Статья по предмету Культура и искусство

81. Великая октябрьская реформация
Статьи Культура и искусство

Но как лавину в горах может сорвать просто громкий крик -- лишь бы погода соответствовала, так и вежливое приглашение на диспут оказалось сродни взрыву бомбы. Отцы церкви проигнорировали тезисы Лютера, зато новость о них на удивление быстро распространилась в тех слоях общества, на которые вызвавший бурю реформатор никак не рассчитывал: среди немецких князей, мелкопоместного рыцарства, бюргерства и даже неграмотных крестьян, которым суть тезисов доходчиво объясняли грамотные горожане. Разумеется, в богословские тонкости эта новая и стремительно ширившаяся "группа поддержки" Лютера не вникала. Но она быстро уловила в ученых словесах то, что ей было нужно. Итак, церковь не имеет права брать деньги за отпущение грехов -- и раньше не имела, неправедно присваивая и церковные десятины, и оброки, и земли, и крепостных. Такие мысли вели далеко, а семя попало на подготовленную почву.
82. Великий пост
Статьи Культура и искусство

К кон. IV нач. V в. уже повсюду в Церкви был принят 40-дневный Великий пост, хотя счет его дней велся в различных местностях по-своему; отличались и правила пощения. Древний общехристианский запрет поста в воскресенье (а в некоторых местностях и в субботу) с появлением в календаре периода длительного аскетического воздержания породил разнообразные традиции согласования этих установлений. Церковные историки V в. пишут: "Так называемую Четыредесятницу, во время которой множество [христиан] постятся, одни почитают состоящей из 6 седмиц: так [считают живущие] в Иллирике и на Западе, и Ливия вся, и Египет с Палестиной; другие из 7: так [поступают живущие] в Константинополе и в ближайших землях, вплоть до Финикии; иные же постятся в течение 3 седмиц из 6 или 7 с пропусками; иные же в течение 3 [седмиц] перед праздником [Пасхи], а другие в течение 2, как, [например,] монтанисты" (Sozom. Hist. eccl. VII. 19); "Посты перед Пасхой в разных местах соблюдаются различно... в Риме постятся непрерывно 3 седмицы, кроме субботы и дня Господня, а в Иллирии, во всей Греции и Александрии держат пост 6 седмиц до Пасхи и называют его Четыредесятницей; другие же начинают поститься за 7 седмиц... и постятся только 3 пятидневия... те и другие, разноглася между собой в числе постных дней, называют пост одинаково 40-дневным... одни воздерживаются от употребления в пищу всякого рода животных, другие из всех одушевленных употребляют только рыбу, а некоторые вместе с рыбой едят и птиц... одни воздерживаются даже от плодов и яиц, другие питаются только сухим хлебом, некоторые и того не принимают, а иные, постясь до 9-го часа [дня] вкушают потом всякую пищу" (Socr. Schol. Hist. eccl. V. 22). Обязательность Великого поста для всех была закреплена 69-м Апост. прав. (окончательная редакция корпуса Апостольских правил произошла в кон. IV в.).
83. Великий пост в нашей жизни
Статьи Культура и искусство

Таким образом, ясно видно, что постепенно образовалось глубокое разногласие или противоречие между, с одной стороны, духом и "теорией" Великого Поста, которые мы старались объяснить на основе великопостных богослужений, а с другой стороны всеобщим неправильным пониманием Поста, которое иногда поддерживает и разделяет само духовенство. Ибо всегда легче духовное начало свести к формальному, чем за формальным искать духовного. Можно сказать без преувеличения, что хотя пост все еще "соблюдается", он потерял непосредственное соприкосновение с нашей жизнью, перестал быть той баней покаяния и обновления, которым, по богослужебному и духовному учению Церкви, он должен быть. Можем ли мы вновь обрести это утерянное понимание поста, сделать его вновь духовной силой и ежедневной реальностью нашей жизни? Ответ на этот вопрос больше всего, я бы сказал даже исключительно, зависит от того, хотим ли мы или не хотим серьезно отнестись к Великому Посту? Как бы ни отличались условия нашей теперешней жизни от прежних, как бы реальны ни были трудности и препятствия, которые создает современная жизнь, ни одно из них не может быть абсолютным препятствием, ничто не может сделать Великий Пост невозможным для нас. На самом деле, корень постепенной утраты реального влияния Поста на нашу жизнь глубже всего этого. Корень ее в том, что мы сознательно или бессознательно сводим религию к поверхностному номинализму или символизму этому лучшему способу "обходить" и перетолковывать требования, предъявляемые религией к нашей жизни, серьезность усилия или подвига. Мы должны добавить, что такая "редукция" особенно свойственна православным. Западные христиане, католики и протестанты, встречаясь с тем, что они считают "невозможным", скорее внесут изменения в саму религию, "применяя" ее к новым условиям и делая ее таким образом "удобной". Мы видели, например, совсем недавно, что Римско-Католическая Церковь сперва свела пост буквально к минимуму, а затем просто отменила его. Мы обычно относимся к такому "применению" поста к условиям жизни с праведным и справедливым негодованием, как к измене христианскому преданию, как к минимализации христианской веры. И правда, хвала и честь Православию за то, что оно ни к чему не "применяется", не снижает уровня, не старается сделать христианство удобным, легким. Хвала и честь Православию, но конечно не нам, православным людям. Не сегодня, даже не вчера, а уже давно мы нашли способ примирить абсолютные требования Церкви с нашей человеческой слабостью, и при этом не только не теряем чувства собственного достоинства, но вдобавок оправдываем себя и считаем совесть свою чистой. Способ этот состоит в символическом исполнении требований Церкви; символический номинализм проникает теперь во всю нашу религиозную жизнь. Так, например, нам в голову не придет изменить нашу литургию и ее монастырский устав, Боже упаси! мы просто продолжаем называть богослужение, длящееся час, "Всенощным бдением" и гордо объясняем, что это такая же служба, которую совершали монахи в Лавре св. Саввы в IX веке.
84. Великий Четверг
Статьи Культура и искусство

Особый статус Литургии в Великий Четверг проявляется в целом ряде ее особенностей: 1) традиционно она связана с вечерним богослужением (50 правило Карфагенского даже разрешает в Великий Четверг по причине совершения Литургии вечером приступать к Евхаристии не натощак; впрочем, это правило отменено 29 правило Трульского.), поскольку является воспоминанием вечери; 2) за Литургией в этот день (и, если не возникают экстраординарные обстоятельства, только в этот день года) освящается миро (это связано с древней традицией совершения на Пасху или в Великую субботу таинства Крещения, а Великий Четверг понимается как день подготовки); 3) во мн. традициях до или после Литургии в Великий Четверг совершается особый чин умовения ног, напоминающий о самоуничижении Господа и о преподанном Им за Тайной вечерей уроке смирения; 4) византийская особенность Великого Четверга совершение в этот день чина омовения св. престола (ныне почти вышел из практики), на-поминающего о подготовке апостолами Петром и Иоанном горницы для совершения Христом пасхальной вечери (Мф 26. 19; Мк 14. 16; Лк 22. 813) и также приготовляющего храм к пасхальному триденствию (Великим пятнице и субботе и 1-му дню Пасхи); 5) в Великий Четверг могут совершаться особые чины покаянного характера, подготавливающие верующих к Причащению и к Пасхе, напр., в древней иерусалимской традиции (и вслед за ней в армянском обряде) служба 3-го часа в Великий Четверг имеет характер покаянной, в традиции Милана в Великий Четверг совершается таинство Покаяния, а в сравнительно поздней (вероятно, послевизантийского) практике РПЦ и Св. Горы Афон общее Елеосвящение; 6) в связи с особым статусом Литургии в Великий Четверг за ней обычно стремятся причаститься даже те, кто привык к редкому приобщению (это отражено, в частности, в том, что из всего 2 святоотеческих слов, помещенных в совр. Большом Требнике, одно слово, о том, с каким внутренним состоянием следует причащаться, предназначено для чтения в Великий Четверг (Гл. 67)); 7) в византийской практике за Литургией в Великий Четверг принято запасать Св. Дары для больных (см. Запасные Дары); 8) трапеза после Литургии в Великий Четверг, также отчасти будучи воспоминанием Тайной вечери, имеет особый статус в древности существовал даже обычай (осужденный 50 прав. Лаодик.) устраивать в Великий Четверг обильную трапезу, а в позднейших Типиконах (в т. ч. и в совр.) этот день имеет несколько более мягкий устав поста, чем остальные дни Страстной седмицы.
85. Великое наследие в опасности
Статьи Культура и искусство

Так, слово безбожник, имеющее в русском языке однозначно отрицательный смысл, заменяется "гордым" словом атеист. Несущее яркую нравственную оценку точное слово извращенцы заменяется либерально-бесстыдным словосочетанием сексуальные меньшинства. Или же искусственно внедряемое в нашу речь слово секс неграмотно и небезобидно стараются сблизить со словом любовь. Но в предметном осмысленном переводе "секс" значит: телесное вожделение, похоть, блуд, грех. Любить в русском языке означает чувство, имеющее не плотское, а духовное начало. Оно входит в такой смысловой ряд: жалеть, благоговеть, боготворить, молиться на… и т.д. Не ощущающие этого постепенно духовно вырождаются, незаметно расчеловечиваются в своём отношении к любви и жизни. Или таинственно звучащее слово путана переводится определённо со смыслом: шлюха, а звучащее "по деловому" киллер означает наёмный убийца, душегубец. Таким образом, иностранная лексика, как правило, демонтирует верность нравственных и социальных ориентиров… Всё это способы повреждения здорового сознания слушателей, имеющие вредные духовно-нравственные и социальные последствия.
86. Венец Ариадны
Статьи Культура и искусство

И вот с благодарностью и признательностью Гефест принялся за работу, создавая подарок для невесты смертного Пелея. Где-то глубоко под землей, на дне великого Океана, уже который день звучал его молот. Демиург творил самое великое из сокровищ мира корону из огненного золота и красных индийских камней, напоминающих розы, вставленные в оправу; корону, излучающую негасимый свет Любви, свет звезд. Сквозь голубые толщи воды между землей и небом то и дело проскакивали сияющие звездные нити. Казалось, звезды сами падали в руки Гефеста и рассыпались под ударами молота на тысячи мерцающих искр-жемчужин, наполняя внутренним светом восемь прекрасных роз, оживляя и соединяя их между собой узами бессмертной любви. Океан замер; сейчас, помогая Гефесту, он объединял два мира небо и землю. Подводное царство и все сокровища океана, отражая мерцание звездных нитей, излучали не столько свет, сколько безмолвную радость ведь не часто случалось принимать здесь, на дне, таких высоких гостей. Гефест творил, создавая узы, видимые лишь сердцу, узы, объединяющие богов и людей, узы, хранящие Любовь.
87. Венецианский карнавал – время масок
Статьи Культура и искусство

Именно XVIII век, славный «сетченто», как называют его итальянцы, стал эпохой наивысшего расцвета за всю историю венецианского карнавала. Пьянящий дух флирта и измены, атмосфера вседозволенности и ожидание волнующих приключений притягивали на этот роскошный праздник аристократию со всей Европы. Слава и популярность карнавала были столь высоки, что даже августейшие особы не считали зазорным инкогнито принять участие в разгульном веселье. В дни карнавала весь город попадал под безраздельную власть маски: в масках не только веселились, но также ходили на службу и за покупками, в театры и на свидания. Маска отменяла все нормы поведения, и в карнавальные дни и ночи, когда католическая церковь стыдливо отводила свои взоры от венецианских улиц, не совершить под ее покровом грехопадения считалось попросту зазорным. Говорят, даже женские монастыри превращались в те дни в танцевальные залы и заполнялись мужчинами в масках. Судя по воспоминаниям современников, венецианские монахини тех времен завивались, носили декольтированные платья, не закрывавшие стройных ног, а грудь прикрывали, лишь когда пели в церковном хоре. Почти каждая имела любовника, с которым тайно встречалась. А уж если таковы были нравы монахинь, то можно себе представить, что вытворяли в дни празднеств остальные участники карнавала. Не будем забывать, что Венеция издавна попустительствовала измене и флирту, на протяжении многих веков оставаясь единственным городом Европы, где была узаконена проституция.
88. Верования древних славян
Статьи Культура и искусство

В далекую эпоху, когда основным занятием славян была охота, а не земледелие, они верили, что дикие животные их прародители. Славяне считали их могущественными божествами, которым следует поклоняться. У каждого племени был свой тотем, т.е. священное животное, которому племя поклонялось. Несколько племен своим предком считали Волка и почитали его как божество. Имя этого зверя было священным, его запрещалось произносить вслух, поэтому вместо “волк” говорили “лютый”, а себя называли “лютичи”. Во время зимнего солнцестояния мужчины этих племен надевали волчьи шкуры, что символизировало превращение в волков. Так они общались со звериными предками, у которых просили силы и мудрости. Волк считался могущественным защитником племени, пожирателем злых духов. Языческий жрец, совершавший охранительные обряды, также одевался в звериную шкуру. С принятием христианства отношение к языческим жрецам изменилось, и потому словом “волкодлак” (т.е. облаченный в длаку волчью шкуру) стали называть злого оборотня; позднее “волкодлак” превратилось в “вурдалак”.
89. Веселые, полные надежд шестидесятые
Статьи Культура и искусство

Комедийный эффект фильма "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен!" (1964) по сценарию С. Лунгина и И. Нусинова в том, что летний лагерь ребят-пионеров воспроизводил модель бюрократизма, характерного для "большого мира". Глупый и старательный службист начальник лагеря увешал вверенную ему территорию многословными лозунгами, аллеи "украсил" безвкусными гипсовыми скульптурами, транспарантами, инструкциями узнаваемо! Пионеров, веселых и живых детей на каникулах, замучил канцелярско-велеречивыми докладами на манер торжественных собраний в советских учреждениях. А родительский день превратился у него в ответственное мероприятие наподобие приема иностранной делегации. Все это было остроумно, динамично, полно разнообразных шуток и трюков. В роли начальника Дынина молодой Евгений Евстигнеев создавал портрет и сатирически-острый, разоблачительный, и вместе с тем не лишенный жалости к маленькому и глупому человеку, опутанному паутиной банальности, бездарной идеологической пропагандой.
90. Ветхий Завет как неотъемлемая составляющая христианского Священного Писания: основные определения и реалии
Статьи Культура и искусство

Впервые термин Ветхий Завет употреблен св. ап. Павлом в 2 Кор 3, 14: "Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета (palaia diathiki); потому что оно снимается Христом". Очевидно термин вводится апостолом для обозначения иудейского Священного Писания. Его содержательную основу составляет Завет, одно из важнейших представлений в системе библейского религиозного мировоззрения. Именно через Завет (евр. berit в новых переводах обычно передают как "Союз", "Договор"), как сакральный Союз, заключенный Богом, сперва с отдельными избранниками, впоследствии с общиной Израиля, созидаются основы отношений Бога и человечества как личностные и доверительные; им определяется весь спектр этих отношений, предназначение и ход Священной истории. Применяя термин Завет для именования Писания, ап. Павел следует в русле библейского словоупотребления, знающего "книгу Завета" (Исх 24, 7; в текстовом выражении за "книгу Завета" принято принимать Исх 20, 22-23, 33), которая включает отдельные нормы и условия Синайского Завета. Во 2 Кор 3, 14 его содержание расширяется до всей совокупности письменного свидетельства о религиозной истории человечества дохристианской эпохи, как проходящей под знаком Завета с Моисеем. Основание определению Ветхий нужно искать в перспективе исторического развития идей Завета у пророков, прежде всего Иеремии, возвестившего грядущее наступление "Нового Завета" как новой, совершенной эры жизни с Богом в противоположность Завету прежнему, не только нарушенному Израилем, но и не достигающему полноты (Иер 31, 31-34; 32, 40-41). Следуя этому библейскому, пророческому видению путей и свершений Священной истории, ап. Павел развивает богословие двух Заветов, которое становится одним из приоритетных направлений в осмыслении им религиозной значимости евангельских событий. Для него Новый Завет осуществился во Христе (1 Кор 11, 25; Гал 3, 17); это совершенный Завет с Богом через Христа, Завет "духа" и "свободы", в отличие от Синайского Завета "плоти" и "рабства", заключенного через Моисея (2 Кор 3, 4-18; Гал 4, 24-31). (Последовательное выражение данная тематика находит в Евр 8, 1-10, 18 и, как ни относиться к вопросу авторства этого Послания, необходимо признать в полном согласии с основными направлениями мысли Апостола в тех его Посланиях, аутентичность которых не подлежит сомнению.) Собственно три смысловых значения Завета: события, эпохи и их письменного свидетельства, не всегда употребляемые дифференцировано, обуславливают содержание соответствующих словосочетаний у ап. Павла. В "диалектике" двух Заветов получают оценку два события мирового масштаба, две открывающиеся в них эпохи Священной истории, сменяющие одна другую. Динамикой их отношений определяется и выраженный в 2 Кор 3, 14 общий герменевтический подход к иудейскому Священному Писанию для тех, кто принял христианское благовестие, формируется отношение к Ветхому Завету в Новозаветной общине. Писание для ап. Павла принципиально христоцентрично это его главное свойство, основа его содержания. Столь ожидаемое пришествие в мир Мессии, Христа, становящееся центром новой жизни с Богом, вносит определенность в понимание хода ветхозаветной истории, делая ее деяния постигаемыми в перспективе общего плана Божественного домостроительства, "краеугольным камнем" которого является Христос (1 Кор 10, 4). Свершение евангельской истории дает единственно правильный ключ к пониманию Ветхого Завета, и не принявшие благовестие Иисуса Христа иудеи лишаются его, оставаясь в состоянии неведения, не понимая врученного им Священного Писания: "умы их ослеплены.., покрывало лежит на сердце их" (2 Кор 3, 14-15). При этом, использование термина Ветхий Завет в значении Писания необходимо предполагает, что и открытие новой страницы Священной истории, новозаветной, получит свое письменное оформление, чем ап. Павел фактически предвосхищает создание нового корпуса Священного Писания Нового Завета. Выражая христианское отношение к иудейскому Священному Писанию, определяя основные принципы его использования, подхода и понимания, ап. Павел тем самым обуславливает характер будущих отношений между частями лишь начинающей формироваться христианской Библии, Ветхим и Новым Заветами, и как фактический создатель первых христианских Писаний, становится ее основоположником. Последующее словоупотребление терминов Ветхий и Новый Завет в христианском библейском и богословском лексиконе целиком укладывается в рамки создаваемой апостолом традиции.
91. Ветхозаветные прообразы Евхаристии сербского монументального искусства XIII-XIV вв.
Статьи Культура и искусство

В церкви Богородицы Перивлепты в Охриде (1294-1295 гг.) композиция "Шатор сведочанства" расположена на стене притвора. Между отведенных краев завесы скинии видно ее внутреннее убранство трапезу с богослужебными предметами, которую окружают с двух сторон Моисей и Аарон, облаченные в ефоды и стяжные хитоны24. На головах обоих закрытого типа уборы, скорее напоминающие не ветхозаветные священнические кидары25, а императорские камелокионы (kamelaukion)26 или архиерейские митры. Плащи, застегнутые у шеи, также не находят себе ветхозаветного подтверждения и соответствуют больше византийскому придворному церемониалу. В руках пророк и первосвященник держат соответственно малую кадильницу и семисвечник. На престоле находятся Ковчег завета и стамна со свернутым свитком, часть которого виднеется из горлышка сосуда27. Интересной подробностью является изображение медальона с погрудным образом Богородицы на четырех главных предметах скинии Ковчеге (не сохранилось), стамне, трапезе и светильнике особенность, вызывающая в памяти иллюстративные первоисточники данных образов монументальной живописи миниатюры погибшей рукописи "Христианской топографии" Космы Индикоплова из библиотеки Евангелической школы в Смирне (третья четверть XI в.), представлявших Богоматерь с символическими надписями и изображениями, относящимися к скинии и ее святыням28.
92. Вехи музыкальной истории. Запад и Россия
Статьи Культура и искусство

"Среди нас есть такие (люди), которые презирая Бога и обращаясь с изречениями Духа Святого как с самыми обычными словами, издают нестройные звуки и ведут себя нисколько не лучше бесноватых. Они сотрясаются и вращают всем своим телом, творя обычаи, чуждые духовной сосредоточенности. Жалкий, несчастный человек, тебе следовало бы со страхом и трепетом возглашать ангельское славословие, а ты переносишь сюда действия мимов и танцоров, непристойным образом вытягивая руки, притопывая ногами и выворачиваясь всем телом. Как ты не боишься и не трепещешь, посягая на такие речения? Неужели ты не понимаешь, что здесь незримо присутствует Сам Господь, измеряя движения каждого и исследуя его совесть? Но ты не думаешь об этом: ведь то, что ты видел и слышал в театрах, помрачает твой разум, и вот ты вносишь в церковные обряды театральные действия, вот ты изливаешь в нечленораздельных воплях беспорядочность твоей души. Чем помогут молитвы, беспрестанное воздевание и движение рук и вопль, громкий и натужный, но лишенный смысла? Как ты не стыдишься возглашаемых тобою слов: "Служите Господу со страхом и радуйтесь с трепетом" (Пс.2,11)? Ты скажешь: пророк увещевает славить Бога ликующими возгласами. Но ведь мы запрещаем не такие возгласы, а нечленораздельный вопль, не голос хвалы, а голос бесчинства, тщеславное состязание молящихся друг перед другом, праздное и неуместное воздевание рук, топтание ногами, все эти развратные и изнеженные обычаи бездельников, увеселяющихся в театрах или на ипподроме".
93. Взаимоотношения русских и англичан
Статьи Культура и искусство

Без языка в другой стране вполне можно обойтись. Для этого есть язык мимики и жестов. Но, конечно, знание языка очень помогает и делает вашу жизнь другой. Вы больше видите, больше понимаете, меньше боитесь, чувствуете себя спокойнее. С английским языком проблема заключается в том, что хоть немного, но его знают практически все, а вот понимают немногие. Начать с того, что тот английский, которому нас всегда учили, так называемый королевский английский (в самой Англии его называют BBC English или Oxford English) пригоден в основном для беседы с королевой. Для того, чтобы научиться живому английскому, нужно пообщаться с носителем языка либо Англии, либо в России. Образовательный туризм, как раз преследует эту цель: чтобы люди практиковали языковые знания в стране-носителе языка. Есть еще одна сложность, с которой согласятся многие туристы: часто иностранца, говорящего на неродном ему английском, понять гораздо легче, чем коренного англичанина. Кроме того, английский язык на маленьком по нашим масштабам острове имеет огромное количество диалектов, акцентов и вариантов, прежде всего фонетических.
94. Взятие под стражу и суд у первосвященников иудейских
Статьи Культура и искусство

На основании повествования евангельского мы не в состоянии точно определить те отдельные пункты в Гефсиманском саду, которые упоминаются здесь. Где теперь то место, на котором Господь оставил 8 учеников? Где уснули апостолы Петр, Иаков и Иоанн? Где страждущая и томящаяся душа Спасителя в мучительной борьбе молила Отца об избавлении от чаши страданий? Ни одного из этих мест евангельского Гефсиманского сада нельзя указать с точностью и достоверностью теперь. Местом душевных мучений Господа одно предание, как мы уже видели, считает нынешний грот агонии, а скалу, где спали апостолы, указывает в ограде нынешнего Гефсиманского сада. Но предание это не имеет устойчивости. Правда, Бордоский путник, как мы уже знаем, видел какой-то камень близ виноградников, которым обозначали в его время место предательства, но зато после него мы встречаем другое предание и лишь в позднейшее время местом предательства называется сад. Это другое предание говорит нам, что в гроте оставались спящие апостолы и потому здесь был взят под стражу Господь Иисус Христос. Неизвестная паломница IV века уже застает не только это предание, но и церковь над пещерою, в которой совершилось предательство. Видел эту пещеру и наш древний паломник, игумен Даниил. "От гроба святыя Богородицы есть сажень 10, говорит он, до пещеры, идеже предан бысть от Июды жидам на 30 сребреницех. И есть пещера та обон пол потока Кедарьского при горе Елеоньстей". С этим указанием Даниила согласны свидетельства его современника Зевульфа, Фоки, Виллебранда, Мандевиля, Иоанна Вюрцбургского66, а также Игнатия Смолнянина, Инока Зосимы68, Даниила Ефесского, Василия Познякова и др. Что касается места кровавой молитвы Спасителя, то уже в IV веке та же паломница находила его отмеченным особою изящною церковью, хотя, к сожалению, из ее слов не видно, какое отношение имела эта церковь к пещере, нынешнему гроту агонии. Беда, ничего не говоря о пещере, упоминает, как мы уже знаем, камень на месте молитвы Спасителя. Игумен Даниил опять очень определенно обозначает и это место. "И ту есть место, говорит он, близ пещеры тоя (в которой был предан Господь), яко довержет человек каме-нем малым, и есть к полуденью лиць место то, идеже помолился Христос Отцу Своему в нощи, в нюже предан бысть на распятие Июдеем и рече: "Отче, аще возможно есть, да минет чаша си от Мене". И есть на месте том ныне создана церквица мала". Фока говорит о двух храмах на месте первой и второй молитвы Спасителя. По свидетельству Инока Зосимы, место кровавой молитвына вержение камня от пещеры предательства, Даниил Ефесский указывает его направо от пещеры, "если посмотреть на восток, как бы на расстояние брошенного камня".
95. Византийские начала и их русская обработка
Статьи Культура и искусство

Главным чувством, охватившим русское общество после войны, было радостное, ни с чем не сравнимое сознание наступившего, наконец, мира, сознание возможности и права отдохнуть, снова вернуться к мирным занятиям и зажить спокойно, ничем не возмутимой жизнью. Если в первые годы романтизма человека тянуло к приключениям и "страшное" казалось ему заманчивым, то теперь он знал цену тому и другому и мечтает только об одном о семейном очаге и об уютном домике. И то, что еще недавно казалось ему скучной прозой, теперь превратилось для него в поэзию, и самая будничная повседневность уже мила и дорога. Эта славная, чудесная жизнь, найдя своих певцов в литературе, нашла их и в живописи в лице Венецианова. Русская живопись всегда отличалась меньшей решительностью, нежели литература, и отважиться на такой решительный переход от красоты праздничной к красоте будней, какой совершился в творчестве Венецианова, едва ли было бы ему под силу, если бы у него не было нескольких предшественников, облегчивших эту задачу. Картина Лосенко была совершенно одинокой, и едва ли он и видел ее когда-нибудь. Но дорога для него была расчищена теми перспективистами, которые работали в конце XVIII и начале XIX века; изображая "Невскую перспективу", набережную Невы или виды Москвы, эти художники населяли свои картины массой фигур, игравших вначале роль случайного стаффажа, но постепенно превратившихся в живых людей, отлично схваченных в своем характере и движениях. Сперва им отводилось в картине очень скромное место, но уже у Алексеева они довольно крупны, а у Барбье вырастают в целые жанровые сцены. В это же время входят в моду рисунки, гравюры и впервые тогда появившиеся литографии, изображающие различные типы, костюмы и нравы, и все это вместе привело и Венецианова к его картинам из сельской жизни. На всем искусстве Венецианова лежит налет любительства, бывшего тогда в большом ходу. Не было семьи, в которой кто-нибудь из ее членов не рисовал, не занимался музыкой или не писал бы стихов. И рядом с Кипренским, властным мастером, хозяином своего искусства, - Венецианов всего только скромный дилетант, помещик-любитель. Не только настоящего мастерства, но и просто большого умения у него не было. В предыдущую эпоху любили иной раз щегольнуть живописной техникой, как щеголял ею и Кипренский, - теперь мастерство не в почете и всем хочется живописи, идущей из "груди и сердца". Но без мастерства нет великого искусства, а может быть только искусство только милое, славное и приятное. Недаром великих художников прошлого зовут великими мастерами. Искусство Венецианова такое именно милое и славное искусство, и в этом все его значение, ибо как раз в двадцатых и тридцатых годах прошлого столетия оно было дорого и нужно, как противовес лживому академизму. Ни сам Венецианов, ни кто-либо из его многочисленных последователей не были живописцами, и правды красок, правды света, правды живописной искать в их искусстве было бы напрасно. Но все, что они писали, освещалось правдой внутренней, правдивостью их чувства и их беззаветной любовью к природе. Настали позже иные времена, научились многому, о чем и не грезилось венециановцам, но не многие уже стояли перед природой с такими чистыми помыслами и с таким благоговейным трепетом, как они. Такие картины Венецианова, как "Утро помещицы" или "Лето", навсегда останутся образцами если не великих, то проникновеннейших созданий человечества, отдаленно напоминающих своей скромной правдивостью самых ранних реалистов возрождения.
96. Византийский Эдем: «время-в-пространстве»
Статьи Культура и искусство

Основополагающий образ Эдема византийцам был дан уже первыми листами Септуагинты, представлявшей в соответствии с этимологией от др.-евр. eden "наслаждение" Эдемом "райский сад", определяемый одним словом par£deisoj (Быт. 2:8). Собственно, Эдем передается в Септуагинте часто просто словом "truf" "наслаждение" (Gen. 3:23). Ветхозаветные описания Эдема отмечают обилие влаги для орошения рая, чему служат четыре "начала", проистекающие из Эдемской реки, Geèn (Гихон) Геон, Fisèn Фисон, Тигр и Евфрат. Неиссякаемое орошение сада-рая позволило произрастать там прекрасным на вид и вкус деревьям, в том числе поставленному в центре Древу жизни, а также Древу познания добра и зла (Быт. 2:9). Помимо воды, зéмли, орошаемые водами рек Эдема, изобилуют минералами и камнями золотом и самоцветами (упомянуты "карбункул", т.е., как правило, красный гранат, и "зеленый камень" прасит, вероятно, изумруд; в русском синодальном переводе они превращены в бдолáх и оникс: Быт. 2:12) . Пребывание в Эдеме предполагает и украшение одежд драгоценностями: "ты был произращен в неге рая ("сада") Божьего; всяк камень пригожий украшал тебя сердолик и топаз, смарагд и карбункул ("антракс"), сапфир и яшму, и серебро и золото, и лигурий и агат, и аметист и хризолит, и бериллий и оникс" ( Иез. 28:13). Синодальный перевод дает ощутимые отличия в русском тексте: "Ты находился в Едеме, в саду Божием; твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями; рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и золото" (Иез. 28:13). К этому каталогу самоцветов восходит текст о камнях Ефода судного наперсника первосвященника (Флорилегий "Вопросоответов" Анастасия Синаита "Изборник Святослава" 1073 г.). Рай у Ефрема Сирина сопричастен благодати:
97. Виклифизм. — Гусситское движение. — Табориты
Статьи Культура и искусство

Учение Гусса восстановило против себя прежде всего Пражский университет, находившийся в руках немцев: он признал это учение еретическим. Однако, Гуссу и его сторонникам удалось получить от короля большинство голосов в университете для чехов, после чего большинство немецких профессоров и студентов удалились. Эта победа не была продолжительной. Открытые выступления Гусса против торговли индульгенциями (отпущениями грехов) и против папы, которого Гусс называл антихристом, привели к столкновениям между гусситами чехами и католиками-немцами. Король Вацлав, бывший сторонником чехов, счел необходимым для сохранения мира с папой выслать Гусса из Праги (1412). В 1414 г. Гусс был приглашен на Констанцский церковный собор и отправился туда с полной уверенностью, что правда восторжествует там. Он надеялся на личную безопасность, так как германский император выдал ему охранный лист. Но его надежды и ожидания не оправдались: собравшееся духовенство никак не могло согласиться с необходимостью жить по-апостольски, т.-е. в бедности и в стороне от мирских услад, а императора особенно рассердило положение Гусса, что всякая власть духовная или светская, папа или король, теряет свои права и перестает быть законною, если она совершает смертный грех. Кроме того, и светской и духовной власти казался опасным этот человек, за которым стояла вся Богемия от простых крестьян до влиятельных дворян. И его решили обезвредить. Несмотря на охранный лист и на решительные протесты чешских депутатов, Гусс был посажен в тюрьму, а через шесть месяцев, после безуспешных попыток принудить его к отречению, был сожжен на костре.
98. Використання танців у ритуалах та обрядах народів індії
Статьи Культура и искусство

В народних танцях зовсім необов'язкова участь усіх членів громади. Деякі танці виконуються винятково жінками; один з найбільш відомих прикладів раджастанский танець гхумар. Танець виконується під акомпанемент інструментів дхол і тхали. Дхол це великий циліндричний барабан, по якому бють долонею й пальцями правої руки. Тхали проста металева тарілка, по якій б'ють тонкою паличкою, вона дає досить різкий звук, деталізуючи основний ритмічний малюнок. Музикантів оточують жінки, одна з яких і починає танець спочатку в помірному темпі, потім поступово прискорюючи його. Барабанщик зобов'язаний стежити за темпом, що задаються танцівницею й музикантом. Танцівниця мистецьки використовує ритм і рухи для створення витонченого малюнка танцю. Вона кружляє навколо вертикальної осі, рухи рук і шиї добірно доповнюють танець. Іноді група жінок супроводжує танець виконанням пісень. Важливо відзначити, що танцівниці ніколи не використовують жестикуляцію для передачі словесного змісту пісні. Вони створюють імпровізації природньою мовою жестів і поз. Танець, початий однією жінкою, продовжується іншими. Основними приводами для виконання танцю гхумар є весілля й релігійне свято наваратрі.
99. Виктор Мизиано \"Тонущая Венеция\"
Статьи Культура и искусство

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ №34-35 (1) ТОНУЩАЯ ВЕНЕЦИЯ ВИКТОР МИЗИАНО ВЕНЕЦИАНСКАЯ БИЕННАЛЕ 45-я международная выставка современного искусства \"Координальные точки искусства\" 14 июня - 10 октября 1993 Венецианскую биеннале принято ругать. Как, впрочем, и кассельскую Документу. Как и любой иной амбициозный дорогостоящий экспозиционный проект. Масштабное событие - даже независимо от меры его состоятельности - приводит в действие механизм культурного плюрализма, фокусирует на себе критическое сознание. Начиная с послевоенного периода, Венецианским биеннале стали имманентны свойственные современному искусству идеи непрестанного обновления. Миссия биеннале состояла в репрезентации наиболее актуальных на данный момент проблематик и тенденций. Традиционным оказалось структурирование этого рассредоточенного по различным национальным павильонам события некой общей темой, емкой формулой, задача которой - зафиксировать и исчерпать смысл новейшей ситуации. Поэтому во многом коллизии Венецианской биеннале - это судьба европейского искусства. Наиболее явная особенность последнего 45-го издания - отказ от экспозиционной цельности. (Тенденция эта наметилась раньше, но именно с этого года приняла окончательно оформленный и программный характер.) В сущности, под биеннале теперь уже не понимается объединенная общей темой экспозиция национальных павильонов: событие вышло за пределы парка \"Джардини ди Кастелло\" и превратилось в конгломерат двадцати трех самостоятельных выставок, развернутых на рассредоточенных по всему городу экспозиционных площадках. За этим программным кураторским выбором нового директора биеннале - знаменитого критика Акилле Бонито Олива - прочитывается характерная особенность современного критического сознания. Кризис цельной экспозиции - это кризис цельного высказывания. Если некогда состоялись биеннале, маркированные единой тенденцией - к примеру, поп-артом (1964) или трансавангардом (1982), единой проблематикой - например, экологической (1974) или диссидентской (1977), то ныне оказывается невозможным предложить экспозиционное зрелище, способное претендовать на исчерпывающее описание современной художественной ситуации. Явление познается уже через совокупность характеристик, методом познания оказывается последовательная эклектика. Поэтому Бонито Олива фактически отказался на этот раз от экспонирования лишь актуального и новейшего искусства в его традиционном понимании; он призывал кураторов обращаться к самым различным формам экспозиционного высказывания, разным историко-хронологическим измерениям и творческим ипостасям. В результате феномен современного искусства репрезентирован на биеннале и монографической выставкой полотен Фрэнсиса Бэкона, и галерейной выставкой скульптур Луиз Буржуа, и наполнившими парк японскими инсталляциями, и целым рядом концепционных экспозиций - \"Отплытие на остров Киферу. Искусство и поэзия\", \"Быстрые звуки вещей. Джон Кейдж и К(\", \"Смещения\", \"Транзит\", \"Триптихи\" и т. д. Наконец, если ранее предназначение биеннале состояло, в сущности, в том, чтобы дать отчетливое определение понятиям \"нового\" и \"актуального\", то на этот раз понятия эти подвергаются наглядному расщеплению. Наряду с экспозицией национальных павильонов, функция которых, как и ранее, репрезентировать актуальность своих региональных школ, на биеннале уже в третий раз разворачивается огромный павильон молодых художников - \"Аперто\". Таким образом, актуальность, новизна, радикализм, смена тенденций - все эти понятия лишаются своего взаимного тождества, четко фиксируемой значимости, и начинают бытовать в различных смысловых констелляциях. Более того, \"Аперто\" в этом году - уже не результат работы единой группы кураторов: экспозиционная анфилада поделена на тринадцать отсеков, каждый из которых отдан одному из приглашенных кураторов для осуществления фактически самостоятельных экспозиций. Явление подвергается предельной персонализации и релятивизации. Феномен молодой интернациональной сцены предстает как совокупность критических концепций отдельных экспертов. Иными словами, 45-я Венецианская биеннале - это апология фрагментарности. Кризис цельного высказывания закономерно предполагает и ситуацию распада предустановленных смысловых структур, свободную миграцию значений из одних контекстов в другие. Акилле Бонито Олива определил этот феномен как \"номадизм\" и во многом строил на нем концепцию всего события биеннале. Так, всем кураторам национальных павильонов (обычно они назначаются государственными ведомствами каждой из стран) было предложено в этом году отказаться от традиционного репрезентирования лишь собственных национальных художников. Наоборот, их склоняли к самоценным творческим проектам, открытым самым различным региональным реальностям. Этому же феномену смыслового номадизма была посвящена масштабная концепционная выставка \"Смещения\", пафос которой - в апологии выхода за четко фиксированные смысловые рамки, герои которой - авторы, перешагнувшие границы своего профессионального цеха, а материал - от фотографий философа Жана Бодрийара до изобразительных инсталляций режиссеров Альмадовара, Тадеуша Кантора, Роберта Уилсона и Питера Гринуэя. Однако отказ от смысловой отчетливости есть одновременно и отказ от четкой ответственности за высказывание. Вот почему ни одна из заявленных идей биеннале, в том числе и переориентация национальных павильонов, не была доведена до конца; ни одна из выставок не убеждала своей завершенностью и вменяемостью. Апология дилетантства, провозглашенная в залах \"Смещений\", обернулась кризисом профессионализма самих организаторов Биеннале. Кризис цельного высказывания порождает на Венецианской биеннале не только экспозиционную и смысловую диффузию, но и утрату какого-либо смыслового стержня. Предложенная в этом году Бонито Олива тема события в прямом переводе звучит как \"Координальные точки искусства\". Эффективность этой формулы - в ее предельной смысловой открытости: любое выставочное высказывание в подобном смысловом контексте не может предъявить ничего, кроме своей экспозиционной данности. Поэтому первый и самый наглядный эффект биеннале - это полная смысловая несопрягаемость образующих ее экспозиционных элементов - как отдельных выставок, так и отдельных экспонатов и авторов. Так, остается необъяснимым, во имя чего, в конечном счете, встретились на берегах венецианской лагуны музыка Кейджа, полотна Бэкона и парковые инсталляции японских художников группы \"Гутай\"? Неясным остается и предпочтение, отданное при комплектовании выставки \"Смещения\" фотографиям режиссера Вима Вендерса, а не, к примеру, рисункам Феллини или живописи Антониони. Столь же немотивированным представляется в павильоне \"Аперто\" выбор именно данных кураторов, точно так же, как и осуществленный ими, в свою очередь, выбор авторов и произведений. Ведь работа Рене Грин могла быть в экспозиционной анфиладе рокирована, скажем, на работу Мартинеса, а Даниель Хирст - на Осмоловского, не изменив при этом логики экспозиционного ряда. Не изменила бы ничего в логике павильона и редукция любого из этих авторов, как, впрочем, и включение десятка других. Иными словами, бессвязность и хаос поразили биеннале Бонито Оливы еще больше, чем прошлогоднюю Документу Яна Гута. Существует между последними биеннале и Документой еще одна закономерная аналогия. Кризис моделирования смыслов, утрата способности к синтетическому суждению порождает выброс, перепроизводство событийности. Нынешняя венецианская, как и прошлогодняя кассельская выставка, - самые масштабные из всех когда-либо проводившихся. Метастазами экспозиция биеннале поразила весь город, проникнув в самые неожиданные места, даже на площадь Святого Марка, расположив инсталляцию в зале знаменитого кафе Флориан. Результатом экспозиционной гипертрофии при полном нарушении причинно-следственных сопряжений стала грандиозная катастрофа: биеннале совершенно не поддается адекватному визуальному освоению. Даже самый заинтересованный зритель незамедлительно увязает в монотонной и бессвязной рутине восприятия. Поэтому главное и единственное содержание Венецианской биеннале, основной предмет ее экспонирования - глубочайший кризис современного сознания, энтропия художественной культуры. Именно в этом и только в этом смысле венецианская выставка подтвердила свою традиционную репутацию ведущего симптоматического события художественного мира. Был у нее, впрочем, еще один объект экспонирования: имманентные культуре, хотя и традиционно скрытые механизмы - механизмы власти. Как из политической истории известно, в ситуациях кризиса ценностей власть берут те, кто более других на нее притязает; точно так же случилось и на биеннале - ее, как, впрочем, и Документу, возглавили те, кто более других возвещал о желании взять на себя эту ответственность. Безусловно, и Акилле Бонито Олива, и Ян Гут - значительные явления в современной художественной культуре, и лишь превратности культурной власти предопределили то, что первому из них не дано было возглавить биеннале в эпоху \"трансавангарда\", а второму - Документу в эпоху \"Chambres d\'Amis\". Верно и то, что реальных альтернатив на эти посты, в сущности, нет. Современная художественная культура слишком энтропирована, все наиболее креативные кураторы слишком укоренены во фрагментированном художественном процессе. Возглавить же столь глобальные художественные институты, как биеннале или Документа, могут лишь носители не группового, а универсального авторитета. Обладать же им могут лишь те, кто ничем, кроме авторитета, не обладает. И вот результат: мало кто в кулуарах биеннале говорил о самом событии; предметом обсуждения была культурная власть, новый, порожденный венецианской выставкой баланс влияний; главной же новостью - предполагаемое назначение Бонито Олива на пост директора будущей Документы. Механизм власти вносит очевидную ясность в экспозиционную бессвязность биеннале. Все, что казалось немотивированным и необъяснимым, исходя лишь из художественной логики, обретает кристальную стройность, если примерить сюда логику внехудожественную. Посвященный читает здесь как по открытой книге. Может показаться труднообъяснимым невероятный объем двухтомного каталога биеннале; может показаться немотивированным вовлечение в работу столь большого числа кураторов и критиков. Но это найдет свое самое элементарное объяснение, если рассмотреть ситуацию с точки зрения процедур перераспределения власти. Ведь мало осталось в Европе экспертов, кто так или иначе - прокурировав выставку или сочинив статью - не оказался бы вовлечен в деятельность Биеннале, в механизм разделения ответственности. Наконец, сколь изощренной и многомерной может оказаться власть в построении и удержании своего внутреннего баланса, столь элементарной и очевидной она оборачивается в своих внешних волевых проявлениях. Премии в этом году (а было время, когда под давлением революции 1968 года биеннале вообще отказалась от премий) розданы были, не мудрствуя лукаво, всем авторитетным фигурам сегодняшнего художественного мира - Луиз Буржуа, Хансу Хааке, Йозефу Кошуту, Илье Кабакову и т. п. На официальном открытии пришлось долго ждать допуска в выставочные павильоны: зрители попали туда только после осмотра экспозиции президентом республики. Выявленная биеннале художественная ситуация предполагает три единственно возможных аутентичных художественных стратегии. Первая: уживание с кризисом экспозиционности может быть лишь в формах тематизации кризиса, превращения его в предмет воссоздания и рефлексии. Так, предметом воссоздания в инсталляции Ханса Хааке - безусловно, лучшей работе биеннале - стала достоверно явленная ситуация краха и катастрофы, у Жака Рейно - ситуация макабральной стерильности, у Йозефа Кошута - коммуникационной диффузии. Именно в этой стратегии и узнает себя инсталляция Ильи Кабакова, воссоздавшая в Русском павильоне столь присущую всей биеннале ситуацию созидательного краха и парадной ходульности. В свою очередь, вторая тенденция устремлена к реабилитации созидательной конструктивности, к коммуникационному диалогу, к новой коммунитарности. Сфера ее реализации - функционирующие в социуме информационные сети, реальные социальные практики. Наконец, третья тенденция предполагает аналитику индивидуальности, субъективности, телесности, идентичности. Сфера ее реализации - персональный эксперимент, личный опыт. Очевидно, что кризис экспозиционности является для двух последних тенденций не столько темой, сколько отправной точкой: они вообще не предполагают своей реализации в экспозиционных формах. Поэтому-то в контекст Венецианской биеннале они просто и не были допущены. Итак, суммируя, можно прийти к общему выводу, что наиболее адекватная критика последней Венецианской биеннале - это поставить вопрос о необходимости ее дальнейшего существования. © 2001 - Художественный журнал N°34
100. Владимир Соловьев и гностицизм: предыстория Премудрости Божьей и Вечной Женственности. История религии.
Статьи Культура и искусство

Самым началом этого течения в Европе занимался А.Н. Веселовский в исследовании об истории отношения к женщине. В более широкий контекст связей культур Востока и Запада этот круг образов попробовал ввести Н.Я. Марр (Марр 1910). В этом исследовании в качестве параллелей древнегрузинскому тексту Шота Руставели он коснулся средневековых персидских и других мусульманских представлений и легенд о безумной любви. Эта тема была подробно исследована в целом ряде более поздних работ, прежде всего в связи с вопросом о понимании священной и мирской любви у мусульманских мыслителей Ибн Хазма (основное издание единственной сохранившейся рукописи его «Ожерелья голубки» русского арабиста Д.Петрова, Petrov 1914, испанский перевод со статьей Ортега-и-Гассета 1927 и русский перевод Салье 1933, за которым последовали многочисленные переводы на новые западноевропейские языки) и Аль-Араби и у суфиев, испытавших воздействие последнего (Пурджавади 2001; Юрген 2001). В западноевропейской истории культуры проблема эссе о любви стала широко обсуждаться после выхода испанского перевода «Ожерелья голубки» Ибн Хазма с предисловием Ортега-и-Гассета. Во многих специальных исследованиях и общих курсах затрагивается вопрос о том, в какой мере арабо-еврейская интеллектуальная среда (главным образом через посредство таких арабо-андалусийских авторов, как Ибн Хазм) оказала влияние на выработку в Европе в Средние века у испанских авторов, провансальских трубадуров и итальянских поэтов раннего Ренессанса цикла представлений о безумной любви к прекрасной даме и культе последней (из крупных поэтов прошлого века об этом арабо-европейском схождении и его роли для истории поэзии специально писал Луи Арагон в связи со своим произведением «Fou dElza»). Можно наметить по меньшей мере три направления, в которых развиваются обсуждения этой темы, иллюстрирующие возможности синтеза разных разбираемых подходов. Первое из них находится в сфере истории поэзии (западноевропейской, русской, восточной) и теперь разрабатывается особенно интенсивно. Другое, основательно изучавшееся на протяжении описываемого нами периода, лежит в плоскости истории религии и богословия. В частности, на русском материале проблемы, связанные с историей и значением образа Софии в православии, рассмотрены в специальной большой части диссертации отца Павла Флоренского (Флоренский 1914). В этом плане много нового было сделано для исследования таких древних частей Ветхого Завета, как гимн Мудрости. Истоки его удревняются благодаря открытию более ранних западно-семитских, в частности, угаритских текстов сходного содержания. С обнаружением большого числа новых данных, относящихся к предыстории женских образов Мудрости в древневосточных культурах, связаны и опыты научного (археологического и историко-культурного) их истолкования. Это третье из перечисляемых нами направлений, представленное в частности популярными работами Гимбутас и ее школы о «богинях», тоже может к числу предвестников отнести все того же Н.Я. Марра, уже названного выше в несколько ином контексте. К самым поздним трудам, вышедшим с его благословения, относится исследование Франк-Каменецкого, Фрейденберг, Струве и других ученых, попробовавших дать в духе той эпохи социально-типологическую стадиальную ннтерпретацию наблюденных ими сходств между женскими персонажами мифологий Древнего Средиземноморья. В цикле работ, примыкающих к этой книге, Фрейденберг высказала несколько глубоких наблюдений относительно богини Иштар и связанных с ней образов. Они подтверждены находками недавнего времени: Фрейденберг описала тот воинственный образ богини, который совпадает с вновь открытыми данными угаритских и других ранее известных текстов. В какой мере сама идея объдинения разных женских мифологических персонажей оправдана, едва ли можно сказать на теперешнем этапе знакомства с ними, но нельзя не увидеть сходства построений Фрейденберг и многих новых выводов сравнительной мифологии. Часть достижений Фрейденберг в этой области может быть фальсифицирована в попперовском смысле, в частности, выводы ее доклада 1924-го года и последующей посмертно изданной статьи о въезде в Иерусалим на осле (Фрейденберг 1924). Основной образ, лежащий в основе ее идеи, подтверждается текстом древнехеттской повести о царице города Цальпа и ее недавним сравнительным анализом в работе К. Уоткинса. не знавшего о прозрении Фрейденберг и повторившего ее выводы.

Blog

Статья по предмету Культура и искусство