Метафорика романа Л.Н. Толстого "Воскресение"
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
от себя, изолировать.
Я должна быть довольна и довольна. Но есть червяк, который просыпается… И ему не надо давать засыпать, надо верить этому голосу, сказал Нехлюдов… [Толстой 1980, с. 291]. Видимо, эта метафора была создана по типу языковой метафоры червь сомнения. Как правило, любые страдания, сомнения, а здесь подразумеваются именно они, связаны с отрицательной коннотацией, но здесь сомнения играют роль движущей силы на пути к нравственной жизни, поэтому червяк уже не червяк, но голос, который должен говорить.
Герои Толстого часто слышат внутренние голоса, раздваиваются, представляются автором не как единые личности, а как спорящие, даже физически борющиеся антагонисты. Обычно это человек духовный олицетворение высоких нравственных, моральных, религиозных качеств и человек животный образ инстинктов, пороков, недостатков человека. Так реализуется модель Человек как два человека: В Нехлюдове, как и во всех людях, было два человека. Один духовный, ищущий блага себе только такого, которое было бы благо и других людей, и другой животный человек, ищущий блага только себе и для этого блага готовый пожертвовать благом всего мира. В этот период его сумасшествия эгоизма, вызванного в нём его петербургской и военной жизнью, этот животный человек властвовал в нём и совершенно задавил духовного человека... Тот животный человек, который жил в нём, не только поднял теперь голову, но затоптал себе под ноги того духовного человека, которым он был в первый приезд свой и даже сегодня утром в церкви, и этот страшный животный человек теперь властвовал один в его душе. [Толстой 1980, с.5562] В этом психологическом этюде присутствует ещё и метафора сумасшествие эгоизма, реализующая модель Человек как человек в особой ситуации. Здесь эгоист уподобляется сумасшедшему на основании ненормальности (умственной и нравственной) обоих.
Присутствие двух личностей духовной и животной в одном человеке не всегда словесно выражено автором. Иногда оно подразумевается, поскольку слышен голос или голоса, спорящие друг с другом: Хоть слабо, но ещё слышен был голос истинной любви к ней, который говорил ему об ней, о её чувствах, о её жизни. Другой же голос говорил: смотри, пропустишь своё наслаждение, своё счастье. И этот второй голос заглушил первый [Толстой 1980, с. 62]. Так автор изображает внутреннюю борьбу человека, его выбор между желанием и долгом.
Модель Человек как два человека иногда трансформируется Толстым как Человек как духовное существо: Но то свободное, духовное существо, которое одно истинно, одно могущественно, одно вечно, уже пробудилось в Нехлюдове; А это было не ребячество, а беседа с собой, с тем истинным, божественным собой, которое живёт в каждом человеке. Всё время этот я спал, и мне не с кем было беседовать. Пробудило его необыкновенное событие 28-го апреля, в суде, где я был присяжным [Толстой 1980, с. 132].
Такое присутствие духовной личности тоже может быть не выражено вербально, никак не названо. Мы по действию этого присутствующего чего-то догадываемся о его присутствии: Так казалось Нехлюдову, когда он взглядывал на её стройную фигуру в белом платье с складочками и на сосредоточенно радостное лицо, по выражению которого он видел, что точь-в-точь то же, что поёт в его душе, поёт и в её душе [Толстой 1980, с. 58].
К метафорам и сравнениям, созданным по модели Человек как два человека примыкает и следующий пример: При первом свидании Нехлюдов ожидал, что увидав его, узнав его намерение служить ей и его раскаяние, Катюша обрадуется и умилится и опять станет Катюшей, но, к ужасу своему, он увидал, что Катюши не было, а была одна Маслова [Толстой 1980, с. 154]. Здесь обыгрываются две ипостаси одного персонажа Катюша до падения и Маслова после нескольких лет работы в доме терпимости. Поскольку в данном отрывке автор смотрит на героиню глазами Нехлюдова, который знал совсем юную героиню именно как Катюшу, а спустя годы, увидел её уже как подсудимую Маслову, имя женщины стало олицетворением её лучших качеств, фамилия олицетворением всего наносного, приобретённого в несчастиях и развратной жизни.
Во многих антропоморфных метафорах персонажи сопоставляются с людьми испытывающими то или иное физическое состояние. Когда речь идёт о духовной сущности человека, о его духовном я, часто присутствует мотив сна и пробуждения, как в приводимых выше примерах свободное, духовное существо, которое одно истинно, одно могущественно, одно вечно, уже пробудилось, этот я спал, пробудило его необыкновенное событие.
Частным случаем воплощения модели Человек как человек в особом физическом состоянии является и развёрнутое сравнение, рисующее целую ситуацию: Вчерашний соблазн представился ему теперь тем, что бывает с человеком, когда он разоспался, и ему хочется хоть не спать, а еще поваляться, понежиться в постели, несмотря на то, что он знает, что пора вставать для ожидающего его важного и радостного дела [Толстой 1980, с. 293]. Здесь сон прошлая светская бездеятельная и бессмысленная жизнь Нехлюдова, желание поваляться соблазн увлечься светской красавицей, важное и радостное дело помощь Катюше. В подобных метафорах и сравнениях сон является воплощением представления о бессилии, бездействии.
Не раз автор сравнивает состояние героев с состоянием человека под гипнозом. Видимо, для Толстого и сон, и нахождение под гипнозом символы бессилия, безво?/p>