История философии: Запад Россия Восток

Вид материала

Документы

Содержание Шефтсбери, мандевиль, хатчесон) 1. Жизненный путь и основные сочинения

Подобный материал:

• История философии: Запад Россия Восток, 10656.07kb.
• Запад есть запад, восток есть восток, не встретиться им никогда. Лишь у подножья Престола, 103.57kb.
• Литература Основной учебник Введение в философию. Учебное пособие для вузов. М.: Республика,, 21.49kb.
• Кросскультурное взаимодействие в современном мире и диалог, 174.93kb.
• Г. А. Смирнов Схоластическая философия, 776.32kb.
• Список литературы для студентов, изучающих мэмо учебники и учебные пособия Авдокушин, 165.97kb.
• Методические рекомендации студентам по теоретическому изучению курса "Россия в мировой, 132.94kb.
• История России, 409.95kb.
• О необходимости исторической составляющей в экономическом образовании, 35.87kb.
• Международная научная конференция «Восток Россия Запад», 129.87kb.

Глава 7. ФИЛОСОФИЯ В АНГЛИИ ПОСЛЕ ЛОККА

(ШЕФТСБЕРИ, МАНДЕВИЛЬ, ХАТЧЕСОН)


Влияние Дж. Локка на английскую культуру было глубоким и

разносторонним. Оно было и прямым и косвенным. Исследователи

убедительно показали, что блистательная английская литература

послелокковской эпохи, представленная именами Свифта, Стерна,

Попа, Филдинга, носит на себе отчетливые следы проработки лок-

ковских идей, относятся ли они к трактовке познания и опыта,

человеческой природы и гражданских свобод, воспитания или

религиозной веротерпимости. И, однако, говоря о влиянии Локка,

нужно принять в расчет: восприятие концепции этого мыслителя в

философии и литературе его отечества менее всего было простым

следованием и подражанием великому уму. Мыслители и писатели

Великобритании всегда стремились и умели быть оригинальными.

Кроме того, сама эпоха требовала, осмысливая бурные события

прошедшего столетия, начать новый XVIII в. с переосмысления и

переориентации философии морали и человеческих отношений,

чтобы она глубже, чем прежде, вторгалась в обычные человеческие

дела, стояла ближе к здравому смыслу, к духовной, литературной,

художественной, религиозной практике. Насколько мыслители,

слывшие последователями Локка, отличались от него по стилю

своего философствования, можно видеть на примере Шефтсбери.


Энтони Эшли Купер, граф Шефтсбери (1671-1713)

замечательный писатель, моралист и философ Англии. Его ориги-

нальный талант развивался под прямым влиянием Дж. Локка,

бывшего в доме графов Шефтсбери домашним врачом, секретарем,

советником, другом. Но в собственном характере литератора и

эстета Шефтсбери была укоренена, скорее, склонность к древней

философии, к ренессансному мировосприятию, чем к гносеоло-

гически и политически ориентированному мышлению философов

нового времени. Главные работы Шефтсбери - <Исследование

силы> (она без согласия автора в 1699 г. была опубликована в

Лондоне), <Письмо об энтузиазме> (1708), эссе <Моралисты>

(1709),
висимого расположения духа в письме к другу> (1709).


"Шефтсбери, - пишет один из современных исследователей, -

не был систематическим философом типа Декарта или Лейбница,

но и не был методическим аналитиком, подобным Локку. Его

любимым способом писания были рапсодия, диалог... Он искал

такого читателя, который скорее вник бы в его видение вещей, чем

такого, которого следовало бы принуждать к согласию с помощью

полностью развитой аргументации. Его критика установившейся

религии и ее авторитарных претензий была осторожной, косвен-

ной, даже замаскированной, так что, на первый взгляд, ее едва

можно было бы различить, что, однако, не мешало противникам


деизма и свободного мышления полемически воспринимать его

критические статьи "2.


И Шефтсбери, если судить, например, по Введению к его

работе <Моралисты> (а она построена в виде диалога, полемики),

совершенно сознательно творит свой изощренный стиль философ-

ствования как способ разговора, оживленной беседы, не подпадаю-

щих под диктат политики и противящихся тому, чтобы филосо-

фию, "бедную госпожу", "замуровывали в колледжах и кельях".

Против притягивания философской беседы к политике и полити-

канству дня направлены особо страстные возражения Шефтсбери.

"...У нас стало хорошим тоном разговоры о политике в любом об-

ществе и беседы о государственных делах мешать с разговорами об

удовольствии. Но, правда, если говорить о философии, то мы не

одобряем такой свободы. И мы не думаем, что политика относится

к области философии или хотя бы родственна ей "3. А вот что дей-

ствительно принадлежит к сердцевине философии, так это мораль

(и в силу связи с нею - но только в минимальной степени - и

политика).


Почему мы, современные люди, в таком переизбытке "произво-

дим" исследования и опыты, но так скупы на живые диалоги?

Ответ Шефтсбери: "мы" (он имел в виду людей своей эпохи, но

стрелы его критики попали не только в них) настолько догма-

тичны, ленивы, изнежены, трусливы, что боимся сомнений и кри-

тики, неизбежно порождаемых диалогом. Светлым идеалом для

Шефтсбери остается платоновская Академия. Свободному уму, убе-

жден Шефтсбери, в любую эпоху нужна своя Академия. Хорошо,

когда культура питает разные формы "академического" спора.

"Отсюда этот путь диалога, терпеливость в споре и обсуждении -

терпеливость, о которой едва ли воспоминания остались в наших

разговорах в этот век"*.


О чем же предпочитает вести спор аристократ, писатель и

философ Шефтсбери? Возьмем в качестве примера диалог <Мора-

листы>. Автор полемизирует со своего рода мизантропом, перечер-

кивающим все - красоту и величие природы, дела человеческие,

искусство. Спор идет тонкий, остроумный, многослойный; диспу-

танты как бы меняются местами, так что скептик становится энту-

зиастом, а восторженный поклонник красоты "внезапно" впадает в

скептицизм и мизантропию; веселость уступает место серьезности;

любовь к красоте и добру вдруг сменяется унынием из-за царящих

в мире зла и безобразия. Любовь, красота, добродетель, уединение,

удовольствие, дружба, самость человека, религия и вера - все эти

и многие другие сюжеты то "вступают" в диалог, то покидают его,

поворачиваясь к собеседникам разными своими сторонами, светлы-

ми и темными, радостными и мучительными.


Спор остается незаконченным - и это момент, принципиаль-

ный для Шефтсбери. Как и в самой жизни, в философствовании

моралистов вновь и вновь встают тревожащие людей бесконечные

вопросы. Они касаются вещей простых и сложных, сугубо интимных


и общественно значимых. "Что такое умеренная удача, достаток и

другие степени их, о которых обычно рассуждают? Где останавли-

ваться мне в моем гневе и насколько я могу терпеть, чтобы он раз-

горелся? И насколько далеко я могу пойти в любви? Какое место

предоставить честолюбию? Какое - всем другим желаниям и

стремлениям? Или всему дать идти своим чередом?.. Дайте нам

меру и правило! - Ну посмотрите же, разве это не фило-

софствование? И разве каждый из нас не занимается всем этим -

добровольно или против воли, сознательно или бессознательно,

прямолинейно или опосредованно?".


Весьма интересно и по-своему актуально <Письмо об энтузиаз-

ме>, которое Шефтсбери адресовал своему другу и покровителю

лорду Сомерсу, одному из видных политических деятелей в стане

вигов. "Энтузиазм" - понятие, которому автор письма придает

специфическое значение. Ближе всего по смыслу к нему стояли бы

слова одержимость, фанатизм, нетерпимость, своего рода идейный

экстремизм. В прошлом, рассуждает Шефтсбери, подобные явле-

ния тоже существовали, но они уравновешивались рассудительно-

стью, мягкостью, терпимостью. "Однако новый вид политики,

которая распространяет свою власть даже на иной мир и больше

думает о будущей жизни и счастье человека, нежели о настоящей,

заставила нас перепрыгнуть через рамки естественно-человеческого

и научила нас, следуя сверхъестественному милосердию, мучить и

преследовать друг друга с видом благочестия". В заботе о "спасе-

нии душ" люди, исполненные всяческого энтузиазма, готовы истре-

бить и испепелить друг друга. Непосредственно имея в виду рели-

гиозные споры, перерастающие в настоящие гражданские войны и

бойни разных народов (явление, сегодня еще более опасное и мас-

совое, чем во времена Шефтсбери), автор <Письма об энтузиазме>

фактически имеет в виду более обширную совокупность идейных

конфликтов и столкновений, обладающих громадной разрушитель-

ной силой, иными словами, массу "расстройств духа'', которым не

видно конца.


Главное лекарство для их излечения граф Шефтсбери видит в

том, чтобы англичане и другие народы культивировали в себе

чувство юмора - вкупе со здравым смыслом. "Я убежден, что

единственный способ спасти человеческое здравомыслие и сохра-

нить разумность в мире - это дать свободу острому уму. Однако

никогда не будет острый ум там, где отнята свобода для

насмешек... "8. В народе необходимо воспитывать не "энтузиазм"

нетерпимости и ненависти, а окрашенное в тона мягкого и тонкого

юмора "доброе расположение духа"**, которое равно благоприятно

для религии, политики, повседневного труда и общения, для искус-

ства и литературы. Для духовных занятий, где грань между вдох-

новением как "ощущением божественного присутствия" и энтузиаз-

мом как "умопомрачением и беснованием" особенно подвижна,

требуется истинная культура различения того и другого.


Отмежевание от "энтузиазма" тем более важно для Шефтсбери,

что на уровне философской метафизики он склоняется к

своего рода мировоззренческому оптимизму, который сродни

лейбницевскому, но, пожалуй, имеет более умеренную и мягкую

форму. Особый акцент в обосновании существования лучшего из

миров английский писатель и филососр придает эстетическому

началу: речь идет о красоте гармонического целого. Все прекрасное

в природе и в искусстве Шефтсбери возводит к "изначально пре-

красному", "источнику всякой красоты". Эта концепция напомина-

ет платоновское учение о прекрасном. Шефтсбери полагает, что

человек в принципе наделен чувством, "пред-понятием" красоты,

глубокими интуитивными возможностями, подражая изначальной

красоте, развить в себе масштабы, стандарты, правила, которые

касаются прежде всего прекрасного, но не только его, а и других

общих идей, например блага и добра, во многих отношениях

тождественных с прекрасным".


Другим ярким и влиятельным в свое время философствующим

писателем и, кстати, яростным оппонентом Шефтсбери был

Бернард Мандевиль (1670-1733), автор знаменитой сатирической

поэмы <Басня о пчелах>. В концепции Шефтсбери Мандевиль не

приемлет как раз ясно выраженную попытку решить острые совре-

менные проблемы с помощью идейно-интеллектуального возврата к

давно прошедшим временам древности, к якобы нетленным, а на

самом деле изменчивым идеям и ценностям красоты, добра. Но

ведь даже представление о духовном равновесии и чувстве юмора

во все времена и у всех народов различны и переменчивы. Нереа-

листичным Мандевиль считает также и попытку "отвратить" людей

от политики и политических страстей. Человека невозможно сде-

лать некоторым бесстрастным и уравновешенным существом. Вот

почему нравственно-философская программа Мандевиля так отли-

чается от аристократической риторики графа Шефтсбери. Согласно

Мандевилю, Шефтсбери понятия не имеет о тяжести и множествен-

ности повседневных человеческих нужд, о несовершенстве, иска-

женности человеческой природы и потому склоняется к ложной

идее о "лучшем из миров".


Но в нужде, слабостях, страстях, пороках людей Мандевиль ви-

дит не чисто негативную силу. Под их влиянием, рассуждает автор

<Басни о пчелах>, создавалось человеческое общество - не такое,

каким его хотелось бы видеть благодушным эстетам и моралистам,

а пронизанное многими противоречиями, пороками, конфликтами,

но развивающееся и жизнеспособное. Маркс и Энгельс поспешили

усмотреть в <Басне о пчелах> Мандевиля чуть ли не социали-

стическую тенденцию послелокковского английского материализма,

связанную, якобы, с идеей о неизбежности пороков в тогдашнем,

т. е. капиталистическом (по определению марксизма), обществе.

Между тем <Басня> Мандевиля и другие его сатирические произ-

ведения имеют не менее широкое значение для истории, чем

блистательная литературная сатира Свифта. Порожденные своим


временем, эти сатирические изображения человеческой природы и

общественных отношений, институтов не устаревают, как не сходят

со сцены изображенные выдающимися писателями и мыслителями

глубинные противоречия и пороки, свойственные человеческой

цивилизации. Вот почему <Басня о пчелах> читается так, как буд-

то она написана сегодня.


Знаменитая <Басня о пчелах> Бернарда Мандевиля имела и та-

кое название: <Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие чест-

ными>. Первый раз она появилась в Лондоне летом 1705 г., когда

проходила очередная предвыборная кампания, и распространялась

в списках, "пиратским" образом. "Если бы Мандевиль... огра-

ничился только публикацией <Возроптавшего улья>, то, возможно,

в восприятии современников, да и в нашем, он остался бы просто

остроумным памфлетистом. Но эта аллегория, эта ироническая по-

эма, эта маленькая ядовитая брошюрка была только началом рабо-

ты, которая захватила Мандевиля на всю жизнь. Он вновь и вновь

переиздавал ее, сопровождая текст стихотворения комментариями,

философскими трактатами, ответами критикам. Он возвел содержа-

щиеся в басне мысли на уровень универсальной социальной и фи-

лософской проблематики. И, обрастая все новыми и новыми допол-

нениями, его брошюра превратилась в двухтомную книгу, которой

суждено было сыграть значительную роль в развитии английской

философии и литературы XVIII в. "13.


Первое расширенное издание было опубликовано в 1714 г., а

затем, уже через год, поэма вышла в свет с предисловием и добав-

лением сочинения под названием <Исследование о происхождении

моральной добродетели>. В 1723 г. <Басня> появилась во втором

издании. И снова к ней были прибавлены сочинения Мандевиля -

одно было посвящено проблеме благотворительности и (сформиро-

ванных в Англии под влиянием проекта Локка) благотворительных

школ для бедных и неимущих, а второе называлось <Исследование

о природе общества>. С тех пор и до смерти автора <Басня>

и связанные с нею сочинения приносили автору не только славу и

новых читателей, но все более жесткую критику, перераставшую в

судебные и религиозные преследования. Чем же произведения

Мандевиля вызывали эту реакцию - восхищение одних и нена-

висть других читателей?


Причина состояла отчасти в весьма едкой сатире на общество,

которая воспринималась как критика именно тогдашних порядков,

царивших в Англии и других европейских странах, а отчасти в па-

радоксальной, опровергавшей сложившиеся философские и мора-

листические каноны концепции автора. Сам жанр сатирической

басни не был ко времени Мандевиля чем-то оригинальным. Не-

обычной оказалась главная идея, которую английский философ и

поэт весьма прозрачно зашифровал в басенную форму. В <Преди-

словии> Мандевиль возражает тем, кто неправильно истолковал за-

мысел автора басни, "утверждая, что вся она представляет сатиру

на добродетель и нравственность и написана с целью поощрения


порока". Но поэма без всякого сомнения была едкой сатирой на

господствовавшую в Англии и других странах моралистическую и

философскую литературу, которая строилась на фундаменте неко-

торой идеализированной концепции добродетели, начисто отделен-

ной от человеческих пороков, на фундаменте добра, категорически

противопоставленного злу. Мандевиль высмеивал тех авторов,

которые питали надежду на полное перевоспитание человеческого

рода, этого хлопотливого "улья", и переустройство общества, спо-

собного покончить с противоречиями социального развития. Утопи-

ям прошлого и современности он противопоставил своего рода

"антиутопию". Его сатирическая басня была построена как "дока-

зательство от противного", для чего Мандевиль использовал остро-

умные сюжетные ходы.


Сначала "улей", прямо и без околичностей уподобленный чело-

веческому обществу, был изображен в его обычном, т. е. более или

менее "мошенническом", однако же и вполне рабочем, функцио-

нальном состоянии:


Итак, цвел улей плодовитый,

До крышки пчелами набитый;

И в нем, как в обществе людей,

Кипели тысячи страстей.

Иные утоляли страсти,

Достигнув почестей и власти;

Другие в копях, в мастерских

Всю жизнь работали на них,

Полмира, почитай, кормили.

А сами, как илоты, жили.

Тот, кто имел свой капитал,

Себя ничем не утруждал

И только прибыли считал;

Другие знали лишь работу,

Работу до седьмого поту,

И спину гнули день-деньской,

Питаясь хлебом и водой.

Но было и немало сброда

Среди пчелиного народа,

Тех пчел, кто ради темных дел,

Общеполезный труд презрел;

Плуты, хапуги, сутенеры,

Гадалки, шарлатаны, воры -

Все шли на хитрость и обман,

Дабы набить себе карман.

И остальные, впрочем, тоже

Вели себя, увы, похоже:

Весьма солидные мужи

Отнюдь не избегали лжи,

И были в улье том едва ли

Занятья, где 6 не плутовали.


Мандевиль действительно описал разные занятия, представите-

лей которых пронзил жалом своей сатиры: плуты из судебного

сословья, шарлатаны-врачи, ханжеское духовенство, продажные

военные и чиновники, придворные, грабившие страну, - всем им

нашлось место в <Басне> Мандевиля. Но вот парадокс:


Пороком улей был снедаем,

Но в целом он являлся раем.

Он жизнестойкостью своей

Страшил врагов, дивил друзей...


Далее следует неожиданный сюжетный поворот: в улье

началось броженье, и все, как бы очнувшись, возроптали против

плутовства, казнокрадства и прочих пороков, правда, имея в виду

не себя, а других хапуг и плутов. И они воззвали к богам с уве-

рением, будто отныне хотят и будут жить честно. Зевс, вняв этим

мольбам, моментально устранил обман, хитрости и плутовство

из жизни улья. Мандевиль нарисовал картину стерильно-благоде-

тельного, но мигом лишившегося всех своих жизненных сил

человеческого общества. <Басня>, как и полагается, заканчивается

"моралью":


Да будет всем глупцам известно,

Что жить не может улей честно.

Богатство, славу умножать, -

Притом пороков избежать -

Нельзя; такое положенье

Возможно лишь в воображеньи.


Согласно Мандевилю, можно и нужно заботиться о нравствен-

ности общества. Не менее, если не более важно строить правовое

государство. Но необходимо понять: "пороки и неудобства", кото-

рые люди привыкли столь громко порицать, "с начала мира и по

сей день неотделимы от королевств и государств, когда-либо про-

славившихся своей силой, богатством и цивилизованностью".

Согласно логике <Басни о пчелах>, общества, вознамерившиеся ра-

зом покончить с нечестностью и другими порочными склонностями

людей, скорее всего не достигнут этого, но зато, утратив богатства

и разнообразие занятий, "питаться будут желудями".


Немало соотечественников и современников (в их числе Дж.

Беркли) ожесточенно спорили с Мандевилем, который не оставлял

критику в свой адрес без ответа. В этой полемике, за которой в

первой половине XVIII в. с интересом следила интеллектуальная

Англия, свою позицию четко и любопытно выразил еще один по-

пулярный в то время философствующий автор, Френсис Хатчесон

(1694-1746). Его главные произведения: <Исследования происхо-

ждения наших идей красоты и добродетели> (1725), <Эссе о при-

роде и протекании страстей и аффектов, с иллюстрацией на примере

морального чувства> (1728) и вышедший после смерти философа курс

лекций под названием <Система моральной философии> (1755).


Хатчесон поддерживает Шефтебери в его платонизирующей попыт-

ке сблизить нравственность и художественную деятельность с веч-

ными идеями прекрасного, доброго, истинного. Разгул чувств, аф-

фектов, страстей, который реалистически и талантливо изобразил

Мандевиль, пугает Хатчесона не менее, чем Шефтебери. Вместе с

тем, вслед за Шефтебери, Хатчесон стремится исследовать истоки

морального чувства, которому придает огромное значение в нрав-

ственном поведении и последующем этическом рассуждении человека.

Моральные чувства стимулируют поступки, проникнутые влиянием

совести и уважением к ней, толкают людей к альтруистическим

деяниям. А без определенной меры альтруизма не могло бы образо-

ваться, существовать и совершенствоваться человечество. Разумеется,

было бы наивно и нереалистично приписывать всем поступкам и моти-

вам человека, внешне благопристойным, исключительно альтруи-

стическую природу. И все же влияние моральных чувств огромно.


В обосновании и выведении морального чувства Хатчесон, с од-

ной стороны, опирается на произведения Локка, с другой стороны,

дополняет и исправляет его концепцию. Хатчесон согласен с

Локком в том, что источником всех содержаний сознания

являются ощущения и рефлексия. Но он полагает, что как раз

здесь следует добавить моральное чувство в качестве

третьего полноправного источника содержаний сознания.

Хатчесон пытается доказать, что моральное чувство - столь

сложное и мощное духовное образование, что оно самостоятельно и

по отношению к интеллекту, и по отношению к чувственным объек-

там и ощущениям. Если, например, чувственные ощущения нахо-

дятся в прямой зависимости от близости или удаленности объекта,

то этого нельзя сказать о моральном чувстве: нравственное отноше-

ние к предмету или человеку не зависит от подобных обстоя-

тельств. Несмотря на попытку сначала обособить моральное чувст-

во от ощущений и интеллекта, Хатчесон затем исследует, как разум

в его значении рассудка, рассуждения способен корректировать,

усиливать, совершенствовать нравственное чувство.


Включаясь в спор Мандевиля с Шефтебери о вечной значимо-

сти или исторической относительности этических и эстетических

идей-ценностей, Хатчесон развивает следующую аргументацию.

Нельзя отрицать, пишет он, что представления о красоте и добре

меняются от эпохи к эпохе, от народа к народу. Однако, если вни-

мательно и глубоко вникнуть в эту проблему, то можно заметить:

изменениям подвергаются оттенки смысла, формулировки, но не

принципы, которые составляют ядро общечеловеческой морали.

"Хатчесона объединяет с Шефтебери его моральный оптимизм, со-

гласно которому нравственно правильное естественным образом и в

достаточной мере доступно человеческому пониманию. Хотя мо-

ральное суждение может в силу внешних влияний подвергнуться

искажению, Хатчесон убежден, что всегда возможна корректировка

этого суждения. Оптимистической является и убежденность

Хатчесона в том, что между эгоистическими и альтруистическими


тенденциями человеческой природы нет непреодолимого противо-

речия. Сказанное относится и к его мнению относительно того, что

нет абсолютно непреодолимого конфликта мотивов. Его оптимизм

проявляется, наконец, и в вере в возможность объединения добро-

детельного поступка и стремления к счастью и соответственно в

совпадение целей этики и религии".


ПРИМЕЧАНИЯ


10 жизни и сочинениях Э. Шефтсбери см.: Brett R. L. The

Third Earl of Shaftesbery. A study in 18-th cent. literary theory. L.,

1951.


2 Geschichte der Philosophic / Ed. W. Rod. Miinchen, 1984.

Bd. VIII. S. 133.


3 Шефтсбери Э. Эстетические опыты. М., 1975. С. 89. * Там

же. С. 85. 5 Там же. С. 235. 6 Там же. С. 248. 1 Там же. С. 249.

8 Там же. 9 Там же. С. 251. 1" Там же. С. 269.


11 Geschichte der Philosiphie. Bd. VIII. S. 137.


12 О жизни и сочинениях Б. Мандевиля см.: Enchnen W.

Versuch uber Mandevilles Bienenfabel // Mandeville B. Die Bienen-

fabel oder Private Laster, Offentliche Verurteile. Frankfurt a. M.,

1968. S. 7-55.


Субботин А.. Л. Бернард Мандевиль. М., 1986. С. 18. Там

же. С. 109. 15 Там же. С. III. 16 Там же. С. 130.


1 О жизни и сочинениях Хатчесона см.: Scott W. R. Francis

Hutcheson. His Life, Teaching, and Position in the History of Philo-

sophy. N.Y., 1966.

> Geschichte der Philosophic. Bd. VIII. S. 146.


7-35


Глава 8. ГОТФРИД ВИЛЬГЕЛЬМ ЛЕЙБНИЦ (1646-1716)


1. ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ И ОСНОВНЫЕ СОЧИНЕНИЯ

Г. В. ЛЕЙБНИЦА


Лейбниц родился 21 июня (1 июля) 1646 г. в Лейпциге. С 1661

по 1666 гг. он учился в Лейпцигском университете. В студенческие

годы им было написано сочинение (<О

принципе индивидуальности>, 1663). Три последних студенческих

года внимание Лейбница было отдано главным образом юриспру-

денции (ей посвящены два сочинения 1664 и 1665 гг.) и математи-

ческой логике. Подготовленная в 1666 г. математико-логическая

<Диссертация о комбинаторном искусстве> была защищена Лейб-

ницем на звание магистра. В 1666 г. он получил докторскую сте-

пень за работу <О запутанных судебных случаях>. Затем он посту-

пил на службу к Майнцскому курфюрсту, в ведомство известного

политика барона Бойнебурга. Годы службы в Майнце (1667-1676)

были заполнены многими практическими политическими делами

(выработкой предложений по реформе законодательства, суда и

т. д.). Началась усиленная исследовательская работа молодого

мыслителя в области философии природы, теории познания, исто-

рии философии. В 1671 г. им было написано сочинение <Новая

физическая гипотеза> (