому, что там, где я вырос [ферма в двадцати пяти километрах от Тольятти], единственное, что я видел – это навоз», ответил он. По-видимому, остальные объяснения были очевидны. Люди изучали финансы, чтобы зарабатывать достаточно для того, чтобы не прожить остаток жизни в навозе. Во втором томе собрания интервью «АвтоВАЗа», изданного ограниченным тиражом, прославленного инженера Юрия Сапсая спрашивают, что привело его в Тольятти в конце 60-ых. «Наш совхоз по разведению свиней посылал всю продукцию в Москву, а нам оставались лишь навоз и нищета. Особенно туго было зимой. Что же оставалось делать? Идти воровать или пить. А я так не мог».80 И Юрий, и Митя хотели одного: убежать от сельской скуки и «начать новую жизнь» в Тольятти, городе, который начал жизнь заново и сделает это еще раз. Их разделяло больше тридцати лет, просто один вынужден был начать вторую жизнь в то самое время, когда Тольятти собирался начать новую в качестве автомобильного города. Давайте посмотрим, что же мы можем узнать о современниках Сапсая, о тех, кто строил Автоград и работал на ВАЗе, а также о том, чем стал Тольятти после своего второго рождения.

Они приезжали со всех концов Советского Союза (а также из Италии). Десять армейских батальонов, демобилизованные солдаты, выпускники техникумов. К сентябрю 1968 их было 40 тысяч; на пике строительства 65 тысяч были на участке. «Здесь можно было встретить темнокожих южан и светловолосых жителей севера», писали корреспонденты «Правды». «Слышалась русская, таджикская, украинская, бурятская, грузинская, молдавская, белорусская, узбекская и латышская речь». Список повторяет прежнюю ситуацию. Обращаясь к другому «Мите» на Автострое 1931 года, Борис Агапов писал: «В одно время с вами приехали сотни людей того же возраста из Курска и Чебоксар, с Украины и Северного Кавказа». В общей сложности, в Автограде конца шестидесятых были представлены сорок две национальности. Здесь были и ветераны других строительных проектов – бетонщики и сварщики, работавшие на сибирских гидроэлектростанциях, бульдозеристы, строившие дороги и копавшие шахты на Крайнем Севере и Дальнем Востоке. И все же большинство из них имело маленький опыт или не имело его вообще и было от силы двадцати лет от роду. Средний возраст населения города был 26 лет.81

После окончания строительства многие уехали, но некоторые остались работать на заводе, стимулируемые своими работодателями, что было типично для предыдущих героических строительных проектов Советского Союза. По договоренности между Поляковым и Семизоровым те, кто работал на строительстве как минимум полгода и имел хорошие рабочие рекомендации, входили в заводские «резервы». По истечении восемнадцати месяцев они приобретали право постоянно работать на заводе.82 Потребность ВАЗа в рабочих была так высока, что качество их работы, возможно, и не подвергалось очень тщательной проверке. Даже важнее самой работы для привлечения людей на ВАЗ было обещание приличной квартиры. Однако жилищное строительство отставало от времени. Так, в октябре 1969 года несколько сотен таких «гарантийщиков», уставших жить в общежитиях или снимать «углы» в квартирах старого города или даже отдаленных деревнях, решили «искать справедливости» через профком вспомогательного цеха. Усилия профкома уговорить их разойтись увенчались успехом лишь тогда, когда им была организована встреча с Поляковым. На собрании директор призвал самих рабочих помочь в строительстве квартир, чем они и занимались в течение полугода, возродив таким образом «народное строительство» жилого фонда, зародившееся в середине 50-ых на ГАЗе.83

Волей-неволей, рабочие мощности завода приобретали очертания. Краткая характеристика их демографического состава, добытая из местных архивов, показывает, что в марте 1970 года, за месяц до того, как с конвейера сошли первые «Жигули», ВАЗ нанял на работу 42.668 человек, из которых 34.494 были рабочими, а 6.407 составлял инженерно-технический персонал. Около 2/3 всей рабочей силы представляли мужчины, однако распределение их было неоднородным. 83 и 84% составляли рабочие двух главных производственных цехов и только 26% работали в менее престижных и низкооплачиваемых жилищном и культурном секторах. Около 60% всех рабочих были в возрасте 30 лет и младше. Четверо из пяти были этническими русскими, из чего можно предположить, что на всех других языках, которые были слышны среди строителей, говорило относительное меньшинство; что нерусские строители покинули Тольятти после завершения своей части строительных работ; или что корреспонденты «Правды» пускали пыль в глаза, сочиняя советские строительные саги.84

Что же касается инженерно-технического персонала, то данные на январь 1969 года показывают, что, по сравнению с рабочими, большая их часть (в пропорциональном соотношении) имела какое-либо высшее образование (64% к 0,6%), являлась членами партии (60% к 14%) и достигла возраста хотя бы 31 год (65% к 42%). Соответственно, меньшая часть инженерно-технического персонала принадлежала к Комсомолу (9,2% к 19,8%), где действовало возрастное ограничение для членов (от 14 до 28 лет). Такое положение легко можно было представить, тем более что оно согласуется с национальными тенденциями. Что касается полового распределения, то женщины составляли 26% инженерно-технического персонала, причем эта цифра практически не менялась до начала 1976 года. В 1972 году из 585 человек, занимавших руководящие должности, только 36 (6,15%) были женщины. К 1980 году это число выросло до 62, однако, это все равно было меньше 9% всех руководителей. Многие женщины были задействованы в непромышленных секторах, включая жилищный, медицинский, продовольственный, уборочный и пенсионный.85 По словам Ольги Капитоновой-Вологиной, принятой на работу в 1967 году на должность главного инженера коммуникаций (случайно она оказалась единственной женщиной из двадцати девяти администраторов и инженеров, интервью с которыми вошли в первый том многотомного собрания воспоминаний и интервью «АвтоВАЗа»): «Поляков по традиции не пускал женщин на руководящие посты».86 Кажется, в этом Поляков был совсем не оригинален. Так было по всему Советскому Союзу: несмотря на то, что женщины были лучше представлены среди технических специалистов, чем среди квалифицированных промышленных рабочих, их практически не было на руководящих должностях.87

На 1 января 1976 года общая численность рабочей силы на ВАЗе (включая не только рабочих, но и офисных сотрудников и инженерно-технический персонал) составляла 92.163 человека, из которых лишь 38 тысяч (41,3%) были женщины. Через пять лет женщины составляли 52 тысячи (45,6%) из общей рабочей силы 112.231 человек. Повышение численности женщин происходило в равных пропорциях, что свидетельствовало, с одной стороны, о том, что на ВАЗе существовал непрекращающийся спрос как на рабочих конвейера, так и на работников непромышленной части предприятия, а с другой стороны, об относительном недостатке подобных рабочих возможностей в окрестностях завода.88 С учетом того, что ежегодно в городе рождалось около десяти тысяч детей, «колоссальную» необходимость представляли дневные детские учреждения. Так как город и близко не мог удовлетворить эту потребность, ВАЗу пришлось подступиться к этой бреши. В мае 1968 ВАЗ основал детский сектор в рамках ЖКУ (жилищно-коммунальное управление) для внедрения программ дошкольных учреждений и детских садов. Начиная с 1975 года, большинство детей в детских учреждениях участвовали в вазовских программах. Переполненность, казалось, была нормой.89

Население города постоянно росло. В апреле 1972 года 100 тысяч жителей нового Автозаводского района составляли чуть меньше одной трети всего населения города. Результатом шестой всенародной переписи населения 1979 года стало городское население численностью более 500 тысяч человек; годом позже цифра достигла 521 тысячи, причем население Автозаводского района слегка превышало население Центрального и Комсомольского районов вместе взятых.90 Здесь внимательный читатель может спросить: разве по прогнозам население двух последних районов не должно было уменьшиться? Ответ: да, но если бы все в Советском Союзе происходило по плану, вряд ли это был бы Советский Союз. Какими быстрыми темпами ни продвигалось бы жилищное строительство, оно все равно не могло угнаться за ростом населения. В целях расширения жилого фонда муниципальные власти отбросили в сторону соображения команды архитекторов Рубаненко касательно плохого качества воздуха и заводских выбросов в Центральном районе. Делом первостепенной важности было производство автомобилей, а для этого ВАЗу нужно было больше рабочих.

Тольятти был городом, предлагающим советской власти великие возможности практического применения как гражданского строительства, так и социальной инженерии, планирования производства и потребления. До появления в 1966 году проектировщиков и строителей прежнее существование было не то чтобы «tabula rasa» («чистая доска»), но бесполезным. Набранное со всей страны, обеспеченное новыми квартирами, в большинстве своем молодое население, заполнившее город, имело возможность жить и работать в условиях, настолько близких к идеальным, насколько СССР мог сделать их такими для своего рабочего класса. На другой стороне планеты, в Махонинг-Вэлли на западе штата Огайо, компания «Дженерал Моторз» заявляла, что она делает то же самое. Завод «Лордстаун», открытый в 1966 году, являлся последним словом в высокотехнологичном автоматизированном производстве и, казалось, имел яркое будущее, обеспеченное признанием «Дженерал Моторз» Объединенным сообществом рабочих автомобильной промышленности – законным представителем их интересов. Однако завод, нанявший более десяти тысяч рабочих для производства автомобилей «Шеви Импалас», а затем малогабаритную «Вегу», скоро оказался пораженным несанкционированными забастовками и другими проявлениями враждебности рабочих. Будучи далек от того, чтобы стать символом свободных промышленных отношений, «Лордстаун» превратился в излюбленный объект американских историков трудовых отношений и социологов, ищущих новых предметов изучения.91

Хоть и реже, но несанкционированные забастовки проходили и на ВАЗе. Как и везде в Советском Союзе, они носили краткосрочных характер и улаживались на месте. Так, в 1972 году рабочие сборочно-кузовного цеха на четыре часа прекратили работу в знак протеста против несправедливой (как они считали) системой заработной платы. В 1974 работа литейного цеха остановилась почти на целый день по причине недовольства рабочих системой начисления премий, которое они считали произвольным. Их действия, поддержанные профсоюзом, привели к пересмотру системы. До 1989 года я смог документально зафиксировать только еще одно рабочее мероприятие, касавшееся уже не ВАЗа, а дефицита продуктов питания в продовольственных магазинах. Рабочие цеха окраски – очевидно, исключительно женщины – прекратили работать на два часа, требуя разговора с муниципальными властями, а после обещания наладить поставки продуктов вернулись к работе.92

Однако параллель с «Лордстауном» заключается не столько в трудовых разногласиях, сколько в ограничениях в социальной инженерии. «Лордстаун» был расположен в сельской местности, поэтому предполагалось, что он привлечет рабочих, которые из-за долгой дороги на работу не захотят вступать в крепкие и длительные союзы.


(Иллюстрация)


«Автоград был полностью оснащен учреждениями, обеспечивающими потребности работников и их семей»: главная контора Отдела обслуживания ВАЗа. Из «АВТОВАЗ: История миллионов, 1966- 2006» (Тольятти: ОАО «АвтоВАЗ», 2007), 75. Из архивов "АвтоВАЗа»


Автоград был полностью оснащен учреждениями, обеспечивающими потребности работников и их семей: жилищные конторы, клубы, спортивные учреждения, авторемонтные мастерские, библиотеки, школы и т.п. Эти услуги - далеко не все, что обещал генеральный план, и, как заметил один из горожан, «недостаток декоративных объектов и уютных уголков лишал город теплой и человечной атмосферы». Тем не менее, мало кто посчитал бы Автоград плохим местом для жительства, а ВАЗ - плохим местом для работы.93

И все же, работники ВАЗа не выказывали особого «заводского патриотизма». Исследование конца 70-ых показало, что лишь 24% из них выражали «гордость» заводом, в то время как 17% сказали, что «утратили» ее, а 59% остались «безразличными».94 Действия рабочих также предполагали некую степень отчужденности от идей промышленного утопизма советских проектировщиков и пропагандистов. За период с января по август 1973 года охранники поймали у заводских ворот 796 человек, пытавшихся вынести с работы товары общей стоимостью в 35.406 рублей, а еще 606 имели при себе мелкие объекты, такие как куски кожи и дерева, и самодельные предметы неустановленной ценности. Это значит, что за девять месяцев 3% рабочего состава были пойманы на выносе. А скольким удалось незаметно пройти через проходную, вынося инструменты, детали и другие материалы? Этого, конечно, никто и никогда не узнает. В своем отчете советскому исполнительному комитету Автозаводского района комиссия по социалистической законности и защите общественного порядка указывала, что эти цифры свидетельствуют о «значительном снижении» по сравнению с 1972 годом. Это действительно так, учитывая, что в этом году охранники остановили 2.548 потенциальных расхитителей с товарами ценностью более 80 тысяч рублей. Одни пытались спрятать их под одеждой, набивая автомобильные камеры в сапоги и обматываясь обивочным материалом. Другие дожидались машин, сходящих с конвейера, и засовывали предметы в обшивку дверей или под капот. Многие действовали в одиночку, однако, в отчете также указывалось на растущую тенденцию организовывать группы, «методы которых становились все более изощренными».95

Хотелось бы знать, что эти рабочие намеревались делать с вынесенными ими предметами. Продавать их на черном рынке? Завести автомастерскую на стороне? Использовать их для переделки или ремонта своей собственной машины? Практика мелкого воровства среди рабочих и сотрудников почти так же стара, как промышленная революция.96 Масштаб ее сложно измерить, но, как правило, чем крупнее завод, тем больше возможностей для выноса. Характерный для Советской России дефицит товаров всех видов делал мелкие кражи на работе предметом постоянного соблазна. Конечно, существовали и серьезные наказания, но неизбывная потребность руководства в трудовых силах, часто приводила к тому, что на воровство просто закрывали глаза. Так же, как прогулы и злоупотребление алкоголем, расхищение государственной собственности было бичом советской промышленности. Конечно, рабочие были далеко не единственными, кто воровал у государства. Позже в этом же десятилетии американский корреспондент назвал воровство («целыми железнодорожными вагонами, полными сырья и деталей») «серьезной помехой», а бывший юрист-международник после эмиграции описывал целую страну как «клептократическое государство».97

Что касается алкоголя, то городская комиссия докладывала о «рейдах», проводимых милицией и народными дружинами в магазинах, торговавших алкогольными напитками, а также в парках, скверах и прочих общественных местах на улице. В соответствии с докладом в 1972 году за четыре с половиной месяца 2.690 человек были оштрафованы на месте за распитие спиртных напитков или появление в общественных местах в нетрезвом состоянии, а еще 2.073 человека были задержаны за мелкое хулиганство в состоянии опьянения. Дружины проводили дополнительные рейды в избранных учреждениях, таких, как техникум «Куйбышевгидростроя» – четырехлетнее образовательное учереждение в Комсомольском районе, в которой числилось 642 учащихся в возрасте от 15 до 17 лет. В результате рейда 87 (включая 16 девушек) из 360 первокурсников были задержаны за воровство, угоны автомобилей, хулиганство и преступления в состоянии алкогольного опьянения.98 В течение первых шести месяцев 1973 года рейды по автозаводскому району привели к задержанию 1.195 человек в состоянии опьянения, а за соответствующий период следующего года их число составило 1.593 человека.99

Это не значит, что в Тольятти подобные формы поведения были более распространены, чем где бы то ни было в Советском Союзе. В конце концов, все эти рейды были организованы в ответ на постановление Верховного совета РСФСР «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом» на всей территории республики. То, что Тольятти в этом отношении был ничем не примечателен, скорее, даже несколько удивляет. В конце концов, его необычайно молодое население, предположительно, олицетворяло «зрелый социализм». И вновь, не стоит думать, что советские власти с большим успехом ограничивали доступ в Тольятти, чем, скажем, в Москву, где явление лимитчиков (нелегальных жителей) начинало приобретать главенствующее значение. Естественно, что среди тех, кто в первые восемь месяцев 1971 был задержан милицией за бродяжничество, попрошайничество или тунеядство, были и те, чьи документы были не в порядке.100

Многие из тех, кто был замечен в кражах на рабочем месте или хулиганстве представали перед товарищеским судом, где, в случае признания виновным, получали штраф или выговор. История института товарищеского суда похожа на шахматную доску и восходит к ранним годам жизни Советского Союза. Такие суды существовали в местах работы и жительства. На ВАЗе каждое подразделение и каждый цех имели свой суд. В Автозаводском районе товарищеские суды были закреплены за каждой жилищно-эксплуатационной конторой (ЖЭКом). Суды по месту жительства заслушивали дела, касающиеся «нарушений правил социалистического общежития». Например, суд, закрепленный за ЖЭК-4, за первые девять месяцев 1975 года заслушал сорок одно дело. Сюда включались такие нарушения, как засорение мусоропровода, неправильное пользование лифтом, нецелевое использование жилищного фонда, невнесение квартплаты и неприемлемое поведение в собственной квартире. Последняя категория покрывала все: от затопления жилья и семейных ссор до прослушивания музыки слишком громко или в неположенное время.101

Подобные вопросы, хоть и мелкие, наполняли каждодневную жизнь Тольятти, и, если мы хотим понять, что значило жить в автомобильной столице Советского Союза в первые десять лет ее существования, нужно уделить им внимание. Несмотря на то, что эти вопросы оставлены на статистическом уровне бюрократических докладов, они не отличают этот город от других, молодых или старых, больших или маленьких. Так же, как в Тольятти были народные подразделения по охране общественного порядка, ЖЭКи и товарищеские суды, так и другие города брежневской эпохи имели подобные квази-государственные учреждения, укомплектованные непреклонными поборниками надлежащего поведения и общественного порядка. Только отойдя от немногословных сводок и углубившись в рассмотрение конкретных ситуаций, мы можем ощутить некоторые из специфических особенностей города, который, выражаясь словами архитекторов, будет «развиваться по законам социалистического градостроения и станет одним из лучших и достойных восхищения городов страны».102


СВАДЬБА ТОЛЬЯТТИ


Одним из самых быстрых решений, которое должны были принять архитекторы Автограда, было определение подходящей комбинации размеров квартир. Как уже говорилось, за основу были взяты семьи, в которых было не больше пяти, но и не меньше двух человек, и для которых планировалось строить квартиры из одной – трех комнат. Средняя жилая площадь - ключевой показатель уровня советского семейного благосостояния - бралась из расчета семь – девять квадратных метров на человека.103 Возникает закономерный вопрос о том, как планировалось расселять семьи из более, чем пяти членов. Другой вопрос: что делать в случае развода и других обстоятельств жизни (или смерти). Размеры проблемы были свойственны советской городской жизни. Адская сущность – и уникальность каждого города – заключается в деталях. Уже в сентябре 1968 года «Правда» сообщала о том, что в связи со строительством квартир Тольятти возникла «сложная ситуация» из-за отсутствия высококвалифицированных кадров. Молодые рабочие, многие из них - холостые, жили в общежитиях; но рабочие старшего возраста, скорее, были готовы подписаться на участие в проекте, потому что их жилищные потребности не были удовлетворены, более того, никто не гарантировал им решения этих проблем в ближайшем будущем. Найденное решение – построить больше квартир, чтобы расселить семьи рабочих – предполагало наличие именно второй рабочей категории.104

Получилось так, что в течение нескольких последующих лет проблема была решена; в действительности, власти даже перестарались с компенсацией. Пример: когда однажды в 1972 году рабочий сборочного цеха ВАЗа Геннадий Ефремович Ухов обратился за квартирой для себя и своей матери, ему было отказано, по всей видимости, потому, что единственно доступные квартиры предназначались для женатых. Очевидно, Ухов так отчаянно нуждался в квартире, что даже женился. Его женой стала Зоя Васильевна Кузнецова, воспитатель из одного из комплексных общежитий предприятия. Кузнецова, у которой была десятилетняя дочь от предыдущего брака, была либо невероятно наивной, либо вконец отчаявшейся. Как только они переехали в свою двухкомнатную квартиру площадью 29 кв. м. на западном конце Автозаводского района, Ухов привез из деревни свою маму в возрасте 81 года и ее шестидесятидвухлетнюю сестру, объявив пораженной Зое, что квартира предназначалась только его семье. Вскоре после этого, в январе 1973, несчастная Кузнецова с дочерью вновь оказалась в общежитии.105

Далее Ухов начал изыскивать возможности получения официальной санкции Народного суда на постоянное удаление Кузнецовой из соображений «супружеской несовместимости». Как он выяснил, для этого нужно было получить положительное заключение товарищеского суда по месту жительства, который занимался разбирательствами семейных споров. Все это кончилось тем, что суд при ЖЭК-5 отдела ВАЗа по жилищным и культурным вопросам, получил жалобу от Марфы Михайловны Уховой, матери Геннадия, с заявлением о факте оскорбления личности и угроз от ее бывшей «невестки» З. В. Кузнецовой. Однако в это же время сложным положением Кузнецовой занялся профсоюзный комитет ВАЗа, поручивший расследование дела комиссии из пяти членов. Выводы, сделанные комиссией, несколько изумляли:

  1. До того, как сделать предложение Кузнецовой, Ухов вступил в брак с женщиной, имевшей четырех детей, однако, эта женщина вдруг передумала и отказалась способствовать ему в получении квартиры. Тем не менее, он так и не аннулировал этот брак.
  2. Когда пятеро членов комиссии вошли в квартиру Ухова по Московскому проспекту, дом 100 и представились, их встретил «поток ругательств» и «истерика» Марфы Михайловны. «Помогите, люди добрые! Они избивают меня палками», выкрикивала она, очевидно, имея в виду зонты членов комиссии. Соседи уже давно привыкли к подобным выходкам, так как каждый раз, когда Кузнецова приходила в квартиру, чтобы взять что-нибудь из личных вещей, Марфа Михайловна начинала кричать.
  3. В процессе дальнейшего расследования комиссия обнаружила, что, в противоречие документам, которые Ухов предоставил в жилищном управлении в доказательство того, что его мать была бездомной, у Марфы Михайловны имелся свой собственный дом в деревне.


К несчастью для Кузнецовой товарищеский суд, разбиравший жалобу Марфы Михайловны, не принял во внимание данные показания. Кузнецова и ее свидетель отсутствовали на всех трех заседаниях суда, либо по причине неспособности прибыть на место заседаний (четкие данные на этот счет отсутствуют), либо из-за отсутствия приглашения участвовать в заседаниях. Таким образом, 2 сентября 1973 года товарищеский суд постановил оштрафовать Кузнецову на десять рублей и вынести ее «неприемлемое поведение» на обсуждение по месту работы. Единственной компенсацией для нее было то, что суд потребовал от заводского отдела по жилищным и культурным вопросам разделения имущества, в результате чего Ухов занял одну комнату, а Кузнецова с дочерью поселилась в другой. Однако Ухов отрицал справедливость этого «соломонова решения», наверное, потому, что жить в одной комнате с матерью и ее сестрой было невыносимо. 106

Так продолжалось до тех пор, пока Кузнецова не подала апелляцию в исполнительный комитет совета Автозаводского района, который, в свою очередь, передал ее комиссии по социалистической законности и поддержанию общественного порядка. Апелляция была краткой, а в конце содержала эмоциональный позыв следующего содержания:


«Ухов, его мать и сестра остаются в квартире, а меня с дочерью выбросили на улицу. Почему этот человек, целый год насмехавшийся надо мной и моим ребенком, остался безнаказанным, а я была наказана за то, что Ухов и его родственники лишили меня места для житья?»


В дополнение к апелляции комиссия заслушала свидетельские показания некой Н. Г. Фишман. Являясь членом профсоюзной комиссии, расследовавшей дело Кузнецовой, она также была ее коллегой по работе. Ее показания начинались с восхваления личности Кузнецовой:

«Она – честный и совестливый работник. В работе – надежна. Такие работники, как Зоя Михайловна [sic], запоминаются на всю жизнь. Уважаемая коллективом, за три года работы она не была несправедлива ни к кому из работников, никому не нагрубила, ни на кого не повысила голос, всегда была сдержанной и собранной».


Затем Фишман подробно рассказала о своем посещении квартиры Ухова в сопровождении других членов профсоюзной комиссии и о последующих расследованиях.

Запись об этой грязной истории заканчивается участием И. Г. Поповой, председателя комиссии совета, искавшей и получившей единогласное одобрение комиссии по следующим пунктам:

  1. просить товарищеский суд повторно заслушать дело, на этот раз в присутствии Кузнецовой и ее свидетеля;
  2. запросить у соответствующих органов по прежнему месту жительства Ухова сведения о регистрации его первого брака;
  3. потребовать от соответствующего органа применения надлежащей меры наказания для работника сельсовета, подтвердившего факт отсутствия жилплощади у матери Ухова.


Давайте попробуем отсортировать аспекты, задействованные в этой истории. К некоторым мы уже обращались на более обобщенном уровне; другие можно обнаружить лишь в процессе детального рассмотрения. Во-первых, очевидно то, что нехватка квартир являлась катализатором многих событий. Эта нехватка был частично спланирована – в том смысле, что все желанные товары были «дефицитными», - а частично являлась результатом поправок к генеральному плану, внесенных специально для Тольятти и касающихся расселения работников старшего возраста, имеющих семьи. Во-вторых, люди готовы были пройти долгий путь, чтобы получить разрешение жить в Тольятти, и при этом нарушать закон, разрушать жизни и, возможно, совершать и другие подобные поступки. На обратной стороне медали значилась возможность избежать лишений деревенской жизни. Юрий Сапсай мог их избежать, потому что был молод и умел работать (или, по крайней мере, мог и хотел учиться это делать). Но ни Марфа, ни ее дочь никогда не уехали бы из деревни, если бы не афера Геннадия. Городская жизнь дарила положение в обществе и удобства, невиданные в деревне, а в случае Тольятти связь с ВАЗом и автомобилями обещала гораздо большее количество и того и другого. Этого не мог предложить ни один другой город, кроме столицы Союза и Ленинграда.

ВАЗ вмешивался в жизнь по-другому. Это учреждение было связующим звеном между работой и домом. ЖЭК, по определению расположенный по месту жительства, на деле был ответвлением отдела ВАЗА по жилищным и культурным вопросам. Несмотря на то, что распря Кузнецовой была, строго говоря, связана с чисто семейными вопросами, она обратилась за помощью и получила ее в своем профсоюзном комитете. А когда товарищеский суд признал ее поведение недопустимым, провести с ней разъяснительную работу поручили не соседям по квартире, а коллегам по работе. В условиях Советского Союза связь между частным и общественным и так с трудом поддавалась определению, в этом же случае она вообще представлялась размытой. Возможно, это происходило по той причине, что ВАЗ – основной поставщик рабочих мест, жилья, условий для отдыха и многого другого – служил усилению вмешательства отчего государства в жизнь граждан.

И, наконец, этот злополучный спор и его разбирательство служили иллюстрацией того, что многое в государственной бюрократической машине не менялось десятилетиями. Студенты эпохи сталинизма очень хорошо знают, что мошенничество и подделка документов были обычным делом и что люди часто пользовались пробелами в потоке информации, поступавшей от одного бюрократического учреждения в другое.107 Ошеломляющей особенностью брежневской эры было то, в какой степени система зависела от личных показаний и свидетельств о чьей-либо репутации. В то же время вся эта история - и, отчасти, период времени, в который она происходила - отстоят от прежних времен благодаря отсутствию политических аспектов. В результате всех своих махинаций Ухов все же не получил от суда обвинения в «антисоветском поведении». На самом деле, ближе всех к обобщению сути его деяния подошла Фишман, когда заявила, что «от Ухова невозможно требовать удовлетворения требований по иску, так как не существует закона, по которому можно было бы призвать к ответу человека, который потерял совесть». Образцовое поведение Кузнецовой, каким его описала Фишман, также не имело политической окраски. Тогда-то стало ясно, что советские риторические категории и все, что они подразумевали, исчерпали себя.