Влияние геополитики на развитие теорий мировой политики и международных отношений.
Прежде чем говорить о влиянии геополитики на развитие теорий международных отношений и мировой политики, определим эти понятия. Если международные отношения – это совокупность экономических, политических, правовых, дипломатических, культурных и иных связей между государствами, то мировая политика представляет собой совокупную политическую деятельность субъектов международного права.
При изучении международных отношений специалисты пришли к выводу о том, что на их эволюцию и характер оказывают существенное и все возрастающее влияние многообразные процессы, связанные с присущей современному миру дихотомией единства и плюрализма цивилизаций и культур. Эти процессы составляют социальную среду международных отношений. Однако не меньшее значение имеет и внесоциальная среда, накладывающая свои ограничения и принуждения на международную систему. Исследования данного аспекта среды международных отношений чаще всего соотносятся с понятием “геополитика”.
Традиционно, геополитика является одним из ответвлений политического реализма, представляющего международные отношения как силовые отношения между государствами. Здесь существует узкое и расширительное понимание геополитики. С точки зрения сторонников первого, термином “геополитика” оперируют тогда, когда речь идет о спорах между государствами по поводу территории, причем каждая из сторон апеллирует при этом к истории. Однако подобное понимание геополитики становится все более уязвимым в эпоху постиндустриальной революции, когда рушатся практически все традиционные “императивы” “классической геополитики”. Современное мировое пространство все труднее характеризовать как только “межгосударственное” – с точки зрения способов его раздела, принципов функционирования социальных общностей, ставок и вызовов нынешнего этапа всемирной истории. Представители социологии международных отношений обращают внимание на то, что сегодня из трех главных принципов, на которых базировались классические представления о международных отношениях – территория, суверенитет, безопасность, ни один не может больше считаться незыблемым или же полностью адекватным новым реалиям. Феномены массовой миграции людей, потоков капиталов, циркуляции идей, деградации окружающей среды, распространения оружия массового уничтожения и т.п. девальвируют привычные представления о государстве и его безопасности, национальном интересе и политических приоритетах. Еще в 1962 г. крупнейший теоретик современного либерализма Р. Арон указал на другой важный недостаток “узкого” понимания геополитики – его способность легко вырождаться в идеологию.
Вот почему в последние годы все более влиятельной становится гораздо более широкое толкование геополитики – как совокупности физических и социальных, материальных и моральных ресурсов государства, составляющей тот потенциал, использование которого (а в некоторых случаях даже просто его наличие) позволяют ему добиваться своих целей на международной арене. Одним из представителей этого взгляда является французский исследователь Пьер Галлуа.
С точки зрения П. Галлуа, к традиционным элементам геополитики – таким, как пространственно-территориальные характеристики государства (его географическое положение, протяженность, конфигурация границ), его недра, ландшафт и климат, размеры и структура населения и т.п. – сегодня добавляются новые, переворачивающие наши прежние представления о силе государств, меняющие приоритеты при учете факторов, влияющих на международную политику. Речь идет о появлении и распространении оружия массового уничтожения, прежде всего, ракетно-ядерного, которое как бы выравнивает силы владеющих им государств, независимо от их удаленности, положения, климата и количества населения.
Кроме того, традиционная геополитика не принимала в расчет массовое, поведение людей. В отличие от нее, геополитика наших дней обязана учитывать, что развитие средств информации и связи, а также повсеместное распространение феномена непосредственного вмешательства населения в государственную политику имеют для человечества последствия, сравнимые с последствиями угрозы ядерного катаклизма. Наконец, поле изучения традиционной геополитики было ограничено Земным пространством – сушей и морями. Современный же геополитический анализ должен иметь в виду настоящее и будущее освоения космического пространства, его влияние на расстановку сил и их соотношение в мировой политике.
Так, техницистские трактовки геополитики преобладают в работах ученых, стоящих на позициях неолиберализма. В этих исследованиях антагонистические идеологии “на шахматной доске народов” рассматриваются как экстерриториальные, обладающие способностью свободно преодолевать границы между странами и группами стран, принадлежащими к различным экономическим и военно-политическим группировкам. Причем возводится в абсолют значение технического фактора, в том числе роль средств массовых коммуникаций, в отношениях идеологической борьбы между государствами. “При современных средствах коммуникации трудно избежать борьбы идеологий или изолироваться от нее”, – пишет американский географ П. Бакхольтц.
С именами “либералов” связано становление “бихевиористской” школы геополитики, создающей поведенческие и статистические модели распространения войн и конфликтов. Среди своих целей “бихевиористская” геополитика называет выявление объективных законов международных отношений с целью вытеснить субъективные модели традиционных реалистов, исходящие из представлений о двухполярности мира, заменить их полицентрическими схемами международных отношений. Эти работы образуют один из главных стержней генеральной тенденции на реанимацию геополитического отражения международной обстановки в западной политической географии после второй мировой войны. Сразу же после второй мировой войны геополитики приняли самое активное участие в конструировании “биполярной” схемы мира. В ядерно-космическую эру биполярные геополитические схемы типа хартленда Маккиндера утрачивают былую популярность. Одновременно возрастают мультиполярность и взаимозависимость в мировой экономике и политике. Негибкость геостратегических доктрин типа ядерного сдерживания по отношению к новым региональным проблемам в этих условиях становится явной.
Усложнившаяся “геометрия” сил в мировой политике часто представляется “либералами” в виде четырехугольника и описывается по двум диагоналям: “Запад – Восток”, “Север – Юг”. Первая диагональ трактуется как политический результат раздела мира в Ялте, в результате чего в 1947–1949 гг. в Центральной Европе возник “физический контакт” между “сверхдержавами”. Его наличие вкупе с возможностью СССР и США уничтожить друг друга в ядерной войне оценивается как суть первой диагонали. Вторая диагональ – проблема “Север – Юг” – сводится к экономическим противоречиям, к контрастам между “богатым Севером” и “бедным Югом”. Такая “геометрия” является по своей сути географической схематизацией (геополитической интерпретацией) державной теории и доктрины неоколониализма.
После второй мировой войны, особенно в 70–90-е гг., предпринимались попытки переосмысления методологических основ геополитических трактовок международных отношений. Например, американский исследователь Л. Кристоф утверждал: “Современные геополитики смотрят на карту, чтобы найти здесь не то, что природа навязывает человеку, а то, на что она его ориентирует”.
По мнению российского исследователя К.В. Плешакова, в целом “классическая” геополитика и ревизионистская (послевоенная) достаточно хаотично сосуществовали и сосуществуют бок о бок. Они оказывали и оказывают, особенно в современных условиях, значительное влияние на ход научных изысканий в сфере мировой политики и международных отношений. Это объясняется следующими обстоятельствами.
Сегодня не вызывает сомнений предсказуемость и регулируемость, иными словами – “научность” международных отношений как на глобальном, так и на региональном уровнях. Международные отношения представляются не как стихийное взаимодействие множества факторов, но как эволюционный процесс, повинующийся объективным закономерностям, хотя и осложненный многовариантностью и многофакторностью истории.
Эта подконтрольность международных отношений в силу своего определенного детерминизма зависит не столько от человеческой воли, сколько от географической среды, в которой эта нация развивается. Соответствующие географические факторы сводятся, по сути, к природно-климатическим (месторасположение, рельеф, климат, территория) и цивилизационно-политическим (расположение данной нации относительно других наций). Географические факторы определяют важные характеристики бытия нации в мировом концерте держав: характер экономического развития и взаимодействия с внешним миром, степень склонности к экспансии и возможность ее реального осуществления, место в общецивилизационном развитии на том или ином историческом этапе.
Склонность к максимально возможному увеличению своей мощи (что в зависимости от обстоятельств принимает формы экономического преобладания, политического господства, прямых территориальных приращений и т.д.) естественна для государства как для своего рода здорового организма. Эта склонность не носит ни единовременного, ни циклического характера, она постоянна. Параметры ее заданы географическими факторами, но конкретное возрастание государственной мощи происходит в контексте мировой истории, во взаимозависимости с другими государствами. Возникнув как проекция дарвинизма с его борьбой за существование как движителем эволюции, постулат о естественной склонности государства к наращиванию своей мощи в той или иной форме сегодня рассматривается как форма существования динамики исторического процесса.
Дихотомия “морские” нации – “континентальные” нации является одной из осей исторического развития, которое проистекает через взаимодействие с этой дихотомией. Диапазон взаимодействия покрывает весь спектр отношений – от военного конфликта до военного союза. Тем не менее, разделение наций на “морские” и “континентальные” сохраняет значительный потенциал конфликтности, хотя он и снизился в XX веке. При этом понятие “морские” нации отчасти утратило комплиментарный оттенок, и о безусловном преобладании “морских” наций над “континентальными” более говорить не приходится.
Дихотомия “центр – периферия” – другая ось истории. Она может трактоваться в совершенно разных терминах. Классическая геополитика будет описывать ее в терминах конфликта между континентальным центром и приморской периферией, а ревизионистская – скорее в терминах экономической или политической взаимозависимости. Тем не менее, геополитика, как бы она ни рассматривала систему (или подсистему) международных отношений, всегда нацелена на противоречия между центральным и периферийным элементом в этой системе или подсистеме.
Геополитика, как и международные отношения, связана со степенью освоения человечеством вещественного мира. Полное распределение контроля над территорией земного шара породило глобальный геополитический расклад. Научно-технический прогресс с каждым своим шагом изменял географические факторы жизни наций. Сначала развитие мореплавания связало мир в единую систему и дало “морским” нациям полное превосходство над “континентальными”. Затем развитие сухопутных коммуникаций (главным образом железных дорог) ликвидировало преимущество “морских” народов, сделав возможным быстрое овладение (экономическое, военное, политическое) континентальными пространствами. Последовавшее развитие воздухоплавания в очередной раз изменило геополитическое положение всех наций (Великобритания, например, в военном отношении перестала быть островом). Дальнейшее освоение пространства в военных целях – сначала атмосферы, а затем и космоса – принесло новые радикальные подвижки, окончательно подорвав традиционные понятия территориального (пространственного) суверенитета и “естественной” безопасности. Эволюция вооружений как часть процесса овладения вещественным миром, высшей степенью которого на сегодняшний день является ядерное оружие, изменила геополитику буквально для каждого государства мира.
Суть геополитики как феномена главным образом связана с идеей контроля над пространством. Выступая на первых стадиях развития человечества как достаточно примитивная идея (борьба за прямой контроль над сопредельными территориями), сегодня контроль над пространством чрезвычайно диверсифицирован и в большинстве случаев не может быть описан в категориях прямого военного или политического контроля. С развитием технологий, с растущей взаимозависимостью мира контроль над пространством принимает новые, отчасти транснациональные формы, например экономический, коммуникационный или информационный контроль. Это связано с тем, что развитая цивилизация осваивает новые измерения пространства. В ряде случаев это ведет к неприменимости традиционных форм контроля, самой традиционной из которых является прямой военный контроль.
Геополитика в свете вышесказанного может быть, с точки зрения Плешакова, определена не просто, как объективная зависимость внешней политики той или иной нации от ее географического местоположения, а как объективная зависимость субъекта международных отношений от совокупности материальных факторов, позволяющих этому субъекту осуществлять контроль над пространством.
Признавая все это, – отмечает российский ученый П.А Цыганков, – необходимо, однако, видеть ограниченность геополитических объяснений (а тем более – прогнозов) мировых реалий. Даже при всей произвольности геополитических рамок анализа международной системы, эти рамки слишком узки для их понимания.
Революция в средствах связи и транспорта, развитие информатики и появление новейших видов вооружений радикально изменяют отношения человека и среды, представления о “больших пространствах” и их роли, делают устаревшим и недостаточным понимание силы и могущества государства как совокупности его пространственно-географических, демографических и экономических факторов. “Геополитический словарь” слишком образен, чтобы претендовать на научную строгость. Альтернативы “Север и Юг”, “Запад и Восток”, “Теллурократии и Талассократии” слишком метафоричны, чтобы гарантировать от ложных представлений о поляризации “богатых и бедных”, “развитых и цивилизованных” и “менее развитых, менее цивилизованных”, “континентальных (сухопутных) и морских” (островных) государств и их союзов. Положения об исторически перманентном противостоянии сухопутных и морских держав слишком категоричны, чтобы служить достаточным методологическим ориентиром для понимания всех перипетий взаимодействия стран и народов в прошлом, настоящем и будущем. Концептуальные построения, как классиков геополитики, так и ее современных приверженцев, слишком произвольны, нередко фантастичны, а их аргументы слишком малоубедительны перед контраргументами их противников, чтобы исходить из них в понимании основных тенденций в эволюции мировой политики.
Сказанное особенно касается новейших тенденций, связанных с социализацией международных отношений, оттесняющих (хотя и не вытесняющих) государство с роли главного актора трансграничных взаимодействий, во многом изменяющих приоритеты таких взаимодействий.
В целом же, масштабы новых императивов таковы, что геополитика перестает быть уделом отдельных государств. Если раньше она могла быть охарактеризована как “картографическое представление отношений между главными борющимися нациями”, то теперь этого уже недостаточно. Появляется необходимость согласованного взаимодействия всех членов международного сообщества в выработке и реализации общепланетарной геополитики, в основе которой лежали бы интересы спасения цивилизации для будущих поколений.
<< Предыдущая - Следующая >>