Гуссерль логические иследования картезианские размышления
Вид материала | Реферат |
СодержаниеРазмышление iv Ego само есть сущее для самого себя в непрерывной очевидности и, следовательно, непрерывно конституирующее себя в себе самом как |
- От редактора, 5089.26kb.
- Прошло 60 лет со дня смерти, 3293.5kb.
- Время, требуемое для выполнения проекта 7 недель, 14 часов, 8.75kb.
- Сумцова Ольга Владимировна Логические основы построения компьютера Темы игры: Основные, 54.64kb.
- Тема Уроки 1 Логические основы компьютера Урок Логические элементы и переключательные, 96.75kb.
- Урок №17 тема урока логические основы построения ЭВМ, 117.09kb.
- Тема урока : «Базовые логические элементы», 87.8kb.
- Урок на тему «Решение логических задач с помощью электронных таблиц ms excel\ Раздел, 149.53kb.
- Авторское выполнение научных работ на заказ. Контроль плагиата, скидки, гарантии, прямое, 973.55kb.
- Логические основы построения компьютера, 230.09kb.
Очевидности отсылают нас к бесконечному числу потенциальных очевидностей в отношении одного и того же предмета (а именно, во всех тех случаях, когда их предмет сам по себе дан в них в некой существенной односторонности) еще и другим, гораздо более сложным способом. Это относится по крайней мере ко всем тем очевидностям, благодаря которым для нас непосредственно существует в созерцании некий реальный объективный мир как целое или в каких-либо отдельных своих объектах. Очевидность, свойственная этим отдельным объектам, представляет собой внешний опыт, и в том, что для такого рода предметов немыслим никакой другой способ данности их самих по себе, можно усмотреть существенную необходимость. С другой стороны, следует также учитывать, что этому виду очевидности существенным образом принадлежит односторонность в более точном смысле слова, многообразный горизонт ненаполненных, но требующих наполнения антиципации, т. е. всего лишь полагаемые содержания, которые отсылают нас к соответствующим потенциальным очевидностям. Эта несовершенная очевидность совершенствуется при создающих действительное восприятие синтетических переходах от одной очевидности к другой, но так, что никакой из возможных синтезов такого рода не завершается адекватной очевидностью, а напротив, приносит с собой все новые и новые ненаполненные полагания – предварительные и сопутствующие. При этом всегда остается открытой возможность для того, чтобы проникающая в антиципацию уверенность в бытии оказалась ненаполненной, и чтобы предмет, являющийся в модусе «он сам», тем не менее, не существовал или существовал бы иным образом. И все же внешний опыт выступает, по существу, как единственная подтверждающая сила, хотя, конечно, лишь до тех пор, пока пассивное или активное течение опыта заключено в форму согласующего синтеза. То обстоятельство, что бытие мира (даже когда он сам по себе дан в очевидности) трансцендентно сознанию и с необходимостью остается трансцендентным ему, ничего не меняет в том, что только в жизни сознания, как неотделимая от нее, конституируется всякая трансцендентность, и что только эта жизнь, в частности, как сознание о мире, несет в себе неотделимый от нее смысл, заключенный в слове «мир», а также в выражении «этот действительно сущий мир». В конечном счете, только раскрытие горизонтов опыта проясняет действительное существование мира и его трансцендентность и показывает затем, что он неотделим от трансцендентальной субъективности, конституирующей смысл и действительность бытия. От каждого опыта мира, где действительно сущий объект может иметь смысл только как единство, которое полагается и должно полагаться во взаимосвязи сознания, и которое было бы дано в совершенной очевидности опыта как оно само, производится отсылка к согласованной бесконечности дальнейшего возможного опыта, и это явно свидетельствует о том, что действительный объект некого мира, и тем более сам этот мир, есть бесконечная идея, относимая к продолжающимся до бесконечности, согласуемым в их единстве опытам – идея, коррелятивная идее совершенной очевидности опыта, полного синтеза возможных опытов.
§ 29. Материально – и формально-онтологические регионы как индексы трансцендентальных систем очевидностей
Теперь стала понятной обширность задач трансцендентального самоистолкования ego, задач истолкования жизни его сознания, возникающих при рассмотрении предметностей, которые положены или должны быть положены в нем самом. Словами «истинное бытие» и «истина» (во всех модальностях) для каждого из предметов, которые положены или когда-либо могут быть положены для меня, как трансцендентального ego, обозначается некое структурное разделение, проводимое внутри бесконечных многообразии действительных и возможных cogitationes, которые связаны с этим предметом и, таким образом, вообще могут составлять единство некого отождествляющего синтеза. Действительный сущий предмет выделяет внутри этого многообразия некую особую систему соотнесенных с ним очевидностей, которые синтетически связаны друг с другом настолько, что включаются в одну, хотя, быть может, и бесконечную, тотальную очевидность. Таковой была бы абсолютно совершенная очевидность, в которой, наконец, был бы дан сам предмет, как он есть, очевидность, в синтезе которой получило бы адекватное наполнение все, что в фундирующих ее отдельных очевидностях представляет собой еще не наполненную предварительную интенцию. Не получить такую очевидность в действительности, – для любого из всех объективно-реальных предметов, – эта цель была бы лишена смысла, поскольку, как уже говорилось, абсолютная очевидность есть для них некая идея, – но выяснить, какова ее сущностная структура, какова в отношении всех внутренних структур сущностная структура тех бесконечных измерений, в которых систематически развертывается ее идеальный бесконечный синтез, – составляет совершенно определенную, обширную задачу – задачу трансцендентальной конституции предметности сущего в точном смысле слова. Наряду с формально-всеобщими исследованиями, а именно, с исследованиями, придерживающимися формально-логического (формально-онтологического) понятия предмета вообще и, таким образом, нечувствительными к материальным особенностям различных особых категорий предметов, мы также имеем дело с неменее обширной проблематикой, которая связана с конституированном по отдельности каждой из высших, уже не формально-логических, предметных категорий (регионов): например, регионов, объединяемых выражением «объективный мир». Возникает потребность в создании конститутивной теории физической природы, которая дана как всегда существующая (и потому всегда предполагается), а также конститутивных теорий человека, человеческого общества, культуры и т. д. Каждым из этих выражений обозначается некая обширная дисциплина с различными направлениями исследования, соответствующими наивно-онтологическим частным понятиям (таким, как реальное пространство, реальное время, реальная причинность, реальная вещь, реальное свойство и т. п.). Конечно, речь всюду идет о раскрытии интенциональности, имплицитно содержащейся в самом опыте, как в трансцендентальном переживании, о систематическом истолковании предварительных горизонтов посредством перевода в возможную наполняющую очевидность и о дальнейшем непрерывном истолковании столь же непрерывно раскрывающихся в них, сообразно определенному стилю, новых горизонтов; при этом необходимо постоянное исследование интенциональных коррелятов. В высшей степени сложным интенциональное строение конститутивных очевидностей в их синтетическом единстве оказывается, например, при постепенном фундировании необъективных (только субъективных) предметов, надстраиваемых над находящейся в самом низу предметной основой. Функцию такой основы постоянно выполняет имманентная временность, в себе и для себя текущая, и в этом потоке сама себя конституирующая жизнь, и конститутивное прояснение этой жизни тематизируется в теории изначального сознания времени, конституирующего в себе временные данные.
РАЗМЫШЛЕНИЕ IV
РАЗВЕРТЫВАНИЕ КОНСТИТУТИВНОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ САМОГО ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО EGO
§ 30. Трансцендентальное ego неотделимо от своих переживаний
Предметы существуют для меня и есть для меня то, что они есть только как предметы действительного и возможного осознания. Чтобы это утверждение не было голословным и не становилось темой бесплодных спекуляций, требуется показать, в чем конкретно состоит это для-меня-бытие и так-бытие, и, соответственно, о каком, так или иначе структурированном, действительном и возможном сознании идет речь, что при этом следует понимать под возможностью и т.д. Этого можно достичь только благодаря исследованию конституции, – прежде всего, в широком смысле слова, который был определен вначале, и далее в более узком, только что описанном смысле, руководствуясь единственно возможным методом который следует из существа интенциональности и ее горизонтов. Уже в результате предварительного анализа, ведущего к пониманию смысла нашей задачи, становится ясно, что трансцендентальное ego (в параллельном психологическом исследовании – душа) есть то, что оно есть, только в своей связи с интенциональными предметностями. Но к ним принадлежат также предметы, с необходимостью сущие для ego, и, поскольку оно соотнесено с миром, не только предметы, находящиеся в его имманентной временной сфере, в которой возможно адекватное подтверждение, но и объекты мира, которые представлены в качестве сущих лишь в неадекватном, лишь презумптивном внешнем опыте при его согласованном протекании. Таким образом, одна из существенных особенностей ego состоит в том, что оно всегда обладает системами интенциональности, в том числе и согласованными, которые частично заключены в нем, частично же, как определенные потенциальности, могут быть раскрыты благодаря горизонтному предочерчиванию. Каждый из предметов, которые ego полагает, мыслит, оценивает, обдумывает, а также воображает или может вообразить себе в тот или иной момент, указывает в качестве коррелята свою систему и существует только как ее коррелят.
§ 31. Я как тождественный полюс переживаний
Теперь нам, однако, следует обратить внимание на один большой пробел в нашем изложении. Ego само есть сущее для самого себя в непрерывной очевидности и, следовательно, непрерывно конституирующее себя в себе самом как сущее. Мы до сих пор касались лишь одной стороны этой самоконституции, принимали во внимание только текущее cogito. Ego схватывает себя не просто как текущую жизнь, но как Я, как мое я, которое переживает то или иное содержание, которое, оставаясь одним и тем же, проживает то или иное cogito. Занятые до сих пор интенциональным соотношением сознания и предмета, cogito и cogitatum, мы обращали внимание только на тот синтез, который поляризует многообразия действительного и возможного сознания в направлении тождественных себе предметов, т. е. соотносит его с предметами как с полюсами, как с синтетическими единствами. Теперь же мы сталкиваемся с другой поляризацией, со второй разновидностью синтеза, охватывающей в совокупности все особые многообразия cogitationes своим собственным способом, а именно, охватывает их как принадлежащие тождественному Я, которое, как действующее и как претерпевающее воздействия, живет во всех осознаваемых переживаниях и посредством их соотносится со всеми предметными полюсами.
§ 32. Я как субстрат хабитуальностей
Но теперь следует заметить, что это Я, помещаемое в центре, представляет собой не пустой полюс тождественности (не в меньшей степени, чем какой-либо предмет), но в силу некоторой закономерности трансцендентального генезиса с каждым исходящим от него и имеющим новый предметный смысл актом приобретает новую особенность, которая сохраняется в дальнейшем. Если, к примеру, в некотором акте суждения я впервые высказываюсь в пользу бытия и так-бытия чего-либо, то, хотя этот преходящий акт быстротечен, я становлюсь и остаюсь отныне тем Я, которое приняло такое решение, придерживаясь соответствующего убеждения. Но это не значит, что я просто вспоминаю или могу впоследствии вспомнить этот акт. Это я могу сделать и в том случае, если уже отказался от своего убеждения. После такого отказа оно больше не является моим убеждением, но всегда было таковым вплоть до этого момента. Пока оно значимо для меня, я могу вновь к нему вернуться и всегда нахожу его как мое, хабитуально свойственное мне убеждение, и, соответственно, – себя как Я, которое в чем-то убеждено, т. е. благодаря этому неизменному хабитусу определено, как сохраняющее свою самотождественность Я; то же самое относится и к любым другим решениям, в частности, к оценочным и волевым. Я принимаю некое решение; при этом актуальное переживание должно иссякнуть, но решение остается, и, независимо от того, погружаюсь я, становясь при этом пассивным, в глубокий сон или проживаю какие-либо другие акты, значимость его сохраняется; соответственно я семь отныне тот, кто принял такое решение, и остаюсь таковым до тех пор, пока не откажусь от него. Если решение направлено к какому-нибудь завершающему поступку, то в результате своего выполнения оно вовсе не отменяется, но в модусе выполненности сохраняет свою значимость: я и в дальнейшем отвечаю за свой поступок. Когда я перечеркиваю, отменяю свои решения и поступки, изменяюсь я сам, сохраняя свое постоянство лишь в случае неизменности своего волевого акта95. Устойчивость, неизменность во времени таких определений Я, а также свойственная им изменчивость, не означают, очевидно, что заполнение имманентного времени такими переживаниями происходит непрерывно, равно как и само неизменное Я, как полюс неизменных определений, не есть ни переживание, ни непрерывная последовательность переживаний, хотя посредством упомянутых хабитуальных определений оно существенным образом связывается с потоком переживаний. Учредив себя в качестве тождественного субстрата неизменных особенностей Я на основании собственного активного генезиса, Я в дальнейшем конституирует себя также как устойчивое и неизменное личное Я – в самом широком смысле, который позволяет говорить и о личностях более низкого уровня, чем человеческие. Хотя для убеждений вообще характерна лишь относительная устойчивость, и они обладают способностью изменяться (благодаря изменению модуса активности, в том числе и посредством перечеркивания или отрицания, уничтожения их значимости), Я во всех этих изменениях демонстрирует некий неизменный, основанный на тождественном единстве стиль, некий личностный характер.
§ 33. Полная конкретность Я как монады и проблема его самоконституции
От Я, как тождественного полюса и субстрата хабитуальных особенностей, мы будем отличать ego, взятое в полной конкретности (это ego мы будем называть «монадой», заимствуя это выражение у Лейбница), принимая во внимание то, без чего Я прежде всего не может быть конкретным, а оно может быть таковым только в текущем многообразии своей интенциональной жизни и полагаемых в ней предметов, которые иногда могут конституироваться как сущие для Я. Очевидно, неизменный характер бытия и так-бытия является для этих предметов коррелятом хабитуальной особенности, которая конституируется в полюсе самого Я и характеризует выбранную им точку зрения.
Это нужно понимать следующим образом. Как ego, я обладаю непрерывно сущым-для-меня окружающим миром, и в нем – предметами, как сущими для меня, и уже с постоянным различием между знакомыми мне предметами и предметами, которые даны лишь в антиципации как допускающие ознакомление с ними. Первые, т. е. сущие для меня в первом смысле, обретены мной как таковые изначально, т. е. при изначальном ознакомлении, при экспликации в особых созерцаниях того, что прежде никогда не было усмотрено. Благодаря этому в активно осуществляемом мной синтезе предмет конституируется в эксплицитной смысловой форме как тождественный в своих многообразных свойствах, т. е. как нечто тождественное самому себе, определяющее себя в своих многообразных свойствах. Эта активность, осуществляемая мной в полагании и истолковании бытия, учреждает ту хабитуальность моего Я, сообразно которой мной усваивается теперь этот неизменный предмет, обладающий своими определениями. Такие непреходящие приобретения конституируют тот или иной знакомый мне мир, окруженный горизонтом незнакомых предметов, которые еще предстоит обрести, но которые в антиципации уже обладают этой формальной предметной структурой.
Я существую для самого себя и в очевидности опыта постоянно дан себе как я сам. Это справедливо для трансцендентального ego (а в параллельном исследовании – для психологически чистого ego), в каком бы смысле ни употреблялось это слово. Поскольку конкретное монадическое ego охватывает всю действительную и потенциальную жизнь сознания, ясно, что проблема феноменологического истолкования этого монадического ego (проблема его самоконституции) должна заключать в себе вообще все конститутивные проблемы. В дальнейшем выяснится, что феноменология в целом совпадает с феноменологией этой самоконституции ego.
§ 34. Принципиальное развитие феноменологического метода. Трансцендентальный анализ как анализ эйдетический
В учении о Я, как полюсе своих актов и субстрате хабитуальностей, мы уже затронули, и притом в важном пункте, проблематику феноменологического генезиса и, таким образом, достигли уровня генетической феноменологии. Прежде чем мы проясним ее более точный смысл, нужно возобновить осмысление феноменологического метода. Пора наконец придать значимость тому фундаментальному методическому усмотрению, которое, будучи достигнуто однажды, пронизывает всю методику трансцендентальной феноменологии (а на естественной почве и методику подлинной и чистой психологии внутреннего). Мы обращаемся к нему так поздно лишь для того, чтобы облегчить введение в феноменологию. Необычайное многообразие новых открытий и проблем должно было поначалу выступить в более скромном облачении, как всего лишь эмпирическая дескрипция, хотя и протекающая только в сфере трансцендентального опыта. Напротив, метод эйдетической дескрипции знаменует перевод всех таких дескрипций в новое, фундаментальное измерение, которое умножило бы трудности понимания, если бы мы заговорили о нем в самом начале, тогда как после проведения многочисленных эмпирических дескрипций понять его будет легко.
Каждый из нас, как размышляющий по-картезиански, благодаря методу феноменологической редукции был возвращен к своему трансцендентальному ego и притом как к этому фактическому, одному и единственному абсолютному ego в естественной связи с тем или иным его конкретно-монадическим содержанием. Продолжая размышления, я, как это ego, нахожу подлежащие дескрипции и интенциональному развертыванию типы и мог бы шаг за шагом продолжать интенциональное раскрытие своей монады в открывающихся основных направлениях. Не случайно в наших описаниях часто встречались такие обороты, как «сущностная необходимость», «сущностный», в которых находит свое выражение четкое, впервые проясненное и определенное феноменологией понятие априорности.
О чем здесь идет речь, сразу станет понятно на примерах. Выберем какой-нибудь тип интенциональных переживаний – восприятия, ретенции, воспоминания, высказывания, склонности, стремления к чему-либо – и помыслим его, как эксплицированный и описанный в отношении характера, совершаемой им интенциональной работы, а следовательно, в ноэтическом и ноэматическом отношении. Это может означать, как мы до сих пор и считали, что речь идет о типах фактических событий фактического трансцендентального ego и, таким образом, трансцендентальные дескрипции должны иметь эмпирическое значение. Но наше описание сохраняет тем не менее такую всеобщность, что это не сказывается на результатах, как бы ни обстояло дело с эмпирическими фактами жизни трансцендентального ego.
Поясним сказанное и сделаем для себя методические выводы. Исходя из отдельного восприятия этого стола, мы варьируем предмет восприятия – стол – совершенно произвольно, но все же так, чтобы удержать восприятие как восприятие некоего – какого угодно – предмета, начиная, к примеру, с того, что совершенно произвольно воображаем его форму, цвет и т. д., сохраняя тождественным лишь воспринимаемое явление. Другими словами, воздерживаясь от полагания бытийной значимости факта этого восприятия, мы превращаем его в чистую возможность, наряду с другими совершенно произвольными чистыми возможностями, – но чистыми возможностями восприятия. Мы словно перемещаем действительное восприятие в царство недействительностей, царство «как бы», из которого мы получаем чистые возможности, – очищенные от всего, что привязывает нас к этому факту или к любому факту вообще. Что касается последнего замечания, то эти возможности не связаны и с сополагаемым фактическим ego, но сохраняются для нас именно как совершенно свободная деятельность фантазии – так, что мы с самого начала могли бы взять в качестве исходного примера вторжение фантазии в восприятие, вне всякой связи с остальными фактами нашей жизни. Полученный таким образом всеобщий тип «восприятие» висит, так сказать, в воздухе – в воздухе абсолютно чистых возможностей воображения. Освобожденный от всякой фактичности, он стал эйдосом восприятия, идеальный объем которого составляют все idealiter возможные восприятия как чистые возможности воображения. Анализ восприятия становится тогда сущностным анализом; все, что было сказано о синтезах, принадлежащих к типу восприятия, о горизонтах потенциальности и т. д., как легко заметить, имеет сущностное значение для всего, что может быть образовано в этом свободном варьировании, т. е. для всех мыслимых восприятии вообще, другими словами, с абсолютной сущностной всеобщностью и сущностной необходимостью справедливо для каждого по отдельности выбранного случая, а значит и для каждого фактического восприятия, поскольку каждый факт следует мыслить всего лишь как пример некой чистой возможности.
Поскольку варьирование понимается как очевидное, т. е. как дающее в чистой интуиции сами возможности как возможности, ее коррелят представляет собой интуитивное и аподиктическое сознание всеобщности. Эйдос сам есть данное в созерцании или доступное созерцанию всеобщее – чистое, безусловное, а именно, сообразно собственному интуитивному смыслу, всеобщее, не обусловленное никаким фактом. Он предшествует всем понятиям, понимаемым как значения слов; напротив, как чистые понятия они сами должны формулироваться в соответствии с эйдосом.
Если каждый по отдельности выбранный тип возводится из окружающей его сферы эмпирически-фактического трансцендентального ego в сферу чистых сущностей, то внешние интенциональные горизонты, указывающие на его допускающую раскрытие связность внутри ego, не исчезают; разница лишь в том, что эти горизонты связности сами становятся эйдетическими. Другими словами, размышляя о каждом эйдетически чистом типе, мы находимся хотя и не в сфере фактического ego, но в эйдосе ego; любое конституирование действительно чистой возможности среди чистых возможностей имплицитно приносит с собой, как свой внешний горизонт, некое в чистом смысле возможное ego, одну из чистых возможностей моего фактического ego. Мы с самого начала могли бы мыслить это ego, как свободно варьируемое, и ставить задачу сущностного исследования эксплицитной конституции трансцендентального ego вообще. Так и поступала с самого начала новая феноменология, и потому все ранее обсужденные нами дескрипции и все, что говорилось о разграничении проблем, на самом деле представляет собой обратный перевод из первоначальной эйдетической формы в форму эмпирической типики. Если мы, таким образом, полагаем, что феноменология как интуитивно-априорная наука развивалась по чисто эйдетическому методу, то все ее сущностью исследования являются не чем иным, как раскрытием универсального эйдоса «трансцендентального ego вообще», который содержит в себе все варианты чистых возможностей моего фактического ego и само это ego как возможность. Эйдетическая феноменология исследует, таким образом, универсальное априори, без которого я немыслим, немыслимо трансцендентальное Я вообще, иными словами, поскольку любая сущностная всеобщность имеет ценность нерушимой закономерности, она исследует универсальные сущностью законы, предписывающие каждому фактическому высказыванию о трансцендентальном его возможный смысл (в противоположность бессмыслице).
Как для ego, размышляющего по-картезиански, ведомого идеей философии как универсальной науки с абсолютно строгим обоснованием, возможность которой я предположил, для меня в результате последних соображений становится очевидным, что прежде всего я должен разработать чисто эйдетическую феноменологию, и что только в ее рамках происходит и может произойти первое претворение в действительность философской науки – «первой философии». Даже если мой собственный интерес после осуществления трансцендентальной редукции направлен на мое чистое ego, на раскрытие этого фактического ego, это раскрытие может стать подлинно научным только при возвращении к принадлежащим ему, как некоему ego вообще, аподиктическим принципам, к сущностным всеобщностям и необходимостям, посредством которых восстанавливается связь факта с его рациональными основаниями, с основаниями его чистой возможности, и он благодаря этому становится научным (логическим) фактом. Следует обратить внимание и на то, что при переходе от моего ego к ego вообще не предполагается ни действительность, ни возможность существования каких-либо других ego. Объем эйдоса ego определяется здесь самопроизвольным варьированием моего ego. Когда я представляю себя другим, я воображаю только себя, но не других. Таким образом, «сама по себе» наука о чистых возможностях предшествует науке о действительностях и вообще только и делает ее возможной как науку. Так мы достигаем методического усмотрения, согласно которому наряду с феноменологической редукцией эйдетическая интуиция является основной формой всех особых трансцендентальных методов, и что вместе они полностью определяют подлинный смысл трансцендентальной феноменологии.