Цензурная политика Николая I и отечественная журналистика 1825–1856 гг.

Курсовой проект - Журналистика

Другие курсовые по предмету Журналистика

и журналистам ярко характеризуют его слова, высказанные им, когда ему пришлось выступать в качестве высшего арбитра в истории с публицистом и издателем Н.И. Гречем, жаловавшимся на цензуру, пропускавшую статьи, якобы порочащие его друга Ф.В. Булгарина. Император поддержал цензоров, закончив свою резолюцию от 29 июля 1831 г. так: Вы призовите его (Ф.В. Булгарина. - Г.Ж.) к себе, вымойте голову и объясните, что ежели впредь осмелится дерзко писать, то вспомнил бы, что журналисты сиживали уже на гауптвахтах, и что за подобные дерзости можно и под суд отдать.

Возвращенный в сентябре 1826 года из ссылки А.С. Пушкин высказывал симпатии к новому монарху. Между государем и Пушкиным установились тесные отношения, правда, иногда несколько обременительные для поэта, ибо император, избавив поэта от общей цензуры, взял на себя права его личного цензора. Из этого факта видно, что император признавал в Пушкине крупную общественную силу.

Но в других случаях Николай I защищал Пушкина от нападок недоброжелателей. Более того, до знакомства с Пушкиным несколько равнодушный к поэзии, Николай Павлович, внимательно читая произведения Александра Сергеевича, стал ценить поэтическое слово. А после трагической смерти Пушкина император взял на себя материальные заботы о его семье - назначил пенсию его вдове и детям, оплатил долговые обязательства поэта, однако стремился всячески ограничить народные выступления его памяти.

Как пишет Жирков: Граф А.X. Бенкендорф сообщал А.С. Пушкину 30 сентября 1826 г.: Сочинений ваших никто рассматривать не будет; на них нет никакой цензуры. Государь император сам будет первым ценителем произведений ваших и цензором. Уже в ноябре Пушкин писал Н.М. Языкову: Царь освободил меня от цензуры. Он сам - мой цензор. Выгода, конечно, необъятная. Таким образом, Годунова тиснем.

Николай I ценит мнение Пушкина и отзывается о нем, как об умнейшем человеке, поэтому почти через месяц после аудиенции у Николая I Пушкину было велено представить императору соображения насчет народного образования. Его величество заботило, как удержать верноподданных в послушании, воздействуя на умы.

Записка О народном воспитании, написанная Пушкиным по прямому заданию Николая I, и притом для личного его сведения, имела сугубо официальный характер. Записка Пушкина была внимательно прочитана Николаем I, испещрившим ее явно несочувственными вопросительными и восклицательными знаками. Эта отрицательная оценка большей части записки была сильно, однако, сглажена в письме, в котором Бенкендорф довел до сведения Пушкина 23 декабря 1826 г., что государь император с удовольствием изволил читать рассуждения ваши о народном воспитании, но при сем заметить изволил, что принятое вами правило, будто бы просвещение и гений служат исключительно основанием совершенства, есть правило опасное для общего спокойствия, завлекшее вас самих на край пропасти и повергшее в оную такое число молодых людей. Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должно просвещению неопытному, безнравственному и бесполезному. На сих-то началах должно быть основано благонаправленное воспитание.

К текстам Пушкина, обратившим на себя внимание Николая как цензора, относятся Борис Годунов, Граф Нулин, Сцена из Фауста, Медный всадник, Путешествия в Азрум и другие.

В начале 1827 г. Пушкин просил Дельвига представить на цензуру к Бенкендорфу переданные ему для Северных Цветов два отрывка из III главы Онегина (письмо Татьяны и разговор Татьяны с няней, присоединив к ним и присланную Пушкиным поэму Цыганы.

Никаких следов чтения Николаем I этих произведений не имеется, и можно сомневаться, действительно ли Бенкендорф представлял оные государю императору, как он писал Пушкину. Во всяком случае, на этот раз шеф жандармов совершенно согласился со своим чиновником, не нашедшим ничего плохого в представленных пьесах. Одни лишь заглавные буквы фамилий товарищей Пушкина по лицею в 19 октября вызвали замечания анонимного критика. Он считал буквы эти лишними.

Рукописей Пушкина с правкой Николая I имеется три: отрывок из Путешествия в Арзрум, Медный всадник и История Пугачевского бунта. Поправки эти, отчасти вошедшие в печатный текст Пушкина, очень показательны в смысле отношения Николая к Пушкину и давления его не только на образ мыслей, но и на стиль поэта.

В дневнике своем Пушкин неоднократно говорит о своей работе: Пугачев, мой Пугачев.В заметке о предстоящем выходе книги в Библиотеке для чтения труд Пушкина назван Историей Пугачева. По-видимому так же надписана была и рукопись, посланная на рассмотрение Николаю I, - именно так назвал ее Бенкендорф в письме к министру финансов. Когда Николаю I был подан на подпись указ о выдаче Пушкину денег на печатание, то царь в этом указе, зачеркнув заглавие История Пугачева, написал История Пугачевского бунта. Государь император переменил слова указа не потому, что тут полагалась ошибка, а рассуждая, что преступник, как Пугачев, не имеет истории.

Вообще говоря, разве за исключением Истории Пугачева, роль Николая I как редактора Пушкина, конечно, была ему совершенно не по плечу. Ясно это было, прежде всего, самому Николаю, дословно повторявшему в своих отзывах мнения других лиц. Ясно это было и Пушкину, добродушно назвавшему царя литератором не весьма твердым

Заключение