Истоки древнерусской литературы

Дипломная работа - Литература

Другие дипломы по предмету Литература

XIII века аорист бяхъ, бы и т. д. перестал изменяться по лицам, и установилась общая форма бы. Для передачи цели движения использовался супин - форма на -тъ (иду рыбъ ловитъ). Система причастий состояла из полных и кратких форм.

В древнерусском языке произошли важные морфологические процессы: исчезло двойственное число (остались лишь реликты), звательная форма, сложное сослагательное наклонение и супин (ловитъ > ловить), развилась категория одушевленности (в древнерусском языке, как и в других славянских языках, сначала не было разницы между одушевленными и неодушевленными существительными), произошла унификация типов склонения, упростилась система прошедших времен (исчезли аорист, имперфект, плюсквамперфект), из причастий образовались деепричастия.

Таким образом, совмещение конкретного и отвлеченного значений одного слова в общем контексте представляет свойств древнерусский языковой семантический синкретизм символа. Уже сам язык представляет возможности для художественного переосмысления слова в пределах каждой словесной формулы и на общем семантическом фоне всего текста; постоянное возвращение к символически важным характеристикам и словам. Лихачев не случайно, как кажется, оговаривается, что подобные перечисленные примеры олицетворения - в зависимости от уточняющих их смысл слов - соотносятся с различными частями речи: материализуется с помощью глагола, конкретизируется с помощью эпитета - таковы действительно два основных способа переключения основного значения слова на переносное в непосредственном контексте. При этом сами ключевые имена, подвергающиеся олицетворению, - почти все женского рода, а в XII в. большинство таких имен сохраняло еще собирирательное (абстрактное) значение. Роль глагола и прилагательного в актуализации одного из таких созначений относится уже к проблеме эпического эпитета.

Олицетворение охватывает одновременно и объем понятия (метонимия; именно о понятии, а не об образе говорит в данном случае и Лихачев) и его содержание (сфера действия метафоры), и потому не может квалифицироваться узко как проявление метафоры в контексте Слова о полку Игореве. Кроме того, это не сравнение, а уподобление, что и приводит нас к окончательному заключению о том, что и олицетворение - не проявление метафоры, а частный случай уподобления, основанного на семантических и синтаксических особенностях древнерусского языка.

1.5 Синтаксическая структура

 

Предложение древнерусского языка отличалось слабой грамматической связью членов предложения. Паратаксис (сочинительная связь) преобладал по отношению к гипотаксису (подчинительной связи). Широко были распространены беспредложные конструкции. Существовал так называемый второй именительный (именительный падеж в составе сказуемого при глаголах со значением слыть, называться, именоваться: еже ся нынъ зоветъ Оугурьское; и паде мертвъ (в современном русском языке обычно употребляется творительный падеж) и второй винительный (винительный падеж при глаголах назывыать, иметь кого, поставить в качестве кого и т. п.: постави Мефодья епископа в Паннонии, хочемъ тя имъти собъ отьца и игумена), которому в современном русском языке соответствует творительный падеж. Именительный падеж ед. ч. женского рода на -а, -я иногда употреблялся в функции прямого дополнения в сочетании с инфинитивом переходных глаголов типа земля пахати, косить трава. Существовал так называемый дательный самостоятельный - простая мысль, требующая подлежащего и сказуемого, выражалась сочетанием существительного или местоимения в дательном падеже и согласованного с ним причастия (Мстиславу съдящему на объдъ, приде ему въсть).

В самый ранний период древнерусского литературного языка выделялись три стиля: деловой, церковно-книжный (церковно-литературный) и светско-литературный.

 

2. Мало- и много- в древнерусском языке

 

Историческая жизнь слова проходит три этапа:

.слово рождается как символ определенной идеи (эйдоса), являясь неким образом ее понимания; это ноэматический этап, или этап внутренней формы;

.затем слово отрывается от своей идеи и начинает носиться над миром вещей, оплодотворяя их своим пониманием; это этап анархической многозначности;

.затем происходит фильтрация значений слова, узаконение одних и отбраковка других в текстах, признанных образцовыми, наконец их кодификация в словаре; это нормативный этап.

В памятниках древнерусской письменности слово характеризуется анархической многозначностью, усугубленной влиянием греческих текстов, переводимых в Древней Руси.

Словарь Фасмера дает следующую этимологию слова много: мноґгий, прилаг., укр. мноґго, др.-русск., ст.-слав. мъногъ polЪj (Мар., Зогр., Клоц., Супр.), сравн. степ. мъножаи, болг. мноґго, сербохорв. мно?го, словен. mno?g, mnoґgа ж., чеш., слвц. mnohyґ, mnoho, польск. mnogo, н.-луж. mљogi. Родственно гот. manags многий, д.-в.-н. mаnаg иной, некоторый, др.-ирл. menicc частый, многочисленный, сюда же лит. minia толпа.

В древнерусском языке, как и в современном русском языке, большое количество слов имеют элемент много-, хотя и не всегда в том значении, которое принято сейчас.

МНОГАЖДЫ, МНОЖИЦЕЮ - часто; много раз.

МНОГОБЕЗСЛОВЕСИЕ - невежество.

МНОГОБЛАГОУТРОБНЫЙ - весьма милосердный.

МНОГОБОГАТЫЙ - изобилующий во всем.

МНОГОБОЛЕЗНЕННЫЙ - многоскорбный, подъявший многие труды, подвиги, беды, страдания.

МНОГОБОРИМЫЙ - подвергаемый сильным искушениям, нападен