Распад СССР
На мировом горизонте Америке был неподвластен только коммунистический Восток, с которым Вашингтон собирался соперничать долгие десятилетия. Изумление от добровольного ухода Советского Союза сохранилось в США и ныне, два десятилетия спустя. Как оказалось, незападные цивилизации если и могли держаться, то в условиях раскола внутри Запада, союза с одной из западных сил. Совокупной же мощи Запада противостоять было трудно, если не невозможно. Изоляция от Запада действовала как самое мощное разрушительное средство. При попытках опоры на собственные силы живительный климат Запада (идеи, разумная энергия, наука, технологические новации) оказался скрытым от населения, традиции общения с Западом в XVIII-XIX вв. были забыты. В СССР произошла определенная деградация умственной жизни, наступила эра вымученных посредственностей, эра холуйства вместо лояльности, смешения всего вместо ясно очерченной цели, время серости, самодовольства, примитивного потребительства, всего того, что вело не к Западу, а в третий мир.
Внутри страны основной слабостью стало даже не репрессивное поведение правящей партии, потерявшей свою жизненную силу, внутреннюю устремленность, а утрата механизма приспособления к современному миру. Порок однопартийной системы в конечном счете стал сказываться в одеревенении ее структур, взявших на себя ни более, ни менее как цивилизационное руководство обществом.
Формируя весной 1989 г. свою администрацию, только что избранный президентом Джордж Буш-ст. потребовал экспертной оценки происходящего. Лучшие специалисты по России прибывали в резиденцию Буша в Кенебанкпорте и излагали свою точку зрения на раскол в стане прежде монолитного противника, на ступор советской системы, на готовность новых хозяев Кремля жертвовать многим ради партнерства с всемогущей Америкой.
Что делала американская сторона, никогда не предлагавшая России вечной дружбы? В течение большого - четырехмесячного - периода, когда формировалась позиция администрации Буша, президент решал для себя (февраль-май 1989 г.), что такое "перестройка" - временная передышка или фундаментальное изменение политики?
Начиная осуществление своего курса, американские руководители постарались составить собственное впечатление о своих советских партнерах. Горбачев поразил госсекретаря Бейкера неистребимой любовью к метафорам - то он рисовал ледокол, то яблоко, которое скоро упадет (СССР глазами американцев), то "заглядывал за горизонт". Но самое большое удивление госсекретаря вызвало сделанное как бы между прочим заявление о том, что СССР выводит из Восточной Европы 500 единиц ядерного оружия. Внезапно. Чтобы поразить воображение американцев. Чтобы видели русскую щедрость без мелочного обсуждения и жалкого торга. А американец немедленно принял огромную уступку и тут же, в Кремле, не сходя с места начал самый что ни есть торг, направленный на максимальное уменьшение советского арсенала. Никаких благодарностей, никаких "ты мне, я тебе".
Оказывается, в контактах с Бушем и Бейкером Горбачева больше всего беспокоило выражение "западные ценности". Советскому президенту было обидно, что бывают ценности, к которым он не приобщен. Идя навстречу этому предубеждению, президент Буш предложил впредь употреблять выражение демократические ценности. Горбачев был счастлив.
30 мая 1990 г. президент Горбачев прибыл в Вашингтон с государственным визитом. Президент Буш произнес почти дежурные слова: "Соединенные Штаты выступают за членство Германии в НАТО. Однако, если Германия предпочтет другой выбор, мы будем его уважать." - "Я согласен", - сказал Горбачев. Несколько его помощников были буквально шокированы тем, что являлось практическим эквивалентом согласия на вступление объединенной Германии в НАТО. На съезде КПСС Горбачев и его команда подверглись весьма жесткой критике по германскому вопросу.
В ноябре 1991 г. Горбачев решил снова назначить Шеварднадзе министром иностранных дел. Собственные аналитики доложили Бейкеру цель этого назначения - "заставить нас играть более активную роль в сохранении Союза, особенно дикой казалась задача помочь в сохранении Союза министру обороны Р. Чейни. "Дик хотел развала Советского Союза, он видел в Украине ключ к этому и полагал, что, если Америка поспешит с признанием, украинское руководство будет более настроено в пользу положительных отношений с нами". За пять дней до украинского референдума о независимости Шеварднадзе убеждал Бейкера, что у центра есть мощные рычаги воздействия на республики.
Это была уже полная политическая слепота. И ее полностью разделял Горбачев, когда за день до референдума в обычной своей манере магического оптимизма убеждал президента Буша, что любой исход голосования не обязательно будет означать развал Союза. Разумеется, донесения американского посла Страуса были бесконечно далеки от этого дикого оптимизма. Американцы были безусловно поражены тем, что Ельцин сообщил о Беловежских соглашениях президенту Бушу раньше, чем Горбачеву. Но Горбачев был больше огорчен другим - тем, что госсекретарь Бейкер поспешил сказать, что Советского Союза больше не существует. Ситуация стала быстро меняться. Сумбур в умах устроителей Содружества независимых государств вызвал у американцев шок.
Президент Ельцин был обращен в будущее. Он хотел, чтобы военная система Содружества независимых государств слилась с НАТО.
Особенно нелепым было поведение Горбачева накануне, возможно, важнейшего решения его как лидера своей страны - о воссоединении Германии. Он повез канцлера Коля в родной Ставрополь, провел по самым дорогим его сердцу улицам, вылетел вертолетом в маленькую горную резиденцию, говорил о детстве и сокровенном. Говорил ли он о будущем Европы, о будущем Организации Варшавского договора, о связях Восточной Европы с СССР? Нет. Ему, как и предшественникам, важно было заглянуть в глаза, получить моральный кредит, удостовериться. На западных собеседников эмоциональный натиск советских руководителей не производил ни малейшего впечатления.
Возьмем самую острую проблему второй половины 1990-х годов - расширение НАТО на восток. Любой западный юрист, будь он на месте русских, вспомнил бы о Парижской хартии 1990 г., о твердом обещании североатлантического союза не пользоваться ситуацией ослабления Востока (копенгагенская сессия Совета НАТО 1991 г.). Современные российские руководители даже не подумали вспоминать о таких тривиальностях. Они добровольно сдавали одну позицию за другой, не получая ничего взамен. Так, в ответ на самый щедрый жест Горбачева, давшего в ноябре 1990 г. обещание уничтожить десятки тысяч российских танков, Запад спустя всего четыре года решил разместить свои танки на польской границе.
В результате победы в «холодной войне» ведомый Соединенными Штатами Североатланти-ческий союз стал доминировать на северо-западе Евразийского континента. Между классическим Западом и СНГ Америка начала излучать влияние на девять прежних союзников СССР и на тринадцать бывших республик почившего Союза. В самой России опасность сепаратизма вышла на первый план, за нею последовал демонтаж экономики, распад общества, деморализация народа, утрата самоидентичности. Безусловный американский триумф 1991 г. дал Вашингтону шанс - при умелой стратегии на долгие годы сохранить столь благоприятный для заокеанской республики статус-кво.
Но почему так быстро исчезла вторая в мире держава, что подкосило ее внутреннюю силу, обрекло на распад? Сложилось несколько стереотипов в подходе к процессу, лишившему Америку единственного подлинного геополитического соперника.
Президенты Р. Рейган и Дж. Буш усмотрели искомую причину в неспособности СССР быть на равных с США в гонке стратегических вооружений. СССР не мог более расходовать на военные нужды 40 % своих исследовательских работ и до 28% внутреннего валового продукта.
Бывший министр обороны и глава ЦРУ Дж. Шлессинджер назвал окончание «холодной войны» моментом триумфа Соединенных Штатов - триумфа предвидения, национальной решимости и твердости, проявленных на протяжении 40 лет. Сенатор Х. Ваффорд считал причиной американской победы в «холодной войне» решимость конгресса и большинства американцев израсходовать триллионы долларов на системы ядерного сдерживания, огромные вооруженные силы, расквартированные по всему миру, и субсидирование глобальной сети союзных государств. На национальном уровне не возникло никаких дебатов. В США считали однозначно: именно политика Рейгана-Буша привела к крушению коммунизма.
Слегка меняя оттенок, главный редактор “Форин Афферс” У. Хайленд утверждал, что Горбачев поддался давлению западных военных инициатив на фонеупадка советской системы, дискредитированной гласностью. Как и президент Картер до него, Р. Рейган ужесточил западную политику в отношении СССР и добился ожидаемых результатов. Решающее испытание пришлось на 80-е гг., когда к власти на Западе пришли более склонные к самоутверждению лидеры - М. Тэтчер (1979), Р. Рейган (1981), Г. Коль (1982). Теперь надежды Москвы на мир с Западом ослабли окончательно, и напряжение жесткого соревнования стало более ощутимым. Речь шла о победе или поражении в самой большой идеологической войне двадцатого века. В результате Рейган выдвинул такие дорогостоящие инициативы, как создание оборонных систем в Космосе (1983) - СОИ, стоимость которой была велика даже для огромной экономики Америки. Часть советского руководства представила отставание в этой сфере чрезвычайно опасным, и у американцев появился необходимый им крючок. Возможно, СОИ и явилась той соломинкой, которая сокрушила спину верблюда.
В августе 1993 г. администрация Клинтона не сочла нужным скрывать, что первые результаты реализации стратегической оборонной инициативы были просто сфабрикованы. Но важен результат. Такое объяснение крушения СССР немедленно встретило контраргументы. Сами же американцы отмечают, что выход советских войск из Афганистана и Восточной Европы был осуществлен значительно позже пика рейгановских усилий в области военного строительства Никто ведь так и не смог доказать, что бремя оборонных расходов в Советском Союзе значительно возросло за 1980-е годы, более того, никто не смог доказать связь между рейганов-ским военным строительством и коллапсом советской внешней политики.
По мнению американского исследователя Э. Картера, нет оснований полагать, что именно действия американской администрации подвигли Советский Союз на радикальные перемены. М. Мандельбаум прямо говорит, что главная заслуга Рейгана и Буша в грандиозных переменах 1989 г. заключалась в том, что они спокойно оставались в стороне. Сторонники жесткой линии на Западе были ошеломлены окончанием «холодной войны» именно потому, что коллапс комму-низма и распад Советского Союза имели гораздо меньшее отношение к американской политике сдерживания, чем внутренние процессы в СССР. Настоящее улучшение двусторонних отношений началось не в пике рейгановского военного строительства и неукротимого словоизвержения, а в Рейкьявике (1986), когда Вашингтон смягчил и риторику, и практику.
Коммунизм погиб из-за внутренних, органически присущих ему противоречий. Часть интерпретаторов отстаивает тот тезис, что виноват российский термидор середины 20-х годов, что изначальные революционеры 1917 г. были в конечном счете отодвинуты (если не уничтожены) сталинистами, ведшими дело к централизации и тоталитаризму. Для многих важен постулат: система рыночной экономики проявила свое превосходство над плановой системой коммунистического хозяйствования. Не только вожди в Кремле, но и широкие массы тайно, тихо, но определенно и твердо пришли к выводу, что коммунизм не может быть успешным соперником поставившего себе на службу современную науку капитализма. Социалистическая экономика добилась многого на ранней стадии своего становления, но в закатные десятилетия не сумела удовлетворить все более настойчиво излагаемые нужды массового потребителя - это особенно хорошо видели советская интеллигенция и население в Восточной Европе. Коммунизм был социально болен изначально, и требовалось лишь время и выдержка Запада, чтобы свалить великана. Неэффективность идеологии была заложена в самом учении; лишь энтузиазм масс, помноженный на насилие, позволил коммунистическому строю держаться на плаву, но такое явление не могло существовать исторически долго.
Но подобное объяснение краха СССР немедленно вызывает вопрос: если коммунизм - это болезненное извращение человеческой природы, то почему (и как) он позволял Советскому Союзу в течение пятидесяти лет превосходить по темпам развития самые эффективные страны мира? Даже самые суровые критики вынуждены признать, что советская экономика сама по себе не погрузилась в крах. Население нормально работало, питалось, одевалось, получало бесплатно жилье - и постоянно увеличивалось. Более того, эта экономика позволила создать первый атомный реактор, производящий электричество, первое судно на воздушной подушке, первый спутник, выход в Космос, реактивную авиацию и многое другое, отнюдь не свидетельствующее о научно-технической немощи. Неизбежен вопрос, если коммунизм был смертельно болен, почему он болел так долго и не имел видимых летальных черт?
Погубила внутренняя эволюция. Распространение (посредством радио, телевидения, всех форм массовой коммуникации) либеральных идей, привлекательных идеологических конструкций, их воздействие на замкнувшееся в самоизоляции общество. Критически важны те либеральные идеи, которые получили массовую поддержку. Развитие многосторонних контактов создало базу для формирования в СССР слоя, заинтересованного в улучшении отношений с Западом. На неофициальном уровне представители СССР вовсе не вели «холодную войну». СССР развалился не из-за слабости, а потому, что его новые лидеры наивно ожидали от Запада компенсации за свои шаги навстречу. Растущее чувство бессмысленности «холодной войны» подорвало СССР сильнее, чем любые ракеты. Негосударственные организации также внесли свою лепту. Экология стала могущественным фактором отношений Востока и Запада. Оживились критики марксизма внутри самого марксизма. Особую роль в этом процессе сыграли просвещен-ные слои общества. Изменения, начатые сверху, получили важную поддержку снизу. Советская интеллигенция встретила гласность с величайшим энтузиазмом и начала увеличивать пределы допустимого.
“На протяжении менее семи лет Михаил Горбачев трансформировал мир. Он все перевернул в собственной стране. Он поверг советскую империю в Восточной Европе одной лишь силой своей воли. Он окончил «холодную войну», которая доминировала в международной политике и поглощала богатства наций в течение полустолетия. Эту точку зрения высказывают такие западные контрпартнеры советских лидеров, как госсекретарь Дж. Бейкер. Окончание «холодной войны» - это вовсе не история о том, как Америка изменила соотношение сил в свою пользу, а история того, как люди в Кремле потрясли базовые условия прежнего мира. «Холодная война» окончилась потому, что того хотел Горбачев и его окружение. Э. Картер также считает, что Горбачев сыграл определяющую роль, по меньшей мере, в четырех сферах: 1) изменение военной политики; когда Горбачев выступил в ООН в декабре 1988 г., всем стало ясно, что его намерения в этой сфере серьезны; 2) отказ от классовой борьбы как от смысла мировой истории, выдвижение на первый план “общечеловеческих ценностей”, признание значимости ООН; 3) отказ от поддержки марксистских режимов в “третьем мире”; 4) изменение отношения к восточно-европейским странам, отказ от “доктрины Брежнева”.
Дж. Райт убеждена, что «холодную войну» окончило ясно продемонстрированное советским руководством нежелание навязывать свою волю Восточной Европе. Решающим в этом отношении был визит Горбачева в Югославию в марте 1988 г. - именно тогда он ясно выразил новое мировоззрение Москвы. Еще более укрепил эту ситуацию начавшийся вывод советских войск из Восточной Европы в конце 1988 г., когда Восточная Европа явственно повернула на Запад.
Пятая точка зрения исходит из примата международной обстановки, сделавшей прежний курс Советского Союза практически невозможным. Иначе не объяснишь крах государства, в котором рабочие не бастовали, армия демонстрировала преданность, союзные республики (до поры) думали максимум о региональном хозрасчете, село трудилось, интеллигенция писала и учила.
Конечно же, велико число тех, кто отказывается объяснять проблему поисками заглавного фактора. Осторожные и глубокомысленные говорят об их сочетании, о сложности предмета.
Р. Дарендорф выделяет три фактора: Горбачев; коммунизм, который никогда не был жизнеспособной системой; странная история 80-х годов, в ходе которой Запад обрел уверенность. П. Кеннеди идентифицирует свои три фактора: 1) кризис легитимности советской системы; 2) кризис экономической системы и социальных структур; 3) кризис этнических и межкультурных отношений. Дж. Браун находит уже шесть факторов: 1) сорок лет замедления развития; 2) нелигитимность коммунизма; 3) потеря советской элитой убежденности в своей способности управлять страной; 4) нежелание этой элиты укреплять свою роль; 5) улучшение взаимоотно-шений Востока и Запада; 6) инициативы Горбачева.
Но все это интерпретация уже свершившегося, а для истории более всего важен тот факт, что как геополитический центр Советский Союз саморазоружился в поразительно короткий отрезок времени, и Соединенные Штаты получили уникальный шанс возглавить всю систему международных отношений.