Разграничение временных пластов в "Жизни Арсеньева" И. Бунина
Курсовой проект - Литература
Другие курсовые по предмету Литература
звуки, помнит, как пленяла его работа баб в лунные ночи: …и чувствую поэтическую прелесть этой ночной работы.
Вспоминая, автор задает вопрос: Много ли таких дней помню я? и отвечает: Очень, очень мало… Стоит еще раз подчеркнуть избирательность и отрывочность воспоминаний как свойств памяти. Сознание хоть и не оформляется, но велика доля бессознательного: Я уже что-то слышал о них на дворне что-то непонятное, но почему-то запавшее мне в сердце. Он еще не понимает, но уже запоминает так действует непроизвольная память, характерная для детского возраста.
Начинается социализация Арсеньева, он уже начинает осознавать изменения своего социального положения (в прошлом, в детстве) и говорит об этом в настоящем: Я уже знал, что мы стали бедные, что отец много промотал в Крымскую кампанию, много проиграл, когда жил в Тамбове, что он страшно беспечен и часто, понапрасну стараясь напугать себя, говорит, что у нас вот и последнее затрещит с молотка… Автор заключает в кавычки слова промотал и затрещит. Эти слова, скорее всего, он слышал от взрослых, до конца не понимал их значения, и чтобы это показать автор и прибегает к использованию кавычек.
Если все время для маленького Арсеньева было беспечным, то одно событие омрачило эту счастливую пору - в провале погиб Сенька. Автор вспоминает слова: надо немедленно дать знать становому послать стеречь мертвое тело. И в настоящем задает вопрос: Почему так страшны были эти совершенно для меня новые слова? Значит, я их уже знал когда-то? Во второй части вопроса автор и дает ответ. Напрашивается сам собою вывод: понятие о смерти дается человеку априорно.
Автор медитирует на тему Бога и смерти, говоря о том, что Бог и смерть неразрывно связаны друг с другом, задумывается над тем, когда эти понятия стали для него актуальными. Говорит о том, что, будучи ребенком, осознал, на интуитивном уровне понял конечность бытия: …и я уже знал и даже порой со страхом чувствовал, что на земле все должны умереть…
Дни слагались в недели, месяцы, осень сменяла лето, зима осень, весна зиму… но что я могу сказать о них? Только нечто общее: то, что незаметно вступил я в эти годы в жизнь сознательную.Эта фраза подводит итог бессознательному, интуитивному, природному детству Арсеньева. Автор проводит невидимую границу между бессознательным и сознательным, этой границей является случай, когда Арсеньев увидел себя в зеркале и обнаружил перемену в своем облике. В настоящем автор задается вопросами, почему он обратил внимание на перемену; почему удивился, обнаружив ее.
С появлением Баскакова учителя и воспитателя Арсеньева, жизнь Арсеньева изменилась. Он читает Дон Кихота, журнал Всемирный путешественник, Робинзона. Таким образом, сознание все больше расширяется, вбирая в себя новые знания. Смотря на то, как Баскаков рисует акварелью, Арсеньев мечтал стать живописцем, и навсегда проникся глубочайшим чувством истинно божественного смысла и значения земных и небесных красок. Здесь на бессознательном уровне попытка уподобиться Творцу, ведь художник это Бог в определенном смысле. Через живопись происходит сближение с красотой природы, которая является неким итогом: Эту мгловую синеву, скворещую в ветвях и листве, я и умирая вспомню…
Арсеньев подвергает анализу чувства, возникавшие у него при прочтении книг, которые давал ему Баскаков. Здесь переплетаются три пласта времени: настоящее, в котором автор анализирует; прошлое, когда представлены непосредственно мечты Арсеньева о рыцарстве и философское, когда автор размышляет о том, что когда-то принадлежал к миру рыцарей и таким образом высказывает идею о переходе человеческого бытия из одного состояния в другое. О точности своих детских представлений Арсеньев может судить лишь с позиции знающего, опытного человека: Я посетил на своем веку много самых славных замков Европы, и, бродя по ним, не раз дивился: как мое я, будучи ребенком, мало чем отличавшимся от любого мальчишки из Выселок, как я мог, глядя на книжные картинки и слушая полоумного скитальца, курившего махорку, так верно чувствовать древнюю жизнь этих замков и так точно рисовать себе их? Таким образом, детские ощущения подтверждаются опытом многих лет сознательной жизни Арсеньева. И далее автор удивляется детской способности видеть картины, описанные в произведениях Пушкина и Гоголя. Но и здесь детское сознание делает выбор в свою пользу, определяя, что нужно, а что нет. Так и проходит становление личности и формирование жизненного пути Арсеньева.
У Арсеньева на тот момент было две жизни, о чем и размышляет автор: жизнь ирреальная, которой он жил благодаря книгам, и жизнь реальная. Жизнь ирреальная занимала большую часть сознания Арсеньева, а настоящая жизнь была бедна и тянулась от места к месту, от события к событию. Автор дает сведения о том, в какой среде рос Арсеньев, где налицо время давнопрошедшее. Однако здесь же автор медитирует на тему России, где переплетаются несколько пластов времени, обобщаясь до предела философского.
Очень интересен и сложен с точки зрения временной организации следующий момент: А с какими задатками рос я, можно судить по следующему: стал однажды Николай рисовать мне мое будущее, - ну, что ж, сказал он, подшучивая, мы, конечно, уже вполне разорены, и ты куда нибудь поступишь, когда подрастешь, будешь служить, женишься, заведешь детей, кое-что скоп