Учебно-методический комплекс по дисциплине «Религиозно-философская культура России» Специальность: тинхк, дпт

1   2   3   4   5   6   7

Публикации по программе курса «Религиозно-философская культура России»

Учебно-методические

Цыплаков Д.А., Долгушин Д.В. Религиозно-философская культура России. (Программа учебного курса). Новосибирск: НГУ, 2002.

Цыплаков Д.А., Долгушин Д.В. Религиозно-философская культура России. (Программа учебного курса). Режим доступа: ymn.ru/publish/programs/rfkr-program/

Долгушин Д.В., Цыплаков Д.А. Курс «Религиозно-философская культура России» и его воспитательное значение // «Семья, школа, Церковь: сотрудничество в нравственном воспитании детей и молодежи». Материалы VIII Новосибирских Рождественских образовательных чтений. — Новосибирск, 2005.

Долгушин Д.В. Учебное пособие «Религиозно-философская культура России» // Богословский сборник. Вып. 2. — Новосибирск: Новосибирская епархия РПЦ, 2006.


Научные

Долгушин Д.В. Философия в христианской культуре: Византия, Западная Европа, Русь // Духовно-нравственные основы российской культуры и образования: Материалы Кирилло-Мефодиевских чтений 2001—2006. – Новосибирск, 2006.

Долгушин Д.В. Тема спасения от зла в творчестве Н.В. Гоголя // Источниковедение в школе: Журнал для учащих и учащихся. — Новосибирск: Православная Гимназия во имя Преподобного Сергия Радонежского, 2009. № 1 – 2.

Долгушин Д.В. В.А. Жуковский и И.В. Киреевский: из истории религиозных исканий русского романтизма. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2009.

Долгушин Д.В., Цыплаков Д.А. Мировоззренческие основания византийской патристики // Вестник НГУ. Серия «Философия». Т. 7. Вып. 4. Новосибирск: НГУ, 2009.

Приложение: Специфика русской религиозно-философской мысли

Н.О. Лосский. История русской философии.— М.: «Высшая школа», 1991.— С. 512-519.


Характерные черты русской философии

Философия — это наука. Как и всякая другая наука, философия стремится к установлению строго доказуемых истин не для избранных народов или наций, а для всех мыслящих людей. Однако следует принять во внимание, что философия является наукой единственной в своем роде и отличается от других наук двумя характерными особенностями. Анализируя природу вселенского бытия, философия доводит этот анализ до крайнего предела, т. е. занимается не только аспектами мира, доступными изучению, но и такими его аспектами, которые уже не поддаются никакому анализу и составляют содержание наиболее всеобщих идей и суждений. Чтобы успешно разрешить эту задачу, философ должен обладать способностью к спекуляции, то есть к интеллектуальной интуиции, которая должна быть развита у него лучше, чем даже у математика . С другой стороны, в процессе изучения основных аспектов мира философия должна вскрыть их внутреннюю взаимосвязь, ту взаимосвязь, которая образует мир как целое. <...>


Таким образом, высочайшие достижения философии требуют сочетания двух противоположных и трудносовместимых способностей: способности к абстрактному мышлению в его высшей форме и способности к конкретному созерцанию реальности на его высшей ступени.


Эти задачи философии так велики, а способности, необходимые для их разрешения, так мало развиты в человеке, что философия даже в наши дни находится на более низком уровне развития , чем, например, такие науки, как математика или физика. <...> Неудивительно поэтому, что, в противоположность специальным наукам, т. е. наукам о частных отделах и аспектах мира, на философии лежит печать характера и интересов тех различных народов, которые занимались ею. Поэтому можно говорить о национальных особенностях немецкой, французской, английской, американской и русской философии. Различия между философскими школами в разных странах зависят от специфического выбора предметов исследования, большей или меньшей способности к философским размышлениям, большего или меньшего доверия к различным видам опыта, как, например, чувственному или религиозному и т. д.


По общепринятому мнению, русская философия в основном занимается проблемами этики. Это мнение неверно. Во всех областях философии — гносеология, логика, этика, эстетика и история философии — велись исследования в России до большевистской революции. В более позднее время действительно русские философы особенно интересовались вопросами этики. Начнем с гносеологии — науки, имеющей жизненно важное значение для решения всех других философских вопросов, так как она рассматривает их характер и пути их исследования.


В русской философии широко распространен взгляд о познаваемости внешнего мира. Этот взгляд часто выражался в своей крайней форме, а именно в форме учения об интуитивном непосредственном созерцании объектов как таковых в себе. По-видимому, русской философии свойственно острое чувство реальности и чуждо стремление рассматривать содержание внешних перцепций как нечто психическое или субъективное.


Еще славянофилы утверждали, что познание реальности является непосредственным. К сожалению, для описания такого познания они воспользовались вводящим в заблуждение термином «вера». Различные формы интуитивизма в гносеологии разработаны В. Соловьевым, кн. С.Трубецким, кн. Е. Трубецким, Н. Лосским, П. Флоренским, С. Франком, Б. Бабуниным, Ф. Бережковым, А. Огневым, А. Козловым (в учении о понимании Бога), В. Эрном, А. Лосевым, Д. Болдыревым, С. Левицким, И. Ильиным и отчасти Л. Карсавиным. В этот список можно было бы включить даже представителей трансцендентально-логического идеализма — С. Гессена и Г. Гурвича, поскольку они признавали существование «волезрения». К этой же группе принадлежат и те мыслители, которые, подобно, В. Кудрявцеву и Несмелову утверждали, что религиозная вера есть наиболее совершенная форма познания.


В отличие от кантовского гносеологического идеализма русский интуитивизм является формой гносеологического реализма. Это нашло свое выражение, между прочим, в том факте, что русская философия, представленная братьями Трубецкими, предвосхитила западную философию, отказавшись от учения о том, что чувственные данные — это субъективные психические состояния наблюдателя, и признав их транссубъективный характер. Другим выражением этого реализма является доверие русских философов к мистической интуиции, дающей познание металогических принципов.


<...> Киреевский и Хомяков говорили, что цельная истина раскрывается только цельному человеку. Только собрав в единое целое все свои духовные силы — чувственный опыт, рациональное мышление, эстетическую перцепцию, нравственный опыт и религиозное созерцание,— человек начинает понимать истинное бытие мира и постигает сверхрациональные истины о Боге. Именно этот цельный опыт лежит в основе творческой деятельности многих русских мыслителей — В. Соловьева, кн. С. Трубецкого, кн. Е. Трубецкого, П. Флоренского, С. Булгакова, Н. Бердяева, Н. Лосского, С. Франка, Л. Карсавина, А. Лосева, И. Ильина и др.


Опираясь на цельный опыт, они пытались развить такую философию, которая бы явилась всеобъемлющим синтезом. Поразительный пример того духовного пути, который приводит к цельному опыту, мы видим в биографии Трубецких. Они страдали от духовного опустошения потому, что жили исключительно теоретическим мышлением, основывающимся на чувственном опыте. Однако, развив свое миросозерцание, они обрели всю полноту жизни и богатство мысли, использовав все многообразие опыта, не исключая и таких его неуловимых форм, как эстетическое восприятие, нравственное сознание и религиозное созерцание.


<...> В русской философии стремление к цельному познанию и острое чувство реальности тесно сочетаются с верой во все многообразие опыта как чувственного, так и более утонченного, дающего возможность глубже проникнуть в строение бытия. Русские философы доверяют интеллектуальной интуиции, нравственному и эстетическому опытам, раскрывающим нам высочайшие ценности, но прежде всего они доверяют мистическому религиозному опыту, который устанавливает связь человека с Богом и Его царством.


Главная задача философии заключается в том, чтобы разработать теорию о мире как едином целом, которая бы опиралась на все многообразие опыта. Религиозный опыт дает нам наиболее важные данные для решения этой задачи. Только благодаря ему мы можем придать нашему миросозерцанию окончательную завершенность и раскрыть сокровеннейший смысл вселенского существования. Философия, принимающая во внимание этот опыт, неизбежно становится религиозной. Только христианство отличается высочайшими и наиболее завершенными достижениями в области религиозного опыта. Все это дает основание полагать, что любая философская система, поставившая перед собой великие задачи познания сокровенной сущности бытия, должна руководствоваться принципами христианства. Ряд русских мыслителей посвятил свою жизнь разработке всеобъемлющего христианского мировоззрения. В этом состоит наиболее характерная черта русской философии.


<...> Эти общие замечания о своеобразной природе русской христианской философии следует дополнить указанием на следующие характерные черты. Христианские системы мыслителей, рассмотренные нами, являются, несомненно, реалистическими. В своем учении о таинстве, искуплении, милости, обожении и Церкви русские православные философы враждебно выступали против одностороннего морализма и субъективизма. Они отводили самое видное место онтологическим сочетаниям и изменениям в личной и вселенской жизни, ведущим к изменениям в нравственности и психике. Они утверждали, что конкретное бытие составляет основу действительности, что мир является органическим целым.


В своем учении о Боге и Его связи с миром русские философы полагались не столько на выводы, сколько на жизненный опыт «личного общения с Богом». Поразительно яркие описания мистического опыта можно найти у Соловьева, кн. Е. Трубецкого, отца Павла Флоренского и отца Сергия Булгакова.


<...> Понятие о единосущии, перенесенное в метафизику из тринитарной теологии отцом Павлом Флоренским, имеет первостепенное значение для теорий структуры мира. Это понятие существовало до возникновения христианства, оно существует и наряду с ним. Так, например, Платон, Аристотель и Плотин признавали наличие сокровенных онтологических связей между всеми существами в мире — связей, которые преодолевают все преграды во времени и пространстве. Эту же мысль мы находим у всех христианских мыслителей, у отцов церкви и великих схоластиков, а также у Фихте, Шеллинга, Гегеля и всех русских религиозных философов.


Но заслуга Флоренского заключается в том, что он сознательно ввел этот принцип единосущия в метафизику. Сам Флоренский положил этот принцип в основу своего учения о христианской любви как связи между всеми людьми в их стремлении к действительному преображению. Другие русские философы использовали этот принцип при создании теории интуиции, ценностей и при разрешении многочисленных других вопросов. Идея соборности, развитая Хомяковым, имела также большое значение. Соборность означает сочетание единства и свободы многих лиц на основе их общей любви к Богу и всем абсолютным ценностям. Легко видеть, что принцип соборности имеет большое значение не только для церковной жизни, но и для разрешения многих вопросов в духе синтеза индивидуализма и универсализма.


<...> Многие русские религиозные философы интересуются вопросом о сущности исторического процесса. Они подвергают критике позитивистские теории и указывают на невозможность осуществления совершенного общественного строя в условиях земного существования. Всякий общественный строй осуществляет лишь частичные улучшения и в то же время содержит новые недостатки и возможности для злоупотреблений. Печальный опыт истории показывает, что весь исторический процесс сводится лишь к подготовлению человечества к переходу от истории к метаистории, т. е. «грядущей жизни» в царстве Божием. Существенным условием совершенства в том царстве является преображение души и тела или обожествление милостью Божией.


Те, кто не питает симпатии к метафизике и религии, заявляют, что в русской истории не было периода, подобного периоду средневековой схоластики, когда вся умственная энергия людей была сосредоточена на разработке системы христианской философии. Они полагают, что в конце XIX и в начале XX вв. русское общество впервые вступило в ту фазу духовного развития, через которую Европа прошла еще в средние века. Поэтому они считают, что русское общество запоздало в своем развитии. Эти люди не учитывают тот факт, что культура развивается не по прямой восходящей линии, а по спирали. Верхняя часть спирали содержит процессы, параллельные и подобные процессам, происходящим в низшей ее части, но — вследствие влияния предшествовавшего развития — более совершенные. Русская религиозная философия — не повторение схоластики, ибо она пользуется всеми достижениями науки и современной философии, особенно современной высокоразвитой гносеологии. Поэтому следует сказать, что русская религиозная философия является прогрессивным достижением и способна дать новый толчок развитию западной мысли.


ЛОСЕВ А.Ф. Русская философия // Введенский А.И., Лосев А.Ф., Радлов Э.Л., Шпет Г.Г.: Очерки истории русской философии.— Свердловск: Изд. Урал. ун-та, 1991.— С. 67-71.


Русская философия

<...> В XIX столетии Россия произвела на свет целый ряд глубочайших мыслителей, которых по гениальности можно поставить рядом со светилами европейской философии. Однако никто из них не оставил после себя цельной, замкнутой философской системы, охватывающей своими логическими построениями всю проблему жизни и ее смысла. Поэтому тот, кто ценит в философии прежде всего систему, логическую отделанность, ясность диалектики, одним словом — научность, может без мучительных раздумий оставить русскую философию без внимания. Правда, в последнее время из-под пера русских университетских профессоров вышло несколько работ, которые трактуют (в основном на немецкий систематический лад) преимущественно проблемы теории познания и логики. Но остальная русская философия является насквозь интуитивным, можно даже сказать, мистическим творчеством, у которого нет времени, а вообще говоря, нет и охоты заниматься логическим оттачиванием мыслей.


<...> Даже наиболее плодовитый философ этого направления — Владимир Соловьев (1853-1900) , который посвятил свои всеобъемлющие работы основным вопросам философии, по выражению профессора Лопатина, «не оставил законченной философской системы, а скорее только план системы, ряд не всегда друг с другом согласующихся эскизов или особых приемов для разрешения отдельных проблем». Почти то же самое следует сказать о другом выдающемся представителе современной русской философии — князе Сергее Трубецком (1862-1905), друге Владимира Соловьева. Также и у него, по характеристике того же автора, мы находим «только общий план системы», однако этот «план» так глубок и интересен в философском отношении, так оригинально и удачно намечен, так глубоко продуман и тонко обоснован, что посвященные общим философским вопросам статьи князя С.Н. Трубецкого (капитальные его работы посвящены историко-философской проблематике) дают читателю очень много. Наконец, довольно широкой систематической проработкой поставленных проблем отличаются труды современных университетских профессоров, каковы, например, Н. Лосский, С. Франк, И. Лапшин, Г. Челпанов. Однако эти авторы взяли за правило ни в коем случае не выходить за границы чистой теории познания, логики и весьма умеренной онтологии и упрямо этому правилу следуют.


Большей широтой характеризуется мировоззрение Л.Лопатина и С.Алексеева (Аскольдова): однако и у этих мыслителей многие основные проблемы, как, например, религиозная, очерчиваются только в общем виде и слишком неопределенно.


Неблагоприятные условия для систематической разработки представления философских достижений в той или иной степени имели место во всех странах Европы. Однако только в России существует такая острая нехватка философских систем. Наверное, в этом есть глубокий смысл. Причина этого не только во внешних условиях, но скорее прежде всего во внутреннем строении русского философского мышления. В этой связи представляется уместным привести здесь некоторые соображения относительно юности русского мышления и русской философии. Н.Бердяев следующим образом начинает изложение теории познания и метафизики А. Хомякова, наиболее известного и значительного представителя славянофильского направления в философии («А.С. Хомяков», 1912).


«Основатели славянофильства не оставили нам больших философских трактатов, не создали системы. Философия их осталась отрывочной, она передалась нам лишь в нескольких статьях, полных глубокими интуициями. [...] В этом было что-то провиденциальное. Быть может, такая философия и не должна быть системой. [...] Они преодолели германский идеализм и западную отвлеченную философию верой в то, что духовная жизнь России рождает из своих недр высшее постижение сущего, высшую, органическую форму философствования. Первые славянофилы убеждены были, что Россия осталась верна цельной истине христианской церкви, и потому свободна от рационалистического рассечения духа. Русская философия должна быть продолжением философии святоотеческой. Первые интуиции этой философии родились в душе Киреевского. Хомяков же был самым сильным ее диалектиком».


Я привел здесь в качестве характеристики русской философии собственные слова Бердяева, одного из значительнейших представителей современного русского философского мышления, чтобы показать, что в наше время русская философская мысль сознает собственную сущность и что, как правило, эта мысль не ставит перед собой других задач, помимо тех, которые всегда соответствовали подлинной русской философии.


Несколько с другой точки зрения сущность русской философии характеризует Волжский («Из мира литературных исследований», 1906). Подчеркнув в полном соответствии с приведенной характеристикой Бердяева отсутствие завершенной философской системы в России и указав на Вл. Соловьева как на типичного и гениального представителя русского способа мышления, автор продолжает: «Русская литература, которая бедна оригинальными философскими системами, тем не менее необычайно богата оригинальной, яркой и живой философией. Художественная литература — это настоящая русская философия... Значительные философские труды растворились в этой публицистике и, с точки зрения академической истории философии, затерялись в пестрой ткани социальной жизни и журнальной суеты».


Если мы теперь возьмемся кратко сформулировать общие формальные особенности русской философии, то можно выделить такие пункты:


1. Русской философии, в отличие от европейской, и более всего немецкой философии, чуждо стремление к абстрактной, чисто интеллектуальной систематизации взглядов. Она представляет собой чисто внутреннее, интуитивное, чисто мистическое познание сущего, его скрытых глубин, которые могут быть постигнуты не посредством сведения к логическим понятиям и определениям, а только в символе, в образе посредством силы воображения и внутренней жизненной подвижности (Lebens Dynamik).


2. Русская философия неразрывно связана с действительной жизнью, поэтому она часто является в виде публицистики, которая берет начало в общем духе времени, со всеми его положительными и отрицательными сторонами, со всеми его радостями и страданиями, со всем его порядком и хаосом.


Поэтому среди русских очень мало философов par exellence: они есть, они гениальны, но зачастую их приходится искать среди фельетонистов, литературных критиков и теоретиков отдельных партий.


3. В связи с этой «живостью» русской философской мысли находится тот факт, что художественная литература является кладезем самобытной русской философии. В прозаических сочинениях Жуковского и Гоголя, в творениях Тютчева, Фета, Льва Толстого, Достоевского, Максима Горького часто разрабатываются основные философские проблемы, само собой в их специфически русской, исключительно практической, ориентированной на жизнь форме. И эти проблемы разрешаются здесь таким образом, что непредубежденный и сведущий судья назовет эти решения не просто «литературными» или «художественными», но философскими и гениальными.


Основание западноевропейской философии — ratio. Русская философская мысль, развивавшаяся на основе греко-православных представлений, в свою очередь во многом заимствованных у античности, кладет в основание всего Логос. Ratio есть человеческое свойство и особенность; Логос метафизичен и божествен.


Если мы захотим, подводя итог сказанному, как можно короче охарактеризовать внешнюю и внутреннюю сущность самобытной русской философии, то можно это сделать следующей фразой. Русская самобытная философия представляет собой непрекращающуюся борьбу между западноевропейским абстрактным ratio и восточно-христианским, конкретным, богочеловеческим Логосом и является беспрестанным, постоянно поднимающимся на новую ступень постижением иррациональных и тайных глубин космоса конкретным и живым разумом.


Русская самобытная философия дала России гениальных мыслителей, в русской философии, находящейся под западным влиянием и отличающейся крайней бесплодностью (она почти не выходит за рамки теории познания), также имеется много одаренных личностей. Следует надеяться, что представители заимствованной философии распрощаются с абстрактностью и бесплодностью и признают великую русскую проблему Логоса.


Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык.— М.: «Прогресс», 1995.— С. 544-550.

Лекции по древнерусской литературе


Суждения и представления о древнерусской (и допетровской) литературе подчинены совершенно ложным концепциям. Ее, как и всю культуру допетровской эпохи, сравнивают с европейской, судят о ней с этих позиций, в силу чего, разумеется, и понимают ее совершенно неправильно. <...>


Для правильного и глубокого понимания великой культуры, если она для нас неродная, следует, приступая к ее рассмотрению, хоть на мгновение освободиться от известных привычных предрассудков, тесно связанных с нашей культурой.


Современная европейская культура характеризуется значительно автономностью и независимостью своих отдельных сторон и ответвлений. Религия, мораль, право, наука, философия и искусство — все составляющие европейской культуры выказывают тенденцию к полной взаимонезависимости: каждая из них обладает собственным самостоятельным бытием, живет и развивается без оглядок на другие аспекты той же культуры. Существует чистое искусство, чистая наука, чистая философия — и все они независимы. Собственно, право, мораль и религия тоже не зависят друг от друга, и уж во всяком случае — от искусства, философии и науки.


Эта оторванность отдельных частей культуры от ее общего контекста заложена в глубинной сущности современной европейской цивилизации. Но это не соответствует природному характеру цивилизации и ее составляющих и создает весьма специфические условия для каждого, кто — активно или пассивно — принимает участие в европейской интеллектуальной жизни. Например, ученый исповедует некоторую религию, но она не оказывает вовсе никакого влияния на его научную работу. Предаваясь своей профессиональной деятельности, он должен полностью абстрагироваться от своей религии, которая в конечном итоге не имеет ничего общего с его работой. И наоборот, ученый отбрасывает свою ученость, когда вступает в церковь, потому что ученость не имеет ничего общего с его религией. То же негативное родство мы наблюдаем и между религией и искусством, искусством и наукой и т.п. Такую ситуацию мы можем либо одобрить, либо отвергнуть, но мы настолько привыкли к подобной независимости и разобщенности отдельных частей культуры, что нам затруднительно представить иную цивилизацию, в которой отсутствовало бы подобное свойство. Поэтому для нас трудна концентрация силы воображения, требуемая для того, чтобы на деле приблизиться к духу другой цивилизации. Такое своеобразие характерно лишь для современной европейской цивилизации последних столетий. Все другие великие цивилизации мира были и остаются структурированными совершенно иным образом при условии, что не подпали под влияние цивилизации европейской. <...>


В Византии философия и религия были неразрывно связаны. Теперь мы различаем философию и богословие; для византийцев же подобного различия не существовало. Философия развивалась из догм веры, которые в свою очередь возникли благодаря философским размышлениям об Откровении. Правовые понятия также развивались в русле религии, так что было трудно провести разграничительную линию между церковным правом и правом государственным или гражданским. Сущность права в целом была созвучна каноническому церковному праву, одушевлена тем же духом, что господствовал в учении Церкви, и философия права была лишь ответвлением общей философии, которая в свою очередь покоилась на вере. Естествознание, география и астрономия были вкраплениями религиозной системы, добросовестно приведенными в гармонию с духом и догмой веры. История также рассматривалась с точки зрения религии и наитеснейшим образом была связана с историей Церкви. Все области знания, как естественного, так и гуманитарного, рассматривались как средство не только расширения духовного кругозора, но и моралистического поучения в духе веры и связанной с ней религиозной философии; в соответствии с этим ими и занимались. Таким образом, все ответвления знания и мышления и создали равноправное единство, гармоничную систему.


Но мир чувств, а также эстетики соединялся с этой системой в некую целостность. Разумеется, связующим звеном между ними была религия. В литургии, в богослужении осуществлялось соединение обеих сфер. При этом в богослужении все искусства достигали кульминации: архитектура и орнаментика — в храмостроительстве и во внутреннем убранстве храма, живопись — в изображениях святых (иконах); музыка — в церковном пении; поэзия — в церковных песнопениях и в молитвах; риторика — в проповедях. Наивеликолепнейшие шедевры всех искусств создавались в богослужении и ради него, и именно эти шедевры определяли направление и стиль любой формы искусства и вне Церкви.


Церковное искусство не внешним образом связывалось с религией, а было ее эманацией. Поэтому оно было пронизано духом веры и соединялось с ней в единую интеллектуальную систему . Художник в своей творческой деятельности выражал не только дух, но и догмы своей веры, а также связанные с ней философию и науку. Это способствовало воздействию эстетической сферы на интеллектуальную, и в конце концов в результате их взаимопроникновения возникло единое гармоническое целое.


Таково было строение византийской культуры. Этот структурный тип основополагающим образом отличается от характера нашей современной цивилизации, но он не ограничивается одной лишь византийской цивилизацией. <...>


Обратимся от формы к субстанции, от структурного типа к материалу, из которого построена византийская цивилизация; в этом случае мы прежде всего констатируем, что эта цивилизация непосредственно выросла из эллинистической. Именно по этой причине традиции и элементы дохристианской древности проявляются в ней живее, чем на Западе. Туда эллинизм проникал лишь через сито римской цивилизации, которая все упорядочивала и иссушала; затем вместе с римской цивилизацией эллинизм был разрушен германскими племенами и начал вновь действительно проявляться уже позднее и постепенно. В Византии, напротив, эллинистическая традиция не прерывалась никогда. Конечно, речь идет не о традициях подлинного, чисто греческого классицизма, а лишь о традиции той смешанной эллинско-восточной цивилизации, образ которой сложился после эпохи Александра Македонского. Теперь она стала христианской, и, благодаря христианизации, благодаря проникновению христианского духа, эта культура одушевилась новой жизнью и новым творчеством, не утратив, однако, природной роскоши цвета и гибкости. Философия византийских мыслителей была прямым продолжением философских традиций Древней Греции, окрашенных христианством, — продолжением не только философии Аристотеля, как на Западе, но и платоновских традиций и неоплатонизма. С одной стороны, византийское ораторское искусство продолжало традицию древнегреческой риторики, а с другой — богатые традиции речевого искусства Востока с его обилием ярких красок и фигур. В живописи наблюдается тесное слияние с графикой древнегреческих фресок и керамики и со сложной орнаментикой Востока.


Религией, определяющей сущность византийской цивилизации, было христианство. Восточное христианство несколько отличалось от западного, а со временем это различие становилось все более резким. Необходимо особенно подчеркнуть два признака, по которым различаются восточное и западное христианство, ибо эти особенности были чрезвычайно важны для духа византийской цивилизации в целом.


Прежде всего на Востоке Воскресение акцентировалось гораздо сильнее и живее, нежели на Западе, где основное внимание уделялось Страстям Христовым. В этом отношении Восток ближе, чем Запад, стоит к традициям раннего христианства, в конечном итоге ранняя проповедь христианства в основном сосредоточилась на Благовестии Воскресения. Поэтому в восточном христианстве отсутствовала столь типичная для средневековой Европы мрачность, реакцией на которую стало во времена Ренессанса языческое наслаждение жизнью. Восточное христианство было проникнуто радостным настроением, но это была не жизнерадостность язычников, не беззаботное наслаждение чувственными, материальными удовольствиями а сверхчувственное, спиритуализованное блаженство, связанное с уверенной надеждой на обещанное Воскресение и на деле к нему восходящее. В миросозерцании восточных христиан господствовали понятия Воскресения, конечного преображения самой жизни, сотворения «нового неба» и «новой земли».


Сила воображения, свойственная Востоку, в соединении с гармоничной интеллектуальной ясностью Греции позволяли восточно-христианскому мистику предполагать уже в этой жизни и на этой земле неописуемое блаженство грядущего Преображения. Это примиряло его с мирской жизнью; его взгляд поднимался над жизнью и созерцал все не в современной ему мирской форме, но в будущем преображенном небесном образе. Эти настроения господствовали не только среди клира и монахов, но и среди широких народных масс. Значимо, что главным праздником восточных христиан была Пасха, праздник Воскресения. В России это акцентирование Пасхи развилось с особой силой. Лишь в Белоруссии и на Украине праздник Пасхи несколько утратил свое значение в жизни народа, и вместе с тем, благодаря длительным контактам с римо-католиками, поляками, большую значимость обрел праздник Рождества. Однако в Великороссии праздник Пасхи всегда оставался главным праздником в народной жизни.


Другой признак восточного христианства, заслуживающий особого внимания при сравнении с христианством западным, — отказ Церкви от светской власти. Здесь для нас неважно то, в какой мере этот признак проявился благодаря определенным историческим обстоятельствам. Но существует некая внутренняя связь между ним и тем, о котором говорилось выше: отказ от светской власти в этой жизни был вполне естественен, если принять во внимание установку на будущее одухотворение и преображение жизни в Воскресении. Различные другие особенности, разделяющие восточное и западное христианство, связаны с этим признаком. Тенденция к церковной централизации и законодательному упорядочению, свойственная западному христианству, осталась неизвестной Востоку, так же как и давление авторитета Церкви. Но поскольку всякая Церковь в своем земном облике представляет собой общественный организм, требующий определенной внутренней дисциплины, восточное христианство должно было прибегнуть для сохранения этой дисциплины к особым средствам. Такая дисциплина была создана чисто религиозным путем благодаря литургии. Частое и регулярное посещение богослужения, активное участие в нем, единообразная интерпретация отдельных частей литургии сделали членов восточной церкви дисциплинированным единством. Литургическая дисциплина создала в массах верующих единую духовную ориентацию, придала определенное направление мыслям, чувствам и понятиям. Весомость этой духовной ориентации была настолько сильной, что любая противоречащая ей идея не могла обрести какую-либо устойчивость и вынуждена была исчезнуть. Так единение верующих на христианском Востоке стало стержнем православия. В силу этого в религиозных вопросах не возникало никаких разногласий между высшим и низшим слоями.


Этим особым свойством восточного христианства объясняется многое. Поскольку богослужение было сильнейшим и важнейшим, хотя и не единственным средством достижения внутрицерковной дисциплины, то и развивалось оно с особым тщанием. Собственно, на христианском Востоке разработке богослужения уделялось гораздо большее внимание, чем на Западе. В России этот признак обладал особой весомостью. <...>


Следствием этого своеобразия восточного христианства была его особая связь с народом. Так как внутренняя дисциплина Церкви достигалась активным участием в богослужении всех верующих, оно, именно по этой причине, должно было совершаться на понятном для всех языке, не противоречащем в то же время стилю богослужения. Собственно говоря, все развитые религии стараются применять в литургических целях особый язык, не вполне идентичный с языком повседневным. Но такой язык должен быть понятным, чтобы богослужения полностью постигались верующими. Так обстояло дело и в византийской цивилизации. В общем случае языком богослужений становился по преимуществу литературный язык определенной области. Поэтому на Востоке литургию и Священное Писание перевели на различные языки и богослужения совершались на этих языках. <...> В то время как западное христианство становилось интернациональной или, скорее, наднациональной организацией восточное всегда оставалось национальным. Если западная Церковь со своей тенденцией стать независимым государством находилась вне светских государств, восточная придерживалась соответствующего государства и даже провинции и всегда была очень близка народу. Как и другие характерные признаки, эта черта с особенной силой проявилась в России. Православная Церковь стала в России Церковью национальной, ее связь с национальной структурой была настолько тесной, что во мнении народа понятия «русский» и «православный» совпадали.


Остановиться на существенных признаках восточного христианства нам необходимо потому, что оно явилось стержнем византийской цивилизации. Столь же необходима и характеристика эстетической культуры Византии, так как древнерусская литература не может быть понята вне правильного изображения этой перешедшей к русским культуры.

1 Приливы и отливы – итал.

2 Вечное движение – лат.