Сочинение по предмету Литература

  • 1981. Италия в стихах А. Блока и Н. Гумилева
    Сочинение, эссе Литература

    Гумилев восторгается возможностью излить чувства в “сонете-брильянте”, и сонетная форма удивительно к лицу его “итальянским стихам” (“Тразименское озеро”, “Вилла Боргезе”). Поэт воскрешает еще один жанр итальянской поэзии канцоны. Вот что он пишет по этому поводу: “Мои канцоны не имеют ничего общего со сложной формой итальянских канцон. Я взял это название в прямом смысле песни... Каждая моя канцона состоит из пяти строф. Первые три строфы посвящены экспозиции какого-нибудь образа или мысли. В двух последних строфах обращение к даме, род епуо! французских баллад, или просто упоминание о даме в связи с предыдущим. Эта двухчленность моей канцоны роднит ее с сонетом”. Гумилев снова без особого напряжения соединяет древнюю поэзию с современной, историю с реальностью.

  • 1982. Итало Кальвино. Барон на дереве
    Сочинение, эссе Литература

    В лесу, где живет Козимо, хозяйничает разбойник Лесной Джан. Однажды, когда юный барон сидит на ветке и читает «Жиль Блаза» Лесажа, на поляну выскакивает Лесной Джан: за ним гонятся сбиры. Козимо спасает разбойника, и тот просит у него почитать книжку. Между ними завязывается трогательная дружба. Теперь все книги из домашней библиотеки, которые Бьяджо носит брату, прочитываются еще и Лесным Джаном, от которого они возвращаются «растрепанными, с пятнами плесени и следами улиток, потому что Бог знает, где он их хранил». Разбойник привыкает читать, и «вскоре для брата, вечно подгоняемого ненасытным разбойником, чтение из получасовой забавы превратилось в основное занятие и главную цель», потому что, прежде чем давать книгу разбойнику, ему приходится её хотя бы просматривать: Лесной Джан разборчив и не читает плохих книг. Постепенно грозный разбойник проникается отвращением к «людям преступным и порочным», перестает заниматься своим разбойничьим делом, попадает в тюрьму, а потом на виселицу как и герой последней прочитанной им книги.

  • 1983. Иуда Искариот. Леонид Андреев
    Сочинение, эссе Литература

    “Иисуса Христа много раз предупреждали, что Иуда из Кариота человек очень дурной славы и его нужно остерегаться”. Никто о нем доброго слова не скажет. Он “корыстолюбив, коварен, наклонен к притворству и лжи”, бесконечно ссорит людей между собой, вползая в дома, как скорпион. Жену он свою давно бросил, и она бедствует. Сам же он “шатается бессмысленно в народе”, кривляется, лжет, зорко высматривая что-то своим “воровским глазом”. “Детей у него не было, и это еще раз говорило, что Иуда дурной человек и не хочет бог потомства от Иуды”. Никто из учеников не заметил, когда впервые оказался “рыжий и безобразный иудей” около Христа, теперь же он был постоянно рядом, скрывая “какое-то тайное намерение... злой и коварный расчет” в этом не было сомнения. Но Иисус не слушал предостережений, его влекло к отверженным. “...Он решительно принял Иуду и включил его в круг избранных”. Уже десять дней не было ветра, ученики роптали, а учитель был тих и сосредоточен. На закате к нему подошел Иуда. “Он был сухощав, хорошего роста, почти такого же, как Иисус...” “Короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа: точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв. Двоилось так же и лицо Иуды: одна сторона его, с черным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На другой же не было морщин, и была она мертвенно-гладкая, плоская и застывшая и хотя по величине она равнялась первой, но казалась огромною от широко открытого слепого глаза. Покрытый белесой мутью, не смыкающийся ни ночью, ни днем, он одинаково встречал и свет и тьму...” Даже непроницательные люди ясно понимали, что Иуда не может принести добра. Иисус же приблизил его, посадив рядом. Иуда жаловался на болезни, как будто не понимая, что они родятся не случайно, а соответствуют поступкам заболевшего и заветам предвечного. Любимый ученик Иисуса Христа, Иоанн, брезгливо отодвинулся от Иуды. Петр хотел было уйти, но, повинуясь взгляду Иисуса, приветствовал Иуду, сравнивая Искариота с осьминогом: “А ты, Иуда, похож на осьминога только одною половиною”. Петр всегда говорит твердо и громко. Его слова рассеяли тягостное состояние собравшихся. Только Иоанн и Фома молчат. Фому угнетает вид сидящих рядом открытого и светлого Иисуса и “осьминога с огромными, неподвижными, тускло-жадными глазами”. Иуда спросил Иоанна, разглядывающего его, почему тот молчит, ибо его слова “как золотые яблоки в прозрачных серебряных сосудах, подари одно из них Иуде, который так беден”. Но Иоанн продолжает молча рассматривать Искариота. Позже все уснули, только Иуда слушал тишину, потом он закашлял, чтобы не подумали, что он притворялся больным.

  • 1984. Ифигения в Авлиде (Iphigeneia he en Aulidi)
    Сочинение, эссе Литература

    Как умилостивить Артемиду об этом рассказ был только один. Гадатель сказал: богиня требует себе человеческой жертвы пусть на алтаре будет зарезана родная дочь Агамемнона и Клитемнестры, красавица Ифигения. Человеческие жертвы в Греции давно уже были не в обычае; а такая жертва, чтобы отец принес в жертву дочь, была делом совсем неслыханным. И все-таки жертву принесли. За Ифигенией послали гонцов: пусть ее привезут в греческий стан, царь Агамемнон хочет выдать ее замуж за лучшего греческого героя Ахилла. Ифигению привезли, но вместо свадьбы ее ждала смерть: ее связали, завязали ей рот, чтобы крики ее не мешали обряду, понесли к алтарю, жрец занес над нею нож... Но здесь богиня Артемида смилостивилась: она окутала алтарь облаком, бросила под нож жреца вместо девушки жертвенную лань, а Ифигению унесла по воздуху на край земли, в Тавриду, и сделала там своей жрицей. О судьбе Ифигении в Тавриде Еврипид написал другую трагедию. Но никто из греков не догадывался о случившемся: все были уверены, что Ифигения пала на алтаре. И мать Ифигении, Клитемнестра, затаила за это смертную ненависть к Агамемнону, своему мужу-детоубийце. Сколько страшных дел последовало за этим, покажет потом Эсхил в своей «Орестее».

  • 1985. Ифигения в Тавриде (Iphigeneia en Taurois)
    Сочинение, эссе Литература

    «Если вы из Аргоса, то у меня к вам просьба, говорит Ифигения. У меня есть письмо на родину; я пощажу и отпущу одного из вас, а он пусть передаст письмо, кому я скажу». И она уходит за письмом. Орест и Пилад начинают благородный спор, кому из них остаться в живых: Орест велит спастись Пиладу, Пилад Оресту. Орест пересиливает в споре: «Я погубил мать, неужели я должен погубить еще и друга? Живи, помни обо мне и не верь лживым богам». «Не гневи богов, говорит ему Пилад, смерть близка, но еще не наступила». Ифигения выносит писчие дощечки. «Кто повезет их?» «Я, говорит Пилад. Но кому?» «Оресту, отвечает Ифигения. Пусть он знает, что сестра его Ифигения не погибла в Авлиде, а служит Артемиде Таврической; пусть придет и спасет меня от этой тяжкой службы». Орест не верит своим ушам. «Я должен передать это письмо Оресту? переспрашивает Пилад. Хорошо: передаю!» и он вручает писчие дощечки товарищу. Ифигения не верит своим глазам. «Да, я твой брат Орест! кричит Орест. Я помню тканное тобой покрывало, где ты изобразила затмение солнца, и прядь волос, которую ты оставила матери, и прадедовское копье, которое стояло в твоем тереме!» Ифигения бросается ему в объятия подумать только, она чуть не стала убийцей брата! Ликующими песнями празднуют они узнание.

  • 1986. Ідейно-тематичний перегук поезії 20-х і 60-х років ХХ ст. як втілення генетичної спадкоємності ренесансних поколінь
    Сочинение, эссе Литература

    Стімкий науковотехнічний поступ (політ у космос був лише одним з його досягнень), що породжував ілюзорну віру у всемогутність техніки, здатної стабілізувати суспільство, був одним із чинників змін художньої свідомості. Це твердження однаково справедливе і стосовно 20-х і стосовно 60-х років. Престиж техніки, принцип ефективності, надійності, повязаний з машиною, апологія матеріальної вигоди формували раціональний, прагматичний тип творчості. Дійсність, яка множила свої можливості за рахунок НТР, безцеремонно втручалась в художню форму, змінюючи її внутрішні характеристики. У 20-і підвищений інтерес до доцільної діяльності, технічний практицизм сформували стилістику літератури конструктивізму і футуризму. Конструктивісти, які прагнули до зближення творчості з виробництвом і наукою і футуристи, які взагалі заперечували необхідність мистецтва в майбутньому високорозвиненому суспільстві, протиставляли себе традиційним «волошковим» поетам. У 60-і за аналогічними мотивами виникла популярна дискусія між «ліриками» та «фізиками». У добу космічних ракет і атомної енергії художня література втрачає своє значення вважали «фізики». Вони намагались переконати широкий загал, що математичний інтеграл корисніший за поезію Байрона і картини Брюлова. Як доказ вони наводили всенародну увагу до польотів у космос Титова і Гагаріна і відсутність такої навіть до найталановитіших творів мистецтва. Внаслідок таких суперечок в літературу все інтенсивніше проникає наукова термінологія, навіть схеми та формули. Зявились твори, присвячені великим науковим відкриттям ХХ століття. І Драч перебував під враженням відкриття Крика і Уотсона, пишучи «Баладу ДНК»; привязаність до конкретної події, а саме роскладу ядра літію бригадою вчених УКРФТІ характеризується вірш «Атом» О. Ведміцького. Завдяки поетичним творам В. Поліщука («Подих стихії», «Матерія», «Безодні»), М. Доленга («Зелене тло», «Царство розуму», «Дійсність», «Споконвіку»), В. Гадзинського («Айнштайн. Земля»), М. Вінграновського («Атомні прилюдії»), І Драча («Ніж у сонці», «Кібернитичний собор»), М. Бажана («Число») українська література поповнилась зразками «наукової» поезії. Наукове бачення В. Поліщука та І. Драча має дотичні точки: з одного боку їх погляд на природу це погляд вченого, з іншого тонкого лірика. Подекуди до біологічних елементів поезій додаються філософські роздуми: «Що там, за дверима буття?» запитує себе ліричний герой одного з Драчевих віршів. Але відповіді нема:

  • 1987. Інтерпретація образу Дон Жуана у світовій літературі
    Сочинение, эссе Литература

    У скарбниці світової літератури зібрано багато шедеврів, змальовано найвідоміші образи, створено чимало історій. Вічне питання, яке хвилювало людство весь час, ставало їх темою. Однією із таких тем є кохання. Ця тема мала свої відголоски майже у кожному художньому творі, який був написаний письменниками різних країн. Своєрідним носієм теми кохання виступає у багатьох художніх творах образ вічного героя-коханця, найвідомішого підкорювача жіночих сердець, це імя вже давно стало прозивним Дон Жуан. Як виник цей образ, як зародилась ідея про його створення? Відповідь знаходимо у минулому. Перші згадки про Дон Жуана знаходимо у ХІV столітті. Існував реальний історичний образ іменем Дон Хуан Теноріо. Він був вельможею при дворі кастильського короля Педро Жорстокого. Також Дон Хуан згадується у хроніках та у списку лицарів ордена Підвязки. Згідно з легендою Дон Хуан безкарно вдавався до розпусти протягом довгого часу і вбив одного разу командора ордена, який захищав честь своєї дочки. Тоді черниці - францисканки заманили Дон Хуана у монастирський сад і вбили його, поширивши чутки, що Дог Хуан був скинутий у пекло.

  • 1988. Йен Бэнкс. Осиная фабрика
    Сочинение, эссе Литература

    «Теперь выясняется, что мстить было не за что, кругом обман… теперь выходит, что всю дорогу я был шутом… каждый из нас в своей личной Фабрике может считать, что коридор уже выбран и ловушка захлопнулась, что мы движемся предначертанным маршрутом к той или иной неотвратимой судьбе, но достаточно одного лишь слова, взгляда, достаточно оступиться, и златой чертог превращается в подзаборную канаву, а крысиный лабиринт в зеленую улицу. Конечный путь у всех один, а вот маршрут отчасти выбираемый, отчасти предопределенный у каждого свой и меняется в мгновение ока. Я думал, моя ловушка захлопнулась много лет назад, а оказывается, все это время я лишь ползал по циферблату. И только сейчас скрипит люк, только сейчас начинается настоящий путь».

  • 1989. Йоханнес Вильхельм Йенсен. Падение короля
    Сочинение, эссе Литература

    Поначалу одерживавшие победы, крестьяне разгромлены немецкими ландскнехтами Иоганна Рантцау (он применил против мужичья огнестрельное оружие мушкеты). Миккель же подается в услужение к заключенному в замок Сённерборг королю. В последнем эпизоде романа он отправляется из замка к врачевателю и чернокнижнику Захарии в Любек, чтобы разрешить мучающий короля вопрос: Земля ли вращается вокруг Солнца, как утверждает это наслушавшийся новомодных теорий в Италии Миккель, или это Солнце ходит вокруг Земли, как считалось исстари? Пережив ряд комических приключений, связанных со старческой немощью, воинственными замашками и пристрастием к питию, Миккель добирается до цели, но лишь для того, чтобы скомпрометировать Захарию, который, как оказалось, ставил хитроумные опыты на живом человеке. Пораженный жестокостью его экспериментов, Миккель пробалтывается о них в пьяном угаре, и Захарию, как и его подопытное существо зачатое в замке Сённерборг самим королем Кристьерном! публично сжигают. Миккеля же привозят в замок наполовину парализованного, и он равнодушно внимает сообщаемой ему новости: в замке живут, дожидаясь приезда Миккеля, его внучка молоденькая глухонемая Ида, незаконнорожденная дочь Ингер и Акселя, и опекающий её бродячий музыкант Якоб, когда-то пожалевший брошенного ребенка. Так и не встав с постели, Миккель умирает через полгода с твердым убеждением, что он не знал в жизни счастья.

  • 1990. К 250-летию со дня рождения А. Н. Радищева
    Сочинение, эссе Литература

    В русской истории и литературе немало таких истинных патриотов, искренне сочувствующих униженным и оскорбленным, защищающих их ценой своего благополучия, а порой и самой жизни, выступающих против рабства и несправедливости верховной власти. Одним из первых среди них мы называем и чтим имя писателя Александра Николаевича Радищева, который по словам поэта И. П. Пнина "смело правду говорил, жертвовал собою для общих благ, был отечеству сын верный".

  • 1991. К анализу романа Булгакова Мастер и Маргарита
    Сочинение, эссе Литература

    В разговоре с В на балюстраде Пашкова дома, «одного из самых красивых зданий в Москве», Левий Матвей говорит: «Он не заслужил света, он заслужил покой». Почему? В разговоре с головой Берлиоза на балу В говорит, что «каждому будет дано по его вере». Мастер допускает бестактность. Последними словами Иешуа в заключении были те, что трусость один из самых больших пороков (как 11 заповедь). Мастер пишет: «Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок». Но, во-первых, возражать Иисусу неприлично. Во-вторых, если Мастер посчитал трусость самым большим пороком, то он подписал себе приговор, ибо струсил. Движимый страхом, он сжигает рукопись. Маргарита ждала его, а он вышел из заключения и схоронился в сумасшедшем доме. Доктор Стравинский фактически спрятал его: тот не сумасшедший. Мастер поддерживает легенду. Он не дал даже знать о себе Маргарите. Она готова умереть за него, ничего не боится только его молчания. Перед встречей с Азазелло она увидела Мастера во сне. И в А.саду ее мысли все возвращаются к нему: «Если ты сослан, то почему же ты не даешь знать о себе?.. Ты разлюбил меня? Нет,.. не верю. Значит, ты был сослан и умер… Уйди из моей памяти, тогда я стану свободна». Мастер говорит В: «Она образумится, уйдет от меня… - Не думаю, - сквозь зубы сказал В…» Маргарита стала ведьмой с горя.

  • 1992. К вопросу о концепции автора в работах М. М. Бахтина
    Сочинение, эссе Литература

    Замена эстетической вненаходимости этической или познавательной приводит, по М. М. Бахтину, к тому, что произведение лишается идеальной завершенности, "внутреннего ценностного покоя" - наступает то, что исследователь именует "кризисом авторства". Результатом такой замены ученый считал, например, реалистический характер, в котором герой превращен в простую иллюстрацию "социальной или какой-либо иной теории автора" (там же, с. 178, 158). Заметим, что в термин "реалистический" здесь вкладывается не совсем современное значение, ибо и Л. Толстого, и Достоевского, и Стендаля М. М. Бахтин относил к тому случаю, когда нарушается эстетическая вненаходимость, когда "герой завладевает автором". Как можно истолковать тезис о замене? В нем слышны отзвуки немецкой эстетической мысли, где (вплоть до Гегеля) роль эстетической нормы играл классический характер. Античная же поэтика, как уже в наше время заметил С. С. Аверинцев, предполагала автора, который стремился "встать над произведением, окинуть его сверху одним взглядом как целое". Такая интерпретация позволяет уяснить генезис идей М. М. Бахтина, но не дает возможности понять систему его воззрений. По мысли ученого, герой реалистического произведения становится объектом познания, сочувствия, негодования автора. Тем самым дистанция, отделяющая последнего от героя, перемещается в иную - пoзнавательно-этическую - плоскость. Смешение эстетической и этико-познавательной сфер влечет за собой то, что герой, как полагает М. М. Бахтин, остается не собранным до целого, ему не даруется благодать "эстетической любви". Эта любовь есть "творческая реакция" автора на героя, "обымание" последнего. "Эта творческая реакция есть эстетическая любовь. Отношение трансгредиентной эстетической формы к герою и его жизни, изнутри взятым, есть единственное в своем роде отношение любящего к любимому..." (Бахтин М. М. Эстетика..., с. 72, 80). Важнейшим следствием идеи о вненаходимости первичного автора герою и произведению является то, что он (автор-творец) пребывает, по М. М. Бахтину, лишь в произведении, взятом как целое, и не может быть найден ни в одной из его частей в отдельности. "Автор - носитель напряженно-активного единства завершенного целого, целого героя и целого произведения, трансгредиентного каждому отдельному моменту его" (там же, с. 14).

  • 1993. К вопросу о культе Пушкина на Руси: беглые заметки
    Сочинение, эссе Литература

    Итак, формула «священное для всех русских имя Пушкина» обнаруживает свою неполную состоятельность: квантор общности делает это высказывание неистинным. «Съезд на пушкинскую могилу» был и, по-видимому, остается исключительно «господским» занятием. Размышлять о причинах, то и дело побуждающих культурную элиту объявлять свои вкусы общенародными, скучно да и нет нужды. Занимательнее обсудить некоторые типовые механизмы «господской» канонизации Пушкина. Начнем с простейшего. В книге «Смысл творчества» Бердяев, указывая на факт принадлежности двух современников - Пушкина и Серафима Саровского - к «разным бытиям», рассуждает: не лучше ли было бы «для целей Промысла Божьего», если бы вместо одного святого и одного гения у нас было бы два святых: «святой Серафим в губернии Тамбовской и святой Александр в губернии Псковской»? Нет, не лучше, заявляет Бердяев (от лица Промысла Божьего), ведь «гениальность Пушкина <...> перед Богом равна святости Серафима <...> Гениальность есть иной религиозный путь, равноценный и равнодостойный пути святости»16. Булгаков в юбилейной речи 1937 г. сокрушается: «...Как мог он не слыхать о преподобном Серафиме, своем великом современнике? Как не встретились два солнца России?», но приходит к успокоительному выводу: «Очевидно, не на путях исторического, бытового и даже мистического православия пролегала основная магистраль его жизни, судьбы его. Ему был свойствен свой личный путь и особый удел, - предстояние пред Богом в служении поэта»17. Иначе говоря, постулируется наличие еще одного, в дополнение к историческому, бытовому и мистическому, типа православия - надо полагать, светского. Пользуясь тою же диалектикой, Карташев в юбилейной речи скажет о «светском евангелии», «светской библии народов» и «светской канонизации»18.

  • 1994. К вопросу о частях речи
    Сочинение, эссе Литература

    Морфологические и синтаксические особенности числительного уже потому не являются показателем грамматического значения данной части речи, что они в нем даже и не обязательны. Слово, обозначающее число, может и не обладать морфологическими или синтаксическими особенностями, отличающими его от существительного или прилагательного. Если же оно ими и обладает, то эти особенности могут быть так же невелики, как особенности одной из лексических группировок существительных, - например, существительных, являющихся названием вещества, и т.п. Почему же, спрашивается, эти последние не выделяются в особую часть речи, а числительные выделяются? Потому ли, что в случае числительного эти особенности все же больше? Нет, не потому, конечно, так как никакого мерила величины этих особенностей нет. Причина того, что числительное выделяется в особую часть речи, тогда как другие группировки слов, объединенные общим лексическим значением и более или менее значительными морфологическими и синтаксическими особенностями, не выделяются в особые части речи, заключается, очевидно, в том, что в случае числительного группировка, объединенная общим лексическим значением и более или менее значительными синтаксическими особенностями, перекрывается группировками, объединенными общим грамматическим значением: среди числительных возможны и существительные, и прилагательные, и наречия (а в принципе возможны и глаголы, например, типа "удвоить" и т.п.), и, следовательно, числительные не часть части речи, а нечто, перекрывающее другие части речи, т.е. группировка такая же первичная, как другие части речи, хотя и отнюдь не соотносимая с ними как член деления одного понятия.

  • 1995. К генеалогии кавказских пленников
    Сочинение, эссе Литература

    В Москве же был странный случай, который рассказывала мне (уже долго, долго после) Марья Алексеевна Хомякова, мать поэта, сама знавшая и лиц, и происшествие и совершенно неспособная ко лжи. Один из наших генералов, возвратясь из похода на Турок, привез с собою турецкого ребенка, вероятно спасенного им в какой-нибудь свалке, и подарил его своему другу Дурнову. Мальчик вышел умненький, ласковый, добронравный. Дурнов полюбил его и стал воспитывать как сына, но не хотел его окрестить, пока тот сам не понял бы и не изучил истин христианской веры. Малый подрастал, с любовию и жаром учился, делал быстрые успехи и радовал сердце приемного отца своего. Наконец Дурнов стал заговаривать с ним о принятии христианства, о святом крещении. Молодой человек с жаром, даже с увлечением говорил о православной церкви, ходил с домашними на церковные службы, молился, казалось, усердно; но все откладывал крещение и говорил Дурнову: «Погоди, батюшка; скажу тебе, когда будет пора». Так прошло еще несколько времени; ему минуло уже 16 лет, и в нем заметили какую-то перемену. Шумная веселость утихла в нем; живые, безбоязненные, светлые глаза подернулись грустью; звонкий смех замолк, и тихая улыбка казалась как-то преждевременною на цветущем ребяческом лице. «Теперь, - сказал он однажды, - я скоро попрошу крестить меня, батюшка; отец ты мне более чем родной! Теперь скоро пора; но прежде есть у меня просьба к тебе: не откажи. Прикажи купить краски, палитру, кисти; дай мне заказать лестницу, как скажу; да позволь мне на этот один месяц не пускать никого в мою комнату, и сам не ходи». Дурнов уже давно привык не отказывать ни в чем своему приемному сыну; как желал он, так и сделали. Молодой Турок весь день просиживал в своей комнате; а как стемнеет, придет к Дурнову, по-прежнему читает, занимается, разговаривает, но про занятия в своей комнате ни полслова; только стал он бледнеть, и черные глаза горели каким-то неземным тихим огнем, каким-то выражением блаженного спокойствия. В конце месяца он просил Дурнова приготовить все к крещению и повел его в свою комнату. Палитра, краски, кисти лежали на окне; лестница, служившая ему вроде подмосток, была отодвинута от стены, которая завешена была простыней; юноша сдернул простыню, и Дурнов увидел большой, писанный во всю стену, святой убрус, поддержанный двумя ангелами, и на убрусе лик Спасителя Нерукотворенный, колоссального размера, прекрасного письма. «Вот задача, которую я должен был исполнить, батюшка; теперь хочу креститься в веру Христову; я жажду соединиться с Ним». Обрадованный, растроганный Дурнов спешил все приготовить, и его воспитанник с благоговейною радостию крестился на другой день. Когда он причащался, все присутствующие были поражены неземною красотою, которою, так сказать, преобразился неофит. В тихой радости провел он весь этот день и беспрестанно благодарил Дурнова за все его благодеяния и за величайшее из всех - за познание истины и принятие христианства, за это неописанное блаженство, говоря, что он более чем родной отец для него, что он не преходящую даровал ему, а жизнь вечную. Вечером юноша нежно простился с своим названым отцом, обнимал, благодарил его опять, просил благословения; видели, что долго молился он в своей комнате перед написанным Нерукотворным Спасом; потом тихо заснул - заснул непробудным сном. На другое утро его нашли мертвым в постели, с закрытыми глазами, с улыбкой на устах, с сложенными на груди руками. Кто вникнет в тайну молодой души? Какой неземной голос, ей одной внятный, сказал ему судьбу его и призвал его в урочный час к паки-бытию купели? Кто объяснит это необъяснимое действие благодати, призывающей к Отцу Небесному неведомым, таинственным путем в глубине сердца избранников своих? Дурнов оплакивал с родительскою любовью своего приемыша, хотя и упрекал себя за свое горе при такой святой блаженной кончине. Комната, где скончался юноша, сделалась часовней или молельной, где ежедневно молился Дурнов. В 1812 году дом сгорел, но стена с образом уцелела, только изображение было очень повреждено; его реставрировали, и от оригинала остались только один глаз и бровь. Однако набожные люди продолжали приезжать молиться тут, а впоследствии в нем была основана богадельня на 40 престарелых вдов и девиц, и комната молодого Турка освящена в прекрасную домовую церковь, весь день открытую, куда со всех концов Москвы приходят и доныне служить молебны перед образом, написанным на стене. Что-то мирное, светлое, чистое веет там на вас, как светла и чиста была душа юноши, освятившего своим обращением и смертию это место. Богадельню зовут Барыковскою по имени основателя, а церковь - Спаса на Стоженке. Другое пристанище для бедных выросло и приютилось против богадельни - дом призрения убогих во имя Христа Спасителя. Такой светлый след оставил по себе этот ребенок, привезенный из чужой неверной стороны, принятый и приголубленный безграничною христианскою любовию России. Поистине здесь показал Господь весь глубокий смысл Им некогда сказанных святых словес: «Аще кто примет отроча таково во имя Мое, приемлет Мя; а приемляй Мя, приемлет пославшаго Мя Отца».

  • 1996. К истолкованию романа М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени"
    Сочинение, эссе Литература

    Но как же быть с язвительной характеристикой, которая дается Грушницкому в "Княжне Мери"? Как быть с действительно подлой интригой Грушницкого и драгунского капитана против Печорина? А.М.Марченко отмечает, что "Княжна Мери" самая "литературная" повесть в "Герое нашего времени", ее сюжет состоит из набора традиционных мотивов и эпизодов здесь и подслушивание и подглядывание за центральным персонажем, и адюльтер, и ночное свидание, и связанные шали, по которым герой спускается из окна, и кровавая дуэль (А.М. Марченко сопоставляет "Княжну Мери" со "светской повестью", уместнее было бы сравнить ее прежде всего с романом приключений). Уж не сочинил ли Печорин всё это, спрашивает исследовательница, напоминая о свидетельстве повествователя-издателя, что тексты из "Журнала" Печорина носят следы литературной обработки и, может быть, приготовлялись для печати. Затем автор статьи добавляет важные соображения: "Конечно, Грушницкий смешон, а потом и жалок, да драгунский капитан отвратителен в своем наглом плебействе. Но как-то слишком уж отвратителен карикатурно! И где гарантия, что и Максим Максимыч оказался бы похожим на этого пошлого армейца, если бы нам его представил иной офицер не тот, что вез с собой записки о Грузии [то есть повествователь, которому принадлежит обрамляющий рассказ в повести "Бэла", повесть "Максим Максимыч" и предисловие к "Журналу" Печорина. А.Р.], а тот, что, участвуя в трагической для обеих сторон войне и тоже ведя Журнал, заносит на его страницы лишь то, что касается его собственной персоны" (с. 198199).

  • 1997. К методике изучения русско-иного языка
    Сочинение, эссе Литература

    Но кроме этой переосмысленности требуется еще и переосмысление всей модели РРЯ применительно к любому иному языку. Необходимо найти в русском языке его инаковость, а в ином языке - его русскость, выделить это, имеющееся в них от природы тождество, довести его до сознания как русско-иной язык, которым каждый из нас уже и так владеет. Носителе русского языка будет в нем важна русско-иная часть, носителям иного языка - русско-иная. Важно помнить, что иная и русская часть языка в каждом случае есть знакомая по идее часть носители языка: это в чужом материале максимально близкий аналог их собственного материала. Все, что им нужно усвоить, - это то, как им нужно исказить родной язык, чтобы заговорить на чужом. Построить модель конкретного русско-иного языка (русско-английского или русско-китайского можно, только совместив стандартно построенные модели языков (по типу модели РРЯ). Поскольку никаким языком я лично не владею так, как русским, я и не ставлю себе этой общей задачи. Я всего лишь пытаюсь намекнуть, продемонстрировать такой путь изучения русско-иного языка, каким он должен быть по идее методики, основывающейся на моделях разговорных языков.

  • 1998. К описанию поэтики стихотворения Марины Цветаевой "Пела рана в груди у князя"
    Сочинение, эссе Литература

    Общая композиция стихотворения, в сущности, тяготеет к форме "квадрата" (10 полных стихов, каждый из которых содержит 8-9 слогов), со стабильными "углами" и сильным "возмущением" поэтической материи вокруг точки пересечения диагоналей, откуда (разумеется, метафорически) и настигает читателя - словно из недр истрического прошлого - цветаевское Слово (рана и стрела в одно и то же время). Пересекая - вместе со словом "пела?" - линию графического пробела, читатель словно бы попадает в пространство звучащего магического квадрата, где действуют особые законы организации пространства и времени. Эта "квадратичность" - соотнесенность вертикальных и горизонтальных параметров словесного, ритмического и фонического "полотен", подчиняющихся единым закономерностям, - вызывает острое ощущения границы - предела, к которому стремится эта речь, неумолимо направленная к точке пересечения диагонали с правой ("клаузульной") строной "квадрата" (его вертикальное измерение детерминировано уже "состоявшейся" длиной 8-9-сложного стиха в качестве горизонтали), и который все-таки пересекает противостоящее всем предшествующим инерциям слово "пела" в 11-м стихе, одиноко "повисающее" без продолжения, "чистым" хореем. Оно - на качественно новом уровне - возвращает к потенциальному риторизму стиха 2. Кроме того, стих 11 ставит цветаевское стихотворение контекст определенной жанровой и эстетической традиции: "<...> холостые строки иногда использовались также в романтическом фрагменте для обозначения разрыва, инсценируемой автором "порчи" текста. Как правило, это были первые или последние строки; нередко отсутствие рифмы в них сопровождалось одновременным усечением строки, то есть устранением самой позиции, в которой могла располагаться рифма" (Орлицкий 2000, с. 139). Инсценируя "обрыв" и "укорачивая" 8 (-9)-сложный стих до одной стопы хорея, Цветаева и воспроизводит прием, характерный для романтического фрагмента с его "принципиальной незавершенностью, разомкнутостью текстового единства" (Орлицкий 2000, с. 139), и одновременно эффектно "завершает" (почти что "герметизирует") его, делая в конце стихотворения максимально ощутимой "начальную рифму" (Гаспаров 1993, с. 51-52), которая последовательно "поглощает" клаузульную. Укороченный, в соответствии с эстетикой романтического фрагмента, стих, в котором, казалось бы, устранена "позиция, в которой могла располагаться рифма", не становится при этом "холостым".

  • 1999. К проблеме "Язык или диалект в условиях отсутствия письменности"
    Сочинение, эссе Литература

    Согласно другой концепции, также выдвигающей социальные критерии как определяющие, ведущим оказывается только фактор социально-этнического порядка. Так, например, Р. Леч выделяет три тенденции в подходе к проблемам разграничения понятий "язык" и "диалект", а именно: 1) отождествление понятий "язык" и "литературный язык"; 2) сведение различий между языком и диалектом к количественным различиям в чисто структурном плане, а также учет фактора взаимопонятности идиомов; 3) стремление к учету объединения людей в племена, народности, нации, одним из признаков которых является язык [12]. Однако, по его мнению, "первые две тенденции, с одной стороны, и третья, с другой стороны, принципиально различны. Только третья последовательно учитывает диалектический, исторически изменчивый характер соотношения категорий "язык" и "диалект" и, таким образом, отвечает требованиям диалектического и исторического материализма" [13]. Подводя итоги обзора различных точек зрения на соотношение языков и диалектов в разных языковых группах (главным образом, славянских), Р. Леч пишет: "Таким образом, логические противоречия, к которым неизбежно приводит исследователей стремление к "чисто научной" (в смысле преувеличения роли письменности или генетического аспекта) трактовке той или иной группы родственных идиомов, не считающееся с самооценкой их носителей, на мой взгляд, убедительно доказывает нецелесообразность и научную несостоятельность отказа от социально-исторического подхода к проблеме разграничения категорий "язык" и "диалект", тем более, что, например, по отношению ко всем национальным славянским языкам принципы такого подхода в настоящее время фактически признаются всеми славистами" [14].

  • 2000. К теории литературных стилей
    Сочинение, эссе Литература

    § 6. Чтобы лучше осветить поставленную проблему, позволю себе привести несколько примеров. Художественная проза, являя монологическую речь, перерезанную диалогами, представляет сложное типологическое многообразие монологических конструкций и их смешанных форм. Она может ориентироваться на виды монолога - устного и письменного, известные нам из социальной практики речевых взаимодействий или из бытовой сферы, однако своеобразно их стилистически интерпретируя. Так, новелла Бабеля "Соль" стилизует письмо "солдата революции" к "товарищу редактору"; новелла того же автора "Письмо" в авторской рамке прелагает письмо мальчика из экспедиции Курдюкова к "любезной маме Евдокии Федоровне". "Послание Замутия, епископа обезьянского" Евг. Замятина комически имитирует епархиальные реляции архиерея к пастве. "Записная тетрадь старого москвича" у Горбунова пародирует записную книжку бюрократа первой четверти XIX в. В "Повести о том, как поссорились Иван Иванович и Иваном Никифоровичем" Гоголь обнажает комически формы приказных донесений и прошений. "Наровчатовская хроника" К. Федина ведена симоновского монастыря послушником Игнатием в лето 1919-е ("Ковш", 2). Эти иллюстрации ограничены кругом сравнительно простых типов письменно-монологических конструкций в ткани художественноых произведений. "Записки сумасшедшего" Гоголя, "Мои записки" Леонида Андреева, "Верное зеркало" Евгения Гребенки являют также чистые типы письменно-монологической речи уже иного характера - с более сложной, не такой выразительной психологически-бытовой основой стилистической ориентации. Но другая серия письменно-стилистических конструкций художественной прозы совсем лишена бытового фона, свободна от установки на сопоставление с различными письменными жанрами общественно-бытовой практики. Прозаические формы этого типа - чистая художественная условность, не соотносимые с явлениями речевого быта. Их можно соотнести только с параллельными стилистическими рядами в иных сферах речи литературных произведений, например прозу "Страшной мести" Гоголя - со стиховыми формами или новеллы А. Ремизова - с архаическими книжными жанрами. Кроме того, они могут представлять собою продукт индивидуальной перестройки данной языковой системы, как, например, "Мир с конца" В. Хлебникова. Это только беглые силуэты случайно набранных форм письменно-монологических конструкций художественной прозы. Ими не исчерпываются все возможные типы. Ведь рядом с письменно-повествовательными формами художественная проза использует и другие построения, которые создают иллюзию устного воспроизведения. "Лекция о вреде табака" Чехова, "Тост генерала Дитянина" Горбунова, речи на суде в "Братьях Карамазовых" Достоевского и др. - все это художественные построения по типу ораторской речи в ее разных функциях и формах. С изучением "ораторских" отражений в прозе связан вопрос о "сказе" и его видах [2].