И. Д. Рожанский ранняя греческая философия

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4
19, полагая, что свои философские и научные взгляды Ксенофан излагал в коротких стихотворениях, подобных тем, в которых он подвергал критике традиционный политеизм.

Древние доксографы, любившие устанавливать цепочки "преемств", единодушно называли Ксенофана основоположником школы элеатов. С этим согласуется беглое замечание Аристотеля: "Говорят, что Парменид был его [Ксенофана] учеником" (А 30). Однако большинство исследователей нашего времени отрицают наличие непосредственной связи между обоими философами, указывая на то, что сходство между учениями того и другого имело чисто внешний характер (шарообразный бог Ксенофана и шарообразное бытие Парменида). Кроме того, нет никаких указаний на то, что Ксенофан создал школу, хоть в чем-либо похожую на школу Пифагора. Последнее обстоятельство, однако, огнюдь не препятствует предположению, что Парменид встречался с Ксенофаном и заимствовал у него кое-какие идеи.

В заключение отметим парадоксальную концепцию Карла Рейнгардта в его знаменитой книге о Пармениде 20. Рейнгардт полагает, что поэма "О природе" Ксенофана действительно существовала, но она была написана поздно - уже под влиянием поэмы Парменида. Согласно этой гипотезе, Ксенофан предстает перед нами не в качестве предшественника, а в качестве не очень последовательного эпигона Парменида. Рейнгардт, однако, остался в одиночестве со своей концепцией.

Переходя к Гераклиту, мы подымаемся ступенькой выше и входим в другой мир - мир философии как таковой. Но как странен и причудлив этот мир у Гераклита! Вместо сколько-нибудь связного изложения своих идей (все равно, в прозе или стихами), Гераклит предлагает нам набор афоризмов, порой более или менее ясных, а порой выраженных в виде зашифрованных метафор, напоминающих изречения дельфийской пифии.

Составляли ли эти афоризмы цельную книгу, подчиненную единому плану, или же они были собранием изолированных изречений (-умйсч)? Последнего мнения придерживался ряд исследователей, в том числе Дильс, Керк и др. Однако древние источники, начиная с Аристотеля (Риторика, 1407 Ь 16), говорят о сочинении (эи-урая) или о книге (pip).iov), причем Диоген Лаэртий указывает, что одни называют ее "Музы", а другие- "О природе". По словам Диогена, книга эта делилась на три части: "О космосе", "О государстве" и "О богословии". Подобное членение, равно как и заглавие книги в целом, было, по-видимому, делом позднейших комментаторов, но в пользу единства книги Гераклита говорит первый фрагмент, выдержанный в духе вступления к последующему тексту.

О жизни Гераклита мало достоверных сведения. Он принадлежал к старинному аристократическому роду, представители которого пользовались в Эфесе некоторыми царскими привилегиями, от которых, однако, Гераклит отказался в пользу своего брата. Его акмэ (злит;) приходится на 69-ю олимпиаду (504-501 гг. дон. э.), после чего он прожил еще около двадцати лет. Источники подчеркивают, что Гераклит ни у кого не учился. Все остальное - стереотипная характеристика его как "плачущего" философа, макабрические рассказы о его смерти и т. д. - отяосится к области легенд, популярных в эпоху поздней античности. К ним же следует отнести и переписку Гераклита с царем Дарием, приводимую Диогеном Лаэртием, хотя какие-то интеллектуальные связи у философа с Востоком, по-видимому, имелись, о чем свидетельствует явная перекличка некоторых фрагментов Гераклита с древнеиранскими религиозными текстами и даже с индийскими Упанишадами 21.

Важнейшим понятием в философской системе Гераклита следует считать U-о'-, ("Слово"). По единодушному мнению исследователей, книга эфесского мыслителя начиналась словами: "Этот весь логос, существующий вечно. . ." п т. д. (фр. I)22. Но какой смысл вкладывал Гераклит в понятие логоса? Ответы на этот вопрос образуют целый спектр мнений, вдаваться в разбор которых здесь нет никакой возможности. Уже BVI-V вв. существительное о /л-о; имело в греческом языке более двадцати различные значений - от обыденных значений "слово", "рассказ", "повествование" до математического отношения двух величин 23. Для уточнения смысла гераклитовского логоса исследователю не остается ничего другого, как внимательно рассмотреть фрагменты, в которых прямо или косвенно фигурирует этот термин.

Итак, согласно первому фрагменту, логос "существует вечно" и "все происходит -согласно этому логосу". Уже эти две характеристики дают основание трактовать логос как некий закон, управляющий всем мирозданием. Такую трактовку мы находим у большого числа ученых, особенно немецких24. Она, однако, далеко не исчерпывает смысла гераклитовского логоса. Тут же мы убеждаемся в том, что логос есть действительно "слово", т. е. речь самого Гераклита. Это слово "люди не понимают и прежде, чем выслушают его, и выслушав однажды" (фр. 1). Жалобы на непонимание логоса повторяются и в других фрагментах. Люди, по Гераклиту, "подобны глухим" (фр. 2), им незнакомо то, с чем они сталкиваются и непрерывно общаются (фр. 3, 4). Здесь это уже не столько речь, сколько истина, которая постигается зрением и слухом (фр. 5) - и скорее именно зрением, чем слухом (фр. 6). "Слово", "речь", "истина" - эти понятия переплетаются друг с другом, показывая, что у Гераклита еще не было четкого различения субъективного и объективного.

Почему же только один Гераклит постиг истину (= логос), в то время как прочие люди остаются "глухими" невеждами? Потому что у них грубые, "варварские" души, как с нескрываемым презрением ко всему человечеству пишет Гераклит (фр. 13). К невеждам, которым логос недоступен, Гераклит относит и ученейших мужей - Гесиода, Ксенофана, Пифагора и Гекатея. Ибо "многознание уму не научает" (фр. 16). Особенно резко высказывается Гераклит о Пифагоре, называя его "предводителем мошенников" (фр. 18). Под "мошенниками" имеется в виду, очевидно, пифагорейская школа. Даже Гомер, который считается мудрейшим из эллинов, не смог отгадать простую загадку, которую задали ему дети (фр. 21).

Люди живут так, как если бы у каждого из них имелось свое особое сознание (фр. 23). Они подобны спящим, ибо каждый спящий живет в своем мире, в то время как у бодрствующих существует один общий мир. Чтобы жить и действовать с умом, надо опираться на всеобщее 26 так же твердо, как граждане полиса опираются на закон iai(MOHOS), и даже еще тверже, ибо человеческие законы питаются единым божественным (т. е. логосом). Это единственный пример у Гераклита, где логос прямо сопоставляется с законом в обыденном, гражданском смысле.

Гегель сказал однажды, что нет ни одного положения Гераклита, которое он (Гегель) не взял в свою логику 26. Чтобы полностью оценить значение этого заявления Гегеля, рассмотрим основные идеи, определяющие содержательные аспекты понятия "логос" у Гераклита.

Первая и притом важнейшая идея Гераклита - это идея борьбы и единства (тождества) противоположностей. По утверждению Гераклита, все в мире состоит из противоположностей, противоборствующих сил и тенденций. Борьбой противоположностей определяется сущность любой вещи, любого процесса. Действуя одновременно, эти противоположно направленные силы образуют напряженное состояние, которым и определяется внутренняя гармония вещей. Эту грандиозную мысль Гераклит пояснил знаменитым примером лука и лиры (фр. 27). Оба дугообразных конца лука стремятся разогнуться, но тетива стягивает их, и эта взаимная сопряженность образует высшее единство. Пример с лирой комментируется Платоном в "Пире" (187А-С).

Аристотель же излагает эту идею Гераклита, приводя следующие (возможно, приблизительные) цитаты: "Противоположное сходится", "Из различающегося прекраснейшая гармония" и "Все происходит через распрю" (Никомахова этика, VIII 1.1155 b 4).

Итак, борьба, распря, война лежат в основе всего сущего. Война (борьба) всеобща, пишет Гераклит (фр. 28), она составляет истинную справедливость, являясь условием существования упорядоченного космоса. Молясь о том, чтобы распря сгинула меж богами и людьми, Гомер не ведал, что тем самым он навлекал проклятье на все сущее, что рождается в силу противоборства и противодействия (фр. 28 b 3). Особенно примечателен следующий фрагмент Гераклита. "Война - отец всех и царь всех: одних она явила богами, других - людьми, одних сотворила рабами, других - свободными" (фр. 29). Противоборство свободных и рабов в полисе составляет гармонию полиса; при этом необязательно, чтобы это противоборство выражалось в формах открытой войны. Ибо "тайная гармония лучше явной" (фр. 9).

Борьба противоположностей имеет и другую сторону, которая выражается в единстве (тождестве) противоборствующих сил. Гераклит приводит много примеров такого единства. Не все из них одинаково убедительны: во многих случаях речь идет о двух аспектах одной и той же вещи или двух точках зрения на одну и ту же вещь. Ясно, что здесь речь идет не о борьбе противоположностей в собственном смысле слова. В большинстве же фрагментов противоборствующие силы попеременно сменяют друг друга (пример - последовательность дня и ночи). В этих случаях речь идет об изменчивости вещей, которые обнаруживают то ту, то другую сторону: "В одном и том же заложено живое и мертвое, бдящее и спящее, молодое и старое, ибо эти [первые из них] изменившись [букв.: перепавши, выпав другой стороной] суть те, а те, изменившись, суть эти" (фр. 41).

Вторая важнейшая идея Гераклита, связанная с его учением о логосе, - это идея безостановочной изменчивости вещей, их текучести. Эта сторона учения Гераклита стала особенно популярной у его последователей (например, у Кратила), и в сознание последующих поколений Гераклит вошел прежде всего как философ, учивший, что "все течет" (гА-ч-а psT). Так, у Энгельса мы читаем: "Этот первоначальный, наивный, но по сути дела правильный взгляд на мир был присущ древнегреческой философии и впервые ясно выражен Гераклитом: все существует и в то же время не существует, так как все течет, все постоянно изменяется, все находится в постоянном процессе возникновения и исчезновения" 27.

Заметим, что выражение "почта реГ" ни в одном из дошедших до нас фрагментов Гераклита не фигурирует, однако мы находим его при изложении взглядов Гераклита у Платона (Теэтет 182 С, Кратил 440) и у Аристотеля (Метафизика, XIII 4. 1078 b 13), а это достаточно авторитетные свидетели. Но известен другой фрагмент Гераклита, в котором выражена та же мысль: "На входящих в одни и те же речные струи текут все новые и новые воды" (фр. 40).

Второе фундаментальное понятие в философии Гераклита - это понятие огня как первоосновы всего сущего. Не следует рассматривать огонь как материальную ипостась логоса: эта стоическая интерпретация не находит подтверждения в фрагментах Гераклита. Огонь Гераклита отождествляется не с логосом, а с космосом, т. е. упорядоченной, организованной Вселенной (в этом значении термин "космос" впервые встречается именно у Гераклита). Как гласит один из самых знаменитых фрагментов Гераклита, "этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий" (фр. 51).

При выборе огня в качестве первоосновы всех вещей Гераклит, по-видимому. меньше всего руководствовался физическими соображениями: огонь был для него образом вечного движения и изменения. То, что он ни в какой мере не был естествоиспытателем, подтверждается изучением его космогонических представлений.

Периоды "возгорания" и "угасания" огня, по-видимому, чередуются друг за другом, и это чередование продолжается вечно (Аристотель. О небе, I 10, 27b 12). Отсюда, правда, не следует, что "возгорание" приводит к полной гибели космоса (ехгсйримк;), как об этом учили стоики. Мы имеем дело здесь с чередованием "пути вверх" и "и;, ти вниз" в фр. 33, которое, по единодушному мнению всех доксографов, имело космологическое значение. При "угасании" космический огонь переходит в другие субстанции - сначала в море (воду), а затем наполовину в землю и наполовину в "престер" (repiijo'c-ijp). Смысл последнего термина вызывал нескончаемые споры среди исследователей. Логически здесь должен был бы стоять воздух. И это действительно воздух, но, как показал А. В. Лебедев 28, не обычный атмосферный воздух, а воздух, вырывающийся из сопла меха, используемого в золотоплавильной мастерской для выплавления крупинок золота. Аналогичные золотым крупинки огня собираются в "корыта" и.и "чаши" (oxayai), подобные плавильным тиглям, где под воздействием <<престера" oti.'i сплавляются в сплошные светящиеся массы, воспринимаемые нами как Солнце, Луна и другие небесные светила. Солнечные и лунные затмения наблюдаются в тех случаях, когда эти "чаши" поворачиваются к нам своей обратной стороной. Таким образом, все мироздание уподобляется космической золотоплавильной мастерской, где роль золота играет огонь. "Плохая физика, но зато какая смелая поэзия!" - сказал по аналогичному поводу А. С. Пушкин. Между прочим, сравнение огня с золотом мы находим еще в знаменитом фрагменте (54), заинтересовавшем Лассаля и Маркса: "Все обмени-вается на огонь и огонь на все подобно тому, как все вещи обмениваются на золото и золото на все вещи". Здесь речь идет о космическом процессе "возгорания" и "угасания" огня, но сопоставление этого процесса с денежным товарооборотом на самом деле любопытно.

То, что Гераклит не был ученым в духе Фалеса и Пифагора, явствует из его замечания, что ширина Солнца равна человеческой ступне. Естественнонаучная (и математическая) проблематика была ему глубоко чужда. Он презирал "многознание" считая, что мудрость заключается в одном - познать замысел, которым все управляется посредством всего (фр. 85). Но на этом одном пути он открыл многое, что до сих пор вызывает наше восхищение.

Между двумя гигантами - Гераклитом и Парменидом - данное собрание включает несколько менее значительных имен. Одно из них принадлежит сицилийскому комедиографу Эпихарму, жившему во второй половине VI в. до н. э. До нас дошли некоторые фрагменты из комедий Эпихарма, в которых обсуждаются философские проблемы и которые содержат аллюзии на воззрения его современников: Гераклита, пифагорейцев и Ксенофана (или, как считают некоторые, Парменида). Это обстоятельство, между прочим, указывает на высокий интеллектуальный уровень греков того времени (в более позднее время та же черта характеризовала зрителей таких комедий Аристофана, как "Облака" и "Лягушки"). О взглядах самого Эпихарма известно очень мало. Некоторые доксографы усматривают в высказываниях Эпихарма первую формулировку концепции четырех элементов, впоследствии развитую Эмпедоклом, а также намеки на различение материальных и умопостигаемых сущностей. Все это, впрочем, очень спорно.

Алкмеон из Кротона интересен прежде всего с точки зрения истории греческой науки. Точные даты его жизни неизвестны. Аристотель относит его юность к тому времени, когда Пифагор был уже стариком (Метаф., I 5.986а 22), но последнее указание само по себе достаточно неопределенно. Среди некоторых современных исследователей существует тенденция приближать жизнь Алкмеона к IV в. до н. э. Более вероятно, однако, что расцвет его деятельности приходился на первую половину V в.

Алкмеон был врачом, принадлежавшим к кротонской медицинской школе, но в отличие от других своих коллег он был не только врачом-практиком, но и настоящим ученым. Он написал одно сочинение, которому позднейшие источники приписали традиционное заглавие "О природе" и от которого до нас дошло несколько небольших отрывков. Основная идея его медико-биологической концепции состояла в том, что достояние человеческого организма определяется парами противоположных сил или качеств, таких, как сладкое и горькое, сухое и влажное, горячее и холодное и др. Аристотель указывает, что противоположные качества Алкмеона отличались от канонических десяти пифагорейских пар и число их не было фиксировано.

Основным условием здоровья человека Алкмеон считал "равноправие" (чопорна) проччвоположных качеств, в то время как господство ((lovapia) одного члена какой-либо пары над другим приводит к болезни. Нарушение равновесия между противоположными силами может быть вызвано характером пищи, особенностями воды п свойствами месчностп, а также другими причинами. Задача лечащего врача состоит в восстановлении нарушенного равновесия. Эта концепция Алкмеона оказала громадное влияние па теоретические воззрения врачей гиппократовской школы, а через них на всю поздне-античную и средневековую медицину.

Ломимо этой теоретической концепции, Алкмеону приписывалось несколько важных открытий в области анатомии и физиологии человека. По-видимому, он был первым греческим ученым, проведшим резкую грань между мышлением и ощущением, причем именно в различии этих двух психических сфер он усматривал отличие человека от животных. Центром всей психической деятельности он признал головной мозг, причем в этом вопросе он опередил многих выдающихся ученых античности, включая Аристотеля. Алкмеон полагал, что восприятия передаются от органов чувств к мозгу посредством неких каналов (iwpol), под которыми следует, вероятно, понимать чувствительные нервы. Открытие этих нервов было одним из первых значительных достижений греческой науки в области анатомии. Оно вряд ли могло быть сделано без использования анатомических вскрытии. Мы знаем, что развитие античной науки существенно тормозилось категорическим запретом вскрывать трупы. Видимо, Алкмеону удалось каким-то образом обойти этот запрет. Не случайно один из позднейших латинских комментаторов Платона прямо указывает, что Алкмеон был первым ученым, дерзнувшим предпринять "рассечение" (exsectio) в своих опытах (А 10).

Укажем еще на любопытную теорию сна и бодрствования, развитую Алкмеоном. По его мнению, сон наступает, когда кровь удаляется из мелких периферийных сосудов и скапливается н глубине тела. При пробуждении имеет место обратный процесс.

Эта точка зрения была, по-видимому, очень распространена, в частности, ее сторонником был позднее Аристотель (История животных, III, 521 а 15).

Кроме биологических наук, древние доксографы сообщают о занятиях Алкмеона астрономией. Здесь ему приписывается установление того факта, что планеты движутся с запада на восток - в направлении, противоположном движению неподвижных звезд. В остальном его астрономические воззрения не отличались от взглядов современных ему пифагорейцев. Как и те, Алкмеон считал небесные светила живыми существами, обладающими бессмертными душами. Человеческим душам он также приписывал бессмертие, хотя в дошедших до нас свидетельствах нигде не говорится, что он придерживался доктрины метемпсихоза.

Неясен вопрос об отношении Алкмеона к пифагорейскому союзу. Во всех списках пифагорейцев, составлявшихся в эпоху поздней античности, неизменно фигурировало и имя Алкмеона. Однако Аристотель, интересовавшийся прежде всего биологическими воззрениями Алкмеона, нигде не причисляет его к "так называемым пифагорейцам". Последнее обстоятельство, впрочем, еще ни о чем не говорит. Алкмеон мог быть одним из учеников Пифагора и вместе с тем проявлять самостоятельность в своей научной деятельности, тем более что эта деятельность не входила в состав эзотерических штудий пифагорейцев, имевших отношение прежде всего к математике и близким к ней дисциплинам.

Два великих антипода - Гераклит и Парменид - оказались в некотором смысле антиподами и по месту жительства. Если первый из них был уроженцем ц гражданином Эфеса, находившемся на восточной периферии греческого мира, то Парменид родился и, по-видимому, прожил основную часть своей жизни в Элее, греческой колонии на западном побережье Южной Италии, основанной, по всей вероятности, незадолго до рождения Парменида. Парменид был, очевидно, уважаемым и влиятельным гражданином Элеи, о чем свидетельствует то обстоятельство, что ему было поручено составить законодательство для своего родного полиса.

По поводу времени жизни Парменида существуют значительные разногласия. Александрийский хронограф Аполлодор относит а.у.у.-ц Парменида к 69-й Олимпиаде, т. е. к 504-501 гг. до н. э. Платон же рассказывает в диалоге "Парменид" о беседе 65-летнего Парменида с юным Сократом. О встрече Сократа с Парменидом он упоминает еще в двух своих диалогах: в "Теэтете" и "Кратиле", поэтому сам факт этой встречи (а состоялась она в связи с приездом Парменида и Зенона на Панафинейские торжества) вряд ли может вызывать сомнения. Дату рождения Сократа мы примерно знаем (470- 469 гг. до н. э.). Если допустить, что в момент встречи Парменида и Сократа последнему было около 20 лет, то получится, что Парменид родился приблизительно в 515 г., т. е. он был значительно моложе Ксенофана и Гераклита, но, бесспорно, старше Анаксагора и Эмпедокла.

По свидетельствам доксографов, Парменид сначала слушал Ксенофана, но потом стал учеником пифагорейца Амения, о котором нам, кроме этого факта, ровно ничего неизвестно. Однако следы влияния пифагореизма в учении Парменида представляются бесспорными.

Парменид изложил свои взгляды в одном-единственном сочинении, написанном гекзаметрами. Благодаря Симпликию до нас дошло целиком введение в поэму Парменида, включавшее 32 строки и значительные куски из первой части поэмы, посвященной анализу понятия бытия.

Мы не будем вдаваться в рассмотрение сложной мифологической метафорики введения, тем более что этот вопрос многократно обсуждался в литературе 29. Ограничимся лишь ссылкой на заключительные слова богини справедливости (Ai/.rj), которая призывает "юношу" (Парменида) ". . . узнать все: Как бестрепетное сердце совершенно-круглой Истины, Так и мнения смертных, в которых нет истинной достоверности"

(фр. 1, 28-30). В дальнейшем поэма строится именно по такому плану: в первой части излагается учение об истинном, умопостигаемом бытии, которое чуждо мнениям смертных; во второй части Парменид рисует наиболее правдоподобную картину обманчивого мира явлений.

В начале первой части поэмы мы встречаемся с дилеммой, имеющей глубочайшее значение, ибо на ней строится вся онтология Парменида: ЕСТЬ (ез-:"/) - НЕ ЕСТЬ (ойх езт1м). ЕСТЬ -это то, что не может не быть, т. е. это бытие, сущее. НЕ ЕСТЬ - это то, что необходимо не может быть, т. е. небытие, не-сущее. Мыслить можно только бытие, т. е. то, что ЕСТЬ, ибо то, чего нет, никоим образом не может быть мыслимо (фр. 3). Эту мысль Парменид повторяет в несколько видоизмененной форме в 8-м фрагменте (34-36): "Одно и то же - мышление и то, о чем мысль, Ибо без сущего, в котором она высказана. Тебе не застать мышления".

Категорически отвергнув второй путь исследования, допускающии возможность и мыслимость небытия, Парменид мимоходом обрушивается на "двухголовых" людей,

"у кого „быть" и „не быть" считаются одним и тем же и не одним и тем же и для всего имеется обратный путь" (фр. 6). Этот полемический выпад, несомненно, направлен против Гераклита и его последователей. Он показывает, что в эпоху создания поэмы Парменида учение Гераклита было уже хорошо известно.

Из всех дошедших до нас фрагментов Парменида наиболее значителен по объему 8-й фрагмент, содержащий 61 строку. В нем, по сути дела, изложена вся онтология Парменида.

В начале фрагмента Парменид повторяет то, о чем он уже заявил выше, а именно

•что мыслим только один путь разыскания истины - путь ЕСТЬ. Но даже это, казалось бы, малосодержательное утверждение ("есть") дает возможность установить целый ряд отличительных признаков (згята), присущих тому, что ЕСТЬ, т. е. истинно сущему или бытию. Перечислив эти признаки (фр. 8, 3-4), Парменид переходит к обоснованию каждого из них.

Вот эти признаки или свойства бытия:

1) бытие не возникло;

2) бытие не подвержено гибели;

3) бытие целокупно (т. е. не состоит из многих частей);

4) бытие единородно (jiovo'ss), что надо понимать в смысле его единственности;

5) бытие неподвижно (буквально "бездрожно" - v.-.fs.'xi',);

6) бытие законченно или совершенно.

Далее Парменид переходит к доказательству этих свойств бытия. То, что бытие не возникло и не может погибнуть, непосредственно следует из невозможности небытия. 'Следовательно, бытие было либо всегда, либо никогда. Но последнее немыслимо по той же причине. Бытие не было ранее и не будет когда-либо позже, так как оно ЕСТЬ сейчас, все вместе, единое и непрерывное (ег.гЕ VJV ез.м оо; п, е.ч,ичк). Исследователи много спорили по поводу последней фразы