Представьте себе, как она обрадоваласьоднажды, через год после их последней встречи, случайно столкнувшись с ним наЮнион Сквер в Сан-Франциско. Они разговорились, и, чтобы им не мешала толпапрохожих, зашли в кафе. Им было о чем поговорить. Мэтью расспрашивал о том, чтопроизошло в жизни Тельмы за прошедший год. Незаметно наступило время обеда, иони отправились в рыбный ресторанчик на набережной.
Все это казалось таким естественным, какбудто они уже сто раз вот так же обедали вместе. На самом деле они до этогоподдерживали исключительно профессиональные отношения, не выходящие за рамкиотношений терапевта и пациента. Они общались ровно 50 минут в неделю - небольше и не меньше.
Но в тот вечер, по какой-то странной причине,которую Тельма не могла понять даже теперь, они словно выпали из повседневнойреальности. Словно по молчаливому заговору, они ни разу не взглянули на часы и,казалось, не видели ничего необычного в том, чтобы поговорить по душам, выпитьвместе кофе или пообедать. Для Тельмы было естественно поправить смявшийсяворотник его рубашки, стряхнуть нитку с его пиджака, держать его за руку, когдаони взбирались на Ноб Хилл. Для Мэтью было вполне естественно рассказывать освоей новой "берлоге", а для Тельмы - заявить, что она сгорает от нетерпениявзглянуть на нее. Он обрадовался, когда Тельма сказала, что ее мужа нет вгороде: Гарри, член Консультационного совета американских бойскаутов, почтикаждый вечер произносил очередную речь о движении бойскаутов в каком-нибудь изуголков Америки. Мэтью забавляло, что ничего не изменилось; ему не нужно былоничего объяснять - ведь он знал о ней практически все.
- Я не помню точно, - продолжала Тельма, -что произошло дальше, как все это случилось, кто до кого первым дотронулся, какмы оказались в постели. Мы не принимали никаких решений, все вышлонепреднамеренно и как-то само собой. Единственное, что я помню абсолютно точно,- это чувство восторга, которое я испытала в объятиях Мэтью и которое былоодним из самых восхитительных моментов моей жизни.
- Расскажите мне, что произошлодальше.
- Следующие двадцать семь дней, с 19 июня по16 июля, были сказкой. Мы по нескольку раз в день разговаривали по телефону ичетырнадцать раз встречались. Я словно куда-то летела, плыла, все во мнеликовало...
Голос Тельмы стал певучим, она покачивалаголовой в такт мелодии своих воспоминаний, почти закрыв глаза. Это былодовольно суровым испытанием моего терпения. Мне не нравится, когда меня невидят в упор.
- Это было высшим моментом моей жизни. Яникогда не была так счастлива - ни до, ни после. Даже то, что случилось потом,не смогло перечеркнуть моих воспоминаний.
- А что случилось потом
- Последний раз я видела его 16 июля вполпервого ночи. Два дня я не могла ему дозвониться, а затем без предупрежденияявилась в его офис. Он жевал сэндвич, у него оставалось около двадцати минут доначала терапевтической группы. Я спросила, почему он не отвечает на мои звонки,а он ответил только: "Это неправильно. Мы оба знаем об этом". - Тельмазамолчала и тихонько заплакала.
"Не многовато ли времени ему потребовалось,чтобы понять, что это неправильно" - подумал я.
- Вы можете продолжать
- Я спросила его: "Что, если я позвоню тебена следующий год или через пять лет Ты бы встретился со мной Могли бы мы ещераз пройтись по Мосту Золотых Ворот Можно ли мне будет обнять тебя" Мэтьюмолча взял меня за руку, сжал в объятиях и не отпускал несколькоминут.
- С тех пор я тысячу раз звонила ему иоставляла сообщения на автоответчике. Вначале он отвечал на некоторые моизвонки, но затем я совсем перестала слышать его. Он порвал со мной. Полноемолчание.
Тельма отвернулась и посмотрела в окно.Мелодичность исчезла из ее голоса, она говорила более рассудительно, тоном,полным боли и горечи, но слез больше не было. Теперь она выглядела усталой иразбитой, но больше не плакала.
- Я так и не смогла выяснить, почему - почему все так закончилось. Вовремя одного из наших последних разговоров он сказал, что мы должны вернуться креальной жизни, а затем добавил, что увлечен другим человеком. - Я подумал просебя, что новая любовь Мэтью была, скорее всего, еще одной пациенткой.
Тельма не знала, был ли этот новый человек вжизни Мэтью мужчиной или женщиной. Она подозревала, что Мэтью - гей. Он жил водном из районов Сан-Франциско, населенных геями, и был красив той красотой,которая отличает многих гомосексуалистов: у него были аккуратные усики,мальчишеское лицо и тело Меркурия. Эта мысль пришла ей в голову пару летспустя, когда, гуляя по городу, она заглянула в один из баров на улице Кастро ибыла поражена, увидев там пятнадцать Мэтью - пятнадцать стройных,привлекательных юношей с аккуратными усиками.
Внезапный разрыв с Мэтью опустошил ее, анепонимание его причин делало ее состояние невыносимым. Тельма постоянно думалао Мэтью, не проходило и часа без какой-нибудь фантазии о нем. Она сталаодержимой этим "почему"Почему он отверг ее ибросил Ну почемуПочему он не хочет видетьее и даже говорить с ней по телефону
После того, как все ее попытки восстановитьконтакт с Мэтью потерпели неудачу, Тельма совсем пала духом. Она проводила весьдень дома, уставившись в окно; она не могла спать; ее речь и движениязамедлились; она потеряла вкус ко всякой деятельности. Она перестала есть, ивскоре ее депрессия не поддавалась уже ни психотерапевтическому, нимедикаментозному лечению. Проконсультировавшись с тремя разными врачами поповоду своей бессонницы и получив от каждого рецепт снотворного, она вскоресобрала смертельную дозу. Ровно через полгода после своей роковой встречи сМэтью на Юнион Сквер она написала прощальную записку своему мужу Гарри, которыйуехал на неделю, дождалась его обычного вечернего звонка, сняла телефоннуютрубку, выпила таблетки и легла в постель.
Гарри в ту ночь никак не мог уснуть, онпопытался еще раз позвонить Тельме и был встревожен тем, что линия постояннозанята. Он позвонил соседям, и они безуспешно стучались в окна и двери Тельмы.Вскоре они вызвали полицию, которая взломала дверь и обнаружила Тельму присмерти.
Жизнь Тельмы была спасена лишь благодарягероическим усилиям медиков.
Как только к ней вернулось сознание, первое,что она сделала, - это позвонила Мэтью. Она оставила послание на автоответчике,заверив его, что сохранит их тайну, и умоляла навестить ее в больнице. Мэтьюпришел, но пробыл всего пятнадцать минут, и его присутствие, по словам Тельмы,было хуже молчания: он игнорировал все ее намеки на их двадцатисемидневныйроман и не выходил за рамки формальных профессиональных отношений. Только одинраз он не выдержал: когда Тельма спросила, как развиваются его отношения сновым "предметом", Мэтью отрезал: "Не твое дело!"
- Вот и все, - Тельма, наконец, повернуласько мне лицом и добавила безнадежным, усталым голосом:
- Я больше никогда его не видела. Я звонила иоставляла ему послания в памятные для нас даты: его день рожденья, 19 июня(день нашей первой встречи), 17 июля (день последней встречи), на Рождество ина Новый Год. Каждый раз, когда я меняла терапевта, я звонила, чтобы сообщитьему об этом. Он ни разу не ответил.
- Все эти восемь лет я, не переставая, думалао нем. В семь утра я спрашивала себя, проснулся ли он, а в восемь представляласебе, как он ест овсянку (он любит овсянку - он родился на ферме в Небраске).Гуляя по улицам, я высматриваю его в толпе. Он часто мерещится мне в ком-нибудьиз прохожих, и я бросаюсь приветствовать незнакомца. Я мечтаю о нем. Я подробновспоминаю каждую из наших встреч за те двадцать семь дней. Фактически в этихфантазиях проходит большая часть моей жизни - я едва замечаю то, что происходитвокруг. Моя жизнь проходит восемь лет назад.
Моя жизнь проходит восемь летназад. Удивительное признание. Стоит запомнить его,оно нам еще пригодится.
- Расскажите мне, какая терапия проводилась сВами последние восемь лет, после Вашей попытки самоубийства.
- Все это время у меня были терапевты. Онидавали мне кучу антидепрессантов, которые не слишком мне помогали, разве чтопозволяли спать. Никакой особой терапии больше не проводилось. Разговоры мненикогда не помогали. Наверное, Вы скажете, что я не оставила шансов дляпсихотерапии, поскольку приняла решение ради безопасности Мэтью никогда неупоминать его имени и не рассказывать о своих отношениях с ним никому изтерапевтов.
- Вы имеете в виду, что за восемь лет терапии Вы ни разу неговорили о Мэтью
Плохая техника! Ошибка, простительная толькодля новичка! Но я не мог подавить своего изумления. Мне вспомнилась давнозабытая сцена. Я был студентом консультативного отделения медицинскогофакультета. Неглупый, но заносчивый и грубый студент (впоследствии, к счастью,ставший хирургом-ортопедом) проводил консультацию перед своими однокурсниками,пытаясь использовать роджерсовскую технику повторения последних слов пациента.Пациент, перечислявший ужасные поступки, совершаемые его тираном-отцом,закончил фразой: "И он ест холодный гамбургер!" Консультант, изо всех силпытавшийся сохранить нейтральность, больше не мог сдержать своего негодования изарычал: "Холодный гамбургер" Целый год выражение "холодный гамбургер" шепотом повторялось налекциях, неизменно вызывая в аудитории взрыв хохота.
Конечно, я оставил свои воспоминания присебе.
- Но сегодня Вы приняли решение прийти ко мнеи рассказать правду. Расскажите мне об этом решении.
- Я проверила Вас. Я позвонила пяти своимбывшим терапевтам, сказала, что хочу дать терапии еще один, последний шанс, испросила их, к кому мне обратиться. Ваше имя было в четырех из пяти списков.Они сказали, что Вы специалист по "последним шансам". Итак, это было одно очков Вашу пользу. Но я знала также, что они Ваши бывшие ученики, и поэтомуустроила Вам еще одну проверку. Я сходила в библиотеку и просмотрела одну изВаших книг. Меня поразили две вещи: во-первых, Вы пишете просто - я смоглапонять Ваши работы, а, во-вторых, Вы открыто говорите о смерти. И поэтому будуоткровенна с Вами: я почти уверена, что рано или поздно совершу самоубийство. Япришла сюда для того, чтобы в последний раз попытаться найти способ быть хотьчуточку более счастливой. Если нет, я надеюсь, Вы поможете мне умереть,причинив как можно меньше боли моей семье.
Я сказал Тельме, что надеюсь на возможностьсовместной работы с ней, но предложил провести еще одну часовую консультацию,чтобы она сама могла оценить, сможет ли работать со мной. Я хотел еще что-тодобавить, но Тельма посмотрела на часы и сказала:
- Я вижу, что мои пятьдесят минут истекли, иесли Вы не против... Я научилась не злоупотреблять гостеприимствомтерапевтов.
Это последнее замечание - то лисаркастическое, то ли кокетливое - озадачило меня. Тем временем Тельмаподнялась и вышла, сказав на прощание, что условится о следующем сеансе с моимсекретарем.
После ее ухода мне предстояло о многомподумать. Во-первых, этот Мэтью. Он просто бесил меня. Я встречал немалопациентов, которым терапевты, использовавшие их сексуально, нанеслинепоправимый вред. Это всегда вредно для пациента.
Все оправдания терапевтов в таких случаях -не более чем стандартные эгоистические рационализации, например, что такимобразом терапевт якобы принимает и утверждает сексуальность пациента. Но еслимногие пациенты, вероятно, и нуждаются в сексуальном утверждении - например,явно непривлекательные, тучные, изуродованные хирургическими операциями, - ячто-то пока не слышал, чтобы терапевты оказывали сексуальную поддержку кому-тоиз них. Как правило, дляэтого выбирают привлекательных женщин. Без сомнения, это серьезное нарушение состороны терапевтов, которые сами нуждаются в сексуальном утверждении, но немогут получить его в своей собственной жизни.
Однако Мэтью был для меня загадкой. Когда онсоблазнил Тельму (или позволил ей соблазнить себя, что то же самое), он толькочто закончил постдипломную подготовку и ему должно было быть около тридцати лет- чуть меньше или чуть больше. Так почему Почему привлекательный и, по-видимому, интеллигентный молодойчеловек выбирает женщину шестидесяти двух лет, уже много лет страдающуюдепрессией Я размышлял о предположении Тельмы насчет его гомосексуализма.Вероятнее всего, Мэтью прорабатывал (и проигрывал в реальности, используя дляэтого своих пациентов) какую-то свою собственную психосексуальнуюпроблему.
Именно из-за этого мы требуем, чтобы будущиетерапевты прошли длительный курс индивидуальной терапии. Но сегодня, когдавремя обучения сокращается, уменьшается длительность супервизорской подготовки,смягчаются профессиональные стандарты и лицензионные требования, терапевтычасто пренебрегают этим правилом, от чего могут пострадать пациенты. У меня нетникакого сочувствия к безответственным профессионалам, и я обычно настаиваю натом, чтобы пациенты сообщали о сексуальных злоупотреблениях терапевтов вкомиссию по этике. Я подумал, что это следовало бы сделать и с Мэтью, ноподозревал, что он недосягаем для закона. И все же мне хотелось, чтобы он знал,сколько вреда он причинил.
Мои мысли перешли к Тельме, и я на времяотложил вопрос о мотивации Мэтью. Но прежде чем закончилась эта история, мнееще не раз пришлось поломать над ним голову. Мог ли я тогда предположить, чтоиз всех загадок этого случая только загадку Мэтью мне суждено разрешить доконца
Я был потрясен силой любовного наважденияТельмы, которое преследовало ее в течение восьми лет без всякой внешнейподпитки. Это наваждение заполнило все ее жизненное пространство. Тельма былаправа: она действительно проживала свою жизнь восемь лет назад. Навязчивость получает энергию,отнимая ее у других областей существования. Я сомневался, можно ли освободитьпациентку от навязчивости, не обогатив сперва другие стороны ее жизни.
Я спрашивал себя, есть ли хоть капля теплотыи близости в ее повседневной жизни. Из всего, что она до сих пор рассказала освоей семейной жизни, было ясно, что с мужем у нее не слишком близкиеотношения. Возможно, роль этой навязчивости в том и состояла, чтобыкомпенсировать дефицит интимности: она связывала ее с другим человеком - но нес реальным, а с воображаемым.
Самое большее, на что я мог надеяться, - этоустановить с ней близкие и значимые отношения, в которых постепеннорастворилась бы ее навязчивость. Но это была непростая задача. Отношение Тельмык терапии было очень прохладным. Только представьте себе, как можно проходитьтерапию в течение восьми лет и ни разу не упомянуть о своей подлинной проблеме!Это требует особого характера, способности вести двойную жизнь, давая своимчувствам волю в воображении и сдерживая их в жизни.
Следующий сеанс Тельма начала сообщением отом, что у нее была ужасная неделя. Терапия всегда представлялась ей полнойпротиворечий.
Pages: | 1 | ... | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | ... | 41 | Книги по разным темам