Пространство и время в романе Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание"
Курсовой проект - Литература
Другие курсовые по предмету Литература
точно жаль было, что все так изменили.
Почему же это не понравилось герою? Конечно, прежде всего следует сказать о том, что Раскольникову вообще неприятно всякое изменение того места, где он пережил самые роковые мгновенья своей жизни. Но явно не случайно говорится здесь о замене обоев желтого цвета на белые. Желтый - это как бы цвет того мира, того пространства, где было и задумано (ибо каморка Раскольникова тоже желтая) и совершено преступление.
Но дело не только в этом. Желтый цвет характеризует и внутренний мир Раскольникова. В романе есть очень существенное сопоставление двух слов: слово желтый не раз соседствует с другим словом одного с ним корня - желчный, которое, кстати, тоже часто встречается в романе.
О Раскольникове, например, говорится: Тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась по его губам. Он прилег головой на свою тощую и затасканную подушку и думал, долго думал... Наконец, ему стало душно и тесно в этой желтой каморке.
Или другое место: Проснулся он желчный, раздражительный, злой и с ненавистью посмотрел на свою каморку. Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко....
В последнем отрывке уже не два, а четыре слова, ибо они как бы перекликаются, они связаны и по звуку и по смыслу. Иногда думают, что подобное единство звука и смысла характерно лишь для поэзии, для стиха. Но подлинно художественная проза строится не менее сложно, чем стихи, хотя в ней искусное построение гораздо менее заметно, не бросается в глаза.
Однако обратимся к основному сопоставлению: желчный - желтый. Перед нами явное взаимодействие внутреннего и внешнего, мироощущения героя и мира. В этом взаимодействии, очевидно, и коренится тот сложный и напряженный смысл, которые приобретает в романе слово желтый. Нельзя не отметить, что на него наслаиваются в романе и другие значения. Так, Соня, живущая в желтой комнате, кроме того, - как не раз говорится в романе - живет по желтому билету. И это жуткое значение как бы входит в состав общего значения слова желтый.
Во взаимодействии с желчью желтизна приобретает смысл чего-то мучительного, давящего. Между прочим, Достоевский писал оба эти слова через о - жолтый и жолчный; так они и печатались в прижизненных изданиях романа. И это написание как-то грубее и выразительнее. Стоило бы и теперь восстановить это начертание: оно подчеркивало бы то особенное значение, которое вложил в эти слова Достоевский.
Наконец, слово желтый связано, по-видимому, еще и с тем, что Преступление и наказание - ярко выраженный петербургский роман. Дело в том, что образ Петербурга прочно ассоциируется в русской литературе с желтым цветом. Правда, это стало вполне очевидно уже после Достоевского, в поэзии XX века. Напомним строки из петербургских стихов Блока: В эти желтые дни меж домами мы встречаемся..., И на желтой заре - фонари...; Анненского: Желтый пар петербургской зимы... И Нева буро-желтого цвета...; Мандельштама: в Петербурге ...к зловещему дегтю подмешан желток....
Вероятно, и в романе Достоевского обилие желтого как-то связано с самим ощущением Петербурга, его общего колорита. Но, конечно, еще более существенное значение имеет сама атмосфера романа, то взаимодействие желчи и желтизны, о котором шла речь.
Это уже, конечно, не слово в собственном смысле, а частица художественного мира Преступления и наказания.
Глава 2. Особенности времени в романе Ф.М. Достоевского Преступление и наказание
2.1 Философская концепция времени у Достоевского
достоевский роман время пространство
Мир романов Достоевского, мир Преступления наказания объективен, однако не в гегелевском смысле, столь популярном в России в то время, когда формировалось миросозерцание Достоевского.
Учение Гегеля придавало всему сущему провиденциально предопределенный характер. Оно объясняло различие ступеней общественного бытия неизменно восходящим процессом развития, оно оправдывало страдания мажорным счастьем приближения к Абсолюту, оно примирялось с жертвами как с необходимым удобрением, без которого не может взойти и созретъ жатва.
Критика Гегеля началась после смерти учителя в рядах самой школы, в левом ее крыле. В России против фаталистического гегелевского оптимизма в наиболее энергичной форме восстал Белинский. Бунт Белинского произвел неизгладимое впечатление на Достоевского, и даже в последнем его романе, в Братьях Карамазовых, он еще мощно отозвался в бунте Ивана.
Критика переросла в разрыв - в философии Шопенгауэра, хорошо известного в России шестидесятых годов. Явственные следы Шопенгауэровой концепции или, во всяком случае, русской журнальной полемики, вызванной учением Шопенгауэра, звучат в Записках из подполья.
Шопенгауэр отрицал, что человечество совершенствуется, он не верил, что время приносит новое и лучшее. Отвергая гегелевскую теорию прогресса, Шопенгауэр отрицал вместе с тем самое развитие во времени: история не имеет не только цели, но и направления; в ней нет ни закономерности, ни смысла; она случайна и неинтересна. Философ призван заниматься современностью, и притом не всеобщим, а частным, отдельными человеческими судьбами, отдельной человеческой ?/p>